С моим миром позади

Дэйв остался совсем один. Один со своим горем. Он не понимал, почему Джеймс так хочется отдать свою жизнь родине, у него действительно нет другого смысла жизни? Дэйв для него значит меньше чем какая-то бойня на другом конце света? Испустил из себя вздох, наконец нашёл в себе силы подняться с постели. Заправил её, встал напротив окна, всматриваясь, разглядывая толпы людей перемешанных с животными, большими сумками и зонтиками, линии и столбики из машины, слившиеся в пробки. Он не хотел выходить. В принципе его работа позволяла трудиться дома, но он хотел остаться дома не один, а с Джеймсом. Через некоторое время Джеймс, уже позавтракал, умылся. Собравшись, стоял у входной двери и открывал дверной замок. Но вдруг, кто-то сзади тихо подошёл к нему и обнял за плечи. Так неуверенно поначалу, еле как руки держал, а потом выдохнул и крепко сжал конечности на плечах Джеймса. Можно было слышать томное дыхание Дэйва, такое тёплое, направленное прямо в спину и шею Джеймса. Тот же ничего и не делал, просто наслаждался этой нежностью и лаской, ждал пока друг его отпустит. И вот наконец, руки Дэйва медленно сползают вниз, а затем он со всей своей любовью целует друга в затыльник. — До вечера, — Джеймс поправляет свой шарф и выходит из квартирки. Дэйв закрывает дверь, прижимается к ней спиной и потихоньку по спускается вниз, падает на пол и прижимает к себе колени. Уткнувшись носом между колен, он снова срывается и с громкими всхлипом начинает плакать, чувствую полную безнадёгу, не в состоянии принять выбор Джеймса. Джеймс не сумел социализироваться в детдоме, поэтому ему было крайне трудно общаться с людьми. В университете он был тихим мальчиком, ни с кем не общался попросту, только по делу. С учителям вёл себя скромно, очень их стеснялся, как и всех взрослых в принципе, поэтому когда он отвечал вслух, его практически не было слышно. Учился он хорошо или хотя бы старался, ведь учился на деньги Дэйва и его отца, по этой причине выжимал из себя максимум, засиживаясь иногда в библиотеке, пытаясь изучить материал идущий дальше. Это конечно не всегда получалось, ибо нормально начального образования не дали, и приходилось изучать его с помощью репетиторов, которых опять же оплачивала семья Дэйва. Он был обязан их семье всем. Она дала ему хороший дом, хорошее образование, еду, одежду, сына. Джеймс считал, что если хоть один раз он где-то ошибётся или провалиться, то его мигом выпрут из дома и оклеймят бесполезным мусором, который лишь пустая трата денег. Джеймс боялся потерять их доверие, особенно доверие Дэйва. Тот действительно был для него самым-самым важным на свете, он не представлял свою жизнь без него, он большая часть жизни Джеймса. Думая об этом, он чуть не пропустил свой автобус. Мигом запрыгнув в него, оплатил проезд попытался протиснуться сквозь кучи людей. Дышать не представлялось возможным, лёгкие сжимали чужие тела, на ноги наступали и давили. Чего ещё ожидать от утра рабочего дня? Тем временем Дэйв уже успокоился. Он сидел за столом и пил утренний чай, подаренный другом его отца, фруктовый,  насыщенный, пряный и ароматный, со вкусом персика и вишни. Дэйв любил такой чай, поэтому принял подарок без лишних колебаний. И не прогадал. Разглядывая всякие документики и бумашки, присланные отцом, он совсем не вникал в нихч предпочитая смотреть в окно. Дэйв должен был занять место своего отца, то-есть стать директором какой-то там фабрики чего-то там, точнее фабрики по производству и пошиву одежды из самых различных тканей. Конечно, его нисколечко это не интересовало. Но просто всё бросить и уйти он не мог. Он доделывал за отцом работёнку, ничего не подписывал, просто читал и делал какие-то отчёты, ещё выполнял всякие поручение руководителей, если те не могли. За это он получал среднюю сумму, но на оплату всех нужд хватало, да ещё и Джеймс иногда где-то подрабатывал, то собак выгуляет, то в квартире у кого-нибудь уберется. В общем денег хватало. Дэйв хотел найти другую профессию, он даже готов был ставить швеёй, но не мог. Он должен был унаследовать дело отца, ведь больше некому. Уже ведь второе поколение этой фабрикой руководит, а Дэйв будет третьем. Сейчас он мог работать из дому, ведь его присутствие там особо не требовалось, да и с больной спиной как-то не очень, но потом ему придётся ходить туда каждый день и засиживаться как отец допоздна. Он всю жизнь работал в таком темпе, поэтому семье уделял мало времени, особенно Дэйву. Он рос практически без отца, только с матерью, не то чтобы это его как-то удручало или ему было печально от этого, просто отец не был ему так близок, не был его родителем. Он боялся что станет таким, и что перестанет уделять своему будущему ребёнку и жене, и Джеймсу, конечно. Хотелось забыться, просто пропасть, провалиться сквозь землю. Оказаться где-то очень далеко, за городом, подальше от цивилизации. В поле зелёном, нет, в поле пшеницы. Чувствовать как колосья щекочут лицо из-за ветра, пока наслаждаешься видом голубого неба с облаками причудливрй формы, слушаешь тихий шелест листьев и пшеницы, иногда пение пролетающих птиц. Дэйв настолько замечтался, что закрыл глаза, откинул голову назад, обнял себя за плечи, прижал к себе колени и расслабился, полностью отдался своим мечтам, уходя в другой мир подальше от реальности. Джеймс вернулся ближе к пяти. Безумно уставший, он завалися в квартиру, кинул куртку и шарф в гардероб и лениво поплелся в зал. Там за столом уже работал Дэйв, попивая уже пятую кружку чая за день. День ничем непримечательный. Джеймс всегда приходит под конец дня, а Дэйв сидит и работает за столом. Он незаметно подошёл к нему, видимо Дэйв не обратил особого внимания на его приход, поэтому очень удивился, когда друг обнял его за плечи, постепенно спускаясь вниз, вставая на колени, уже обнимая его талию. Дэйв немного смущён, поэтому отреагировал не сразу. Погладив блондинистую макушку, он продолжил работать, стараясь не отвлекаться. Джеймс же, начал мычать и шептать ему спину. — Дэйв, я так скучал, — он произносил это каждый день, как приходил с учёбы, поэтому Дэйв просто кивнул ему в ответ, так как уже привык. — Дэйв, ты знаешь как я люблю, — Дэйв снова кивает в ответ — Ну скажи что-нибудь. Обрати на меня внимание. — Джеймс, каждый день одно и тоже, я ещё раз тебе повторю, как и всегда, я, я занят, — он цыкнул и сердито посмотрел на Джеймса, но долго злиться он не мог, поэтому снова погладил его по голове. — Мхм, мг, — Джеймса немного раздражало это безразличие друга. Он сильно хотел заполучить его внимание. Поглаживая живот Дэйва, его колени, голени и ляжки, щипая иногда, шептал его имя. Джеймс хотел заполучить внимание Дэйва, снова. Каждый чёртов день, он повторял это ритуал или что-то похожее на него, желая получить обратную реакцию, такую же нежную. Джеймс по отношению к Дэйв был слишком любвеобильным и чересчур заботливым, даже когда этого не требовалось. Не то чтобы Дэйв был против, но иногда это подбешивало или Джеймс заходил за рамки просто дружеских поцелуев и обнимашек. Дэйв замечал такую тенденцию, что с каждым разом такой их близости, Джеймс заходил всё дальше и дальше, превращая их моменты дружеской ласки во что-то большее или даже пошлое и грязное, не раздевая его конечно и не трогая интимные места, но будучи к ним так близко. Не смотря на то, что Джеймс был жутким гомофобом или старался им быть. Любые намёки на не традиционные отношения, вызывали в нём тошноту и отвращения, кроме Дэйва, которого он мог спокойно обнимать и целовать. Джеймс также был религиозным человек, хоть и было в нём от слова религиозный только хождение в церковь по воскресеньям, и то не всегда. Дэйв нередко пытался понять, хочет ли Джеймс остаться друзьями или чего-то большего, но безуспешно. Сам Дэйв не был гомофобом и к этому относился нейтрально, без всякого отвращения. Но сам не понимал чего хочет от друга. В глубине души понимая, что рано или поздно ему придётся жениться ради нового наследника фабрики. Тем временем Джеймс уже во всю расцелововал его спину и лопатки, пока Дэйв в упор его игнорировал, при этом жутко краснея. — Прекрати, Джеймс, — Дэйв легонько оттолкнул его от себя, но тот лишь улыбнулся и продолжил крепко за него держаться и целовать, — Я сказал хватит, Джеймс. Не смотря на то, что Дэйв хотел проводить с ним как можно, прежде чем Джеймс уйдёт в армию, он попросту не мог. Если он полностью не выполнит заданную на день работу, доверие к нему явно подуменьшится, поэтому отвлекаться было делом самым нежеланным. А Джеймс продолжал: — ..Я люблю тебя больше жизни, ты понимаешь, да? Иногда Джеймс не знал как правильно выражать свои чувства. Иногда он казался холодным и безразличным, а иногда наоборот, слишком навязчивым и любвиобильным. Метался из крайности в крайность, не находя какой-то единой середины, из-за чего, ему часто было трудно общаться с кем-то. Если ещё прибавить к этому вспыльчивость, нелюдимость и стеснительность с новыми знакомыми, к нему практически невозможно было подбраться. Только к Дэйву относился хорошо, только с ним он общался, его единственный друг, его единственный близкий человек. Поэтому сердце кровью обливалось, когда Дэйв не отвечал ему взаимностью, но не смотря на это не отчаивался. В конце концов, Дэйв встал со стул, и Джеймс сначала потянулся наверх, а потом упал на пол с разочарованием на лице. Дэйв же злобным взглядом уставил на него, смотря сверху вниз, с крайним раздражение. Джеймс встал с пола и устремил взгяд в ноги, ему было очень стыдно. Дэйв недовольно цокнул и сёл на диван, а потом взял его за руку и потянул к себе. — Я тоже люблю тебя, но я сейчас не хочу, ну обниматься с тобой или целоваться, — Дэйв старался звучать уверенно, хоть это и получалось не очень, — Я очень люблю тебя, но нет, не сейчас. Я не готов бросить свою работу, ради твоих ласок, нет, не сейчас, может позж- Дэйв не успел договорить, как Джеймс крепко обнял его и повалил на диван. Вдруг, время будто замерло, всё звуки пропали, шум улицы, пение птиц, только кромешная тишина. Еле как можно было услышать встревоженное дыхание Джеймса, прямо в плечо друга. В его длинные рыжие пряди ниже плеч и лопаток, мягкие и густые, яркие как огонь. Из них можно было плести разные косички или хвостики, но Дэйв предпочитал распущенные волосы. Так он чувствовал свободу. У Джеймса же волосы были короткие, выше плеч, длинна на уровне ушей и челка в виде штор, чуть выше глаз, которая часто мешалась. Также у Джеймса было такое хобби - считать веснушки на теле Дэйва. Каждый раз у него получалось разное число, на десять или одинадцать больше. Иногда они повторялись. Это как считать звезды на небе, но Дэйв был по его мнению гораздо интереснее, чем синий ночной океан сверху. И вот, Джеймс снова считал их на плече Дэйва, стараясь не уснуть. — Джеймс, я, я хочу чтоб ты встал, пожалуйста — Дэйв оттолкнул его от себя, взяв за плечо. Тот отрицательно покачал головой и не сдвинулся с места. — Просто полежи со мной, — Джеймс был крайне тихим, стараясь не разрушить эту милую гармонию, изоляцию от внешнего мира. И Дэйв принял это. Он продолжил просто лежать, ничего не делать и пялить в точку на потолке, ни о чем не думая. Ему не хотелось разрушать такую атмосферу. Не хотелось думать о войне, о тех убийствах там, о этой бойне, длящаяся уже несколько лет, об этих фашистах и нацистов, коммунистах, или кто там ещё, мотивацию, которых он так не мог понять. Дэйв не хотел также думать о том, что этот маленький мальчик, сейчас уже подросток, лежащий на его груди, которому только недавно стукнуло восемнадцать, собирается пойти на верную смерть, в лучшем случае просто пострадать, а в худшем умереть. Он не готов. Дэйв не был готов к его смерти. Он не был готов отпустить его туда, на другой континент, в другую сторону, совсем маленького, малюсенького, единственного на весь это жалкий мир, самого близкого человека на свете. Мало того, он даже не представлял Джеймса как самостоятельного, он ведь даже яичницу не мог не спалить. Дэйв старался не думать об этом, но каждый раз, когда он хоть на мгновение отвлекался от работы, эти навязчивые мысли пробирались в его разум, мучали его, доводили до слез. До белого каления ненавидел это, эту свою часть личности, ту, которая всё понимала. Который не могла верь в тот факт, что Джеймс резко передумает и останется с ним. Это ведь всего-лишь мечты, в которые так хотелось верить. Дэйв ужасно жалел о том, что не смог встретить Джеймса раньше, что не смог уберечь его от этого, что не мог проводить с другом так много времени, как хотел и что потом, возможно никогда не сможет этого сделать. Ну почему война именно здесь и сейчас? Он не могла начаться раньше? Джеймс тогда бы мог просто отслужить и не идти под обстрел пушек. Эти мысли давили на виски, заползали прямо в сердце. Голова раскалывалась, а в глазах плыло. Он явно слишком сильно переволновался.