ID работы: 14258014

Endings, Beginnings

Слэш
NC-17
В процессе
41
Горячая работа! 53
Размер:
планируется Миди, написано 154 страницы, 7 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
41 Нравится 53 Отзывы 22 В сборник Скачать

два

Настройки текста
      Номера этажей над дверью лифта загораются медленно, будто лениво, и Хосок невесело усмехается, потому что чувствует желание пробормотать: «Понимаю, старина, сам устал». Прислоняется спиной к стене, запрокидывает голову вверх и прикрывает глаза, ощущая лёгкую невесомость. Зайдя в свою квартиру, свет не включает, ведь несмотря на то, что купил её почти три года назад, так и не распаковал вещи, не обустроил пространство. Смотреть на стоящие то тут, то там картонные коробки и не собранную мебель желания нет никакого. Единственное место более-менее приведённое в порядок является кабинет, в котором он проводит большую часть времени. Однако, сейчас он туда не идёт.              Шаркающей походкой направляется к просторную гостиную и останавливается перед панорамным окном. Чикаго весь светится. А зарядивший пару часов назад дождь придаёт городу меланхоличную атмосферу. Под стать самому Чону.              Его телефон вибрирует почти не переставая — звонит его агент, но у Хосока нет никакого желания объяснять по какой такой причине он смылся с презентации собственной книги. Перезвонит позже. Может быть завтра. Точно не сейчас.              Потому что сейчас Хосок пытается понять и определить, что такое ворочается полуразбуженным зверем в его груди. Он совсем не ожидал такой реакции на издание своей своеобразной исповеди. Своей собственной реакции.              Хосок подходит ближе к окну и смотрит вниз. Высота не пугает. А вот усиливающееся ощущение того, что он никак не может попасть домой, перманентно, — очень даже. Мужчина зависает, загипнотизированный мириадами огней за стеклом, теряется в перипетиях времени и не сразу понимает, что раздражающий его звук — это дверной звонок.              В темноте гостиной поворачивает голову в сторону входной двери и довольно легко решает игнорировать внешний раздражитель. Он никого не ждёт. Ему сейчас видеть никого не хочется. Но человек по ту сторону двери думает иначе.              — Я знаю, что ты дома, Чон!              Этот хрипловатый, чуть шепелявый, так и не избавившийся от акцента голос не узнать невозможно. Хосок тяжко выдыхает и направляется к двери. Ждать, что незваный гость самостоятельно всё поймёт и отправится восвояси, не приходится. Звонок прерывается, его заменяет требовательный, громкий стук в дверь, и Чону приходится ускориться. Он хватается за ручку, отпирает замок и распахивает дверь.              Его взгляду предстаёт мужчина с занесённой для очередного стука рукой. Крашенные рыжие волосы находятся в творческом беспорядке, а дырявые джинсы, тонкая белая футболка и накинутая поверх кожанка совсем не подходят для этого времени года. Но, кажется, визитёра это нисколько не волнует. Он не ждёт приглашения, затянувшись сигаретой, торчащей в уголке его губ, и прищурив один глаз, переступает порог и прямым ходом направляется на кухню. По пути включает свет.              — Ёбать, ты дрыхнешь что ли? Я тут не молодею, знаешь ли, — говорит, не глядя на Хосока, открывает холодильник и привычным движением достаёт упаковку пива.              — Я тоже рад тебя видеть, Юнги. — Последовав за ним, Хосок останавливается на пороге кухни и подпирает плечом дверной косяк. — Не знал, что ты в Чикаго.              — Ну, — Юнги тушит сигарету в раковине, открывает банку пива и упирается поясницей в стол, — если бы чуть чаще, чем раз в два года, проверял свою почту, то не было бы таких нежданчиков. — Делает пару больших глотков, после чего смотрит на Чона прищуренным взглядом.              Тот молчит, пытаясь понять, с какой целью Мин пришёл. Столько лет прошло, но им удалось сохранить школьную дружбу. Правда она немного видоизменилась в редкие встречи и ещё более редкие звонки. Но сколько бы они ни виделись, каждый раз проходил так, будто они совсем недавно прервались и теперь просто возобновляют разговор. Обычно они договаривались задолго до того, как могли увидеться, в силу занятости обоих.       — Я прочёл твою новую книгу, Хо — говорит Юнги. Из его голоса уходят напускные раздражённая весёлость и ворчание.       Смотрит так, что Хосок чувствует потребность сбежать. Вместо того, чтобы поддаться этому, мужчина усмехается скептически.       — Она вышла на днях. Ты не мог так быстро её прочитать.       Юнги — известный персонаж в мировой музыкальной индустрии. У него нет времени на книги. В принципе этот аспект не изменился со школьных времён.       — Я вообще-то научился распределять время так, чтобы хватало и на чёртовы книги, — скривив губы, отвечает. Хосок приподнимает бровь. Юнги закатывает глаза. — Твой агент прислал мне экземпляр до того, как книга поступила в продажу, так что времени было предостаточно. — Признаётся.       Хосок досадливо морщится, чёрт дери этого Джина. Он продолжает молчать, всё ещё пытаясь разгадать истинные мотивы появления Юнги. А тот прикладывается к банке пива, взгляда не отводит, мрачнеет с каждой секундой всё больше.       — Как ты? — Спрашивает тихо.       И глотку Хосока распирает, дерёт сухой сгусток слов, которые никогда не будут произнесены.       А ещё Юнги — друг. Единственный. У Хосока никого больше нет. Только Юнги и иллюзорная возможность появиться на пороге места, которое на самом деле было его домом и к которому путь закрыт.       Он выдыхает, разворачивается и идёт в гостиную, прямиком к небольшому бару. Не пива ему сейчас хочется. Юнги следует за ним.       — Я в полном порядке, — где-то на полпути отвечает.       Юнги плюхается на диван, свесив ноги с подлокотника и упираясь в спинку.       — Твою исповедь, каминг-аут, вывернутую наизнанку душу сейчас читает половина мира. После такого можно быть каким угодно, но только не «в порядке».       Хосок рассматривает грани на бутылке бурбона, пропускающие свет спектром цветов, хмурится, наливает в стакан чуть больше положенный порции.       — Я никогда не скрывал свою ориентацию. — Возражает. Закрывает бутылку и отходит к окну, поворачиваясь лицом к Юнги. — Просто никогда не распространялся особо.       — Твоя ориентация носит одно конкретное имя, — склонив голову вбок, сообщает Юнги. Хосок переводит взгляд в сторону окна, делает глоток. Молчит. — У тебя после него то кто-нибудь серьёзный был?       — Юнги…       — Нет, мне правда интересно, — Мин садится ровнее, ставит банку на журнальный столик и упирается локтями в колени. Он выглядит раздражённым и Хосок знает почему. Это не первый их такой разговор. — Херова туча лет прошла, а я так и не понимаю. Вы, два идиота, просто, блять, моя личная Римская Империя, прикинь?       — Не начинай, — поморщившись, просит. Хмурится. Обычно Юнги эмоциями не разбрасывается. Мин показывает ему средний палец. — Так зацепила книга? — Хмыкнув, высказывает предположение.       — Вытащи голову из задницы, Хо, и просто позвони, — на вопрос не отвечает, говорит спокойнее.       — Конец книги уже написан. — Невесёлая полуулыбка трогает губы Хосока.       — Ой, бля, давай без вот этой бульварщины.       Юнги морщится брезгливо, но больше ничего не говорит и Чон благодарен ему за это. Он отходит от окна, садится в кресло напротив друга.       — Расскажи лучше, ты здесь надолго? Зачем вообще приехал?       — Ты такой гостеприимный, срань господня…       Оба тихо смеются, а потом Юнги, не особо вдаваясь в подробности, рассказывает последние новости. Потому что знает, что его болтовня — наполовину фон. Потому что видит: несмотря на искреннюю заинтересованность Хосока, сознание его то и дело уплывает. И Мину совсем не хочется знать куда именно. Бля, на самом деле он отдал бы многое, чтобы не знать. Ему выпала роль стороннего молчаливого наблюдателя много лет назад. И он до сих пор добросовестно исполняет её, с некоторыми поправками. Например, возможностью материть, не стесняясь в выражениях, лучшего друга.       Юнги остаётся на ночь. Он засыпает быстро, особенности организма, наученного спать в любом месте и в любой позе. У Хосока такой способности нет. К утру в его голове не остаётся ни одной чёткой мысли, только какие-то обрывки воспоминаний, в которые он окунается, сидя на диване и наблюдая за тем, как ночь сменяется предрассветными сумерками.       

***

             Вся неделя тянется невыносимо долго. Хосок ходит в школу, почти ничего не слышит на уроках, нервничает каждый раз, когда его взгляд возвращается к Тэхёну. Ему кажется, что если кто-то увидит его в эти моменты, поймает на разглядывании одноклассника, непременно сразу поймёт, что происходит. Чувствует себя воришкой-дилетантом, с трясущимися от нервозности руками.       Он не замечает каких-то изменений в поведении Тэхёна и моментами завидует этому его спокойствию. К среде настолько себя накручивает, что ему кажется, будто приближающиеся выходные только для него являются чем-то волнующим и пугающим одновременно. Уговаривает себя не думать о возможности того, что Тэхёну безразлично. В редкие моменты, когда их взгляды встречаются, пытается найти хотя бы один незначительный намёк на то, что и Тэхён ждёт пятницы.       И, как ему кажется, находит. В лёгкой, мимолётной улыбке, адресованной ему. Ждать выходных после этого становится чуточку легче.       В четверг друзья вытаскивают его на вечеринку к Дэй, родители которой внезапно уехали в другой город. Хосок приходит скорее не из-за желания там присутствовать, а по привычке не выделяться и делать то же, что и друзья. Пару часов спустя на его телефон неожиданно приходит сообщение от Тэхёна. Всего пять слов. «Я не знаю твоего адреса». И Чон резко убирает телефон в задний карман джинсов, глядя по сторонам, проверяя смотрел ли кто-то на него в этот момент.       Он почему-то не отвечает, но почти сразу уходит домой. Не спит полночи, а перед тем, как всё-таки заснуть, быстро пишет ответ, после чего чувствует кислотный привкус тошноты на корне языка, появившегося от волнения.              Во второй половине пятничного дня Тэхён сидит на столе в своей комнате, бездумно разглядывая ворох одежды на кровати, пытаясь решить что надеть. Руководствуясь странными вопросами от «вот это будет удобно снимать?» до «я буду выглядеть в этом, как портовая шлюха или нормально?», довольно странными, в общем, он выбирает широкие брюки, свободную белую футболку и пальто. Засовывая в ботинки ноги, замирает, разглядывая дурацкий принт с Пикачу на носках. Может стоило выбрать другие? Парень фырчит, закатив глаза, и выходит из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.       Для него неделя прошла в исследовании темы, которая никогда до этого момента его не интересовала. Ему хочется быть готовым к любому исходу предстоящей ночи. Ему хочется испытать всё, что она может предложить. Тэхён не задумывается о том, правильно или нет, то, что может случиться. Эту сторону вопроса он не рассматривает, просто потому, что это не то, что касается кого-то кроме него и Хосока.       Он всю неделю чувствует на себе взгляды Хосока. Сильнее, чем обычно. И ему приятно. Каждый раз, когда это происходит, что-то слабо щекочет его под рёбрами. Иногда он ловит себя на желании беспричинно улыбаться, чего не было, наверное, никогда. Вопросов, почему он чувствует то, что чувствует у него тоже не возникает. Потому что представить что-то иное он просто не может. Всё так, как и должно быть.       Тэхён торопливо спускается на первый этаж, собираясь уйти из дома раньше, чем вернётся его брат или мать. Подходит к двери и почти хватается за ручку, когда со стороны гостиной прилетает насмешливое:       — Ты куда это собрался?       Тихо вдыхает, медленно выдыхает, рисуя на лице спокойствие. Оборачивается, чуть улыбается.       — Прогуляться.       Уджин скалится издевательски, подходит и встаёт перед дверью, вынуждая Тэхёна отступить на пару шагов.       — С кем? — спрашивает, но ответить не даёт. — Уж точно не с друзьями, ведь у тебя нет друзей. — Почти выплёвывает.       — Верно. Нет. — Тэхён соглашается, надеясь на то, что в этот раз брату будет достаточно согласия.       Они смотрят друг на друга несколько секунд и Тэхёну начинает казаться, что ему придётся продираться через брата, чтобы выйти сегодня из дома. Вариант, в котором он просто поднимется наверх и спрячется в своей комнате от скучающего Уджина, он не рассматривает. Выйти из дому нужно во что бы то ни стало. Его ждёт Хосок.       — Неужели тебе нравится это? — Спрашивает Уджин, наступая.       — Что? — Тэхён делает ещё один шаг назад.       — То, что у тебя нет друзей.       — Нет, не нравится, но для того, чтобы просто прогуляться, они не обязательны, — отвечает Тэхён и разворачивается, идёт на кухню, чтобы выйти через другие двери.       Уджин идёт следом, насвистывая, нервируя. Догоняет его у самых дверей и хватает Тэхёна за руку выше локтя. Тот сжимает зубы, потому что чувствует боль. Тоскливо смотрит на заходящее солнце сквозь стекло. Взглядом замирает на верхушках деревьев, окрашенных в оранжевый. Холодный, отстранённый.       — Ты просто уродец, — шипит ему в ухо брат. — Странный и мерзкий. Вот почему у тебя нет друзей. Ты ненормальный.              Тэхён прикрывает глаза. Голову не поднимает.       — Да. Хорошо. Можно, я уже пойду? Спасибо. — Уджин усиливает хватку на пару секунд, а потом убирает руку.       — Только попробуй маме нажаловаться, — бросает брезгливо.       — Не буду, — отвечает, открывая дверь, и выскальзывает на улицу, не говоря о том, что никогда и не жаловался.       Воздух морозный, Тэхён думает, что нужно было одеться теплее, но даже не думает возвращаться. Второй раз ему может так не повезти. Место, которое сдавливал брат, болит. Наверное, останутся синяки. Тэхён не думает о том, что произошло. Шагает быстро, торопливо, чувствуя, как эти мысли буквально наступают на пятки, тянутся хвостом. Не замедляется и не тормозит, потому что если промедлит, они догонят. Это не то, что ему сейчас нужно. Поэтому он выстраивает в голове маршрут, в конце которого будет нужный дом. И Хосок. И как только закроется дверь, Тэхён сможет оставить всё ненужное за ней.       Хосок в который раз смотрит на часы. Не в состоянии сидеть на месте ходит из угла в угол, периодически ловя себя на том, что начинает грызть заусенцы на пальцах. Тогда он садится на старенький диван в гостиной и пялится в стену. Взглядом сканирует комнату, переживая о том, что где-то не заметил и оставил беспорядок. Подрывается с места, поднимается на второй этаж и идёт в свою комнату, чтобы ещё раз оглядеть её на предмет завалявшихся где-нибудь так неудачно трусов или носков. Когда понимает, что ведёт себя как идиот, прикрывает глаза и выдыхает, пытаясь успокоиться.       Он не знает, чего ждать. Он не строит планов. Наверное. За последние несколько дней рисовал в своей голове множество разных вариантов, доводя себя до исступления. Когда Джиён собиралась на одну из своих работ в ночь, старался выглядеть не подозрительно, но его мать слишком хорошо его знает. Он ловил на себе её насмешливые взгляды и был благодарен за то, что она ничего не сказала.       Дверной звонок подкидывает его на месте и парень несётся вниз. Тормозит перед дверью, чтобы отдышаться, разглаживает несуществующие складки на джинсах и отряхивает футболку от несуществующих пылинок. Хватается за ручку, медлит секунду, выдыхает.       И открывает.       У него перехватывает дыхание. От того, что Тэхён действительно пришёл. Он до последнего думал, что этого не произойдёт. Ему всё казалось, что парень передумает. Но вот он здесь. Слегка растрёпанные волосы, румянец на щеках от прохладного воздуха, неправдоподобно яркие в сумерках глаза. Руки прячет в карманах свободного пальто и Хосок запоздало думает, что, наверное, он замёрз.       — Привет, — выдыхает Чон.       — Привет, — отвечает Ким облачком едва заметного дыхания.       Хосок отступает в сторону, пропуская его, бросает взгляд на улицу, замечая, что парень пришёл пешком, потому что машины не наблюдает. Ловит странный взгляд Тэхёна и, смутившись, думает о неверном истолковании собственных действий. Наверное, это выглядит так, будто он проверяет, видел ли кто, что Тэхён зашёл в его дом. Тушуется ещё больше. Ему бы не хотелось, чтобы тот думал так, но не знает, как сообщить об этом, ну… не говоря об этом прямо.       — Хочешь чего-нибудь выпить? — спрашивает, закрывая дверь.       — Чай? — отвечает Тэхён.       Стоит на месте, осматриваясь, и Хосоку вдруг становится совсем не по себе. Он вспоминает богато обставленный дом парня, потом небольшой, пусть и уютный дом, в котором живёт сам. Разница в положении внезапно ощущается как никогда явственно. Но потом Тэхён смотрит на него открытым спокойным взглядом, улыбается робко, и Чон моментально забывает обо всём остальном.       Тэхён снимает пальто, Хосок забирает его, кладёт на спинку кресла. Даёт себе мысленную оплеуху, вспомнив, что, вообще-то, нужно было его повесить, когда заваривает две кружки чая в полном молчании. Тэхён ждёт его, прижавшись спиной к стене кухни. Разговор не то, чтобы не клеится, его вообще нет. До момента, когда они поднимаются на второй этаж.       Хосок трёт переносицу, нервничает, стоя за Тэхёном, пока тот, остановившись на пороге, разглядывает комнату парня. А потом переступает его и идёт прямо к кровати, чтобы сесть. Чон садится в компьютерное кресло у стола. Тэхён продолжает рассматривать комнату, постеры на стенах, полки с книгами, небрежно брошенный у стола рюкзак, старенький магнитофон. Комната Хосока совсем не такая, как его. Она… уютная. Безопасная. И пусть комната Тэхёна просторнее, на стенах в ней нет постеров любимых групп или фильмов. В ней нет индивидуальности. Она обставлена так, как посчитала нужным его мать. Вылизана, как картинка из модного журнала. И обезличена. Тэхёну нравится здесь. Нравится всё, что он видит.       И пока он продолжает рассматривать обстановку, Хосок рассматривает его.       — Как дела? — спрашивает он, когда молчание затягивается.       Тэхён смотрит на него, чуть приподняв брови, и Хосоку хочется откусить свой дурацкий язык. «Как дела»? Серьёзно? Парень чуть улыбается и прячется за кружкой с чаем, делая пару глотков.       — Хорошо, — отвечает. Обхватывает кружку пальцами и Хосок задерживается на них взглядом. У Тэхёна красивые пальцы. — Никто не придёт? — спрашивает.       — Джиён вернётся завтра, ближе к обеду. Работает.       Тэхён замечает, что он всегда называет её по имени. Никогда «мама». Интересно, почему? Он кивает, мол, понял. И снова становится тихо. Хосок принимается разглядывать стены собственной комнаты, глядя на постеры, думает, что, наверное, это выглядит немного по-детски.       — Ты на этой неделе ни разу не заработал наказание, — говорит он с улыбкой.       — Ну, я могу быть дружелюбным, — хмыкает Тэхён и Хосок смотрит на него.       — Я знаю. Ты вообще не такой, каким кажешься в школе. — Усмехается. Видит недоумение в глазах напротив.       — Думаешь, у меня арсенал из разных масок? — спрашивает, наморщив лоб.       — Думаю, у всех так.       Тэхён молча качает головой. Он никогда не думал, что Хосок видит его так. У него нет никакого арсенала из масок. Он — это просто он, какой есть. Слышать подобное довольно странно. Но не неприятно.       — Ты ошибаешься. Всё, что обо мне говорят — правда.       Чон наклоняется вперёд и упирается локтями в колени, хитро прищурившись.       — Это что же о тебе говорят?       Тэхён двигается к самому краю кровати, тянется к небольшой тумбе и ставит на неё кружку с недопитым чаем.       — Что я раздражающий, упёртый, надменный, самодовольный и противный, — отвечает с улыбкой. Хосок недоверчиво морщится.       — Да никто так не говорит, перестань.       На самом деле говорят. Говорят и похуже, но Чон считает, что это просто слова. Никто так на самом деле не считает. Тэхён им непонятен, вот и собирают что попало.       — Люди говорят, — пожимает плечами парень и Хосоку вдруг становится стыдно. Не за себя, ведь он-то ничего подобного не говорит. За других. И за то, что Тэхён всё это слышит.       — Про меня тоже много чего говорят, — закатывает глаза, — но это не значит, что там есть хоть часть правды. — отворачивается, чтобы поставить кружку с чаем на стол позади себя. Тэхён фырчит. Это вызывает улыбку. — Просто, ты знаешь, что ты думаешь и чувствуешь, и говоришь об этом прямо. Некоторые чувствуют себя не в своей тарелке из-за этого.       — А ты?       — А что я? — возвращает вопрос. — У меня с этим проблемы. Я не всегда понимаю, чего хочу и что чувствую. Позже могу определить, но не в моменте. Не говоря уже о том, чтобы говорить прямо, то, что думаю. — Видит улыбку и понимает, что, кажется, вопрос был немного не об этом.       Тэхён на секунду отводит взгляд, а когда снова смотрит на него, Хосоку кажется, что он летит вниз.       — И как же ты в итоге понимаешь, чего хочешь? — Тихо спрашивает парень.       — Чаще всего не понимаю, — неосознанно так же понижая голос, отвечает Чон, усмехнувшись невесело от того, как противоречиво звучит.       Тэхён смотрит на свои сложенные на коленях руки, лижет нижнюю губу, поднимает взгляд.       — А сейчас чего хочешь?       Хосок задерживает дыхание, смотрит, не моргая. Ну как сказать… посмотреть фильм, закончить читать давно заброшенную книгу, переворачивать пингвинов, слетать на Луну…       — Тебя поцеловать.       Призрачная улыбка, зажатая зубами внутренняя сторона щеки, скользнувший к губам взгляд.       Они поднимаются на ноги одновременно. Комната небольшая, поэтому расстояние между ними сокращается почти мгновенно. Хосок медлит немного, теряясь в глазах Тэхёна, и тот, легко ухватив футболку на его груди, тянет к себе. Чон не сопротивляется, и когда их губы соприкасаются, необъяснимо для себя чувствует облегчение, которое быстро сменяется возбуждением. В этот раз Тэхён целует с не меньшим напором. Торопливо, несдержанно. И Хосоку кажется, что у него мозги поплыли. Пока он не слышит нетерпеливое:       — Ну а теперь то можно одежду снять?       Нервно смеётся прямо в губы и кивает. Тэхён незамедлительно тянет его футболку вверх, потом снимает свою с помощью Хосока. Они встречаются взглядами, в которых можно разглядеть неловкость. Её заслоняют интерес, желание и что-то ещё, такое горячее и тяжёлое, что Хосок решает подумать об этом позже. Его взгляд скользит к острым ключицам, ниже. Тэхён выглядит не так, как он себе представлял. У него крепкое, поджарое тело. Красивое. Такое же, как и всё остальное в нем для Хосока.       Он чувствует такой же изучающий взгляд на собственной коже и понимает, что у него начинают гореть кончики ушей. Ему кажется, что он вообще впервые обнажается перед кем-то. Тэхён тянет руку к его животу и прижимается ладонью, распластав длинные горячие пальцы на прессе. Ощущение его руки на своей коже сбивает дыхание. Одно это прикосновение закручивает внутри небывалые вихри, не похожие ни на что ранее им испытанное.       Хосок смотрит ему в глаза, тянется рукой к поясу его брюк, выискивая в глазах напротив хотя бы каплю несогласия или сомнения. Но видит только жгучее желание. Притягивает его к себе, обхватив второй рукой затылок, встаёт ближе, продолжая расстёгивать ремень и брюки Тэхёна, которые тут же сползают к лодыжкам. Поцелуи не прерывает, чувствует, как Тэхён расстёгивает его джинсы, тянет собачку молнии вниз, Чон наступает на них, пытаясь поскорее стянуть. Ему помогают руками. Где-то на задворках разума мелькает осознание всего происходящего, но недостаточно отчетливое, чтобы он подумал остановиться.       — Можно спросить? — Тэхён отстраняется несильно, ловит взгляд Хосока, а тому приходится приложить усилие, чтобы сфокусироваться. — Не то, чтобы это было моё дело… — Хосок снова целует его, аккуратно прикусив нижнюю губу.       — Спрашивай. — Выдыхает.       — Часто этим занимаешься? — пальцы Тэхёна скользят по его коже вверх, путаются в волосах на затылке. Жмётся ближе.       — Не с парнями, — отвечает, с трудом выныривая из ощущений. Мажет губами по острой линии челюсти. Тэхён прикрывает глаза.       — А когда понял, что…       — Никогда. — Перебивает. — До тебя никого не было. — Жмётся носом в щёку. Мелко дрожит от возбуждения, но пытается не потерять нить разговора.       Тэхён шумно выдыхает, когда пальцы Хосока чуть проникают под резинку его трусов, скользя по коже живота. Отвечает на поцелуи, но снова говорит:       — Ты нравишься многим людям…       — Я об этом не знаю…       — …людям, гораздо красивее меня…       Чон замирает. Поднимает голову, вглядывается в его лицо. «Красивее меня»? Что? Чуть хмурится. Да Тэхён вообще в зеркало смотрелся? Себя-то видел? Хосоку так много хочется сказать. Ответить на невысказанное «Почему я?». У него целые километры слов внутри, но с губ срывается:       — Мне нравится с тобой говорить.       — О, я вижу, — кивает, нервно усмехнувшись.       Чон криво улыбается, осознав нелепость собственных слов в данной ситуации. А потом Тэхён смотрит вот так и из Хосока вырывается нестройное дыхание. Он шагает вперёд, вынуждая парня пятиться к кровати, оставляя позади ворохи одежды. Целует за ухом, согревая кожу дыханием. Одновременно с этим пробирается рукой под резинку трусов и понимает, что Тэхён возбуждён так же сильно, как и он сам. Обхватывает пальцами его член. Тэхён жмётся лбом к его плечу, задушено всхлипнув, прикрывает глаза. Хосок мягко целует его в висок и начинает двигать рукой. Тихий хриплый стон отзывается в нём чем-то невероятно горячим.       — Вот так хорошо? — спрашивает, понимая, что собственные руки мелко дрожат.       — Д… угу, — отвечают сдавленно.       С Хосоком такое впервые — реакция на его прикосновения и поцелуи такая восхитительная, затмевающая потребность в удовлетворении собственных желаний. Невольно он сравнивает это со всем, что было до, и понимает, что «до», наверное, ничего и не было. Всё ощущается иначе. Ярче и острее. Так переплетается не только с физическими ощущениями, но и с тем, что творится внутри, калейдоскоп чего-то, что невозможно определить. Там и чувство неловкости, и потребность, желание, невысказанная и неизвестная нежность, страх сделать что-то не так, страх сделать всё именно так…       Он перестаёт думать, когда чувствует горячее дыхание на своих губах и чужую ладонь, огладившую его поясницу, скользнувшую вперёд, за резинку его трусов, пальцы, осторожно повторяющие то, что делают его собственные. Он крепко зажмуривается, отчего-то сдерживает тихий стон, пытается отвлечься из-за боязни кончить прямо сейчас, как грёбаный девственник. Но прекращать, останавливать, или, чёрт, отстранятся даже не думает.       Он думает, что можно было бы закончить на этом, не идти дальше. Да, наверное, дальше пока и не нужно. Но Тэхён сжимает его плечо, хозяйничает языком в его рту, ласкает губами его собственные. Что такое вообще это ваше «остановиться»? Прерваться всё-таки приходится. Прерваться, посмотреть друг другу в глаза, увидеть мягкую улыбку и аккуратно надавить на плечи, чтобы заставить сесть, стянуть бельё, избавиться от собственного. Задержаться взглядом на носках с покемоном и поймать смущённую улыбку.       — Не будем их снимать? — Спрашивает Хосок с улыбкой, которую безуспешно пытается сдержать.       Тэхён отрицательно машет головой, двигается ближе к изголовью кровати, и Хосок, упираясь коленом в матрас, скользит пальцами сначала по одной ноге, затем по другой, стягивая носки и отбрасывая их в сторону. Тэхён ложится на подушки и в который раз Хосок зависает, глядя на него.       — Хочешь остановиться? — Возвращает его к реальности голос Тэхёна, в котором слышится неуверенность, несмотря на полуулыбку, растянувшую его губы.       — Нет. А ты? — В ответ получает отрицательное движение головой. Он нависает над парнем, касается губами кожи над рёбрами, поцелуями двигается вверх. — Мы не обсудили… — задевает языком твёрдый сосок и сбивает дыхание от судорожного вздоха, послышавшегося сверху. Поднимает голову. — Кто… как… ну, — взглядом скользит в сторону. Обсуждать подобные вещи вслух оказывается весьма затруднительно.       — Мне нравится так, как есть, — отвечает Тэхён тихо, запустив пальцы в его волосы и вынуждая посмотреть на себя, что Хосок и делает. — Я… — теперь он сам отводит взгляд, — кое-что читал и, ну… смотрел… — Хосок щурится, потом улыбается, наблюдая. — В общем, — Тэхён зажмуривается, — подготовка не нужна, я уже всё сделал. — Открывает глаза. Смотрит на него, а Хосок моргает. Раз, другой. И когда до него наконец доходит смысл сказанного, его брови ползут вверх. Тэхён закрывает лицо ладонями. — Не смотри на меня так, пожалуйста… — Чувство, что он опять делает что-то не так, слегка убавляет градусы.       Хосок пытается осознать. Нет, с ним-то всё понятно. Ему нужно было узнать, с чем он собрался иметь дело. Узнать, как и что происходит не на уровне «ну бля, вот это нужно засунуть вот сюда», а так, чтобы не навредить, не сделать больно. Вариант, в котором они бы поменялись ролями, он тоже допускал и был готов попробовать, если бы этого захотел Тэхён. Не был уверен, что ему это понравится, но ведь не узнает наверняка, если не попробует, верно? Но то, что сделал Тэхён… Чёрт, даже в этом весь Тэхён. Чон думал, что это касается только учёбы. Ошибался, очевидно. На него смотрит один глаз сквозь раздвинутые пальцы. Хосок улыбается. Убирает руки Тэхёна и целует его в подбородок.       — Ладно. — Прикусывает кожу. — Хорошо. — Целует в уголок губ. — Ты хочешь этого? — Трётся носом о щёку, теряясь в нежности, непонятно откуда взявшейся.       — Да. — Следует незамедлительный ответ. С придыханием, потому что руки Хосока, не останавливаясь, исследуют.       — Если захочешь остановиться, — целует быстро, мягко, — Скажи. — Замирает, ждёт, когда Тэхён откроет глаза. — Не важно в какой момент. Просто скажи, хорошо?       Тэхён кивает. Улыбается немного смущённо.       — Вряд ли захочу.       Хосок пытается понять, как так получается, что, вроде бы, обычные слова выбивают из него дух похлеще, чем поцелуи. Впрочем, его хватает только на пару секунд, потому что Тэхён под ним ёрзает. Парень приподнимается на руках, тянется к верхнему ящику тумбы и достаёт оттуда презервативы и смазку. Тэхёна целует, занимая собственными губами, по-идиотски не желая, чтобы тот видел этот клятый бутылёк.       Несмотря на то, что Тэхён говорил, всё равно действует чуть ли не по инструкции, выдавливая прохладную смазку на пальцы. Кожа, кажется, горит у обоих, воздух в комнате становится тяжёлым, когда его пальцы скользят внутрь, почти не встречая сопротивления. Хосок нервничает, становится серьёзным, полностью сосредотачиваясь на Тэхёне, на его реакциях, потому что ему нужно понять, что он всё делает правильно, потому что у него опыта нет нихрена. Потому что всё, что происходит, он делает впервые и чудовищно боится налажать. У него даже получается сосредоточится на процессе. Почти. Если бы не нужно было смотреть на Тэхёна. Того самого, который находится в его постели, мнёт пальцами простыни, кусает губы и чуть хмурит брови, прикрывает глаза, и так невероятно стонет, откинувшись на подушки. Чону, кажется, достаточно только этого — просто смотреть. Он не был готов к тому, что представшая перед ним картина, так сильно захватит.       В какой-то момент Тэхён едва ли не хнычет нетерпеливо, заполошно бормочет: «Да хватит уже, я готов…». Хосок прерывается, садится на колени, хватает презерватив, дёргано рвёт обёртку, потому что, блять, не железный вообще-то, раскатывает его по члену, не забывает про смазку. Устраивается меж ног Тэхёна, замирает.       — Тэхён… — зовёт тихо, тот с трудом фокусирует на нём свой взгляд. — Я думаю, — подаётся вперёд, мимолётно целует его колено, нависает над ним, — что ты потрясающе красив.       Невероятные глаза раскрываются шире, а потом Тэхён тянется к нему, целует бесконечно жарко и Хосок подаётся вперёд бёдрами. Замирает, потому что Тэхён хмурит брови.       — Больно? — Спрашивает обеспокоенно.       — Скорее немного неприятно. Продолжай, ладно?       И Хосок делает, то о чём его просят. Поначалу ему даже удаётся оставаться сдержанным, но когда шумное дыхание Тэхёна сменяется стонами, его бёдра начинают двигаться навстречу, а к поцелуям примешиваются укусы, Хосок дуреет. Больше не контролирует собственные выпады, упираясь взмокшим лбом в изгиб шеи, кожа которой, кажется, горит, вбивает Тэхёна в мятые простыни. Ему не хватает воздуха. Или в комнате действительно закончился он весь, или лёгкие отказываются работать.       Тэхён не сдерживается. Просто потому, что не думает, что должен. Все неловкости, незначительные болезненные или неприятные ощущения, вообще всё становится неважным, когда он в полной мере чувствует Хосока. В себе, на себе, вокруг. Везде. Мысль о том, что причиной, по которой Хосок сипло дышит, стонет тягуче, дрожит мелко, контроль теряет — является он, роняет его в горячую бездну, опутывающую венами лаву, спутывает болезненным узлом, и взрывается тысячами обжигающих звёзд.       Тэхён кончает первым. Бурно и громко.       Хосок, застряв где-то на подступах, выдыхается, поняв, что разрядки ему не получить. Во всяком случает не прямо сейчас. Перенервничал, слишком много думал. Но он не жалеет, что всё получилось именно так. Ну, ладно, может чуточку и жалеет, но вид Тэхёна с раскрасневшимся и влажным от пота лицом, его полуприкрытые глаза, расслабленная полуулыбка и его невесомые прикосновения, поцелуи после, когда они лежат, перепутавшись ногами и руками, компенсирует всё.       Чон смотрит в потолок, на блики, которые бросают на него время от времени проезжающие машины, слушает постепенно успокаивающееся дыхание Тэхёна, удобно устроившегося на его груди, и прислушивается к своим внутренним ощущениям. И понимает, что всё чувствуется иначе. Нет сожаления, стыда за свои кривые руки, чувства тошноты и желания помыться в кипятке. Есть нечто, распирающее грудную клетку и желание беспрерывно касаться парня, лежавшего сейчас рядом. Он забывает и про чувство неудовлетворённости, только физической, потому что во всех других смыслах он удовлетворён сильнее, чем когда бы то ни было.       Зато об этом не забывает Тэхён, опустивший взгляд вниз и понявший что именно он упустил. Парень хмурит брови, приподнимается, опираясь на локоть, смотрит Хосоку в глаза.       — Ты что, не… — замолкает, прищурившись. Хосок усмехается.       — Это не страшно.       — Я сделал что-то не так? — Тэхён хмурится.       У Хосока есть много слов, которыми он бы мог сказать, насколько всё так, но он не говорит ничего из этого, боясь, что будет звучать слишком слащаво. Тянет парня назад к себе, целует в висок.       — Прекрати. Всё хорошо.       — Но… — предпринимает ещё одну попытку подняться, но его не пускают.       Тэхён больше не говорит. Он затихает ненадолго, а потом Хосок чувствует его губы на своей шее, поворачивает голову, чтобы получить поцелуй и совсем скоро уже не замечает того, что Тэхён поменял положение. Он снова начинает думать в тот момент, когда Тэхён втягивает в рот и посасывает кожу внизу его живота. Поднимает голову, чтобы… Чон не помнит для чего, потому что видит и чувствует, как парень стягивает с него презерватив, чтобы в следующую секунду обхватить головку члена губами, после насаживается сильнее.       Хосок давится воздухом. От ощущений, от вида, от неожиданности. Смотрит во все глаза, сначала постанывает тихо, сдерживается, пальцы в мягкие волосы запускает. В какой-то момент у Хосока вырывается нервный смешок, когда он думает, что Тэхён, наверное, и этот процесс изучил досконально, теперь применяя на практике. Хотя любые мысли испаряются почти мгновенно, остаются одни ощущения, сосредоточенные в одном месте.       Так что Хосок этой ночью тоже кончает, потому что Тэхён со «всё хорошо» не согласен. Потому что он на меньшее, чем то, что дал ему Хосок, не согласен. Потому что он тоже хочет быть причиной таких умопомрачительных взрывов. Хосок получает свою разрядку, громко, не сдержав пары ругательств и вообще больше не думая сдерживать стонов. Его на самом деле хватает ненадолго, потому что вид потрясающих губ, обхвативших его член, и ощущение горячего, влажного рта шансов ему не оставляют.       Тэхён остаётся до утра, но просыпается раньше будильника, торопливо собирается, не дав сонному Хосоку опомниться. Тот догоняет его у самой двери, не собираясь отпускать просто так. Целует в губы, ловит улыбку, слышит «спасибо» и далеко не сразу понимает, за что.       Он ещё долго стоит, прислонившись к двери спиной, пока в его голове стоп-кадрами мелькают события прошедшей ночи. Выплывает из воспоминаний, когда понимает, что улыбается, и идёт наверх, чтобы поменять постельное бельё, позже закинув в стиральную машину. Он чувствует невесомость почти, совсем не обращая внимания на что-то болезненно испуганное в самой глубине.       А к обеду домой возвращается Джиён. Не успев разуться и снять куртку, замирает, прислушиваясь. Реагируя на шум, в коридор выходит Хосок, и пару секунд они просто пялятся друг на друга.       — Это что там, стиралка работает? — вздёрнув бровь, интересуется она.       — Ну да, и что? — пожав плечами, говорит он.       Джиён торопливо стягивает с ног ботинки и идёт на кухню, наклоняется, заглядывая в стиральную машину сквозь стеклянное окошко, видит простыни. Её брови ползут вверх. Она выпрямляется, смотрит на сына, а потом как-то странно усмехается.       — Даже спрашивать не буду.       Шагает к чайнику, наливает в него воду и включает.       — Да что ты там себе уже надумала? — закатив глаза, интересуется Хосок, а сам старательно пытается сохранить искреннее возмущение.       — Ну, — женщина вспоминает, что не помыла после улицы руки, — наверное, я самая отвратительная мать на свете, но… — смотрит на него через плечо, — делай что хочешь, только, пожалуйста, предохраняйся.       Парень хмурит лоб, смотрит в окно, прижавшись боком к столу. Джиён достаёт две кружки и кидает в них пакетики с чаем.       — Так и? — Снова говорит, пытаясь спрятать улыбку. — Да или нет? Кто она?       — Боже, женщина, ну разумеется я не занимался сексом в твоё отсутствие, не предохраняясь. Я, по-твоему, идиот?       Она всё же тихо смеётся, а он, пробубнив, что ему нужно заниматься, сбегает в свою комнату, надеясь, что не покрылся красными пятнами от стыда. У него потрясная мать, он может говорить с ней на любые темы, но есть те, от мысли об обсуждении которых физически становится плохо. Ко всему прочему, появилась ещё одна вещь, о которой страшно говорить. Вопрос Джиён саданул его по физиономии осознанием реальности. Она спросила: «Кто она?».       Оставшиеся выходные проходят тихо, а в понедельник, когда Хосок приезжает в школу, его атакуют друзья, в частности Вик, приставая с вопросами о том, почему это он не устроил вечеринку, если его матери не было дома.       — Да как-то… не подумал, — отвечает он, скидывая с себя руку парня, который при встрече навалился на него.       Они отходят за угол, чтобы покурить перед уроком. Юнги всё это время молчит, смотрит пристально, прищурив один глаза из-за попавшего в него дыма.       — А чего делал-то тогда? — Спрашивает Вик, притопывая. Этот парень никогда не находится в статичном состоянии. Серьёзно. Какая-то часть его тела непременно шевелится.       — Учился, — Хосок пожимает плечами. Делает затяжку, встречается взглядом с Юнги и сразу же отводит свой в сторону.       — Пффф, позорник! — Хохочет Вик. Пихает Юнги в плечо. — Нет, ну ты видел?       — У нас выпускные экзамены через полтора месяца, придурок. — Беззлобно отвечает тот. Снова ловит бегающий взгляд Чона. — Тебе бы стоило взять пример и тоже чего-то подучить.       Вик фырчит, бросает несмешную шутку, смотрит на часы и подгоняет их, говоря, что ботаники на уроки не опаздывают. У входа в школу они видят девчонок и теперь уже вшестером идут на урок.       О том, что у него проблемы, Хосок понимает почти сразу, потому что вместо того, чтобы внимательно слушать учителя, он смотрит на Тэхёна. Не то, чтобы он и раньше этого не делал, но теперь всё переходит на какой-то маниакальный уровень. Первый урок, второй, третий. Он не думает о том, что в классе ещё пара десятков человек. Просто забывает. И ничего не может с собой поделать. Поэтому не видит внимательного взгляда, периодически наблюдающего за ним. Зато ловит момент, когда Тэхён откидывается на спинку своего стула и отвечает на его взгляд.       Они и раньше пересекались взглядами, но то были случайные, мимолётные контакты двух знакомых людей. Теперь их характер меняется. Тэхён смотрит намеренно, красноречиво. И только Хосок понимает эти взгляды. Потому что у них появилась одна тайна на двоих…       Теперь Хосок приезжает в большой белый дом на холме не только в те дни, когда ему нужно забирать Джиён. С Тэхёном они продолжают хранить молчание в школе, не общаясь, компенсируют это долгими разговорами после. В какой-то момент у них появляются заговорщицкие улыбки, взгляды исподтишка, мимолётные едва ощутимые касания в коридорах. Становится сложнее делать вид, что они не общаются.       Хосок таскает эту тайну в себе как что-то большое, распирающее, волнуется, как бы не уронить, не выдать. Временами ему кажется, что все знают, и тогда он малодушничает и думает, что нужно всё это заканчивать. Но почти сразу же приходят мысли о том, что ничего подобного он не сделает. Тэхён открыл что-то неизвестное, что-то, о существовании чего в себе Хосок и не догадывался. Какую-то бунтарскую, тёмную сторону, подвластную желаниям и, наверное, каким-то порокам.       А потом, в один из дней к нему пристаёт Вик, узнавший откуда-то, что его мама работает в доме Тэхёна. Это случается во время обеда, в переполненной столовой. У Чона пропадает аппетит, он старается игнорировать тупые вопросы друга или отшучиваться безразлично. Вик доходит до абсурда в своём любопытстве, когда начинает выспрашивать про Тэхёна, находящегося в «естественной среде обитания». Выдаёт какие-то идиотские предположения о том, во что он одевается и как говорит. Кривляется. Хосоку кажется, что он сейчас зубы в порошок сотрёт, а потом встревает Юнги, раздражённым, хриплым голосом затыкая неугомонного друга, ссылаясь на то, что у него от этого бессмысленного потока слов кровь из ушей пойдёт.       Вик затыкается.       Хосок смотрит на Юнги и встречается с прямым взглядом, который не может прочитать.       Он думает об этом и на уроке, но совсем недолго, потому что прямо посреди объяснения сложных математических задач, ловит себя на мысли о том, что падает в фантазии. Такое с ним теперь происходит довольно часто. В самый неподходящий момент он думает о том, какая потрясающая на ощупь кожа Тэхёна, как красиво он запрокидывает голову, пока Хосок двигается в нём, или, совсем уж сумасшествие, вспоминает его влажный, горячий рот и позорно задыхается.       А потом пишет Тэхёну и едет к нему сразу после уроков. Потому что сил терпеть это нет никаких. И вот уже не в его мыслях Тэхён запрокидывает голову, прикрывает глаза и выстанывает его имя, После они лежат на влажных простынях, Хосок на животе, Тэхён на спине. И пока он рассказывает об одной из игр прошлого года, в которой их школа выиграла, о том, что только на него и смотрел тогда, думая о том, насколько Хосок красивый, а его тело, чёткие, уверенные движения, завораживают, Чон пытается понять, что происходит в его голове.       — Но мы тогда даже не разговаривали, — усмехнувшись, говорит Хосок. Тэхён поворачивает голову в его сторону.       — Это не мешало смотреть на тебя издалека. — Возвращает усмешку, а Хосоку становится не до смеха. Он приподнимается на локтях, двигается ближе. — Я знаю, что ты тоже смотрел на меня. — Тише говорит Тэхён. Хосок нависает над ним. — Даже когда мы ещё не разговаривали. — Выдыхает в губы голосом на тон ниже. Ни один из них не шевелится. — Как думаешь, то, что происходит, можно было предугадать уже тогда? — Вместо ответа он получает глубокий, жаркий поцелуй и уже не думает ни о чём другом.       Они проводят всё больше времени вместе и Хосок не замечает этого, но в какой-то момент понимает, что если хотя бы день не видит Тэхёна вне стен школы, не разговаривает с ним, не касается его, что-то горько тянущее образуется в его груди. Чаще они видятся у Тэхёна. Реже — у Хосока. Иногда выбираются на улицу. Обычно ночью. Несколько раз едут к побережью. Продолжают много говорить, уютно молчать. И смотреть. Наблюдать друг за другом в момент, когда один не видит, а другой не пытается скрыть, что смотрит.       Продолжают с энтузиазмом изучать тела друг друга и собственные. Используют для этого кровати, столы, машину Хосока. Один такой вечер запомнился ему особенно ярко. Не сексом на заднем сидении машины, хотя тот и был восхитительным. Моментом после. Тэхён лежит, прижимаясь спиной к его груди. Оба взмокшие, разморённые и уставшие. За окнами океан, песок с островками ожившей зелени, и погружающееся в воду ярко-оранжевое солнце. Тэхён лежит в его руках молчаливый, расслабленный, мягкий и Хосоку хочется никогда не уходить отсюда, остаться в моменте. Потому что ему так хорошо, что становится страшно. Потому что всё имеет свойство заканчиваться. Потому что он до сих пор не понял, почему Тэхён выбрал его.       Он зарывается носом в мягкие тёмные волосы и сжимает руки крепче, будто стараясь удержать момент. А потом слышит тихий, бархатный смех и ему моментально становится спокойно. Много лет спустя, лелея это воспоминание, он будет думать, что уже тогда должен был всё понять, но получилось так, как получилось.       

***

             Тэхён выстанывает его имя и замирает, уткнувшись носом в изгиб шеи Хосока. Дрожь парня становится отражением его собственной. Комнату наполняют звуки тяжёлого дыхания, запахи и тягучая, удушливая жара. Отголоски оргазма пускают в пальцы мелкий тремор. Хосок сидит на кровати, Тэхён — на нём. Парень оставляет мягкий поцелуй на его плече и отстраняется. Хосок улыбается ему, поднимает руку и убирает с его взмокшего лба пряди волос. Тэхён довольно улыбается, прикрыв глаза, а когда снова открывает их, Чон видит уже знакомую хитринку.       — Тебе нравится кто-нибудь в школе? — Вопрос прилетает неожиданно. Хосок тихо смеётся. — Что? — Удивлённо спрашивает.       — Тэхён, я буквально ещё в тебе, — напоминает, поглаживая его поясницу.       — Дэй хорошенькая, — продолжает парень, как ни в чём не бывало.       — Ты тоже, — вздёрнув бровь, отвечает Чон.       — И ты явно ей нравишься.       — Это не взаимно. — Заверяет. — Мы просто друзья.       — Ты точно будешь в порядке, если я приду на эту дурацкую благотворительную вечеринку? — Тэхён задаёт очередной вопрос, перескакивая с темы на тему так непринуждённо, что это немного сбивает с толку. Хотя, он получил ответ, который хотел и больше на этом вопросе задерживаться не собирается.       — С трудом представляю тебя среди этой ряженной толпы. — Улыбается Хосок, прикусывает аккуратно за подбородок.       Тэхён прикрывает глаза, обнимает его за шею.       — Сможешь сдержаться и не заговорить со мной? — подначивает. Вызывает тем самым усмешку.       — Это сложно, — с самым серьёзным видом отвечает парень, — но обычно же получается.       Не сдерживается и хихикает, когда видит скептически вздёрнутую бровь.       Так называемая благотворительная вечеринка устраивается с подачи школы и подразумевается, что ничего, крепче каких-нибудь безалкогольных коктейлей не будет. Такие проводятся каждый год старшеклассниками, арендуется какое-нибудь приличное кафе, продаются билеты, а вырученные деньги отправляются в один из приютов или на какое-нибудь «нужное» дело. Так должно быть по задумке. Но то, как должно быть, и то, как получается на самом деле, отличается каждый чёртов год.       С некоторых пор Хосоку становится не по себе, когда они делают вид, что никак не связаны в людных местах. Необъяснимое чувство вины таится где-то в глубине и пока что ему удаётся не обращать на него внимания, никак не анализировать, но всё равно оно ощущается каким-то гниением. Вопрос Тэхёна тоже не совсем обычен. До этого момента они обсуждали публичность только раз. И то, не то чтобы обсуждали. В тот раз, в кабинете. Чаще Хосок уверен, что Тэхёна такое положение вещей устраивает. Но иногда… он ловит что-то во взгляде, в мимике, не может себе объяснить, но ему становится неспокойно.       Чуть позже, приведя себя в порядок и частично одевшись, Хосок садится за ноутбук, время подавать заявку на поступление давит. Он сидит в кресле напротив своей кровати, поверх мятого одеяла которой устроился Тэхён, уткнувшийся в какую-то книгу. Всё ещё выглядит абсолютно не принадлежащим миру Чона, но так гармонично вписывающийся в него. Парень опускает взгляд в ноутбук, но довольно скоро снова поднимает его.              — О чём думаешь?              — О колледже, — уныло отвечает. — Думаю, зачем собрался поступать на юридический.              — Чтобы зарабатывать нормальные деньги, — предполагает Тэхён.       Хосок усмехается:       — Ты представляешь меня в костюме, галстуке, защищающим какого-нибудь отморозка в суде? — приподняв брови, спрашивает весело. В ответ ему широко улыбаются.              — Не очень, — признаётся Тэхён.              — Ну и вот, — Хосок опускает взгляд, рассматривает форму заявки, — я просто не знаю, что выбрать.       — Выбери филологию, — предлагает таким тоном, будто это самая очевидная вещь в мире. Хосок хмурится, снова смотрит на него.       — Ты шутишь что ли?       — Абсолютно нет, — качает головой Тэхён. — Тебя увлекают языки и литература. Ты читаешь каждую свободную минуту. Не акцентируешь на этом внимание, потому что тебе приходится делать вид, что ты такой же, как и твои друзья. Но на самом деле ты совсем не такой. Я знаю.              Хосок молча смотрит на него и думает, что чувствует нечто тёплое, что-то, что ворочается в его груди, от того, что Тэхён внимателен к таким вещам.              — В колледже, в который я подал документы, нет ничего подобного. — Говорит и звучит неубедительно даже для себя.              — Подавай в Национальный университет. Время ещё есть. — Тэхён беспечно пожимает плечами,              — Ты уверен, что поступишь туда, да? — Спрашивает, видит улыбку человека, уверенного в собственных силах. И совсем не удивляется, потому что Тэхён всё ещё самый умный ученик в их школе. — Будем учиться в столице, и ты при встрече будешь делать вид, что мы не знакомы, — выдаёт с нервной усмешкой.              Улыбка Тэхёна меркнет. Он молчит. Долго. Так долго, что Хосок отводит взгляд, ругая себя последними словами за то, что поднял тему, которую обсуждать не хотелось. Ему всё чаще кажется, что в нём живёт два человека. Тот, которого знают и к которому привыкли все. И тот, кого знает только Тэхён. Осознание неизбежности выбора между этими двумя людьми висит над ним, вызывая чувство, будто он лежит головой на плахе. Пойди он проторённой дорожкой, получи солидное образование, приемлемую девушку, и все будут говорить, что он молодец, справился. Выбери он неизвестность и университет в столице, — вернуться домой уже не получится.       А что скажет ему Джиён, если он заявит, что собрался учиться на другом конце страны? Ей глубоко плевать на пересуды, её волнует только его счастье, но всё же… Если он выберет второго себя, то Хосок, к которому он приучил окружающих и даже себя, исчезнет. Или нет, что ещё хуже, ведь эта его часть будет заперта глубоко внутри.       — Я никогда так не сделаю, Хо, — говорит Тэхён наконец.       Тишина между ними становится удушливой. Хосок невольно думает о том, что сам-то именно так и делает. Никто из его друзей не знает, чем они с Тэхёном занимаются за закрытыми дверьми. Никто из них и не догадывается, что Хосок достаточно ненормален, чтобы в абсолютно трезвом уме и твёрдой памяти сказать Ким Тэхёну, что хочет кончить ему в рот. Никто понятия не имеет, что придурок, который наивно полагает, что в состоянии удержать оба мира, не смешивая их и не страдая от необходимости выбора.       — Ну, тогда я подаю документы в Национальный, — говорит Хосок, смотрит на парня, — буду доставать тебя и там.       Тэхён тихо смеётся и Хосок улыбается. Ему нравится слышать этот смех. В такие моменты кажется, что нет никаких преград, мук выбора, страха быть уличённым в чём-то неправильном. Нет необходимости пытаться понять кем ты являешься на самом деле. Он улыбается, но взгляд опускает, потому что знает — как только посмотрит в глаза Тэхёну, иллюзия отсутствия очевидной проблемы исчезнет. А Хосок хочет обманываться чуточку дольше.       И он заполняет заявку на поступление в Национальный.       

***

             Брюзжащее ворчание, раздающееся из комнаты для гостей, вызывает у Хосока злорадную усмешку. Он заряжает кофемашину и стоит возле неё, ожидая свою порцию кофе. На столе уже стоит стакан прохладной воды и две таблетки аспирина для Юнги. Но до момента, когда тот доберётся до этого маленького свидетельства заботы, Чон вполне может позлорадствовать.       Ему так и не удалось уснуть. Вместо этого он отправился по закоулкам памяти, в который раз напоминая себе, что у прошлого нет и никогда не будет сослагательного наклонения.       Их первый с Тэхёном раз был нелепым, неловким, совершенно несуразным и чудовищно нервным, но Хосок не согласился бы изменить ни одну, даже самую крохотную, деталь. Потому что ничего подобного ему не удалось испытать ни до, ни после. На самом деле он не особо-то и пытался. Последние месяцы выпускного класса впоследствии стали для него убежищем, тихим местом, которое несмотря на сожаления, позволяло укрываться в нём, когда становилось сложно.       То время стало чуть ли не основополагающим в его жизни, потому что именно тогда он свернул на правильный путь, позволивший в конечном итоге найти себя в самом себе.       — Блять, почему каждый раз, когда мы видимся, я в итоге страдаю от похмелья, а ты выглядишь, как огурчик? — ворчит Юнги, плетясь к столу. Хосок оборачивается и усмехается, разглядывая помятую физиономию друга. — Ты так и не спал опять? — Смотрит хмуро, падает задницей на высокий стул и хватается за стакан, чтобы запить торопливо запиханные в рот таблетки.       Хосок подходит к столу и ставит перед ним чашку с кофе. Юнги не реагирует, распластавшись по деревянной поверхности. Когда Чон садится на свободный стул и уже собирается сделать глоток кофе, ему в лицо прилетает вопрос:       — Ты позвонил ему?       Юнги спрашивает и только после этого сгребает себя со стола и пытается сесть ровнее.       — Отвали, — усмехнувшись, отвечает. Глаза Мина превращаются в щёлочки.       — Заебёшься ждать. Даже когда ты будешь дряхлым стариком без семьи…       Потому что именно тогда началось что-то очень важное.       — Ты тоже будешь дряхлым стариком без семьи, потому что тебя, кроме меня, не в состоянии вытерпеть ни одна живая душа.       Юнги морщится досадливо, машет в его сторону рукой, мол, «да заебал», хватает чашку и отворачивается к окну. Оба молчат какое-то время. Так и сидят: один смотрит в окно, второй — в чашку с кофе.       — Я хочу съездить в Эдинбург, — тихо говорит Хосок. Взгляд не поднимает, но знает, что теперь Юнги смотрит на него.       — Решил пройтись по памятным местам? — Недовольно интересуется. Чон смотрит исподлобья. Юнги морщится. — Не смотри так на меня. Ты написал эту чёртову книгу, теперь собрался туда, где вы были вместе, потом что? — Его голос набирает громкость, что, в общем-то, не удивительно. — Станешь сталкером и пару недель будешь наблюдать за Тэхёном? Он, кстати, живёт всё в том же доме, который вы выбирали вместе. — Хосок знает это, но произнесённым вслух это знание вгоняет болезненные иглы в грудную клетку. — А потом вскроешься по тихой грусти и найдёт тебя твой истеричный агент. Так что ли?       Чон хмурится. Недоумённо усмехается и смотрит на друга.       — Что за чушь ты несёшь?       — Чего ты ищешь, Хо? — Спрашивает тихо, смотрит внимательно.       И он снова делает это, бьёт в десяточку тогда, когда Хосок и не ожидает. Он усмехается, чуть качает головой. Пьёт свой кофе. Молчит. Потому что Юнги прав. Книга, Эдинбург… Несмотря на успех в профессиональной сфере, признание коллег, престиж и известность, несмотря на то, что у него есть всё, чего желает большая часть людей. Несмотря на то, что знает — он на своём месте. Пустота внутри ширится. И ничем её не заткнуть. Так что да, Хосок ищет то, что заполнит её, на самом деле, давно зная ответ на этот вопрос.       Потому что Тэхён стал тем, кто показал ему, кто он есть на самом деле.                                          
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.