15 осколков Персиваля Грейвса

Персивалю тридцать шесть, когда его вызывает старик Президент – он уже совсем плох, так что Грейвс не удивлён, что он решил затеять выборы. А ещё он – единственный человек в государстве, который обращается к Главе Отдела магического правопорядка по имени, за исключением покойных родителей. Оглядевшись и по отсутствию кого бы то ни было, кроме них двоих, убедившись, что разговор, очевидно, более чем личный, Грейвс как всегда почтительно останавливается неподалёку от стола. – Персиваль, – начинает было старик, но тут же заходится в приступе кашля – Грейвс всё так же «как всегда» наливает стакан воды и ставит перед ним. Президент кивает в знак благодарности и отпивает пару глотков. – Спасибо. Не мне тебе рассказывать, что я уже стар, и что время подумать о достойной замене – кандидатур, как ты тоже сам знаешь, предостаточно, но... Я подумывал о твоей, Персиваль. Лицо мракоборца по-прежнему невозмутимо, но широкие брови делают едва заметное движение. – Моей? – Твоей, – спокойно подтверждает Президент новым кивком головы – и, вдруг усмехнувшись, добавляет: – Ты умный человек, так что не мог вообще о таком не подумать, согласись. Ближе тебя ко мне никого не найдётся. Это верно – последние несколько лет Грейвс, ко всему прочему, совмещает функции своеобразного секретаря и почти что сиделки. Злые языки, конечно же, то и дело ссылаются на то, что Президент-то уже стар, вот он и метит на его место – а может так и вовсе помогает ему собраться в мир иной: однако, на деле Персивалю это место не нужно. Он ведёт свой род от одного из двенадцати первых мракоборцев – будучи тонким политиком, он всё же всецело принадлежит именно этой сфере, уверенно продвигаясь по ней всё выше последние пятнадцать лет, но не стремясь за её пределы. Всё его тело покрывают шрамы, невидимые за привычной закрытой одеждой: некоторые из них – едва различимые царапины, некоторые – глубокие борозды, врезающиеся в кожу. За всё это время Персиваля Грейвса кусали, царапали, обжигали, атаковали заклятиями и ломали кости совсем не за должность Президента МАКУСА. Люди этой платы не увидят, но ему не нужно и этого. – И кому мне передавать свой пост в этом случае, господин Президент? – с неожиданной холодной колкостью уточняет Грейвс, глядя прямо в потускневшие от прожитых лет глаза – в них видно, что тот, конечно же, ожидал этого ответа. – На это у вас есть кандидатуры? У меня нет. Президент отвечает не сразу – он размышляет. О сочетании преданности и амбициозности, чувства долга и упорства, временами до строптивости – наконец его голос, ослабевший и глуховатый, снова отзывается от стен: – Тогда у меня следущий вопрос. Кого же ты, в таком случае, видишь на моём месте? Как я уже упомянул, ты человек умный – мне интересно твоё мнение на этот счёт. – Мисс Пиквери, – не раздумывая ни секунды говорит Персиваль, заготовивший этот ответ уже давно – глядя на неё, сейчас уязвимую, но даже перед Конгрессом гордую и властную, он почти автоматически видит её в одеянии Президента. На этот раз приподнимаются уже седые брови старика. – Пиквери? Цветную женщину? Признаюсь, неожиданный для меня ответ. – Не вижу здесь проблемы, господин Президент. Всё та же ледяная любезность – решение в первую очередь за Конгрессом (формально, основная часть всё равно за народом), но мракоборец знает, что не отступится: а это означает, что он готов перейти дорогу хоть всей Америке, если понадобится. На собрании Конгресса Грейвс отдаёт свой голос за Серафину Пиквери, подчёркивая резонность своего решения «единственным приемлемым вариантом» – на тот момент он уже знает, что победа за ними и за народом.