***
В дверь снова стучатся. И, когда Астарион уже прикидывает все возможные оправдания перед герцогом или претором о невыполненной работе, что бы под этим не подразумевалось, в проеме мелькает лицо Джавьена Кордиалиса. — Прошу прощения, господин Анкунин! — Администратор Высокого Холла семенит рядом, рассыпаясь в извинениях и оправданиях. — Господин Кордиалис без записи, но утверждает, что дело слишком важное. Я пыталась внести посещение в график, но… — Оставь нас, — у эльфа болит голова от ее гундежа. Эмили слишком сильно пытается угодить всем и сразу, выпрыгивая из штанов настолько, что это кажется раздражающим. Нервно кивнув головой, администратор выходит из кабинета и аккуратно, будто боясь навлечь на себя гнев магистрата, закрывает дверь. Наконец-то тихо. Астариону требуется пара мгновений, чтобы скинуть излишнюю сонливость и перевести взгляд на Джавьена. — Как успехи? — Он окидывает взглядом скоп бумаг на столе магистрата, не утруждая себя приветствиями. — В ваших отчетах все чисто, господин Кордиалис. Можете забрать бумаги, — Астарион откидывается на спинку кресла, не считая нужным посвящать конферансье в детали. — Чудно, — кивает мужчина, кажется, ничуть не удивившись. — У меня появилась информация, которая поможет твоему расследованию. И свидетель, за честность показаний которого я ручаюсь, — Джавьен кивает головой на дверь. — Ждет снаружи. Анкунин даже немного взбодрился. — Пусть заходит.***
Астарион гордится своей наблюдательностью и умением запоминать. Факты, детали, события, показания. Но, в особенности, он запоминает лица. Это полезный навык: в момент необходимости нужное лицо всегда всплывает в памяти. Эльф верит, что каждая встреча не случайна и служит для его, Астариона, блага. За кого-то можно зацепиться безыдейным диалогом, у кого-то узнать последние сплетни, с кем-то просто приятно провести ночь, не рассчитывая на продолжение. Эльфа не особо интересует внутренний мир хозяина лица, но запоминать он любит. Но бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми личностями, которыми начинаешь интересоваться с первого взгляда, как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажешь хоть слово. Вошедшая незнакомка сбивает с толку своей серостью. Не набор оттенков — сплошное монохромное пятно, как могильное надгробие или затянутое тучами небо. Астарион промаргивается, списывая наваждение на усталость, и наконец-то вычленяет детали. Нет, она определенно вся состоит из серого цвета, от оттенков в одежде до глаз и кончиков острых ушей. Интересно. И что же дроу может ему поведать? Астарион достает блокнот для записи. — Ваше имя? — Таврин Кордиалис, — перо замирает в воздухе, не коснувшись листа бумаги. Анкунин окидывает серость скептическим взглядом. У Кордиалисов небольшой род. «Джавьен согрешил с дроу?». Эльфу требуются все усилия, чтобы не задать крутящийся в голове вопрос настолько прямо, но кончик рта все равно издевательски тянется вверх. — Кем приходитесь Джавьену? — Дочерью. Приемной, — с нажимом уточняет Таврин. Очевидно, заметила и небольшую заминку, и реакцию Анкунина. Неприятно: диалог будет не таким располагающим. — Род деятельности? — Фортепианистка в балдурской филармонии. Астарион поднимает взгляд, силясь узнать. — Не помню вас в филармонии, Таврин, — он слишком хорошо запоминает лица и слишком любит это заведение. — Часто ли вы обращаете внимание на дроу, господин магистрат? — Девушка изгибает бровь, встречаясь с эльфом взглядом. — Я работаю на повторах. — Хожу только на премьеры, — хмыкает Астарион, выписывая данные в блокнот. Серость повторов его не интересует. — Джавьен сказал, что у вас есть ценная информация. Таврин тяжело вздыхает и начинает рассказ. — Вчера вечером я работала на званом вечере у претора врат Вито Жувата, — вышестоящий магистрат пригласил туда и Астариона, не как работника, но как аристократа. Анкунин, к своему сожалению, был вынужден пропустить из-за количества работы. — И из-за поломки фортепиано не по моей вине я была выдворена взашей еще до начала. — Так «работала» или «была выдворена»? — Издевательски вопрошает эльф, перебивая дроу. — Не придирайтесь к словам, магистрат. Идите за мыслью, — колются в ответ. Астарион снова поднимает взгляд. Всматривается. Серость приобретает больше очертаний. Нет, это не могильное надгробие — это ледяной ветер в горных скалах. Злой, кусающий за щеки и продувающий уши до звона в перепонках. Таврин выдерживает взгляд магистрата, и тому кажется, что она слишком похожа на Джавьена в своей надменности. Впрочем, от дроу иного ждать не приходится. — Прошу прощения, — елейно тянет эльф. Хочет побыть ледяной госпожой? Да будет так. Ему подыграть не сложно. — Продолжайте. — Я пришла за час до начала мероприятия, чтобы проверить инструмент в имении претора. Обыденная практика с возможной настройкой фортепиано, — спешит уточнить Таврин. — Инструмент был испорчен: в царапинах, сколах, без настройки. Одной струны в фортепиано не было вовсе. — Металлической? — Анкунин сжимает перо в руке. — Да. Остальные струны были старыми и грязными, будто инструмент не трогали вообще. На месте отсутствующей струны был вырванный с корнем механизм. — Интересно, — эльф задумчиво чешет подбородок. — Что было дальше? — Скандал, разумеется, — закатывает глаза девушка. — Меня обругали, нахамили и заставили менять струну. Но колки, повторюсь, были вырваны, поэтому я бы никак не починила инструмент. Претор обвинил меня в поломке, выгнал из имения и пригрозил иском о порче имущества, если буду жаловаться. Заторможенный, уставший разум решительно отказывается склеивать куски пазла воедино. Астарион старается копать, но, возможно, делает это не туда. — Скажи мне, Таврин, — он переходит на «ты» прежде, чем успевает осознать. — Насколько реально самостоятельно вырвать струну из фортепиано? — Ни мне, ни моему отцу это не под силу. И вы бы не смогли, — девушка указывает себе на острое ухо. — Не грызите перо, магистрат, испачкаете рот чернилами, — усмехается дроу. Эльф трясет кудрями, выплывая из наваждения. Долго всматривается в лицо девушки, как будто в ней реально может быть хоть что-то интересное, кроме чрезвычайно скверного характера. И, возможно, это все игры его уставшего разума, но сейчас магистрату кажется, что он немного преувеличил, нарекая ее серостью. — Тебе придется пройти как свидетель по делу, — эльф собирает мозги по кускам. — Хорошо, — кивает Таврин. — Больше мне вам нечего поведать, господин магистрат, — девушка встает из кресла, обозначая конец диалога. — Желаю раскрыть дело. И… отдохните по-нормальному, — на последней фразе она даже не звучит издевательски надменной. — Я настолько отвратительно выгляжу? — Усмехается эльф. — Синяки под глазами вас не красят, — беззлобно хмыкает дроу. Ей говорить легко: за серым цветом мешков под глазами точно не видно. На какую-то секунду даже становится интересно, отражается ли в цвете кожи темных эльфов смущение или возбуждение, например. И умеет ли в этот набор эмоций и чувств сегодняшняя гостья. Астарион ухмыляется своим мыслям. — Это благородная усталость, миледи, — даже утомленный, мозг продолжает генерировать флирт. — Здоровый сон вновь сделает слугу народа неотразимым, — эльф стреляет игривым взглядом. — Как знаете, магистрат, — невинное заигрывание остается проигнорированным. Девушка делает реверанс и закрывает за собой дверь. Эльфу нужно много, чертовски много времени, чтобы сосредоточиться. Ему кажется, что он упускает что-то очевидное, лежащее на поверхности. Ладно, так уж и быть, сейчас он еще раз пройдется по всем данным, сопоставит время и действующих лиц и, если ничего не найдет, то пошлет всю сегодняшнюю работу к чертям и отчалит домой. Если что, герцог вступится, иначе ради чего Астарион так портит свою натуральную красоту недосыпом? Эльф открывает папку с отчетами из карточного клуба, выделяя инициалы убитого среди прочих. «Александр Мановер — Кассандра Эн. Начальная ставка: 50 золотых. Победитель: Александр Мановер. Выигрыш: 1200 золотых, золотая цепь. Комиссия заведения: 60 золотых». «Александр Мановер — Гелиос Моне. Начальная ставка: 70 золотых. Победитель: Александр Мановер. Выигрыш: 2290 золотых, фамильный медальон Моне. Комиссия заведения: 115 золотых». «Александр Мановер — Вито Жуват. Начальная ставка: 100 золотых. Победитель: Александр Мановер. Выигрыш: 1850 золотых, церемониальный преторский перстень. Комиссия заведения: 93 золотых». «Александр Мановер — Адам Анкунин. Начальная ставка: 70 золотых. Победитель: Адам Анкунин. Выигрыш: 2400 золотых. Комиссия заведения: не преусматривается». Догадка шарахает электроразрядом, и Астарион почти подпрыгивает на месте. Куски пазла складываются воедино, воссоздавая нужную картину, и, пусть эльфу все еще не хватает обоснованности мотива, одно он знает точно: церемониальный перстень, что носит Вито Жуват, эльф видел воочию сегодня утром. На указательном пальце претора. Усталость как рукой снимает, сдаваясь в плен возбуждению и мандражу. Нужно рассказать великому герцогу о своих изысканиях. И сделать это прямо сейчас.***
Серость комнаты допросов холодит и тело, и душу. Астариону настолько неуютно, будто допрашивают его. Ладони холодеют, по спине пробегает мерзкий холодок, и эльф молится всем богам, в которых не верит, чтобы поскорее вернуться в тепло третьего кабинета справа на третьем этаже. А еще лучше домой, под набитое гусиным пером одеяло. В идеале, чтобы под боком оказалось горячее молодое тело, а организм благодарно шептал «спасибо» от разрядки после тяжелой недели. Но, к счастью или к сожалению, эльф слишком брезглив для приглашения кого-либо в свою опочивальню. — Итак, Вито, — великий герцог Дюбуа пододвигает стул, садясь напротив претора. — Сегодня я рассчитываю на твою честность. — Честность? — Басит претор. Сколько бы времени ни прошло, Астарион все равно будет вставать по струнке смирно от одного голоса. — Предъявите обвинения, герцог, и выведите юнца из допросной и, возможно, нам будет что обсудить. — Анкунин остается здесь, — герцога не зря называют великим: от стали в его голосе тушуется даже претор. — Ты обвиняешься в убийстве Александра Мановера, Вито, и доказательства у меня имеются. — Громкое заявление. Лично будете проводить заседание, герцог? — Отнюдь. Магистрат тут не просто так: на стороне обвинения будет он, — Дюбуа кивает на Астариона. Эльф встречается взглядом с претором. Взгляд Вито Жувата тяжелый, надменный, а черные глаза вгрызаются в самую душу, выворачивая нутро наизнанку. Претор всегда внушал Анкунину если не страх, то вполне разумное опасение. Огромный даже по меркам человека, загорелый и физически развитый, мужчина скорее походил на палача, чем на судью. Что ж, в каком-то плане палачом он и был. И все же, оказывается, даже претору свойственно ошибаться. Но каким образом эльф будет судить самого, мать его, претора, на публичном заседании, где слова свидетелей и сведущих лиц едва ли могут тягаться с авторитетом Вито, он не представляет. Жуват издевательски хмыкает. — Ты бы еще малолетку позвал. Позорище, — вообще-то, это по-своему обидно. — Твой скепсис очарователен, Вито, — герцог сохраняет спокойствие. — Но твое положение и правда незавидно. У нас достаточно свидетелей и отчетов, чтобы доказать твою вину. Посему, — Тристан Дюбуа встает со стула, расхаживая по допросной комнате. — Я предлагаю тебе два варианта. Первый: ты отрицаешь свою причастность. От имени великого герцога я выдвигаю публичное обвинение претору Врат Балдура, по итогу которого твоя голова неминуемо окажется на плахе. Или, — Дюбуа наклоняет голову. — Ты рассказываешь о том, как все было, и, быть может, мы придумаем разумную альтернативу. Вито требуется пара мгновений на размышления. — Что ж, — мужчина поднимает взгляд к потолку: верный признак, что собеседник вспоминает события. — Преторский перстень нужно было отыграть обратно, — мужчина демонстрирует золотое кольцо с гравировкой. — И я позвал убитого в имение для продолжения. Алкоголь и азартные игры сделали свое дело: ему чрезвычайно везло, — и даже сейчас, в момент признания вины, претор слишком спокоен. Его выдержка достойна уважения. — Почему именно струна? — Вклинивается Астарион. — Дровская шлюха все же пожаловалась? — Хмыкает претор. — Этого я не помню. Видимо, фортепиано попалось под руку. Первое, что я увидел, протрезвев — это его хладный труп и полнейший хаос вокруг. Тело спустил в канализацию. Эльф морщится: какая… тупость. Ни мотива, ни четкого плана. Обычный градус сгубил претора Врат? До чего же это абсурдно звучит. — Имя этой «дровской шлюхи» — Таврин, и она дочь Джавьена Кордиалиса. Имей уважение, Вито, — отрезает герцог. — Кому не плевать? — Голос претора понижается еще сильнее. — Я знаю, кто это. Недомаг. Недомузыкант. Недоэльф, волею судеб попавший в ряды аристократии. Курица в платье и то будет смотреться благороднее, чем это, — претор неопределенно машет рукой в воздухе. Внутри неприятно щелкает. Нет, Астариона, высшего эльфа, совершенно не волнует положение других народов в городе, но это как-то… слишком незаслуженно. — Да вы, претор, расист, я смотрю? — Хмыкает магистрат. — Выступаешь защитником сирых и убогих, Анкунин? — Отвечает Вито. — Не увлекайся: в постели дроу первым делом прищемит тебе яйца и полезет в задницу, — эльфа аж скручивает от омерзения. — Достаточно, — прерывает Дюбуа. — Мне все ясно. Предлагаю тебе такой вариант: заседание проводим Januis clausis по делу о мошенничестве и коррупции в особо крупных размерах. Ты будешь разжалован в звании, лишен имения и регалий и отправлен в изгнание из города. Выбирай, Вито. Астариону хочется плеваться ядом от этого варианта. В допросной сидит убийца, расист и психопат, а ему предлагают помилование с фиктивным делом? И ведь провести заседание герцог попросит именно Анкунина. Ему не впервой проводить фиктивные дела, но зачем делать это сейчас? Кажется, на его лице отражаются все эмоции, потому что претор снова впивается в эльфа взглядом. — Первый. Мне интересно, насколько у сопляка кишка тонка довести дело до конца, — и даже сейчас, выбрав плаху, претор сохраняет лицо и испытывает эльфа на прочность. Хотя, возможно, он просто уповает на то, что доказательств не хватит или они будут крайне недостоверны. — Что ж, — кивает Тристан Дюбуа. — Да будет так. Господин Анкунин, подготовьте документы.***
В зале заседаний шумно. Жители города толпятся, наступают друг другу на головы, орут и ждут начала процесса. Слухи о возбуждении дела в отношении претора разлетелись быстро, слишком быстро. Весь город галдел в ожидании даты суда, гадал о том, кто же будет вести дело, кто встанет на защиту подсудимого, а кто будет выступать со стороны обвинения. Прецедент оказался слишком громким и, возможно, на этот эффект Вито Жуват и рассчитывал. У Астариона заходится сердце и потеют ладони. Это заседание слишком отличное от всех, с чем он имел дело ранее. Вместо претора процесс ведет великий герцог, вместо обычного аристократа в кандалы закован сам претор города, заведомо отказавшийся от какой-либо защиты, а ему, Анкунину, досталось не сидеть в судебной комиссии и задавать вопросы, а, черт возьми, выступать с обвинениями. Нет, он любит внимание. Обожает, когда его слушают раскрыв рты. Купается в восхищении, но не при таких обстоятельствах. Сегодняшняя задача совершенно не относится к его обязанностям. Анкунина учили закону, учили слушать и считывать реакцию, анализировать в конце концов, но не выступать. И, наряду с предоставлением доказательств вины претора, ему предстоит включить все навыки харизмы, обаяния, выкрутить азарт и колкую агрессию на максимум, и существовать на этом горючем коктейле до самого конца. Несомненно, Анкунин сладкоречив, хорош собой, неповторимо очарователен. Но… не сгорит ли? «Чертов великий герцог Тристан Дюбуа, во что ты меня втянул?!» — Жители Врат Балдура, — Астарион дергается от громогласного голоса герцога. — Сегодня мы собрались по уникальному, беспрецедентному по своей натуре поводу, — толпа стихает в ожидании. — В нашем любимом городе произошло страшное: убийство! Невероятное в своей изощренности. Как герцог этого города — как слуга народа — я не мог оставить это без внимания. Анкунин хмыкает: разумеется, Дюбуа нужно подогреть публику, заодно набив себе авторитет. Никого, включая его самого, не волнует, что происходит за границами Верхнего города. Герцог говорит лишь то, что плебеи хотят слышать. — Претор Врат Балдура, Вито Жуват, обвиняется в убийстве Александра Мановера, честного гражданина нашего города. Но наш суд честен и всегда добирается до самой сути. До истины! — Толпа рукоплещет и галдит, и герцогу требуется больших трудов перекричать гул. «Успокойся, Астарион. Ну да, всего лишь несколько сотен глаз будут внимать твоим словам. Подумаешь!» — На стороне защиты сам подсудимый, Вито Жуват, претор Врат Балдура, — герцог указывает рукой на мужчину. Претор гордо поднимает голову, кажется, совершенно не беспокоясь о том, что галдит толпа и кто первым кинет в него капусту.- На стороне обвинения член судебной комиссии по уголовным процессам, магистрат Астарион Анкунин, — эльф встает из-за трибуны. Нужно собраться, унять страх, успокоить бешено колотящееся сердце. Эльф встречается взглядом с претором. Тяжелый, пронзающий насквозь взор смотрит испытующе. Вито не нужно ничего говорить, чтобы Астарион понял: прожарку ему устроят знатную. А еще у него нет права на ошибку. Если он проиграет это дело, его не просто вышвырнут из Высокого Холла взашей. О нет, ему устроят такой ад, что даже жар Аверно покажется легкой прогулкой под солнцем. — Да начнется суд! Вдох-выдох. «Все получится. Обязательно получится.» — Сенат и жители Врат Балдура! — Астарион скалится самой обворожительной ухмылкой, на которую сейчас способен. — На мои плечи легла тяжелая ноша Onus probandi: преступник хитер, умен и чрезвычайно знаменит. Увы, доказательства его вины неоспоримы, и я, пожалуй, начну. Несчастный Александр Мановер, скромный владелец аграрных угодий, был зверски убит, задушен! Не как человеку, но как недостойному скоту его горло перетянули ржавой струной и наблюдали за его мучениями, — магистрат сводит брови, демонстрируя показную жалость. — Хотите ли вы видеть эту звериную жестокость, граждане города? Его цель — влюбить в себя публику. Иного пути нет. Астарион всегда был говорлив и изворотлив, и, пожалуй, если это все его полезные достоинства, то он будет выжимать из этого максимум. Его слушают, внимают, галдят в кровожадном исступлении: хотят видеть изувеченное тело. Труп Астарион показать не может, но… — Для наглядной демонстрации судебным художником было написано несколько копий изувеченного тела Александра. Посмотрите же! — Эльф машет рукой, призывая работников Высокого Холла раздать листовки. С немного приукрашенным, но все ещё показательным изображением Мановера. След от струны, впрочем, изображен достоверно. — Что за бред вы несете, магистрат? — Вмешивается Вито. — В каких бульварных романах вы начитались о таких убийствах? Струна? Почему не дамские чулки? — Ох, господин претор, кому как не вам знать, сколь разнообразными могут быть методы расправы, не так ли? Или вы не верите судебному медику, что долгие годы помогает Сенату в раскрытии особо тяжких дел? — Елейно тянет эльф. — Леди Мария бы дичайше оскорбилась от этого заявления. Впрочем, — Астарион проходит к трибуне и наклоняется. — Судебная комиссия со всей серьезностью обыскала имение досточтимого претора и нашла это, — в руке магистрата красуется погнутая струна. Часть оплетки деформировалась от натяжения. — Также комиссия нашла в поместье обвиняемого сломанное фортепиано. Следы бойни, сколы, вырванная из тела инструмента струна, — эльф пренебрежительно фыркает. — Виновность налицо. — Едва ли, — Вито поднимает ладонь вверх, прерывая эльфа. — Что мешает вам, господин магистрат, подделать улики и погнуть струну? Что мешает судебной комиссии испортить мой инструмент? — Мужчина хмыкает. — Ведь никто не смотрит, каким образом были добыты «улики», не так ли? — И на оба этих обвинения, господин претор, у меня есть ответ, — Астарион задирает подбородок вверх. Ладони потеют, и эльф заламывает руки за спину. Никто не должен видеть, насколько ему нервозно. — Для решения этой задачи судебной комиссии, — точнее, ему самому, разумеется. — Пришлось обратиться к эксперту по части музыки. Приглашаю в зал заседаний заведующего филармонией Врат Балдура, господина Джавьена Кордиалиса в качестве сведущего лица. Старый эльф поднимается со своей трибуны и медленной, размеренной походкой шествует в центр зала. Кивая Астариону, мужчина берет в руку погнутую струну и спокойным, мелодичным, но громким голосом, вещает: — Металлическая струна. Кольцевая обмотка. Амнская работа, примерно, — он крутит улику в руках. — Двадцатилетней давности. Следы коррозии и рваный край — она была грубо вырвана из инструмента. — Господин сведущий, — великий герцог Дюбуа задает вопрос. — В вашей практике струны рвались подобным образом? — Рвались, но не гнулись, — кивает Джавьен. — К тому же, в филармонии следят за качеством инструментов и бережно заменяют струны, как только они приходят в негодность. Это, — мужчина приподнимает оружие убийства. — Никуда не годится. Фортепиано, о котором говорит сторона обвинения, я не видел, но деформированный край и коррозия указывают на то, что струна не выдержала и лопнула. А это, — мужчина трогает колку на другом конце струны. — Указывает на то, что к фортепиано была приложена грубая сила. Досадно, — ни черта ему не досадно, и это слышно по мимике и голосу конферансье. — Металлические струны стоят дорого. — И что же мешает магистрату вырвать струну из любого списанного фортепиано? — Скептически хмыкает претор. Проблема в том, что он пытается давить не на того. — В том, что господин Анкунин эльф, — в голосе Джавьена сквозит легкая издевка. — Господин претор, вероятно, не в курсе, что эльфы не столь физически сильны, как, к примеру, люди. Взрослый эльф едва ли может натянуть новую струну на исправный инструмент, поэтому мастера в филармонии — исключительно люди или тифлинги, — заведующий передает струну обратно Астариону. — А колья для натяжения прикручиваются к металлической раме фортепиано. Анкунин в моменте готов воспевать Джавьену оды восхваления. Толпа завороженно ахает и притихает, то ли в раздумьях, то ли в шоке. Астарион не уверен, что тишина ему нравится. Ему нужно, чтобы они орали в возбуждении и требовали правосудия. — Благодарю, господин Кордиалис. Ваш вклад неоценим, — и едва ли это ложь. Кивнув, уходящему Джавьену, эльф поднимает подбородок вверх. — Probatio liquidissima. Как видите, подсудимый использует грязные приемы, пытаясь клеветать на следствие и обвинение в частности. Увы, — он фыркает в притворной оскорбленности. — Безуспешно. Но, посмотрите на претора Врат! Непробиваемая скала, гора мышц и огромные размеры, — Астарион не кривит душой: когда-то он даже хотел быть таким же внушительным, как претор. — Под силу ли такому человеку вырвать струну и задушить ею же ни в чем не повинного Александра? Скажите мне, жители города! Толпа взрывается во мнении, и Астарион понимает: он нащупал нужное направление. Очаровать. Влюбить. Заставить хотеть себя слушать. Все, как он хотел. Эльф ухмыляется и стреляет взглядом в Вито. — Завидуете, господин магистрат? — Усмехается претор. — Ваших хлипких объятий леди даже не почувствует, — его голос вибрирует издевкой. — Едва ли, — парирует эльф. — К слову о прекрасных леди: следствие нашло свидетеля, который видел и даже работал с испорченным фортепиано в вашем имении. Приглашаю в зал заседаний фортепианистку филармонии Врат, а также нанятую претором играть на развлекательное мероприятие, леди Таврин. Лицо девушки — восковое изваяние. Когда дроу выходит в центр, становясь рядом с магистратом, толпа снова затихает. И эта тишина не нравится Анкунину еще больше, чем ранее. И увы, о причине он догадывается. Эльф вскользь окидывает взглядом девушку: ее непроницаемое лицо и руки замком на груди выдают беспокойство. — Леди Таврин, расскажите как все было, — магистрат очаровательно улыбается девушке, но едва ли это может ей помочь. — Восемнадцатого дня марпенота в филармонию Врат поступил запрос от претора Врат, Вито Жувата. Двадцать второго дня марпенота претору нужен был фортепианист на официальный прием, — Таврин проплывает по залу мимо Астариона, вспоминая события. — Что примечательно: господин Вито Жуват запрашивал конкретного фортепианиста на вечер, то есть меня, — дроу делает издевательски-показной реверанс в сторону претора. — Господин Анкунин, следствие уже видело письменное заявление? — Разумеется, леди Таврин, — она явно просит помощи, обращаясь к Астариону. Кто он такой, чтобы оставить ценного свидетеля в беде? — К слову для граждан Врат и Сената: согласно медицинской экспертизе, убийство бедного Александра произошло двадцать первого дня марпенота. — По прибытии на место я увидела фортепиано в плачевном состоянии: треснутое, испачканное, расстроенное. Клавиша С5 не работала, и мне пришлось открыть крышку инструмента, — дроу разводит руками. — Неприглядное зрелище, должна сказать: любой музыкант бы был в шоке. Струны на месте клавиши не оказалось, как и кольев для натяжения новой. Неприятный шепот проходится по залу заседаний. — Леди Таврин, — претор уничтожает, сжигает дроу взглядом. — Как вы, испортив фортепиано, смеете заявлять подобное? Граждане Врат Балдура, — голос Вито эхом отскакивает от стен зала. — Разве можно верить дроу? Бумаги можно подделать, показания — придумать, во Вратах это не впервой. Но доверять показаниям темных эльфов? — Он уничижительно хмыкает. — Позор. Даже дома, на родине, они готовы грызть друг другу глотки и вырезать целые дома для продвижения выше, а вы хотите довериться серокожей девке? По моему опыту, — он поднимает руку вверх. — Ни одно судебное дело с участием дроу никогда не заканчивалось невиновностью последних. Эльф снова окидывает взглядом Таврин. Серые глаза смотрят прямо на претора, зрачки сужены до черных точек, а губы сжаты в тонкую полоску. Злится не на шутку. В моменте Астариону снова становится ее… жалко? Нет, он просто чувствует, что это прилюдное унижение свидетеля незаслуженно и грубо. — Вот как, значит, звучит справедливость, господин претор? — Таврин откликается прежде, чем Астарион успевает вставить хоть слово. — Говорят, Врата Балдура — не просто жемчужина Побережья Мечей, но и самый гостеприимный и терпимый город для всех от мала до велика. Получается, все равны, но кто-то всегда равнее? — Вам ли об этом рассуждать, леди Таврин Кордиалис? — Хмыкает претор. — Посмотрите на себя: одеты в лучшее этого города, умыты, причесаны, а говорите про преференции. — О нет, претор, не переводите стрелок: мы рассуждаем не о деньгах и регалиях, — парирует дроу. — Зачем же вы позвали на прием именно меня, будучи столь убежденным в прегрешениях народа дроу? — Был наслышан о ваших талантах, леди Таврин. — Или хотели, чтобы я стала посмешищем для присутствующих? — В ее голосе сквозит чистейший яд. Астарион понимает, что нужно вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля. — Что ж, — эльф практически по-джентельменски закрывает собой дроу, прерывая перепалку. — Жители города слышали мнение Вито Жувата: расизм никуда не делся, а мнение десницы города об отдельных народах заставляет всерьез задуматься о том, как проходили суды при преторе многие годы, — магистрат поворачивается к дроу и отвешивает легкий поклон. Хватит с нее. — Спасибо, леди Таврин. Виновный будет наказан за неуважение. Реакция не заставляет себя долго ждать. На дроу жителям плевать, на вопросы неравенства и правосудия — нет. Больная точка любого большого города: как к кому относятся и как кого судят. Ни для кого не секрет, что плебей ниже и по статусу, и по правам, но сейчас, в данный момент, у них есть возможность заявить об этом открыто. И есть тот, кого ненавидеть. Теперь же к этому стройно примешивается вопрос расизма, где каждый житель примеряет на себя личину дроу: «А как относятся ко мне, полурослику или, скажем, тифлингу?». Таврин нужно отдать должное: для такого давления она держалась стойко. Едва ли ей требовалась помощь магистрата. Астарион продолжает: — Итак, мы разобрались с орудием убийства и методом. Но, жители города, а как же Animus injuriandi и обстоятельства преступления? О, должен признать, эта часть не менее увлекательна. Знали ли вы, граждане и Сенат, что претор города не прочь спустить пару тысяч припасенных налогов на азартные игры? — Сенат, разумеется знал. Все знали и всем было плевать. Впрочем, не Астариону обвинять в этом Вито. — Следствием было установлено, что в вечер убийства претор Врат был в игральном клубе вместе с убитым Александром Мановером, и самолично проиграл ему не просто деньги, но и церемониальный преторский перстень, — Анкунин берет с трибуны копию отчета из игрального клуба. — Как и всегда, отчетность о выигрышах прилагается. А знали ли вы, уважаемые, что значит для десницы правосудия перстень претора? — Эльф хмыкает. — Символ власти. Знак доверия. Высшая ценность для верховного судьи города. И проиграть ценность в карточном клубе? — Астарион кривит лицо в омерзении. — Немыслимая халатность. — Как удобно, господин магистрат, — перебивает Вито. — Ведь карточный клуб услужливо принадлежит вашему отцу, Адаму Анкунину. — И именно поэтому вы — частый гость в этом заведении, — к этому Астарион был готов, и ответ у него заготовлен заранее. — Не сомневайтесь, претор, отчетов о ваших выигрышах и поражениях скопилось на несколько лет. Не только я, как кровь рода Анкунин, но и вся судебная комиссия не сомневаются в подлинности сведений. Ведь будь они неверны, десница правосудия бы закрыл карточный клуб по делу о махинациях. Не так ли? — Эльф наклоняет голову. Осталось совсем немного. Нужно просто добить. — А знаете, граждане города, что самое интересное? О нет, не проигранные деньги, и даже не то, что преторский перстень оказался бы у владельца аграрных угодий, — Астарион скалится. — А то, что перстня претор никогда не снимает. И в день допроса Вито Жувата — через несколько дней после убийства — перстень все так же красовался на пальце обвиняемого. Помимо этого, — эльф делает драматичную паузу. — В день смерти убитый выиграл золотую цепь у другого игрока. Золотой цепи на теле не было, но она невероятным образом обнаружилась в поместье претора Врат. Обвиняемый Вито Жуват, что вы на это возразите? Толпа снова замирает в тишине. Вито молчит, испепеляя магистрата взглядом. И ему кажется, или в черных глазах плещется едва заметное уважение? — За сим спешу окончить свой доклад, — эльф манерно кланяется и отходит за трибуну. Боги всемогущие, что это было? Что он сделал? Он же правда это сделал? Правда-правда? И даже не схалтурил и не выдал своего волнения? И, кажется, ему даже понравилось? — Обвиняемый, — великий герцог Дюбуа подпирает локтем трибуну. — Вам есть что возразить? Претор отрицательно качает головой. — Что ж, — кивает герцог. — Именем великого герцога Врат Балдура, Тристана Дюбуа, я объявляю претора Врат Балдура, Вито Жувата, Condemno в убийстве Александра Мановера. Sine provocatione. Привести в исполнение немедленно. Удар судебного молотка приговаривает всех разом. Претора — к обезглавливанию, а весь город — к переменам. Анкунин следит задумчивым взглядом за тем, как бывшего претора заковывают в кандалы и выводят из зала заседаний. Судебная комиссия была едина в своем решении, хотя неуверенность сквозила во взглядах и суждениях. Но слово герцога выше авторитета претора. Ему лично Дюбуа обещал солидную прибавку к жалованию и возможное повышение, но сейчас эльфа волнует только повисшее чувство неуверенности. Решение справедливо, но было ли оно правильным в долгосрочной перспективе? Астарион — не мастер планирования, и ответа у него нет. Агония граждан от предстоящей казни важного лица — временна, радость от в кои-то веки справедливого приговора пройдет быстро. А дальше что? До эльфа доходит, по какой причине герцог предлагал бывшему претору фиктивное дело: из-за перемен. Их не хотел никто. Было бы лучше, сиди Вито под каблуком у Дюбуа или, например, уйди он в изгнание. А тут — голову на плаху на виду у всего города. Все заседание было одним сплошным цирком, и этот момент покоя эльфу не дает. Кривое, косое, абсурдное дело, полное огрех и недосказанности. Анкунин не понимает решения Жувата. Зачем он согласился на громкое дело? Зачем отказался от защиты? Почему практически не отпирался? Не верил в Астариона? Хотел продавить авторитетом? Не знал, что магистрат докопался настолько глубоко? Ответов он не узнает. И на казни присутствовать не собирается. Эльф вымотан эмоционально. Адреналин, агрессия и запал сошли на нет, и сейчас он чувствует лишь усталость и опустошение.***
Выходя из здания Высокого Холла, магистрат натыкается на великого герцога, беседующего с Джавьеном. Кивок головы — нужно подойти. — Блестяще закрытое дело, Анкунин, — герцог Дюбуа чрезвычайно доволен. Мужчина жмет руку Астариону, и тому кажется, будто его начинают считать равным. Не придатком к судебной комиссии, не доверенным, удобным в своей лояльности, лицом, а кем-то стоящим внимания. — Благодарю, великий герцог, — криво усмехается Анкунин. — Что ж, — конферансье поправляет манжеты рукавов. — Отрадно, что дело закрыто по правилам. Не без нюансов, но закрыто. Разрешите откланяться — семья ждет, — Джавьен почтительно кланяется герцогу, кивает магистрату и уходит. Вообще-то без Джавьена Кордиалиса эльф бы не сдвинулся ни на дюйм. Или, даже если бы и нашел зацепку — не смог бы найти достаточно доказательств. И теперь он сильно, страшно сильно задолжал заведующему филармонии. — Итак, — тянет бледный эльф. — Что дальше, герцог Дюбуа? Мне обещано солидное жалование. И я хотел бы взять выходной, — верх наглости, но может себе позволить. — И возьмешь, — довольно хмыкает великий герцог. — На неделю. Но готовься: работы будет еще больше. — Собираетесь гонять ручного магистрата собирать кулуарную грязь? — В целом, его устраивает. Астарион хотел заниматься делом, а не перебиранием бумаг, и если он получит желаемое, то против не будет. — Хуже, Анкунин. Место претора свободно. Видимо, Госпожа Фортуна удивительно, невероятно сильно любит Астариона Анкунина.