***
— Тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь? — в ярости крикнул Кайл на Герра Картмана, размахивая бумажкой, которую он только что напечатал для толстого нациста. — Не похоже, что вы, гребаные нацисты, собираетесь распространить эту новость среди заключенных в лагере! — Ай! Все меры предосторожности необходимы!!! В моём лагере не будет никаких восстаний! — крикнул в ответ герр Картман, даже не понимая, зачем вообще отвечает этому чертову жиду. — Просто делай свою работу и читай вслух. — Кайл одарил его убийственным взглядом, но согласился. Он немного выпрямил спину и прочитал: — Новые правила, которые будут введены с 16 октября 1943 года в лагере Дахау: • Евреи будут получать только один паек в день за обедом. • Вновь прибывшие с семьями будут немедленно разделены по прибытии и помещены в разные места. • Любое неповиновение нацистскому офицеру будет наказываться 15 ударами на публике. — Герр Картман, это просто смешно! — выругался Кайл, как только закончил читать. — Ну, твоего мнения никто не спрашивал! Кроме того, я ничем не рискую. Не может быть, чтобы в моей системе безопасности была брешь! Меньше всего мне нужно, чтобы кучка евреев испортила мой чистый отчет! Что касается тебя... — Он направил свой толстый указатель на Кайла, выглядящего очень взбешенным. — Однажды ты уже все испортил мне, так что тебе лучше вести себя особенно хорошо. Ты же не хочешь, чтобы с кем-нибудь из членов твоей милой семьи случилось что-нибудь трагическое, не так ли? — Герр Картман ухмыльнулся, увидев яростный, но затравленный взгляд рыжего. Это возымело действие, и Кайл остался спокоен. — Теперь, когда все прояснилось, пожалуйста, покинь мой кабинет. Полагаю, у тебя есть работа. — злобно сказал он, и Кайл расстроенно вышел. Ухмылка Герра Картмана исчезла с его лица, как только еврей покинул комнату. Он посмотрел на бумагу с новыми правилами. — Я не собираюсь рисковать, Кахл. Особенно когда ты рядом. — прошептал он про себя.***
Крейг приехал после обеда. Герр Картман поспешил к машине и поприветствовал своего товарища-нациста. Он любезно пригласил Крейга войти в дом, провел его в гостиную и предложил выпить. Герр Картман хотел узнать все подробности того, что произошло в Собиборе. Как евреям удалось одолеть хорошо обученных эсэсовцев? Ему нужно было понять, где была брешь, что провалилось в безупречном плане Рейнхарда. Мало кто знал, что Кайл ослушался приказа оставаться в своем маленьком кабинете и вместо этого стоял за дверью гостиной, прижав к ней ухо. Как и толстый нацист, он умирал от желания узнать, что же произошло в Собиборе. — Вчера я получил твою телеграмму, — начал герр Картман, сидя на диване лицом к Крейгу. — Что именно произошло? — Это было так... — начал Крейг, прикуривая сигарету и нервно оглядываясь по сторонам. — ...неожиданно. Он глубоко вдохнул никотин и лениво выдохнул дым. Он наблюдал, как белое облако растет, становясь все больше, но все тоньше, пока не стало невидимым и не слилось с воздухом, и только запах напоминал о его существовании. — Я был там, Картман. Я был там, когда это случилось. В тот день я приехал навестить отца. 14 октября. Я никогда не забуду эту проклятую дату... На его лице появилось затравленное выражение, так как перед глазами все еще стояли свежие воспоминания. — Это был типичный прохладный осенний день, немного моросило, но на самом деле дождя не было. Убогая, мать ее, погода, такая рассветная норма для этого проклятого места. Это был обычный день, как и любой другой в лагере. Ничего экстраординарного не происходило. Но евреи знали, что все будет по-другому. Они давно планировали свой коварный план. Готовили его в тишине. Я не знаю, как им удалось так хорошо скрыть свою тайну. Что никто не обличал, не подавал никаких знаков, не проскальзывали случайно слова, не появлялся между ними предатель. — Крейг сделал паузу, поднял свой стакан с виски и сделал большой глоток. — Было уже немного за четыре, когда мы услышали первые выстрелы. Но было уже слишком поздно. Внезапно через главные ворота и ограждения из колючей проволоки вырвалась чертова толпа евреев. Наши охранники расстреливали их со сторожевых вышек и с земли. Многие погибли. Но еще многие выжили и сбежали за границы лагеря. Их просто было слишком много. Слишком много. — А что случилось с ними? С теми евреями, которые сбежали? — срочно спросил герр Картман. Их нужно было поймать и убить. План Райнхарда должен был оставаться в тайне. Все истребление евреев должно было быть закрыто от мира. Если немецкие граждане узнают, что на самом деле происходит с евреями, им это может не понравиться и они обратятся против нацистов. Немецкий народ был предан фюреру, но еще не был готов понять его гениальный план по строительству Нового мира. Они не понимали затрат и средств, необходимых для построения Третьего рейха. — Большинство из них погибли в шахтах. — ответил Крейг. Герр Картман в замешательстве приподнял бровь, не вспомнив о необходимости минирования прилегающих к лагерям территорий. Он увидел, как Крейг сухо сглотнул. — Командир Рейхсляйтнер. Он отдал приказ заминировать лагерь этим летом из-за... из-за того, что несколько заключенных сбежали из Собибора. — Что? Раньше евреи уже сбегали? — в отчаянии спросил толстый нацист, потеряв весь цвет с лица. — Ну, ты же знаешь, евреи постоянно пытаются сбежать! В основном это происходит ночью... но дело не в этом. — защищаясь, сказал Крейг и выпил остатки своего виски. — Хотя многие погибли при взрывах на минных полях, все же было немало тех, кто добрался до леса. Их преследовали и убивали. Но не всех. Некоторые до сих пор числятся пропавшими без вести. — Черт возьми! Как такое возможно? Как? Неужели все они просто начали бежать к оголенным проводам? — вопрошал герр Картман, опасаясь подобного восстания в собственном лагере. — Нет. Это не было хаотичное бегство. Это было хорошо организованное восстание. Такое простое и элементарное, но такое чертовски гениальное! — разочарованно признал Крейг. — В тот день солдаты должны были пойти в мастерскую портного, чтобы подогнать новую зимнюю форму. Портной оказался сообщником и пустил в свою мастерскую трех евреев. У них были топоры, вероятно, краденые... В общем, когда солдаты вошли в рабочий цех, чтобы примерить форму, эти чертовы евреи пришли со своими топорами и... — Крейг оборвал собственные слова, почувствовав неприятный узел в горле. — Один за другим они убивали их. Одиннадцать охранников СС были хладнокровно убиты! Их головы и груди были рассечены, повсюду была кровь, кишки и мозги! А поскольку у солдат были заранее назначены встречи с портным, они приходили через определенные промежутки времени, так что у евреев было время спрятать тела и отмыть кровь. Они крали оружие мертвых солдат и, когда давали сигнал, начиналось восстание. — После рассказа Крейга наступила тяжелая тишина. Герр Картман уставился на него, не веря своим ушам. — Каковы окончательные цифры? — наконец произнес он, чувствуя, как пересохло в горле, и очень опасаясь ответа. — Половина заключенных сбежала. Около трехсот человек. Большинство из них были убиты, но пока мы говорим, поиски около 50 пленников все еще продолжаются. — Что?! 50 евреев на свободе?! — закричал герр Картман, а затем укорил себя за собственные слова. Это было невозможно, немыслимо. Это был конец его гениального плана по истреблению евреев. Почувствовав головокружение, толстый нацист опустился на диван с чувством полного поражения. Его мечта, его прекрасная мечта об идеальном мире, созданном из идеальной расы, рушилась. — Я не понимаю. Собибор должен был стать местом, где умирали евреи. Его охрана должна была быть водонепроницаемой. — Герр Картман сказал это отстраненным голосом, шок присутствовал в его глазах и голосе. Он встал, отчаянно нуждаясь в выпивке, и направился к бутылке с виски. Дрожащими руками он налил немного алкогольного напитка в стакан. — Но, очевидно, это оказалось не так. Да? — не менее избито признал Крейг. Он опустил взгляд на свой пустой стакан, чувствуя себя потерянным. Одного стакана было недостаточно, чтобы утопить свои переживания. — Был отдан приказ ликвидировать лагерь. Слишком рискованно поддерживать его функционирование. Евреи писали историю и вышли из нее со славой, даже если это стоило многих жизней. Эта история даст надежду новоприбывшим и вызовет новые восстания. С другой стороны, лагерь должен быть полностью стерт с карты, как будто его никогда не существовало, на случай, если какой-нибудь выживший еврей попытается показать лагерь кому-нибудь. Не должно быть никаких свидетельств того, что лагерь когда-либо существовал. Мы следуем примеру Треблинки. — Треблинка? Что произошло в Треблинке? — спросил герр Картман, сбитый с толку, но предвидя нежелательный ответ. — Тебе не сообщили? Ну что ж, думаю, мало кто об этом знал. Я тоже узнал об этом только вчера. — Крейг сказал почти рассеянно. — Это случилось в этом году, в начале августа. Тогда в Треблинке тоже было что-то вроде крупного восстания, и лагерь пришлось ликвидировать. Все было разобрано, пока от лагеря не осталось ничего. Место слилось с окружающим лесом. Всё кончено, Картман. Треблинке и Собибору пришел конец. — Наступила скорбная тишина, никто из подростков не знал, что сказать дальше. — Это позор... Что теперь? — сказал Герр Картман, откидываясь на спинку дивана, его стакан уже был почти пуст. Крейг покачал головой, не зная, что ответить. Два нациста долго молчали, каждый потерявшись в своих тревожных мыслях. Герр Картман сухо сглотнул, пока рассказ Крейга перематывался в его сознании. Он чувствовал, что ситуация меняется. И впервые он испугался, что эта война обернется против них.***
Когда Кайл понял, что тишина, установившаяся между двумя нацистами останется надолго, он вернулся в свой кабинет, не издав ни звука. Он тихо закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной и прикрыл рот рукой. Он должен был заглушить свой радостный крик, свое ликование победы, свой смех гордости и мести. Он корчился над собой, подавляя ликующие звуки, которые так и норовили вырваться из его горла. По его лицу текли слезы удовлетворения. — Они сделали это! — прошептал он про себя. — Они действительно сделали это! — Ему потребовался весь его самоконтроль, чтобы сдержать себя от истерического смеха и плача, поэтому он с силой закрыл рот обеими руками. Он медленно придвинулся спиной к двери, пока не сел на пол - от экстатического чувства у него ослабли ноги. Он смеялся от радости за то, что евреи наконец-то показали этим гребаным нацистам, что они их не боятся. Он смеялся, потому что сопротивлялся. До самого конца. Даже если это стоило им жизни. Потому что смерть на свободе была более почетной, чем жизнь в тюрьме. Он плакал из-за их смертей. За несправедливость, которая формировала этот мир, где добрые и сильные всегда были наказаны. Он плакал, потому что они не дожили до того, чтобы рассказать свою историю. Но их история будет рассказана. Потому что он услышал ее. И Кайл следил за тем, чтобы их великий поступок не умер вместе с ними. Нацисты могли сделать так, чтобы лагерь исчез с лица земли. Они могли скрыть все свидетельства того, что он когда-либо существовал. Они могли солгать и сделать вид, что Собибора никогда не было, а восстания не было. Но они не могли стереть память о нем. Никогда.