Многие скажут
Мне в тот день:
Господи! Господи!
не от Твоего ли имени мы пророчествовали?
и не Твоим ли именем бесов изгоняли?
и не Твоим ли именем многие чудеса творили?
И тогда объявлю им:
Я никогда не знал вас;
отойдите от Меня, делающие беззаконие.
по Матфею 7:22
Деревянный фургон, запряженный уже видавшей многие мили белой кобылой, небыстро катился по песчаной дороге, при этом периодически вздрагивал на неровностях и делал он это с таким грохотом, словно вот-вот, да развалится. Однако двоих, что уже второй день дороги сидели на козлах это не смущало. Кучер при очередном вздрагивании лишь негромко ругался (то ли на дорогу, то ли на худую клячу, еле тащившую повозку), а его пассажир — молодой в брюнет в чёрном одеянии священника — беспокойно оглядывался на свой багаж в повозке. Для только что кончившего семинарию юноши дорога выдавалась сложной — катившийся градом от полуденного солнца пот напоминал, что священников в Юте не очень-то и чествуют, ибо кто же знал, что черный цвет сутаны так хорошо принимает солнечный свет? "Надо было сюда приезжать уже хотя бы епископом, — шутил про себя юноша, — хотя цвет одеяния меня бы тоже вряд ли спас. Тяжело здесь быть брюнетом, наверное. Вот будь я Папой с седыми волосами, то...". Из мыслей Эдгара вырвала очередная кочка на дороге. Поправив колоратку, Преподобный решил в очередной раз оглядеться и сравнить, насколько сильно изменились пейзажи с прошлого места такого сравнения. Убедившись, что они проехали уже около двадцати пяти миль, Эдгар решил попробовать вздремнуть, хотя сон при такой дороге, да ещё в мокрой одежде будет не сказать, чтобы очень крепким, и это если повезёт и таки удастся заснуть, однако его планы были нарушены неожиданно заговорившим кучером: — Честно говоря, никогда бы не подумал, что встречу такого молодого священника, — заговорил он хриплым голосом. — В детстве мне приснилась Богородица, которая призвала меня нести Слово Божье на запад, в пески — соврал Эдгар, — так я и решил идти в священнослужители. Словно учуяв ложь, старик недоверчиво посмотрел из-под шляпы на своего спутника. — Буду откровенен, Отец, не подходите Вы на роль священника. Внешность больно не та. Вам бы в послушники в монастырь. — Почему вы так думаете? — Эдгара задели слова кучера, хоть в глубине он и понимал, что старик, в общем-то, прав. — Вы не обижайтесь на меня, Ваше преподобие, — кучер проигнорировал заданный ему вопрос, — просто хочу предупредить Вас. Народ больно здесь богобоязливый в последнее время. — А что такое? — Да вот, вишь, понимаете, Отец, здешний Ваш предшественник, от тифа слёг, вот-вот в ящик сыграет, а... — Вы как-то не очень хорошо относитесь к священнослужителям, я заметил, — перебил Эдгар. Болтовня старика начала его злить, — вы верующий? — Я-то верующий, отец, но привык говорить так, как есть, уж извините. Совсем скоро мы приедем, и тогда Вам больше не придётся меня терпеть. На несколько минут повисла тишина, которую периодически нарушали грохот телеги и отдаленные крики ястребов, сидевших на вершинах столовых гор. — Я Вам забыл рассказать, — вновь начал кучер, — после того, как святой отец — преподобный Галифакс — заболел, пошли слухи, будто это его дочь неведомым образом специально со свету сживает, и что она вообще ведьма и приспешница дьявола. Я в это, скажу честно, не верю, но что могу поделать против слухов? Дошло всё до того, что теперь дочка тоже заболела, и, видать, раньше папки умрёт, а жаль, хорошая девчонка, тебе бы понравилась... — Кошмар какой-то. Но радует, что по приезде у меня будет работа, — попытался отшутиться Эдгар, хотя и слова старика его несколько озадачили. Дальнейший путь они провели в безмолвии под палящим гнётом солнца, песка и оранжевого песчаника. Солнце клонилось к закату. Фургон въехал в город и остановился у церкви, конца креста которой только что коснулось заходящее солнце. Эдгар неуклюже слез с козел, рассчитался с возницей и вошёл в храм. Зданию хоть было всего лишь пятьдесят лет, что по местным меркам достаточно много, но находилось оно в хорошем состоянии. Было видно, что предыдущий настоятель не жалел сил и времени на уход за Домом Божьим. Войдя в жилой застенок, в нос ударил характерный запах старого дерева, вина и... Эдгар не мог точно сказать, на что похож был похож этот запах, но мог сказать, что пахло смертью, словно недавно здесь кто-то умер. Убедиться в своей версии юношу заставила незаправленная кровать, над которой висела гравюра. Разложив свой немногочисленный багаж, Эдгар вышел на крыльцо. Церковь находилась в конце главной улицы, на северной оконечности города. Само поселение представляло собой захудалый городишко, типичный в своём роде, возникший лет пятьдесят назад рядом с золотой шахтой, которая до сих пор кормила значительную часть жителей города. Решив отдохнуть после тяжёлой дороги, святой отец вошёл в салун. В салуне, ввиду второй половины дня, было небольшое столпотворение, играла весёлая музыка. Как только двери распахнулись все присутствующие, как показалось Эдгару, обратили на него внимание и стали смотреть каким-то недобрым взглядом. Смутившись и всё же найдя в себе силы приступить порог несмотря на взгляды, Эдгар подошёл к стойке. За ней стоял стоял пожилой усатый бармен, судя по всему, ещё и владелец салуна, ибо одет он был наиболее наиболее прилично и галантно из всех присутствующих: монокль, жилет и бабочка никак не соотносились с образом типичного посетителя этого заведения — Стопку виски, пожалуйста, — небрежно бросил пастор, положив на замасленную стойку полдоллара. — Не гоже святому отцу в таких местах бывать, — заметил бармен, наполняя стопку. — Я пока не вступил в должность, хех, — от виски Эдгару стало гораздо легче и веселее, — как тебя зовут, сын мой? — Барли. — Преподобный Хартвей, но пока что можешь звать Эдгар, — с хитрой улыбкой сказал юноша и протянул Барли руку, на что тот неохотно, но пожал её. Внезапно слева от Эдгара оказался повозчик. — Я смотрю, Ваше Святейшество, Вы времени зря не теряете? — с иронией в голосе спросил старик, так же заказывая виски. — Никак нет, сэр, праздную новоселье. — Что ж, тогда предлагаю выпить за нашего нового пастора! — неожиданно громко сказал старик и поднял стакан. — Как твоя фамилия? — тихо обратился он. — Х-Хартвей, — столь неожиданное и громкое внимание к его персоне привело в замешательство и заставило смутиться. — За преподобного Хартвея! — прокричал кучер. — За преподобного Хартвея! — вторили ему десятки голосов со всех уголков и этажей салуна. Тут же последовали множество цоканий бутылок, бокалов, стопок, что слились все в один громкой звон. Эдгар противился подобному поведению; он не ожидал, что его появление вызовет такой фурор, однако повод праздновать уже получен и кутёж неостановим. Да и так уж часто доводится отмечать приезд нового священника? Слегка пошатываясь, двое вышли из салуна. "За преподобного Хартвея" и оглушительный перезвон стекла эхом отражались от стенок черепа и ударялись о них, разрывая голову изнутри. — Слушай, старик, а ведь я твоего имени так и не узнал, — заикаясь и держась за старика, сказал Эдгар. — Можешь звать меня Гейл, сынок, — прохрипел возница, садясь вместе с юношей на ступеньки. Солнце уже село, значительная часть народа разошлась. Попрощавшись с Эдгаром, Гейл встал и неуверенной походкой направился в сторону банка. — Неплохо у тебя паству причащать выходит, — раздался скрипучий голос слева. Повернувшись, Эдгар увидел собой мужчину, с цилиндром в руках и в фиолетовом жилетом, почти не имевшем не залатанного места. — Ты кто? — озлобленно спросил священник. — Гробовщик местный. — Чего тебе? — Твоего коллегу хоронить надо. — Так хорони, чего ко мне пристал? — А отпевать кто будет? А процессию вести? — Ты сам видишь, я сейчас не в состояния. — И что делать? — Закапывать. Скажу, что эта… дочь его просила без шума хоронить. — Ну, как знаешь. Не мне тебя судить. Но хоть помоги гробь опустить. — Ладно, твоя взяла. — Эдгар неуклюже поднялся и поплёлся за гробовщиком в сторону церкви. В церкви на алтаре уже стоял открытый гроб. Белый свет лунны падал на проход меж скамей. Подойдя к телу, Эдгар тут же ощутил холод на спине, ноги стали ещё более слабыми, хотя другие признаки опьянения пропали. — Не, я так не могу. Давай я его по-быстрому отпою, а потом закопаем? — Как хочешь, мне вообще всё равно. Достав молитвенник, Эдгар принялся читать: — Боже, Ты соделал, что наш брат… — тут он осёкся. — Ты чего? — спросил мужчина в жилете. — А как его звали? — Отец Самюэль, — ответил гробовщик, и про себя добавил: — Мы его звали просто Сэм. Хороший был человек… — Боже, Ты соделал, что наш брат Самюэль служил Тебе среди страданий и болезней, участвуя таким образом в Страстях Христовых. Просим Тебя, удостой его участия и в славе Спасителя. Через Христа Господа нашего. Аминь… На некоторое время повисла тишина. «Всё, давай закапывать», — резко прервал Эдгар, захлопывая молитвенник. Всё время процесса погребения Эдгара не покидало чувство чьего-то присутствия и наблюдения. Списав это последствия попойки, Эдгар попрощался с гробовщиком, вошёл в церковь, разделся, и, недолго проворочавшись, уснул на кровати в жилом пределе.