Пятница, 19 декабря 1975
Сформировать новый распорядок дня довольно непросто, но она справляется.
С домашними заданиями проблем не возникает, письма семье она пишет на коленке во время обеденных перерывов, выкраивая сколько-то минут свободного времени. И она начинает вставать пораньше, сокращает время на душ. И в итоге сэкономленного времени хватает на тренировки.
Только вот… остаются еще Мэри и Лили.
Но тут уже проблема Марлин, что у нее не получилось завести новых друзей, помимо тех, с которыми они живет с одиннадцати лет. Потому что у девочек есть еще друзья, с которыми они могут провести время, а у Марлин –
нет, что означает, что она всегда свободна.
Они спокойно принимают ее решение бегать по утрам. Мэри даже решает присоединиться в ее «оздоровительном порыве», но первая же попытка приводит к обмороку, слезам и заявлению, что ее любовь к шоколаду и сну сильнее. Но Марлин пропадает на несколько часов, а это уже не поддается никаким отмазкам.
Она все чаще отказывается от предложений позаниматься с Лили и Римусом, или потусоваться с Мэри и Сириусом. Слишком часто. И недоумение ее друзей быстро сменяется обидой. Они хорошо это скрывают, и Марлин пытается не обращать внимания на собственные чувства от этого.
Она могла бы объяснить им все,
она должна, но ей важно, что о ней подумают. Если она им расскажет, а они потом обменяются взглядами, в которых будет читаться, как это глупо, то Марлин почувствует себя так, будто ей на кожу поставили раскаленное клеймо. Потому что она знает, никто из ее подруг не чувствует того же, что и она к квиддичу… Или если все-таки что-то есть, то с какой-то
рациональной стороны.
И к тому же, Марлин не хочет показывать им свою отчаянность.
Поэтому она все держит в себе, ходит на пробежку морозными днями, потому осень уже полноправно переходит в зиму, и ищет новые способы для усиления выносливости. Она продолжала заниматься на поле, но после столкновений с другими командами (один раз она почти столкнулась с младшим братом Сириуса, когда тот пришел потренироваться в одиночку), пришлось искать новое место.
И она находит. Во время одной из своих пробежек на выходных (потому что в остальные дни у нее слишком много учебы) она выбирает самую неровную тропинку вдоль Большого озера и бежит, пока не оказывается так далеко от замка, что его не видно. Солнечные блики отражаются от поверхности воды, напоминая огромные осколки стекла, отчего она щурится и спотыкается на каменистом склоне. И оказывается на поляне размером с половину маггловского футбольного поля.
С одной стороны она окружена деревьями, а с другой – крытым обрывом, и получается так, что скрыта от посторонних глаз. Это конечно не идеально гладкое зеленое поле, но и не Запретный лес, который она тоже рассматривала.
Таскать сюда метлу, особенно когда выпадет снег и тропинка замерзнет, будет мучительно, неудобно и долго, но это то, что заставляет Марлин продолжать дальше бегать или заниматься полетами. И это
работает.
На ее руках мозоли, а на коленях синяки от многочасовых тренировок. Но вместе с ними на ее плечах, животе и бедрах проступают мышцы. Она перестает задыхаться при любых нагрузках, а ее рефлексы становятся быстрее. Благодаря амбидекстрии, которую она не развивала с детства, она обнаруживает, что может управлять метлой одной рукой и размахивать битой другой так же плавно, как нож режет масло. От этой мысли по ее лицу расползается улыбка, больше напоминающая оскал. Неподобающая, при виде которой ее мама бы только нахмурилась. И поэтому она чувствует себя еще лучше.
Морозный воздух, жжение в мышцах – все это вызывает
привыкание. Марлин не раз опаздывала на занятия, ужин или на подготовку к СОВ, потому что поддавалась желанию задержаться еще на пять минуточек.
– Извини. – выдыхает она, вклиниваясь между Питером и какой-то четверокурсницей за обедом, и тянется к тарелке с бутербродами, стоящей перед ними. Лили и Мэри хмуро переглядываются, на их лицах отчетливо читается вопрос, почему она опоздала на полчаса и вспотела так, будто бежала всю дорогу до Большого зала – что она и делала.
– Мерлин. – слышится со стороны Питера, когда он видит, как она хватает еще два бутерброда. – Вот, возьми еще мои.
Еще одно последствие ее нового графика – повышенный аппетит. Это единственное, что обрадует ее маму и бабушку, думает она. Немного неловко столько есть, но ложиться спать на голодный желудок не лучшая альтернатива, поэтому Марлин расправляется с остатками обеда Питера, пока он с улыбкой рассказывает о новом шахматном наборе, который мама прислала ему на Рождество.
Сегодня последний день перед каникулами, и хоть и многие пятикурсники остаются в школе (отчасти по традиции, отчасти от отчаяния и давления из-за подготовки к СОВам), но мальчики уезжают к Поттерам. И мама Пита прислала подарок заранее, чтобы он успел сыграть пару матчей с шахматным клубом до отъезда.
– Он действительно замечательный. – говорит он, после того как Марлин кивает с набитым ртом. – Мама сказала, что фигуры похожи на настоящих членов королевского двора. Например, белая королева – это императрица Матильда…
Мэри прерывает его, резко прочистив горло. Она приподнимает бровь, и выжидающе вздергивает подбородок, смотря ему в глаза. Кажется, даже ее волосы пропитаны пассивной агрессией.
–
А, – только и выдает Питер, – хорошо. – после чего поворачивается к Джеймсу и начинает с ним о чем-то разговаривать. И тот, не тратя и секунды, просто закидывает руку на плечо Питу и переключается на разговор с ним так легко, будто это постоянно происходит.
– Что? – бормочет Марлин, прижимая тыльную сторону ладони ко рту, чтобы прожевать.
Она прекрасно знает «что»: она опоздала, полтора месяца скрывает свои передвижения. Мэри уверена, что она с кем-то тайно встречается и не рассказывает им, потому что это нечто
запрещенное…
– Мы должны были встретиться за завтраком. – зеленые глаза Лили обиженно смотрят на нее. – Мы собирались вместе поработать над заданием по Зельям.
Марлин закрывает глаза и с жалким
стуком опускает бутерброд на тарелку. Она
собиралась прийти. Но одно дело – передумать, а другое – сорвать планы, нет, даже не так – полностью забыть о них. Особенно сейчас, учитывая, что творится у Лили.
Девушка общается с одним слизеринцем с их потока, Северусом, с тех пор, как они приехали в Хогвартс. И хоть Марлин и не понимает, что она в нем нашла, кроме каких-то напоминаний о детстве, учитывая насколько он отвратительно себя ведет, несмотря на то, что с Лили он всегда добр. Марлин и Мэри никак не вмешивались в их взаимоотношения, пока Лили была счастлива, но в последние несколько месяцев они отдалились друг от друга, причем Северус вел себя как ревнивый пес, а не друг. Он оскорбляет почти всех, с кем Лили общается, и в то же время сам общается с не лучшими слизеринцами.
Лили это надоело. Она
устала. Она снова и снова пыталась вернуть их дружбу в прежнее русло, но Северус пустил все под откос.
– Он влюблен в нее. – пару недель назад сказала Мэри Марлин.
– Он любит ее? – уточнила Марлин, и Мэри перевернулась на кровати, смотря на нее теперь снизу вверх, ее темные кудри спадали по обе стороны лица.
– Нет. Ну, может быть, но не в таком понимании… он не видит
ее, только придуманный образ. Как когда они были детьми, и она нуждалась в нем… в каком-то таком смысле. Похоже, его не интересуют отношения с ней в реальности, он просто хочет сохранить ее образ, не дать Лили развиваться самостоятельно.
Марлин никогда не влюблялась, и никто никогда не влюблялся в нее, тем более в таком нездоровом смысле, какой описала Мэри. Она только пару раз поцеловалась. Один раз с Римусом на третьем курсе, когда они встречались одну неделю, тогда все закончилось тем, что они не могли воспринимать отношения, как нечто серьезное, а второй – с Питером во время «правда или действие». Поэтому она доверяет Мэри. Она всегда хорошо разбирается во всем подобном.
И значит, Лили оплакивает дружбу, которая на самом деле не умерла, она оплакивает потерю человека, которого каждый раз видит в Большом зале или на занятиях по зельям. Ей нужна поддержка, поэтому неудивительно, что она начинает цепляться за Мэри.
Возможно,
цепляться – не совсем верное слово, но они стали гораздо ближе с тех пор, как Лили и Северус стали меньше общаться.
Это глупо и эгоистично, но это одна из причин, почему Марлин стала больше времени проводить на тренировках. Мэри всегда была
ее лучшей подругой, и ее все устраивало, потому что у Лили был Северус. И не было сомнений, кто у кого на первом месте. Но сейчас Лили мечется, а Мэри – север для ее компаса… И ощущение, что Мэри после пяти лет выбирает Лили вместо Марлин, сильнее.
– Дерьмо. Мне очень жаль, Лили. Полностью вылетело из головы. – извиняется она, тяжело сглотнув. – Ты все еще хочешь поработать над этим или…
– Мы уже закончили. – прерывает Мэри и кладет на стол листок с заметками. – Десять дюймов о свойствах, применении и опасности Амортенции? Одна их первых тем после каникул. Помнишь?
Марлин проводит пальцами по листу, прослеживая, как круглый, петлеобразный почерк Мэри пересекается с более мелкими заметками Лили.
– Да, помню…
– Неужели? Потому что выглядит так, будто ты забываешь о многом в последнее время. – продолжает Мэри, недовольно поджимая губы. Лили слегка пихает ее, но та не прекращает.
Марлин вздыхает, прижимая записи к груди.
– Я поняла, Мэри, хорошо? Мне жаль. Я просто…
Они обе смотрят на нее, рыжие и русые волосы переплетаются.
– Просто…
Часы сигналят об окончании обеда, и Сириус подходит к Мэри, обнимая ее за плечи, разворачивает ее к себе, чтобы поцеловать ее в нос.
– У нас не так много времени, Макдональд, что ты делаешь? Идем!
Она позволяет своему парню взять ее под руку, бросая на Марлин
мы-еще-не-договорили взгляд, и уходит. Мэри решила изучать маггловедение, несмотря на то, что сама является магглорожденной (и именно потому, что она
магглорожденная, она и хотела узнать, что чистокровным рассказывают о них), и Джеймс, и Сириус тоже ходят вместе с ней. Тем временем Лили запихивает книги в сумку, что с Римусом пойти в другой конец замка на нумерологию.
Чувствуя себя измученно и некомфортно, Марлин выходит на улицу, чтобы вместе с Питом пойти на уход за магическими существами. Земля покрыта толстым слоем снега, и она пинает его, вымещая всю злость, несмотря на то, что все это только ее вина.
Она могла бы рассказать им.
Ей
нужно рассказать им.
Но она знает, кем они ее считают. Показать им другую сторону себя – ту, которую никто никогда не видел, которая жила внутри нее – подавляемую требованиями ее мамы и бабушки, что убеждали ее быть леди. Это нервирует ее. А Марлин никогда не нервничает. Выбраться из рамок, в которые она сама себя загнала, слишком сложно, и зная себя, она может натворить дел.
Когда Марлин распределили на Гриффиндор, она не понимала почему. Совсем не понимала. Ее мама всегда говорила, что трудолюбие – залог хорошей жизни, а ее брат, что решительность – все, что нужно для успеха. Поэтому в детстве Марлин думала, что она будет учиться на Хаффлпаффе, как и все остальные члены ее семьи, или, может быть, в Слизерине. У нее была тяга к соперничеству, она привыкла драться с Дэнни, вырывая его волосы, пока их мама не указала, что так нельзя себя вести.
Но в пятнадцать Марлин признает находящийся в ней стержень, по крайней мере, то, как она держится за некоторые вещи: Бога, домашние задания, Мэри. А теперь еще и квиддич. Может, она и задумывала это все как способ доказать свою правоту, но сейчас ей кажется это чем-то важным. Как будто если у нее не получится, то она сломается.
И в то же время, она не хочет, чтобы ее друзья не узнавали ее. И чтобы ей не пришлось снова загнать себя в коробку, отказавшись от глупых, детских желаний. Чтобы снова стать простой, предсказуемой, привычной. Чтобы навсегда остаться старой доброй Марлин, правильной девочкой, соблюдающей правила.
Не то, чтобы она нарушала какие-то правила, но,
Боже, порой так хочется.
И она не знает, как справиться с этим.
Марлин проводит весь урок в своих мыслях, спихивая на напарника с Хаффлпаффа, старосту по имени Энтони Хэйвуд, подвязывание маргариток. После занятия она все еще глубоко погружена в свои мысли, даже не пытается вернуться в замок, а бежит к замерзшему озеру и тренируется отбивать специально зачарованные камни, пока не чувствует усталость в руках. Только тогда мысли немного успокаиваются.
Ближе к вечеру Марлин возвращается в общую гостиную, где царит суматоха. Сириус уезжает на каникулы домой, а не к Джеймсу, поэтому они отвлекают его вечеринкой, которая хоть немного поможет ему продержаться до возращения в школу.
Это его крещендо.
Из проигрывателя звучит Starman Боуи. Музыкой управляет Римус, он стоит в стороне в своем поношенном свитере. Он немного бледен, и Марлин вспоминает, что не видела его с утра на занятиях. Она бы спросила, как он себя чувствует, но тот всегда немного нездоров, а, судя по улыбке на его губах, он достаточно счастлив, даже оставаясь в стороне, пока его друзья выставляют себя на посмешище. Особенно Сириус, танцующий на столе посреди комнаты, он словно дирижирует бутылкой огневиски, которую не выпускает из рук. А в его волосах отражается свет от камина.
Марлин слышит, как Лили кричит ему, чтобы он слезал, пока не разбил что-нибудь, но ее постоянно отвлекает Мэри, сидящая на столе с собственной бутылкой и ослепительно улыбающаяся. Но как бы Лили не пыталась всех успокоить, по ее красивому платью и макияжу понятно, что попытки закончить вечеринку она оставила еще до ее начала.
Марлин все еще одета в школьную форму, волосы похожи на крысиное гнездо, и она пробирается через всю гостиную, чтобы принять душ и переодеться, избегая двух девушек. Она им все
расскажет… когда будет уверена, что они поймут.
Кто-то ловит ее за руку и кружит, она удивленно моргает, пока не оказывается лицом к лицу с Питером, и смеется. Его щеки покраснели от выпитого алкоголя, а его песочные волосы в частичном беспорядке.
Они почти одного роста, Марлин чуть выше, и никто из них не обладает нужной грацией, но они минуту танцуют, прежде чем она направляется к лестнице, а Питер скользит в толпу. Они как корабли, проплывающие в ночи.
От этого короткого столкновения внутри Марлин все отзывается теплом и тоской. Ей
не хватает общения с друзьями. Весь год прошел в таком темпе, что каждый из них находил или терял части себя, они то сближались, то отдалялись, из-за того, что отношения, сложившиеся с одиннадцати лет впервые изменились. Ей хочется снова с головой окунуться в их безумие. Обнять их, пока они у нее есть.
Она за рекордное время принимает душ и сейчас стоит перед зеркалом, вытирая лицо. Волосы кажутся еще короче из-за их влажности и более волнистыми, как у Алисы. И ей не противна эта мысль, хотя она знает, как ее бабушка трепетно относится к длинным светлым волосам – ее единственной «женственной красоте», так ей говорили.
Ведь если Мэри и Лили в платьях выглядят привлекательно и уверенно, то Марлин всегда чувствует, что ей не по себе, будто она переборщила. Вместо этого она надевает свои лучшие джинсы и старую блузку, оставляет волосы распущенными, не наряжается так, как ее соседки. Но на минуту она задерживается у кровати.
Чей-то голос, похожий на мамин, бабушкин или викария из церкви, говорит ей, чтобы она пропустила вечеринку. Чтобы была хорошей девочкой и легла спать пораньше. Марлин чувствует что-то напоминающее стыд, когда игнорирует его. Желание побыть с друзьями пересиливает все.
Вместо того, чтобы отыскать что-то в гостиной, она отодвигает книги на полке, за которыми стоят бутылки (кажется, их подарил Лили на Рождество какой-то парень), и спускается вниз. Она слегка замирает, думая присоединиться ли к девочкам, но они только облегченно выдыхают, вместо ожидаемого для Марлин чтения нотаций.
– Слава
Мерлину. – говорит Лили, замечая в руках Марлин бутылку, выхватывает ее и делает глоток ирисового шнапса.
Мэри радостно вскидывает руки, на что Сириус оборачивается, притворно вздыхая.
– Черт возьми, Лилс. А я-то считал тебя хорошей девочкой.
Лили прикрывает рот рукой и отдает бутылку обратно Марлин, после чего говорит:
– Быть старостой скучно. – голос Лили осипший от алкоголя. И это сейчас ощущается, как восход солнца, отзывающийся где-то внутри Марлин.
Потому что это правда.
Всего в трех словах Лили выразила все, против чего Марлин борется. Ты должна стремиться к идеалу, быть этим идеалом, но всегда не получается, и при этом чувствуешь себя будто тебе наступают на пятки, уговаривая просто
жить: несовершенно, плавя по течению, наслаждаясь.
Сириус довольно улыбается и салютирует ей бутылкой огневиски:
– Выпьем за это. – объявляет он, бормочет что-то по-французски прежде чем поднести бутылку к губам, но почти падает со стола.
– Ради Мерлина. – вскрикивает Лили, придерживая его за одну ногу, Мэри, хихикая, делает то же самое с другой стороны. – Ты не мог бы слезть оттуда?
– Я думал, с этого момента ты на стороне веселья.
– Я говорю тебе спуститься не потому, что это невесело, а потому что год назад Поттер упал с этого самого стола и сломал ногу.
Сириус смотрит вниз, припоминая этот случай.
– О, точно. Сохатый, где ты, детка?
Джеймс материализуется из толпы, его лицо покрасневшее, а сам он выглядит вспотевшим, его смуглая кожа сияет в свете камина.
– Я здесь, моя любовь.
Сириус падает прямо в объятия Джеймса, который с легкостью подхватывает его, словно тот какая-то собачка среднего размера. Сириус ухмыляется и целует Джеймса прямо между глаз, в переносицу очков. Джеймс громко смеется.
– Лунатик, забери эту пьянь! – кричит он. Марлин видит, как Римус отталкивается от стены и идет к ним. Она переглядывается с девочками и делает большой глоток шнапса. – Мне есть тут с кем пофлиртовать. – продолжает Джеймс, подмигивая и делая руки пистолетом, показывает в сторону Лили.
– Пощади меня. – она закатывает глаза, слегка улыбаясь.
– Здравствуй, мой Лунатик. – Сириус улыбается. – Как ты себя чувствуешь?
– Я в порядке, Бродяга. Пойдем.
Парни расходятся кто куда, Римус садится в кресло недалеко от проигрывателя. Сириус стоит в пространстве между его колен, пошатываясь, из-за чего Римус придерживает его за талию, чтобы он не упал на него прямо во время разговора.
– Хм, – в глазах Лили что-то проблескивает, но она больше ничего не говорит, только тянется за шнапсом, и внимание Марлин снова возвращается к ним.
– Кажется, для того, кто устраивает столько вечеринок, он должен лучше уметь держать себя в руках. – только и говорит она, Мэри бросает на нее проницательный взгляд предвещающий проблемы.
– К слову, о парнях, – начинает она, Марлин пытается уйти, но Лили подхватывает ее под локоть, не давая сбежать от допроса Мэри. – Когда же ты скажешь нам, с кем встречаешься? Не может же быть, чтобы ты избегала нас без причины, так что признавайся. Кто он?
Карие глаза Мэри прищурились, и если Марлин не хочет врать подругам, а она этого не хочет, то выбор у нее не богат. Слова Лили все еще отдаются эхом в ее голове. Может, они поймут.
Пора раскрыть карты.
– Это не парень. – говорит она. Мэри наклоняет голову немного вбок, не меняя выражения лица. Марлин улыбается такой настойчивости. Ну, какой парень? – Это не кто-то. Но…
Она делает паузу, и девушки вздыхают.
– Завтра в полдень. Идите по тропинке по правой стороне озера, пока не выйдете на поляну, я встречу вас там и все объясню.
Это не то, чего они ожидали, Мэри вскидывает брови и обменивается с Лили недоуменным взглядом.
– И что
это должно значить?
Мэрлин смеется, качая головой, и делает глоток шнапса вместо ответа на их вопросы, которые с каждым разом становятся нелепее и нелепее.
В какой-то момент она видит, как Джеймс выскальзывает из гостиной со странной мантией и куском пергамента в руках, но в другой – заворожено наблюдает с пола, как Питер декламирует драматический монолог слово в слово. Римус отвечает за музыку, охраняя пластинки от младшекурсников, которых Лили своим лучшим голосом старосты приказывает вернуться в постель. Сириус пускает из своей палочки крошечные фейерверки, которые кружатся по комнате, напоминая звезды. И потом Мэри тянет их обеих обратно в комнату. И они засыпают, не раздеваясь.
Великолепно.
***
Первое, что Марлин ощущает после пробуждения – отвратительный привкус во рту, но к счастью, она выпила не настолько много, чтобы страдать от похмелья. Но пока она идет через общую гостиную, то понимает, что так не у всех. Поезд отправляется ровно в одиннадцать, и поэтому где-то к десяти половина факультета вырубиться на диванах и креслах или в последнюю минуту будет собирать вещи.
Она спускается по лестнице к Большому залу, но компания слизеринцев преграждает путь. Они угрожающе шипят на девушек, когда те пытаются пройти мимо.
– Чертовы змеи. – бормочет одна из девушек, парень – кажется, его зовут Мальсибер – ухмыляется и делает подножку, отчего вторая девушка спотыкается.
Девушки явно не в настроении. Та, которой сделали подножку, начинает угрожать, но те только громко смеются. Марлин бросает на них злобный взгляд, и Эйвери, один из членов слизеринской команды, ловит его и насмешливо смотрит на нее.
– На что смотрим, малышка? – он усмехается.
Кровь в ее венах вскипает, щеки краснеют, но она игнорирует его и продолжает идти к Большому залу. То, что ее принимают за третьекурсницу, совсем не доставляет Марлин удовольствия. Она мысленно считает до десяти, успокаиваясь, и пытается выкинуть из головы это столкновение.
Вместо того, чтобы сесть за стол, она заворачивает в салфетку немного еды. Неподалеку Джеймс и остальные ковыряются в своих завтраках. Они выглядят еще хуже. Хотя, Римус из них всех выглядит получше, хотя, возможно, это связано с сигаретой, запрятанной за ухо, с тарелкой полной тостов, намазанных всеми возможными соусами, джемами и прочим, что только может предложить кухня Хогвартса. И Сириусом, который прижимается к его боку. Джеймс обхватывает того за плечи.
– В любое время, дружище, как только понадобимся. Просто дай знать. – говорит Джеймс, поправляя очки свободной рукой. И судя по хмурому выражению лица Сириуса, Марлин догадывается, что это связано с проблемами дома. Она не в курсе всех подробностей, но знает, что он
ненавидит своих родителей.
Она переводит взгляд на слизеринский стол, но не видит младшего брата Сириуса, видимо, он затерялся среди остальных. Или, может быть, он сейчас прощается с друзьями, прежде чем вернуться на каникулы в древнейший и хуевейший дом Блэков.
Она ловит взгляд Джеймса, и тот кивает ей, таким привычным жестом, каким он обычно перекидывается с парнями, Марлин сочувственно улыбается, а затем двигается к выходу, надеясь, что морозный воздух взбодрит ее до ее разговора с Мэри и Лили.
От одной мысли о разговоре у нее в животе все переворачивается: то ли от волнения, то ли от предвкушения, то ли от страха. Она не знает. Она пытается отвлечься, доедает завтрак и переходит с шага на легкий бег. Пробежка согревает ее к тому моменту, как она добирается до Большого озера и выходит на свою поляну. Марлин на ходу заплетает волосы в косичку.
Она проводит все утро погруженная в тренировку, нарезает круги так быстро, как только может, вписывается в повороты так, что даже самые безрассудные легенды квиддича заплакали бы. Когда бледное зимнее солнце уже высоко в небе, а щеки покраснели от холода, Марлин почти забывает, что должна была встретиться с Лили и Мэри. Она занята тем, что зачаровывает новые камни и разбивает их об импровизированные мишени в виде деревьев. Она представляет, как каждый из камней попадает в Эйвери. По его самодовольному слизеринскому лицу, горлу, животу, яйцам. Куда угодно, лишь бы было болезненным.
Количество попаданий не близко к идеалу – это просто еще одна ее цель, которая станет лучше с практикой. Здесь как с домашкой, молитвами и дружбой. Марлин изначально не была хороша в квиддиче, но она упорно тренируется, мысленно поднимаясь все выше и выше с каждый отточенным навыком.
Очередной камень летит к ней, Марлин взмахивает битой и следом раздается глубокий и приятный треск, эхом раздающийся по поляне, когда камень влетает в мишень. Он пробивает ее не идеально, но внушительно. Получилось. Она широко улыбается и вскидывает руки над головой, собираясь с силами для еще одной попытки.
Раздается хруст снега. И в поле зрения появляются Мэри и Лили.
– Здесь чертовски холодно, какого хрена она тут забыла… – Мэри запинается, когда ее взгляд падает на Марлин.
Обе девушки выглядят очень мило в одинаковых вязанных шарфах и шапках, носы прикрыты, а щеки слегка порозовели от холода. Марлин внезапно понимает, что она сама вспотевшая, ее волосы растрепаны, да и одета в штаны, которые уже протерлись от постоянных полетов на метле, и старый лонгслив, что надевает на время тренировок.
– Мерлин, Марлс, ты не замерзла? – обеспокоенно спрашивает Лили. Мэри хмурым взглядом окидывает биту, которую девушка все еще держит в руках, и метлу, лежащую неподалеку.
– Квиддич. – произносит Марлин, не давая ей что-то додумать. Обе подруги удивленно смотрят на нее.
– У тебя что, инсульт? – Мэри, как всегда, не теряет времени.
Марлин вздыхает, сглатывая.
– Боже, Мэри, нет… Это… Это, чем я занимаюсь. Тренировки. Я собираюсь присоединиться к команде по квиддичу.
Они еще раз окидывают взглядом метлу и биту и обмениваются взглядами, которые еще год назад (да что там,
уже в начале семестра), Марлин бы не пережила. Она нервничает, становится труднее дышать с каждой секундой, пока девушки продолжают разговаривать одними глазами. И ни одна из них не улыбается, и Марлин чувствует, как ее настроение резко падает вниз.
– Да ради бога, это не такая уж и трагедия. – не выдерживает она, и девушки поворачиваются к ней, удивленные ее мелкой вспышкой. Марлин никогда раньше не была
вспыльчивой.
– Мы так и не думаем. – начинает Лили, поджимая губы. – Просто, ты никогда раньше не хотела играть в квиддич. Это немного… неожиданно.
Мэри хмурит брови, словно оценивает ее. Будто она никогда не видела ее раньше. Будто хочет, чтобы она снова стала старой доброй Марлин.
И это как раз то, чего она пыталась избежать.
Раздосадованная, Марлин кидает биту на землю и обнимает себя за плечи, отводя взгляд.
– Вы не обязаны принимать это, принимать меня. Но… вы хотели узнать, где я пропадала. Так вот оно. Примите это или… оставьте меня в покое.
Резко вздохнув, Мэри подходит к ней, пристально смотря на нее.
– Ты должна была предполагать, что мы будем удивлены, Марлс. Ты никогда раньше даже не упоминала, что хочешь играть в квиддич, а теперь у тебя тренировочное поле обустроено так, будто ты готовишься к чертовому Национальному чемпионату. Ты просто пропадала весь семестр, а сейчас не даешь даже шанса понять. Дай хотя бы минуту подумать.
Они стоят так близко друг к другу, что облачка их дыханий переплетаются. У Марлин щемит в груди. Мэри еще раз вздыхает и тянется вверх, приглаживая волосы, не скрытые шапкой.
– Хорошо. – слышит она. – Минута прошла. Я не знаю,
с какой стати ты захотела присоединиться к квиддичной команде, но если ты это хочешь, то
мы в деле.
– Что? – хрипло выдыхает Марлин. Внутри нее вспыхивает надежда.
– Мы поможем тебе. – говорит Мэри, ее глаза ярко сверкают.
– Естественно, поможем. – подтверждает Лили, подходя ближе к ним. Она протягивает руку Марлин. – Ты могла рассказать нам об этом сразу.
Марлин прикусывает губу, пытаясь понять свои эмоции и правильно донести до них.
– Я знаю. Знаю, просто… я чувствую себя другим человеком все это время. Или будто я больше я, чем была до этого. И не знаю, как с этим справиться, потому что проще…
– Сдерживать себя. – Лили улыбается, понимая запинку Марлин.
– Да.
– Что ж, – решительно говорит Мэри, вздергивая подбородок. – Отныне только правда. Я хочу узнать
настоящую Марлин Маккиннон.
Она ярко и заразительно улыбается, и Марлин не может не улыбнуться в ответ. Их дружба – тот самый свет от костра, который согревает до самых костей.
***
Учитывая, что девочки магглорожденные и ни одна из них не знает о квиддиче больше Марлин, но это их не останавливает. Зимние каникулы проходят весело.
Теперь, когда они все знают, то становится легче совмещать домашние задания с тренировками. Мэри составляет расписание занятий, а Лили разрабатывает план, как ей выйти на один уровень с Сириусом и Джеймсом. Доходит до того, что они крадут стопку журналов парней, на которые она не может оформить подписку. Например, такие как,
«Еженедельный Ловец», «Что за метла?», «Квиддич Таймс».
Снаружи снег так и не прекращает идти, покрывая все толстым слоем, будто свадебный торт, но они все равно спускаются к озеру, каждый раз, когда Лили не занята делами старосты, а Мэри – дежурствами. Они координируют ее технику, сначала нерешительно, но потом более уверенно.
Настоящее чудо происходит рождественским утром. Девочки преподносят лучший подарок – сундук, в котором лежат квоффл, снитч и бладжеры.
Мэри объясняет это тем, что они пару раз с Сириусом обжимались в кабинете мадам Трюк. Да и к тому же, кому интересно, чем в свободное от учебы время занимается такая идеальная староста, как Лили Эванс. Марлин сдерживает себя, чтобы не закричать от восторга.
Снитч, конечно, прекрасен, а квоффл в противовес ему слишком простой, но когда они открывают сундук, то внимание Марлин привлекают бладжеры.
Ей не терпится попытать удачу с ними, и девочки, видимо, замечают это, потому что с радостью потакают ей. Они лишь делают перерыв, чтобы перекусить тостами с чаем, прежде чем оказаться на улице, скорее напоминавшей снежную долину.
Но им даже не пришлось выходить с территории замка, чтобы увидеть снег. В большом зале их стол был полностью покрыт снегом. Только гриффиндорский стол.
Снежные облака летают среди свечей, засыпая снегом весь стол, пока некоторые учителя пытаются их разогнать при помощи погодных чар. По приглушенному смеху, доносящемуся с зелено-серебряной стороны зала, становится понятно, кто это устроил. Но это не самое худшее, что слизеринцы сделали за эти годы, поэтому девочки не обращают на них внимания.
Пока Мэри и Лили поддерживают Марлин, она чувствует, как их дружба крепнет. Никогда еще Марлин не была так рада, что ее распределили на Гриффиндор. Учитывая, что это принесло ей двух подруг.
