soft-making fabric

«I hate everything about you». Строчка идеальная, точно описывает его состояние, только — как будто он где-то ее уже слышал. Хонджун отбрасывает ручку и валится на спинку кресла. Пытается напеть. Там должны быть паузы. Между словами в самом начале. Пальцами по подлокотнику Хонджун отбивает ритм. «Why do I love you?» Слова звучат так правильно и так знакомо. Хонджун выпрямляется и придвигает к себе клавиатуру, вбивает в поисковик строчки и роняет голову на стол. Смешно даже не от того, что он забыл о существовании некогда популярной песни, а от того, что он такой не один. Как минимум два с половиной миллиона лайкнувших когда-либо испытывали то же самое, что и он. Хонджуну хочется быть таким единственным. Чтобы никто до него не писал ничего подобного и не любил Сонхва так сильно. Твою мать! Хонджун встает с кресла и, приподняв его за подлокотники, ударяет колесиками об пол. Как это вообще возможно? Какого хрена? Хонджун падает на диван, утыкается лицом в спинку, бьет по ней кулаком. Кажется, что обивка дивана еще пахнет его парфюмом. С того самого дня, как Сонхва пришел, сел тут, начал разговор ни о чем. Они должны были написать совместную песню, но строчки Сонхва выглядели какими-то… слащавыми, излишне романтичными, как у девочки-подростка. Хонджун снова бьет по дивану. Кто его за язык тянул? Сонхва скомкал бумагу, встал, и сказал, что попробует написать что-то еще. — Погоди! — Хонджун вскочил и вырвал у него листок. Уголок с началом текста остался у Сонхва в руке, но даже без него все было понятно. Хонджун перечитал строчки. Перечитал по вертикали. — Ты же, — он смотрел на Сонхва, и ему хотелось смеяться. Ситуация была до безумия смешная. — Скажи, что это случайно получилось. Что это не акростих в мою честь. Сонхва молчал. Взрослый, двадцатидвухлетний парень выглядел как подросток, которого застукали с чем-то неприличными. Хонджун тогда казался себе старше и умнее. Хонджун тогда был идиотом, каких свет не видывал. — Я все понял, — Сонхва, избегая смотреть ему в глаза, забрал у него листок. — Извини, что поставил тебя в неловкое положение. Это никак не отразится на нашей работе. Я принесу подходящий текст завтра. За ним закрылась дверь. Не захлопнулась. Просто плавно коснулась косяка, щелкнул язычок замка, вставая в предназначавшееся ему отверстие. Хонджун распахнул дверь, выглянул в коридор. Сонхва с идеально прямой осанкой шел к лифтам. Хонджун тогда принял единственно верное решение и не стал его звать. Хонджун переворачивается на спину. Смотрит в потолок. Видит себя, подглядывающего в щель. Глаза Сонхва были закрыты, голова запрокинута. Светился только экран ноутбука с непоставленным на паузу фильмом. По груди Сонхва, смазывая капли пота, скользила ладонь. Сана. Хонджун был уверен, что так Сонхва пытается заглушить боль. Только Сонхва выглядел счастливым, а больно было Хонджуну. Ошибся Хонджун, когда отверг его. Ошибся Сонхва, когда признался не тому человеку. Хонджун не понимает. Если Сонхва не был бы с ним счастлив, то зачем это все? Зачем его признание? Зачем эти мучения Хонджуну? Хонджуну хочется кричать, и только когда горло начинает болеть, он понимает, что на самом деле кричит. Хонджун смеется. «Посмотри». Да, посмотри, как ты счастлив, а я тут захлебываюсь истерикой. «Look at me now». Хонджун смеется. И резко прекращает. Садится, пялится в стену, прокручивает строчку раз за разом, пробуя на вкус, на слух, на мелодию, нет, на ритм. Срывается с дивана, хватает ручку и пишет. Он ненавидит себя в такие моменты. Все, что внутри него, выливается в текст и музыку. Это как выйти на улицу обнаженным. Он правда сделает из этого трек? Что если… что если Сонхва поймет? Если Сан поймет? Сонхва говорил ему про свое признание? Хонджун перечитывает текст. Все так очевидно. Сонхва точно поймет. Все поймут. Нужно спрятать. Замаскировать. Придать другой смысл. Память в этот раз оказывается другом. Ну конечно! Он запишет очередной кавер, и никто ничего не поймет. Хонджун спускается по лестнице, потому что рабочий день закончился и лифты забиты до отказа, слышит чьи-то голоса и замирает. Сонхва и Сан просто обсуждают, что будут готовить на ужин. Вместе. Ведут себя как давно женатая пара. Хонджуну хочется догнать их, схватить Сонхва за руку и прокричать ему в лицо: «А как же я? Ты мне в любви признавался!» — О, кэп, чего застрял? — Юнхо бьет его по плечу, а рядом словно из ниоткуда материализовывается Минги. — Пошли. Наконец-то выходной, как у всех белых людей. Хонджун натянуто улыбается. — О, хёны! — Минги перегибается через перила. — Нас подождите. Хонджун тоже зачем-то смотрит вниз. Встречает взгляд Сонхва и долго не может отвести глаз. Хонджун ненавидит, что Сан держит Сонхва за руку. Хонджун ненавидит, что Сонхва и Сан живут в одном общежитии. Хонджун ненавидит, что сейчас Сонхва улыбается ему в ответ. Хонджун ненавидит себя, потому что безумно любит Сонхва. Уже который год.