Скрипка

Дни пролетали быстро. Казалось, что время хочет лететь. Летние августовские полдни становились все жарче, а сентябрьские ночи - все теплее, пока два неожиданных любовника согревали друг друга. Герр Картман, казалось, пристрастился к прикосновениям еврея. С тех пор как в первый же день нацист скрепил негласные слова контракта, он часто искал общества другого парня. Иногда он приказывал Альфреду передать бухгалтеру, чтобы тот пришел к нему в офис. В других случаях он просто заходил в маленькую тесную рабочую комнату Кайла. Они занимались горячим безумным сексом на столе, на диване или у стены. Но любимым местом Герра Картмана была простенькая кровать Кайла - простой старый матрас, лежащий в углу маленького офиса. Герр Картман просыпался глубокой ночью, чувствуя беспокойство и бессонницу. Тогда он покидал свою большую и удобную кровать, тихонько спускался по лестнице и незаметно проникал в рабочую комнату/спальню Кайла. Он двигался, как бесшумная тень, по тесному маленькому кабинету и находил лежащую фигуру Кайла, ни обо что не спотыкаясь(что было почти невозможно, а значит, довольно сложно). Он прислушивался к глубокому и ритмичному дыханию еврея, зная, что тот спит. В первые разы, когда Герр Картман навещал еврея посреди ночи, Кайл вздрагивал от теплого прикосновения руки к его щеке, за которым следовал нежный поцелуй. Но после регулярных визитов мальчик едва признавал присутствие нациста, просто глубоко вздыхая или издавая слабый сонный вздох. Толстому нацисту нравилось, как тело Кайла медленно выходит из сонного состояния. Во время своих ночных визитов Герр Картман всегда пропускал прелюдию. Все, что он делал, - это осыпал лицо и шею Кайла нежными сухими поцелуями, предупреждая о своем присутствии и о том, что сейчас произойдет. Он всегда был невыносимо голоден. Ему нравилось слушать, как учащается дыхание Кайла, когда он постепенно просыпается. Ему нравилось чувствовать, как лениво расслабляется тело рыжего, едва шевелясь, но позволяя ему свободно двигаться внутри. Всегда проходило некоторое время, прежде чем Кайл издавал первые стоны, прежде чем он непроизвольно двигал бедрами вместе с нацистом, прежде чем его собственный член увеличивался в длину и становился твердым. Секс был тихим, полным нежных прикосновений, поцелуев, тихих стонов и шепота. Но все ощущалось более интенсивным, более реальным, более соединяющим. Это были единственные разы, когда они кончали вместе, в самой прекрасной синхронизации. Их голоса были сладкими и лишенными проклятий или мольбы. После этого Кайл легко засыпал в объятиях нациста. Герр Картман всегда уходил, когда к нему возвращалось глубокое и регулярное дыхание. Он возвращался в свою комнату, чувствуя себя еще более неуютно. Интимные моменты, которые он делил с евреем, влияли на него не только на физическом уровне. Его сердце начало тосковать по чему-то другому, новые и незнакомые эмоции, казалось, закипали в его холодной душе. Его разум начал мечтать о невозможных сценариях будущего, в которых всегда фигурировал бы прекрасный еврей. Все усугублялось тем, что в итоге он стал общаться с евреем больше, чем хотел изначально. На следующий день после подписания контракта у них снова был голодный секс. После этого, когда Кайл одевался, тщательно застегивая рубашку, его взгляд упал на знакомый предмет, лежащий в углу кабинета нациста. Он замер с тихим "ох", а Герр Картман проследил за застывшим взглядом еврея. Это был футляр от скрипки. Никаких слов не прозвучало, но когда нацист посмотрел в глаза другого подростка, в них сверкнули удивление, надежда и блаженство. Герр Картман улыбнулся, отошел в угол, поднял футляр и вручил его еврею. Кайл удивленно посмотрел на него и широко улыбнулся. Это была счастливая искренняя улыбка, способная осветить своим сиянием самую темную комнату. От этого счастья Кайл выглядел еще красивее, чем был. В нем было что-то такое неподдельное. Его беспорядочные неухоженные кудри, румяные щеки и полурасстегнутая рубашка создавали впечатление, что он не принадлежит этому миру. Толстый нацист странным образом чувствовал себя униженным перед евреем. Казалось, что он всего лишь простой человек, смертный, преподносящий ценный дар богу красоты и музыки. Он не смог скрыть застенчивой улыбки, когда Кайл взял из его рук коробку, положил ее на стол и открыл. Еврей с благоговением смотрел на свой самый любимый предмет и ласкал его дерево. — Не хочешь немного поиграть? — спросил Герр Картман, все еще чувствуя себя совершенно очарованным другим парнем. Кайл повернулся к нему с выражением чистого удивления и радости. — Серьёзно? — Конечно. Ты же скрипач, в конце концов. — усмехнувшись, сказал нацист, стараясь казаться бесстрастным и скрыть румянец, который хотел распространиться по его щекам. — Будут какие-то пожелания? — спросил еврей, подложив скрипку под подбородок и держа смычок возле струн. — Играй все, что захочешь. С этого дня Кайл играл на скрипке каждый вечер, когда нацист возвращался со своих ежедневных дел в лагере. Герр Картман любил это занятие, потому что чарующие звуки, доносящиеся из инструмента, обладали удивительной способностью успокаивать его. Даже если у него был ужасный день и он возвращался абсолютно напряженным и взбешенным, музыка Кайла всегда сглаживала его напряжение, пока он полностью не расслаблялся. Рыжеволосый парень играл всевозможные композиции, но также начал создавать свои собственные. Как и во время вечеринки, Кайл иногда импровизировал. Изумленный этим, Герр Картман настаивал, что ему нужно записать ее. Может, эсэсовец и не умел играть на инструменте, но у него был хороший слух и чутье в музыкальных вопросах. Так постепенно создавался их собственный репертуар. Это был результат творческих экспериментов Кайла и критических указаний нациста. Это была самая невероятная, идеальная совместная работа двух врагов из двух противоположных миров. Но музыка объединяла их. То, чего никто и никогда не смог бы предсказать. Герр Картман тоже учился узнавать еврея по-новому. Медленно, по мере того как Кайл обретал все большее доверие к нацисту, перед ним открывалась совершенно новая личность. Парень, который поначалу проявлял ненависть только в глазах, теперь демонстрировал целый спектр столь же усиленных эмоций, которые все это время были скрыты от нациста. Вскоре Герр Картман обнаружил, что Кайл вспыльчив, ругается и кричит, когда расстроен (что часто случалось в хаосе, который он унаследовал от работы мистера Гаррисона). Так же он обнаружил, что парень был полон сострадания, всегда готов помочь и защитить других даже в самых незначительных вопросах (что он наблюдал, когда Кайл был с Альфредом и Шефом). Он был человеком высоких моральных стандартов, обладал этическими принципами, способными одним ударом свалить нацистскую идеологию. И он не боялся сказать в лицо толстому нацисту, насколько тревожно больны его идеи, амбиции и идеология. Герр Картман понял, что еврей гораздо умнее, чем ему показалось сначала. Несмотря на свой юный возраст, Кайл уже обладал обширными общими знаниями. Но именно остроумные ответы, которые он иногда осмеливался давать, свидетельствовали о его интеллекте. Действуя из чистого любопытства, герр Картман попросил службы СС раскопать как можно больше информации о прошлом и биографии еврея. Теперь у него было досье с домашним адресом Кайла, школами, в которые он ходил, оценками, которые у него были. Кайл был, безусловно, лучшим в классе. Лучшим из лучших. Типичный еврей. И поэтому герр Картман знал, что, несмотря на огромное очарование, которое он испытывал к еврею, он тоже должен быть начеку. Потому что Кайл был слишком умным и слишком решительным. У него были все качества человека, который мог бы организовать восстание. И это беспокоило толстого нациста. Очень сильно. Кайл же, напротив, был положительно удивлен толстым нацистом. Он знал, что герр Картман сдержал свое слово. Нацист представил ему через несколько дней после заключения договора документ с переводом нескольких евреев на кухни, в котором значились имена его семьи. Но для Кайла этого доказательства было недостаточно. Поэтому он попросил Шефа в тайне проверить присутствие его родителей и младшего брата, когда тот в следующий раз пойдет на кухни. К облегчению Кайла, темнокожий повар дал ему очень точное описание его семьи, поэтому еврей был уверен, что это правда. Герр Картман, конечно, не знал, как много это значило для еврея. Ему и не снилась огромная благодарность Кайла за защиту его семьи. Он действительно не имел ни малейшего представления. Кроме того, герр Картман привнес множество улучшений в образ жизни Кайла. Он больше не жил в нечеловеческих условиях. Теперь он мог нормально есть, мыться, одеваться и спать. Он знал, что всего за несколько недель набрал свои многочисленные потерянные килограммы (в основном благодаря шефу) и чувствовал себя намного сильнее и здоровее. Его работа была достойной, даже если иногда она сводила его с ума. Постепенно воспоминания о том, как подростком он работал на снегу, разбивая камни или таская трупы, становились непривычными. Они растворялись в прошлом, которое, казалось, становилось все более далеким с каждым днем. Это беспокоило его, потому что больше всего Кайл боялся оказаться в лагере. Именно поэтому он непременно выполнял все, что приказывал герр Картман. И обнаружил, что подчиняться ему не так уж и плохо. Кайл никогда не ожидал, что регулярный секс с толстым нацистом окажется таким классным. Он никогда не ожидал, что герр Картман будет таким страстным и в то же время таким заботливым в своих прикосновениях. Точно так же, как он не ожидал, что тот позволит ему снова играть на скрипке, а главное, будет мотивировать и помогать создавать новые композиции. Кайл понимал, что в офицере СС было гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Герр Картман по-прежнему оставался отвратительным жестоким и тупым нацистом, каким он всегда его считал, но в нем была и человеческая сторона. Та, которая заботилась, помогала, защищала и обороняла, когда это было необходимо. Даже если добрые действия были скрыты под жестокость или эгоизм. Потому что Кайл был слишком умен, чтобы быть не видеть этого. Он научился видеть насквозь нациста. И ему начинало нравиться то, что ему открывалось.

***

Была середина октября, и после очередного безумного секса Кайл стремительно и страстно играл на скрипке. Когда он закончил, то слегка запыхался, так как это была довольно энергичная композиция. — Для тебя это как секс, да? — игриво спросил герр Картман. — Ммм... Да, но секс другого рода. Больше похоже на... занятие любовью. — Кайл ответил со знающим видом. — И что ты вообще знаешь о занятиях любовью? — Нацист спросил злобным тоном, но он чувствовал, как у него под грудью колотится сердце. В конце концов, Кайл занимался сексом только с ним. Он наблюдал, как Кайл опустил глаза вниз, как на его щеках появился румянец, и застенчиво улыбнулся. — Ну, я... — начал Кайл, но остановился, вздрогнув, когда услышал стук в дверь. — Чего?! — крикнул герр Картман, расстроенный таким перерывом. Ему до смерти хотелось услышать ответ еврея. — Пришла телеграмма, милорд. Она от Крейга Такера. — Голос Альфреда раздался с другой стороны двери. Толстый нацист практически подбежал к двери и отпер ее, бормоча под нос "как раз вовремя". Он открыл дверь, и дворецкий передал ему небольшой листок бумаги. Выгнав Альфреда, нацист закрыл за собой дверь и раскрыл бумагу, а Кайл с тревожной улыбкой положил скрипку обратно в футляр. Он посмотрел на толстого нациста и увидел, как выражение его лица изменилось с детского предвкушения на яростный гнев. — Гребаные евреи!!! — гневно закричал он, и Кайл вздрогнул, удивленный и немного испуганный внезапной вспышкой. — Гребаные еврейские засранцы!!! Я их ненавижу!!! Всех их!!! — в ярости заорал он, и Кайл сделал шаг назад, уставившись на нациста расширенными глазами, на самом деле чувствуя себя запуганным разъяренным эсэсовцем. Герр Картман, казалось, вспомнил о присутствии еврея и уставился на него сузившимися глазами. — Посмотри, что сделал твой гребаный Народ! — сказал он, сминая маленький листок бумаги на столе. Кайл поднял его и прочитал сообщение на телеграмме. Еврейское восстание. Убито 11 эсэсовцев. Собибор ликвидирован. Прибудут завтра. Руки Кайла задрожали, когда слова сообщения дошли до него. Собибор ликвидирован. Собибор. Он мог вспомнить это название. Это был лагерь смерти, в который хотел перевестись герр Картман. Место, где евреев массово травили газом до смерти. И вот теперь случилось невероятное. Еврейское восстание. Убито 11 эсэсовцев. Очевидно, евреи собрались вместе и сражались с нацистами. Убивали охранников СС. Это, безусловно, было болезненной раной для нацистской партии. Это был провал. Унизительный позорный провал. Потому что превосходных, хорошо обученных и хорошо вооруженных солдат убила кучка тощих и ослабленных евреев. Кайл почувствовал, как теплое чувство наполняет его грудь. Он гордился этими евреями. Он гордился своим Народом. И вот непроизвольная улыбка нарисовалась на его губах. — Эй! Ты думаешь, это смешно?! — разъяренно крикнул герр Картман, увидев улыбку еврея. — Оооо, но, конечно, ты думаешь. Для тебя это ёбанный триумф! Это действительно что-то значит для тебя, не так ли? Если бы твоей гребаной семьи не было в живых, ты бы тоже организовал ебучую революцию, не так ли?! — обвинил его толстый нацист, вырывая бумагу из рук Кайла. Рыжий смотрел на него в ответ странно бесстрастно. — Да. Я бы так и сделал. — спокойно заявил Кайл через некоторое время, и герр Картман удивленно уставился на него, никак не ожидая, что он действительно признает такую вещь. — И, честно говоря, жаль, что такое не происходит почаще! Жаль, что нет других, которым больше нечего терять, и они осмеливаются сражаться с вами, гребаными ублюдками! — Как ты смеешь? — А что? Вы действительно считаете себя выше всех? Расой, которая стоит выше всех остальных рас? Это иллюзия. Гребаная утопия! Это извращенная идея, придуманная извращенным умом, которой следуют извращенные люди! Она не только нелепа, но и полна противоречий и лазеек. Я имею в виду, посмотри на Гитлера! В нем нет ничего от арийской расы, о которой он так много проповедует! Он низкорослый и смуглый! Он больше похож на гребаного еврея, чем на что-либо другое! — кричал Кайл, в то время как странное чувство победы, подпитываемое силой, овладевало им. — Эй! Не говори так о фюрере! Не смей сравнивать его со своей низшей отвратительной расой! — Отвратительной? Неужели? Тогда посмотри на себя. Для того, кто считает евреев такими отвратительными, ты, похоже, получаешь огромное удовольствие от прикосновений к ним. Удивительно, что мысль о том, что ты, должно быть, умираешь от какой-нибудь заражающей деградирующей болезни, до сих пор не пришла тебе в голову. Самодовольно произнес Кайл, понимая, что слишком сильно нажимает на кнопки. Он знал, что играет с огнем и скоро обожжется. И тут по его лицу разлилась ужасная боль. Герр Картман влепил ему пощечину. Да с такой силой, что он чуть не потерял равновесие и тут же почувствовал вкус крови на губах. Он встретился взглядом с герром Картманом, который одарил его самым опасным и пугающим взглядом. Впервые Кайл не почувствовал никакого страха. Вместо этого он криво улыбнулся и ударил нациста прямо по середине лица. Он услышал, как треснули его пальцы, но ощущение было великолепным. Он со странным удовольствием наблюдал, как из носа нациста брызжет кровь, а герр Картман в шоке смотрит на него. Он вытер кровь тыльной стороной ладони и болезненно улыбнулся. — Ты, блядь, еще пожалеешь об этом, жидяра. — Он сказал это угрожающим голосом, и Кайл на мгновение вздрогнул, опасаясь за свою семью. Но времени на раздумья у него не было, так как толстые пальцы злобно сжали его шею. Но Кайл бил и пинал его в ответ, так что нацист был вынужден отпустить его. Следующее, что увидел эсэсовец, было красное пятно, прыгнувшее на него. Он упал назад, ударившись об пол. Они катались по ковру, нанося удары, пинки, проклиная друг друга, пачкая кожу и одежду кровью. Герру Картману удалось прижать Кайла к земле, схватив его за руки с невероятной силой. — Я, сука, ненавижу тебя, Кайл! Я, блядь, ненавижу все в тебе!!! — бездумно кричал он. Вместо того чтобы показать страх, Кайл выдал извращенную забавную улыбку. Это была последняя капля для жирного нациста. Он прижался губами к губам еврея и поцеловал его. Поцелуй был злым и агрессивным, с привкусом металла и кислоты, оставшейся после их драки. Кайл застонал под ним в смеси протеста и наслаждения. Он поцеловал нациста в ответ и по-хозяйски обхватил герра Картмана руками и ногами. Они оба потеряли контроль над собой. Мелкие удары и пинки переходили в отчаянные голодные поцелуи. Герр Картман поспешно стянул с Кайла штаны, и еврей испустил жалобный вопль, когда твердая эрекция без всякой подготовки вторглась в его тело. Эсэсовец безжалостно трахал рыжего, доводя его до истерики от боли и вызываемого ею удовольствия. Это было быстро, мерзко и тошнотворно вкусно. Герр Картман с безумием смотрел, как еврей хнычет под ним, откинув голову назад, его рыжие кудри мокрые от пота и крови. Он трахал задницу еврея со злобной ухмылкой. Это был самый свирепый, упоительный секс, который он когда-либо испытывал. И это было потрясающе. — Блять! — прошептал Кайл через некоторое время, его грудь все еще неравномерно поднималась и опускалась. — Мы оба серьезно сошли с ума. Герр Картман хихикнул над правдивым комментарием еврея, полностью с ним согласившись. Он впился поцелуем в губы своего любовника. Он посмотрел в зеленые глаза и увидел, как прежний огонь уступил место чему-то более мягкому. Внезапно он испугался. Ведь все, что он обожал в этом еврее, заставляло его ненавидеть его. А все, что он ненавидел в Кайле, заставляло его обожать его. И он осознавал, что не только он один испытывает эти путаные противоречивые чувства.