Безраздельное

Ситуация стала безвыходной, именно тогда, когда острие Чэнлуаня вонзился ему в спину потоком быстро несущей и очень хаотичной ци, смешиваясь с его собственной. Казалось, его меридианы готовы лопнуть, изливаясь кровью. Даже вкус железа стоял во рту. Перед глазами стала пелена, а тело шиди скрылось среди каменных выступов. В последний момент Шэнь Цинцю удалось вонзить Сюэ себе в ногу, боль раздавалась очень отрезвляющей и мысли прояснились. Но это было ненадолго. Совсем скоро он сам впадет в искажение ци. Чэнлуань сам по себе с бешеной скоростью ударялся об своды пещер, искрясь со вспышками во тьме, и если бы не тело шиди Лю, возможно на секунду владыка Цинцзин смогу бы насладиться этой красотой. Цзинк-цзинк. Новые порезы были везде: на его лице, одежде, коже и даже порезал волосы. Как ему ориентироваться здесь, где везде сосредоточена священная природная ци и несущейся на всех скоростях меч? Шэнь Цинцю не мог припомнить инциденты, в которых владыка Байджань терял управления над собой и своим мечом. Бог Войны славился стойкостью и невероятным контролем, не зря же того бытность учеником отправляли в самые опасные миссии, где Лю Цингэ возвращался с блестящей победой и одной, сплошной проблемой для нервных андиньцев и врачевателей с Цяньцяо. Тогда почему же? Взмах и Сюя отражает чужой удар в сторону, но тут же отскочив Чэнлуань несется на него. Резко присев, да так, что Шэнь Цинцю услышал хруст собственных колен, — клинок проскочил мимо, а меч Сюя засветился, освещая пещерную мглу. Но лучше бы он этого не делал. Техника Бога Войны — это формирование нескольких десятков мечей вокруг себя. Каждый клинок в точности отображает оригинальный, разве что все они состоят из чистой духовной ци. Против техники Лю Цингэ, Шэнь Цинцю выставлял свою технику — навык, благодаря которому все листья напитываются его ци, заострив их они становились очень острыми и непробиваемы. Сколько они так устраивали битвы и спаринги победителем в котором выходил один из них полуживым, а второй — благополучно дрых в Цяньцяо? Шэнь вздохнул. В его теле, будто горели угли. Искажение ци у всех заклинателей шло по-разному, но … Мысль не успела сформироваться в голове, как десятки мечей полетели с разных сторон пытаясь достичь жертвы. Сделав рывок владыка Цинцзин отскакивал в припрыжке от каждого острого клинка, сожалея, что вообще решился на уединенную медитацию. Отражать каждый удар с Сюя и одновременно искать выход, когда тело и мысли заняты совсем другим, выходило трудно и не совместимо. Невозможность закончить с этим также, как и собственным искажением, что звездами мельтешили в глазах, мешая нормально видеть. Он все-таки вот так умрет здесь? Только успев моргнуть, как один из мечей пробил его грудную клетку, заходя с одной и выходя с другой стороны, окрававливая пыльные и местами порваные одежды. Из его рта скатилась струйка крови, а затем кашлем вниз на камень брызнул темный сгусток. В ушах противно зазвенело, ноги перестали держать. Медленно скатившись по каменной стене, оставляя на ней же кровавые пятна, мужчина смотрел сквозь всего. Рядом оказалось остывшее, мертвенно бледное тело шиди, пробитое своим же мечом, Чэнлуанем. Пропали мечи и свет в пещере, была только тишина и собственное тяжелое дыхание. Это была иллюзия? Внезапно на Шэнь Цинцю напала тень, даже не сообразив и не придя в себя, его вновь пронзил насквозь знакомый меч. Рукоять Чэнлуаня глубоко вошел в плоть, держащая его рука твердо держала захват. Бог Войны, как в них чем не бывало, будто не его убила искажение ци, сиял чистотой и незапятнанностью. Почему Лю Цингэ такой? Почему этому варвару, блюстителю благородства все не почем, а ему приходилось локти в кровь разбивать об ноги учителя лишь бы получить достойное обучение? Что? Откуда эти мысли? Он же не ученик? Хмурое лицо Лю Цингэ разгладилось и стало более безразличное. Как будто не настоящее. Боль по настоящему отрезвляла, она цепляла сознание за мелкие детали, какие-нибудь вещи вроде его куда-то подевавшегося веера и меча Сюя. С хрипом Шэнь Цзю произнес ядовитыми словами, заставив давнего соперника поморщиться: — Шиди, не думал, что такой благородный заклинатель, как ты станет убивать ослабленного шисюна. Раз так, то чего остановился? Давай, продолжай, а я посмотрю в глаза убийцы! — хотя бы так, хотя бы пусть в этот раз зверь не доберется до него. Секта Цанцюн не будет разрушена, Ци-гэ не погибнет под тысячью стрел перед дворцом Хуаньхуа. Стоит лишь никому не нужному и всеми ненавидимому лорду Цинцзин исчезнуть, как все заживут счастливо. Правда ведь хорошо? Хотелось хохотать, да так, чтоб его смех до дрожи пугал остальных. — Шисюн … — почему-то голос Лю Цингэ, которым он позвал, был каким-то печальным? Точно. Ци-гэ с таким же виноватым тоном всегда обращался к нему. Почему вы все одинаковые? — Очнись. Это все сон. — Всего лишь сон? — прохрипел мужчина выплевывая кровь прямо на белые одеяния. — Знаю. Всего лишь галлюцинация, что нервирует остаточным воспоминанием в моей голове. Думаешь, я такой идиот? Да Ло Бинхэ лучше тебя в манипулировании снов и пыток! Картина мира поплыла стоило только осознать, понять и принять как данность, что память не шутка и нужна для того, чтобы причинять новую боль за совершенные ошибки. Ненавидеть так трепетно, как возможно для такого прогнившего сердца. Шэнь Цзю знал, что умрет рано или поздно в зависимости от того, кто станет его мучителем. Раньше им был У Янъцзы, а до него Цю Цзяньло — в прошлой жизни его звереныш, что по ошибке стал учеником пика Цинцзин, а теперь он сам себя наказывает. И где-то на подкорке мозга возникает вопрос «За что?». Так ли плохо быть крысой? — Уходи — сквозь зубы прошипел бывший владыка. — Прочь! И сон — иллюзия созданная его больным мозгом развеялась, оставив после себя неприятный осадок в виде кровавой раны в груди, прямо так где все еще билось сердце и воспоминаниями о былых днях в секте Цанцюн. Лю Цингэ с печальным лицом, отражая в себе Ци-гэ, подобно туману и вновь невыполненному обещанию исчез, медленно растворившись в пустоте. Шэнь Цзю остался один. *** Просыпаться, если честно, не хотелось. Было больно, как физически так и душевно, мысли терзали душу. Тело казалось тяжелым бременем не дающего истинного покоя, а сам он был подавлен настолько, что про обещания можно было забыть: они и рядом не стояли. Навеянный сон от того, что с ним произошло во дворе был сюрреалистичным. Возможно, и вправду судьба и мир его ненавидит настолько, что и в следующей жизни ему приходится страдать? Звуки возвращались, запах медикаментов и трав привычно забились в нос. Захотелось чихнуть, но Шэнь Цзю сдержался. Будет он еще перед незнакомцами в слабом виде красоваться! Кто-то прикоснулся к его запястью закомо водя своей ци по меридианам. Энергия лилась, как из источника прохладными тоненькими струйками, заполняя его жилы жизненной силой. Дышать стало легче, и чтобы убедиться во всем, Шэнь Цзю лениво раскрыл веки смог рассмотреть мужчину с длинной косой на бок. Неизвестный водил свою ци по его меридианам и иногда хмурился, морща смазливое лицо. — Уже проснулся? — заметил молодой мужчина расплываясь в легкой улыбке, но наткнувшись на настороженные изумрудные глаза, быстро убрал лыбу с лица. Так об этом его предупреждал Чэнь Сян? Весьма неожиданно, но кажется жизнь на границе сделала мальчишку таким … осторожным. Что ж, учтем. — Сейчас организм и тело должны отдохнуть и набраться сил, пробуждение отняло большую их часть. Тебе не стоит беспокоиться, все закончилось хорошо. Ты же помнишь? В ответ он получил маленький, неохотный кивок и отблеск все еще не доверительных взглядов. Отпустив крохотную руку ребенка, Мэй Няньцин мог лишь вздохнуть. Его старый друг отошел с Лу Цином к другой части лазарета проверить учеников и больных благополучно оставив его самому разбираться с господином. Мальчишка был ослаблен и без присмотра мало ли что могло случиться, тем более служанка из дворца государыни получила обморожение ноги. Ни кто не понял, что произошло поэтому все сослались на злобного духа, что внезапно очутился здесь. Ага, конечно. Когда здесь же остановился главный монах. В любом случае люди, ничего не знающие обо всех тонкостей, были спокойны, а знающие не задавали лишних вопросов. Оставался лишь сам мальчик, внимательно смотревший на него. Его взгляд зеленых глаз, что не типичны для жителей Саньлэ и столицы невероятным насыщенным оттенком, переливаясь на изумруд, настораживал мужчину не привыкшего чувствовать себя не в своей тарелке. Эти глаза смотрели и запоминали абсолютно все. Да что твориться в этой маленькой голове? Мэй Няньцин проживший не одно столетие давно перестал недооценивать ребятишек, понимая и свидетельствуя, видя, как многие из детей способны на многое и значительное. Взрослые, совершенно не воспринимают их, за что поплатились целыми переворотами. Именно поэтому настороженные глаза молодого господина вселяют мысли, что несмотря на столь ранний возраст, это дитя прекрасно понимает и осознает свое место, общество и силу, что течет по его меридианам точно кровь. Вряд ли былая боль теперь вернется, все это время мучившая ребенка разными недугами, не давая спокойно жить. И все же какие бы беды не случались, чтобы не произошло, дети не смотрят так. Это попросту не должно быть. — Что … льше … Задумавшись, Мэй Няньцин не сразу обратил на голос: хриплый, будто человек не привык говорить. Больше похожий на шелест, тихий-тихий, совсем незначительный на что можно не обращать внимание, как на ветер в саду. Подняв голову монах даже не понял, но мальчик, приподнявшись с койки, шевелил ртом, пытаясь что-то произнести, но получались только глухие звуки. — Ты хотел что-то сказать? — неуверенно спросил мужчина. — Ч … что даль-шэ? — уже более четко произнес Шэнь Цзю, проклиная зверя, тупой сон, слабость и себя. Последнее особенно. Это тело даже слабее того рабского прошлого. — Вот оно что. Тогда сразу к делу. — встрепенулся главный монах, отбросив сонливость. — То что произошло с тобой во дворе — это выброс стихийной ци, или по другому элементальная. Причем твоя основа, корень, — это лед, вода и немного молнии. Обычно люди занимающиеся самосовершенствованием пробуждают огонь и землю. Остальные элементы подаются со временем или же нет в зависимости от уровня самого человека. Даже небожителям, все-таки первостихии не подаются контролю. В твоем случае — вода и молния являются первостихией, а лед вторичная, но именно она играет большую роль занимая обширную часть твоих сил. Про то, что мальчишка чуть не заморозил дворец Мэй Няньцин благополучно умолчит, не решаясь таким образом «обрадовать» будущего личного ученика. Пока что. — Тебе нужно взять три стихии под контроль и не дать им сотворить хаос вокруг. В государстве Саньлэ, да и в других государств не найдутся заклинатели с подобными элементами в наличии трех штук. Поэтому я, как глава храма Хуанцзи, предлагаю перейти ко мне в качестве личного ученика и проследить за процессом, чтобы не случалось несчастных случаев. Не торопись с решением, подумай. Время еще есть, ты еще ребенок и в скором времени сможешь сформировать ядро, — в таком случае контроль над элементалями станет куда легче. — Другими словами: будь паинькой и слушайся мудрого человека без права выбора. Вы ведь это хотели сказать? У меня попросту нет иного исхода, как поступить не абы кем в вашем храме, а стать личным учеником. — прочитав все в этих красивых словах и о своей исключительной особенности, Шэнь Цзю мог только, если действительно мог, похлопать руками, да произнести излюбленными полуядовитыми-полубезразличными словами, просто бросив настоящую правду в лицо. Ведь многие этого не любят и не переносят так просто, но именно так можно не только вывести собеседника на словесную баталию, но и узнать что-то еще. Шэнь множество раз проворачивал подобное на императорском приеме, выполняя дополнительную функцию добычи информации, кроме сетей шпионов через бордель. Причем он начал это еще будучи главным учеником с одобрения учителя. Не ожидавший прям такого напора Мэй Няньцин замолк, шокировано разглядывая хмурого ребенка, который совсем не вписывался в ту картину мира, что он успел нарисовать у себя в голове. Слова произнесенные из уст мальчика имели крепкие основания: любой ребенок и взрослый, лишь услышав о возможности поступить в храм, готовы на что угодно, больше не слыша о трудностях, считая что в их силах все перенести и превозмочь. Но правда такова, что в действительности они не справляются и просто ломаются. В таком случае у них нет иного выбора, как вернуться домой ни с чем. От того, что такую правду, которую он приукрасил, имела свою истинность и ее с легкостью разгадал ребенок, что всю жизнь проживал в глухой деревеньке, впечатлил его. Но в том то и дело, что сам Мэй Няньцин не думал о таком совсем. Да, он воспринимал умных и сообразительных детей за равных, если это так, но … вот это. — Не ожидал, что меня раскроют. — отпустив голову тихо произнес монах, продолжив. — Но все что сказано — это правда. Знаешь почему? — Не уверен, но думается мне это из-за положения моей матери во дворце. Матушка предупреждала, что дворец и его населяющие опасны. Дело в знати? — пусть слова Шэня звучали как вопрос, на самом деле они ими не являлись, а утверждались. Вспомнить все эти дни, рассказы матери, слухи от случайно проходящих мимо покоев Шэнь Цзю слуг, составить цепочку и вуаля: проблема заключалась в поступке матери и в его существовании, как напоминание позора. Семья матери известна очень знатным и благородным происхождением от потомков правителей. Так они часто проводили помолвки между императорской семьей и другими из соседних государств. Учитывая побег Куифэн с его отцом на границу разрушенного государства — это стало плевком в сторону потенциального жениха и самого отца женщины. — Почти верно, но не в этом вся загвоздка. Ты слышал о «брачной охоте»? — получив отрицательный ответ виде легкого покачивания, главный монах объяснил. — «Брачная охота» — это понятие хорошо известное среди богатых и знатных сословий, означающее поиски кандидата или кандидатки с хорошим уровнем самосовершенствования для их ребенка. И все ради рождения отпрыска с таким же уровнем культивации. Проще говоря им нужен глава обладающей невероятной силой и бессмертием, как князь Е. Интересно, что выше крыши они не рассчитывают подпрыгнуть, чтобы стать небожителем. — В этом нет необходимости, если ради того, чтобы стать богом им придется расстаться с привычной средой обитания. И вновь слова мальчика удивили Мэй Няньцина. — Теперь понимаешь почему? — … — на доли секунды Шэнь Цзю подумал притвориться ничего не понимающим ребенком, чтобы от него отстали. У него горло болит от разговоров и голова идет кругом пытаясь сообразить, что к чему. — Тебя случайно выдали перед государем на заседании с аристократией и знатью. — Кто выдал? У Лу Цина, что находился в другой части лазарета и проверял самочувствие пациентов, по спине прошелся табун мурашек, что заставил отложить склянку с настойкой в сторону, а самому направиться в кабинет наставника. Авось неприятности обойдут стороной стоит попросить дополнительную работу за пределами императорского дворца.