:
В преддверии долгого зимнего сезона солнце опускается за горизонт куда быстрее, чем месяц назад. Северные земли отличаются суровым климатом, здесь нет лета или весны, только вечный холод и снегопады. Лишь на два месяца белый покров исчезает, и то не всегда, но оборотни, живущие здесь поколениями, давно привыкли к условиям, которые для других племён кажутся невыносимыми. Холод не всегда убивает, он защищает — никто не смеет вторгаться на территорию, где обитают снежные волки. Дети спешат домой на ужин, пока альфы потихоньку заканчивают ежедневные работы. В связи с похолоданием требуется больше построек для запасов еды, некоторым складам и домам нужен ремонт — за последнее время стены истончились, а крыши в некоторых местах покрылись чёрной плесенью. Омеги дни и ночи проводят за шитьём новой партии тёплой одежды и помогают Юнги в распределении запасов. Обычно наступление зимы всех радует: Ночь Полнолуния открывает сезон, потом идут обильные снегопады, и охотиться становится легче, потому что большинство в стае имеют светлую окраску, которая отлично сливается с сугробами. Сейчас лес окутан холодной дымкой, он серо-зелёный, и поэтому добычу ловить труднее. Белый мех словно кричит о себе, даже если волк отлично прячется. Жители готовятся к предстоящему празднику, ещё не зная тех тревог, которые окутали старшего омегу. Кто-то чувствует, что что-то нехорошее надвигается, но большинство всё ещё пребывает в неведении. Так даже лучше. Нельзя наводить панику в стае. Чонгук устало разминает шею, позволив себе упасть на диван. Целый день к нему приходили волки: альфы ранятся на стройке, омеги находят себе занозы в складах, а дети, кажется, с ума посходили, потому что каждый третий приходит с разбитыми коленками и глазами, полными слёз. Лекарь работает без выходных и перерывов на отдых, он по-хорошему всегда должен находиться в поселении, а желательно у себя дома, чтобы в непредвиденных ситуациях успеть оказать помощь, но ведь никто не отменял того факта, что он оборотень, и ему тоже хочется выйти наружу, в лес, обратиться и отдохнуть наедине с Природой. Он привязан к своему месту, потому что в нём нуждается стая, но как же манят еловые макушки деревьев и коричневые кроны, окутанные холодным туманом. Альфа вздыхает, кладя ноги на подлокотник, и закрывает глаза, когда входная дверь вновь открывается. В их племени нет замков на дверях, потому что доверие здесь настолько же естественно, как обращение в волков. Волчонок тихо проходит в гостиную, стараясь избегать скрипучих половиц, и останавливается напротив дремлющего оборотня. — Лекарь? — шёпотом тянет мальчик, немного тряся того за ногу. Чонгук сдавленно мычит и поднимается, хрустнув спиной. — Да, Чинсу, — он уже успел забыть об утреннем разговоре. Сейчас даже немного жалеет, что в принципе полез к волчонку. Ему требуется несколько минут, чтобы собрать остатки сил и подняться с дивана, накинув сверху тёплую шубу. Обращаться сейчас нет ни сил, ни желания. Чинсу большими глазами наблюдает за нерасторопным взрослым, топчась на месте от нетерпения, но в последний момент, когда альфа открывает дверь, вспоминает, что хотел сделать, и поспешно хватает Чонгука за руку. — А… у тебя осталось ещё хлеба? Чонгук прикрывает глаза, вспоминая, и возвращается на кухню с голодным ребёнком. — Хлеба нет, но есть пироги, — достаёт из запасов выпечку, которую Юнги так и не смог скормить брату. — С яблоком, с грушей, есть ещё с капустой и картофелем. Что будешь? — Можно взять с яблоком? — Чинсу переплетает пальцы рук между собой. Ему немного неловко просить весь пирог, но это очень нужно. Чонгук кивает и уже готовит чайник, но мальчик его опережает. — Мы возьмём пирог с собой. — Пикник хочешь устроить? — альфа скептически поднимает бровь. Куда они вообще собираются на ночь глядя? Неужели этот волчонок бегал в лес на протяжении всей недели? Тогда понятно, откуда столько порезов и шрамов. Малыши ещё плохо ориентируются в лесу, потому что обычно изучение территорий проводят для детей постарше. Чинсу всего десять, он пока что в школе только учится писать и читать. Альфочка под взглядом взрослого не тушуется, хоть ему и страшновато. Вместо этого он выпрямляется, серьёзно сжав губы. — Нужно поторопиться. Я всё тебе расскажу, — решительно отвечает и добавляет уже тише. — Я же обещал. Чонгук всегда обладал терпением и самоконтролем, поэтому сейчас не закатывает глаза и не торопится отчитать малыша за странное поведение. Только согласно кивает, решив, что лучше дать ребёнку немного свободы. Может в лесу действительно что-то есть. Нашёл какого-то зверька, например, и выхаживает. Предположение достаточно правдоподобное: Чинсу всегда был добрым, тащил мелких зверушек, на которых по-хорошему стоило бы охотиться, а не давать имена, используя в качестве домашних животных. Стоит оказаться на улице, вдохнуть полной грудью морозный воздух с примесью запахов жаркого и супов, которыми сейчас ужинают уставшие жители, и внутри приятным теплом разливается наслаждение. Кажется, даже появляются силы, и детское желание побеситься в обличие волка снова манит, но Чонгук пересекает его почти сразу. Нельзя. Ему нужно проследить за малышом и после отвести его домой. Чинсу украдкой смотрит по сторонам, проверяя, чтобы никто не стал случайным свидетелем их ночной вылазки, и спешно тянет альфу за руку в сторону тёмного леса. Величественные деревья чернильными пятнами создают бесподобную картину, заставляя сердце тихо трепетать от совершенства. Оборотни живут в гармонии с Природой, уважают её и любят так, как дети любят своих родителей. Какой бы суровой она ни была, ещё ни разу она не навредила своим волкам. Каждый раз, когда кто-то из северян терялся в лесу из-за метели или просто по незнанию, они чудесным образом оказывались в поселении, словно ведомые высшими силами. Быть может, сам лес помогал или же духи праотцов показывали путь, возвращая в поселение. Одно оставалось ясным, как зимний день, — на своей территории северяне были в безопасности. Поэтому родители никогда не переживают насчёт того, куда пропадают их дети. Знают, что те непременно вернутся. Вот только в последнее время в воздухе витает напряжение, исходящее от главной семьи, и эту нить чувствуют все в стае, потому что связаны между собой чем-то бо́льшим. Они семья, пусть и не кровно, но духовно точно. Чинсу умело огибает сухие ветви, упавшие после недавнего шторма, и без какого-либо страха бежит в сторону леса. Чонгук поспевает за ним, стараясь не упускать из виду. В какой-то момент волчонок останавливается и снимает с себя одежду, готовясь к обращению. Причём делает всё настолько ловко, будто занимается этим каждый день. Чонгук почему-то и не сомневается. — Мы ненадолго, Чинсу, — напоминает на всякий случай. Вообще лекарь планировал разговорить малыша по дороге, но тот, словно почувствовал, решил обратиться, чтобы сократить время и избежать все вопросы. Альфочка прыгает на одной ноге, снимая ботинки, и складывает их рядом с небольшой стопкой одежды. — Сейчас очень темно, боюсь, что человеком не увижу дорогу, — тараторит, готовясь к перевоплощению. Напрягает все мышцы, закрыв глаза, и совсем немного позволяет себе поморщиться, когда слышит хруст костей. Всего несколько минут, и перед Чонгуком появляется светло-серый волчонок с круглыми чёрными глазами. Его шёрстка красиво лоснится от холодного ветра, а левое ушко едва стоит, смешно заваливаясь. Оборотень смотрит на взрослого в ожидании, высунув розовый язык, и почти кивает мордой, мол, ну чего так долго? — Чинсу-я, мы так не договаривались, — Чонгук ожидаемо хмурится, скрестив руки на груди, но волчонок, кажется, совсем от рук отбился. Ершится, прижавшись грудью к земле, как будто готовится напасть, и резко срывается в глубину тёмного леса, захватив клыками корзинку с пирогом. — Чинсу! — альфа на секунду теряется от такого открытого непослушания, а потом быстро сбрасывает с себя одежду, наступает носками на ботинки и бежит за несносным ребёнком. — Чтоб тебя! Он обращается в прыжке за долю секунды, не испытывая никакого дискомфорта. На замёрзшую землю бесшумно приземляются четыре лапы огромного волка с чёрными, как сама ночь, глазами. Зрение становится другим: скудные краски исчезают, зато смазанные до этого черты каждой ветки становятся чётче. Обоняние усиливается — Чонгук дёргает чёрным ухом и сразу улавливает торопливые прыжки ребёнка. Рычит, клацнув пастью, и бежит ещё быстрее, нагоняя малыша с несчастной корзиной в пасти. «Что за своевольность?» — эхом проносится в голове Чинсу, отчего он немного снижает скорость. «Прости меня, лекарь, но так надо!» — поспешно отвечает. Он резко поворачивает за толстый ствол сосны и перепрыгивает через овраг, несясь в сторону Северного Моря. Чонгук дорогу сразу узнаёт, нервно моргнув. Что это дитя вообще творит? Теперь понятно, откуда столько ран: путь неблизкий и трудный. Чтобы добраться до моря, нужно пробежать почти весь лес по периметру через овраги, мелкие ручьи и острые камни. Альфе нечего бояться, он чувствует преграды заранее — выучил местоположение чуть ли не каждого опавшего листа и хвоинки, но маленькому Чинсу дорога действительно покажется тернистой. «Объясни всё немедленно», — Чонгук умудряется сохранять спокойствие, хотя уже хочется сорваться и отругать ребёнка, который устраивает ему ночной забег и напрочь игнорирует все предупреждения, но чем ближе они к воде, тем сильнее внутри что-то назойливо тянет. Воздух становится холоднее и тяжелее, а земля влажной. Тяжёлые лапы проваливаются, пачкаясь в грязи, и Чонгук сам не замечает, как начинает бежать впереди волчонка, словно кто-то зовёт его. Он не слышит детский голос в голове, поспешно кричащий: «Ещё немного, и ты сам всё увидишь, лекарь!» — просто бежит дальше, загребая лапами уже чёрный песок. Он останавливается у самой кромки воды, когда впереди возвышаются скалы, концами касаясь звёздного и иссиня-чёрного небосвода. Словно тысячи предков смотрят на них оттуда, находясь подле Луны. Ветер продувает сквозь плотный слой меха, пробивает до костей, заставляя поёжиться, а волк чует слабый аромат чего-то совершенно непонятного. Как если бы… как если бы пах первый снег, прозрачными снежинками окрашивая некрасивый коричневый слой земли кипенно-белым, как солнце на ясном голубом небе, которое отражается на сугробах. Что-то лёгкое и в то же время обволакивающее. Что-то, что его волк отчаянно пытается найти, ведя мордой по влажному морскому бризу. Чинсу снова куда-то убегает и возвращается уже в одежде. Припас её здесь, судя по всему, гадёныш маленький. Чонгук словно теряется в непонятном ощущении и отпрыгивает, когда шерсти касается детская рука. — Пойдём! — кричит мальчик, и его голос тонет в порывах сильного ветра с Северного моря. Он щурит глаза от летающего вокруг песка, используя руку как козырёк, пока второй крепко держит корзинку с яблочным пирогом. — Он там! — показывает пальцем в сторону небольшой каменной пещеры. Чонгук возвышается над мальчишкой и тяжёлой поступью подходит к пещере. Они бежали без перерыва почти полчаса, но никакой одышки нет, только бешено бьющееся сердце, которое колотится о костяную клетку. Оборотень тянет носом и утробно рычит, понимая, что непонятный запах сгущается как раз внутри. Чинсу ведёт его и смело забегает в пещеру, находя там подготовленные палки и порох, который видимо успел стащить у родителей. Мальчик садится на колени и умело зажигает огонь, перекидывая пламя в горшочек для удобства. Чонгук перевоплощаться не спешит. Пока что ему комфортнее в ипостаси волка, когда все рецепторы напряжены до предела. — Только не испугай его, пожалуйста, — Чинсу на секунду преграждает путь, очаровательно расставив руки в стороны. Видно, что защищает своего нового друга, но вместо умиления Чонгук с тревожным удивлением испытывает злость. Хочется рыкнуть на альфу, словно показать, что это не его территория. Лекарь вовремя себя одёргивает и мотает мордой. Так, хватит. Чинсу тоже видит опасность в чёрных глазах, поэтому тушуется, но не отступает. — Давай я сначала проверю, как он, а потом тебя позову? «Нет». Мальчик ничего не успевает сказать, как его отталкивают в сторону. Чёрный волк бредёт в глубь пещеры и совершенно не заботится о семенящих ножках и недовольном бурчании позади. Он снова тянет морозный воздух носом и с удивлением видит разложенные на каменном полу пледы и подушки. А ещё рядом с импровизированной лежанкой находится кусочек бананового хлеба, который альфа узнаёт мгновенно. Он недовольно рычит, исподлобья посмотрев на вздрогнувшего мальчика, а тот руки заламывает в привычке, бегая глазками по полу. — Я… ему нужна была помощь, — тараторит. — Он был очень голодным и выглядел плохо, поэтому я принёс ему еды и тёплых вещей. «Кто?» — голос альфы звенит в голове ребёнка, и тот болезненно морщится. Аура сильного зверя давит на него, на его волю и восприятие, что туманит рассудок. — Он сказал, что нечаянно забрёл в наши земли, — взгляд альфы темнеет, и давление становится сильнее. Чинсу не выдерживает напора и падает на колени, схватившись за голову. Нельзя. Нельзя приводить чужаков на свою территорию без ведома вожака. Даже ребёнку. — Он сказал, что уйдёт сразу, как сможет! — волчонок скулит, крепче хватаясь за волосы, чтобы хоть как-то ослабить пульсирующую боль. Ему безумно страшно, но доброе сердце не позволило пройти мимо нуждающегося в помощи. — Л-лекарь, у него была сломана нога, он бы погиб без еды и помощи! — последняя попытка оправдаться. Чонгук, видя, что малыш почти готов расплакаться от боли, но всё равно не молит о пощаде, решает сжалиться над ним. Ослабляет запах, снимая давящую виски боль, и смотрит сверху вниз, ожидая продолжения. Альфочка понимает без слов. — Всё это время я ему помогал, — охрипшим голосом отвечает. Лучше бы его просто отругали родители. То, что сделал с ним лекарь… унизил, заставив опуститься на колени в своей слабости. Слишком взрослое наказание для десятилетнего, но Чонгук не знает, как нужно обращаться с детьми. Для него все равны. — Носил одежду, бинты, которые были у папы, и еду. Прости, — тихо добавляет. Чинсу не должен был действовать втихаря, но он очень сильно боялся, что странника выгонят, когда тот едва находился в сознании. Это было бы равносильно убийству, а мальчик не мог так поступить. Доброе сердце. «Детская наивность», — думает Чонгук, внимательно обнюхивая убранство. Знакомится с запахом, впитывая в себя, на секунду позволяет себе вольность — прикрывает глаза. Морозный, спокойный, холодящий душу. Если странник источает этот аромат будучи больным, то как же запах раскрывается полностью? Как вечная зима или бесконечная метель? Как падающий снег или снежная лавина в горах? Волк едва ли не урчит от удовольствия, и Чонгук, насторожившись, обращается, пока тот не выкинул что похуже. Альфа берёт один из пледов и накидывает на плечи, снова обходя небольшую пещеру. Поразительно. Вот чем Чинсу занимался всё это время. Выхаживал чужака. — Где он? Мальчик вздрагивает и вскакивает с пола, озираясь по сторонам. — Он должен быть здесь, — потерянно бубнит, обходя пещеру со всех знакомых ему сторон. — Я не вру. Чонгук хмурится. Сбежал? — Он точно не сбежал, — мальчик сразу обрывает подобные мысли. — Откуда такая уверенность? — Его нога… — альфочка закусывает губу, боясь сказать что-то лишнее, но сдаётся под напряжением. — Он её очень сильно поранил, и она до сих пор не зажила. — Так долго? — обычно регенерация оборотней быстро справляется с переломами и разного рода травмами. Взрослый волк способен буквально за неделю полностью восстановиться. Если простудится, хватит пары дней. Чонгук тяжело вздыхает, садясь на лежанку. Мороз окутывает его, словно он находится в заснеженном поле. Поразительный аромат. Такого альфа ещё никогда не чувствовал. Чинсу не перестаёт шастать по пещере в поисках внезапно пропавшего друга. — Он поранился вчера, — признаётся, оставив поиски. Наверное, он ушёл, чтобы поискать лечебные травы. Стоило принести заживляющую мазь, а не еду. Точно… Волчонок расстроенно вздыхает. — Мы тогда решили потренироваться охотиться, но заигрались и оказались слишком близко к обрыву. Я едва не сорвался вниз, но Чимин поймал меня и откинул на безопасное расстояние, а сам больно упал на камни и разодрал ногу. Чонгук напрягается, услышав чужое имя, и застывает. Ситуация с каждой пройденной минутой становится сложнее и сложнее. Нужно срочно донести о страннике вожаку, который непременно выгонит его из своих земель, но тот факт, что он спас жизнь ребёнку из стаи, всё меняет. Будет неверным прогнать спасителя, а приютить к себе они не смогут. Чёртовы проблемы с запасами. Всё вновь сводится к одному и тому же. Альфа тяжело вздыхает. — Как долго он ещё планирует здесь оставаться? — Чонгук смотрит на щенка, как на взрослого, не делает никаких поблажек и воспринимает равным себе. Именно эта черта и привлекла Чинсу, потому что Чонгук никогда не сюсюкался с ним и не смеялся по-отечески над его рвением узнать всё и сразу. Чонгук по-другому и не умеет разговаривать. Альфочка сглатывает, сжав руки в кулаки. — Я не знаю, — шепчет. Секрет раскрыт, и теперь Чимин не сможет оставаться здесь. Чинсу надеялся, что лекарь поймёт, но, видя его сейчас, понимает, что это невозможно. Он попытался довериться, однако это не помогло. — Позволь ему сначала хотя бы подлечить ногу, лекарь. — Это не я буду решать, — грубо отрезает альфа, поднявшись с места. — Ты хотя бы знаешь, откуда он? — С Южных Земель. Ого. Он прошёл так далеко? Чонгук на секунду теряется. — А если он изгнанник, Чинсу? Вдруг он опасен? Ты не подумал об этом? — Чимин не опасен! — мальчик выпрямляет плечи и отчаянно смотрит в глаза взрослому. — Он очень хороший и добрый, ему… ему просто не повезло оказаться в таких условиях, и я помог ему, потому что… потому что ты учил меня всегда помогать тем, кто нуждается в помощи. Я обрабатывал ему раны так, как ты говорил, приносил еду и одежду, чтобы он не болел, держал в тепле и отыскал эту пещеру. Я делился едой, которую давали мне, ничего не крал у других. Я просто хотел п-помочь, — запинается в потоке своих же слов, но остановиться не может. — Я знаю, что вожак выгонит его и, возможно, даже меня за то, что действовал за его спиной, но я не жалею о своём решении! Чимин уйдёт тогда, когда ему станет лучше, но пока, я молю тебя, лекарь, не говори вожаку. Дай ему ещё пару дней, и я обещаю… — голос ломается от боли грядущего расставания. Смышлёный не по годам. Эти законы дети учат с самого детства, знают их как нерушимые, а он всё равно рискнул, не сумев пройти мимо. — Обещаю, что он никого не потревожит и покинет наши земли. Чонгук видит, как волчонок отчаянно цепляется за него, но остаётся спокойным. — Зачем ты показал мне это место? Ты ведь мог снова соврать, делов-то, — случись такое, альфа действительно не стал бы настаивать, оставив родителям решать проблемы их внезапно ставшего непослушным ребёнка. Он ведь просто из любопытства предложил «секрет-на-секрет», не особо надеясь на ответ, а Чинсу, зная о рисках, всё равно ответил. — Я… я сильно испугался, — альфочка оседает на пол рядом с лекарем и стыдливо закрывает ладошками глаза. Прячет слёзы страха, которые копились в нём всё это время. — Чимину было так плохо, я боялся, что он умрёт, поэтому решил рассказать всё тебе, но вчера, когда я вернулся к нему, он сказал, что чувствует себя лучше. А теперь… — бросает поникший взгляд на пустую лежанку, — он исчез. Чонгук делает предположение. Возможно, Чимин просто учуял незнакомый запах и поспешил спрятаться. Вздох в очередной раз срывается с губ. Голова пухнет от ещё одной проблемы. Альфа бросает взгляд на волчонка и поджимает губы. Ребёнок взял на себя слишком много ответственности и не выдержал её груза. Как хорошо, когда можешь просто свалить все проблемы на взрослого и отделаться лёгким испугом. Ноша на плечах Чонгука становится тяжелее с каждым днём. Альфа не заметил ни одного бинта или лоскута ткани с кровью, но зато увидел небольшую лунку для костра с серыми истлевшими пластами. Видимо Чимин сжёг все испорченные вещи. Умно. Его запах так сильно сливается с их суровым климатом, что, не скажи Чинсу о чужаке, Чонгук бы ничего не почувствовал. Они, по сути, выбрали идеальное место — далеко от поселения, но не слишком, чтобы волчонок мог быстро добираться, не полностью выбиваясь из сил. Морской бриз своим солёным воздухом прекрасно маскирует запах, а пещеру вообще тяжело разглядеть, только если не искать её намеренно. Ещё пару дней Чимин вполне может здесь побыть, прежде чем покинет их территории. Никто не заметит. Через два дня Ночь Полнолуния. Чонгук бросает взгляд на терпеливо ожидающего вердикт щенка и напряжённо играет желваками, обдумывая решение ещё раз. — Ты больше не будешь сюда ходить. — Но… — Чинсу вскрикивает, когда голову резко настигает давящая боль. Мальчик хватается за неё обеими руками и сдавленно хрипит. Чонгук смотрит на него чёрными глазами, чувствуя, как постепенно вылезают острые клыки. Пригвождает своей силой, вынуждая подчиниться. А ведь это всего лишь малая доля его способностей. — Чимин вернётся сюда и почувствует мой запах. Он всё поймёт и, если ему дорога́ жизнь, уйдёт как можно быстрее, — альфа сбрасывает с себя плед и выходит из пещеры, ёжась от холодных порывов ветра. Чинсу тащится следом. — Мы не расскажем ничего вожаку. Забудем об этом, как о глупой ошибке непослушного ребёнка, — Чонгук из-за плеча бросает взгляд на поднявшегося щенка и грубым голосом произносит: — Обратись. Чинсу слушается против своей воли. Одежда трещит по швам, рвётся, неровными полосками оседая на холодные каменные плиты, и серый волчонок жалобно скулит. — Больше к этой теме мы не возвращаемся, — отрезает альфа, обращаясь. Чёрный волк бесцеремонно хватает острыми клыками щенка за холку и срывается обратно в поселение, оставив пещеру с непотушенным огнём позади. Погрязший в своих мыслях, он даже не заметил, что всё это время за ним наблюдали два серебряных огонька из-за скалы.:
— Ты пришёл ко мне, чтобы помолчать? — Юнги ставит напротив Чонгука тарелку с очередным пирогом и, игнорируя кислый взгляд, оставляет ложку и чашку с горячим чаем. Пусть тревога никуда не ушла, но омеге правда становится лучше, когда руки чем-то заняты. Сокджин всё-таки решил провести Ночь Полнолуния, невзирая на все аргументы, которые приводил старший брат. Юнги сдался. Не в его силах было повлиять на события (в чём он убедился), но он хотя бы направил всю злобу и обиду на подготовку к празднику, поэтому завтрашний день запомнится оборотням одним из лучших в году. Пышная встреча зимы, снегов и метелей. Альфы закончили с постройками, оборудовали теплицы, расширили границы, чтобы овощи и фрукты не погибли от морозов, отремонтировали протекающие крыши и починили все мелкие поломки, получив в ответ благодарности от пожилых членов семьи. Омеги работали не покладая рук, и теперь в общем запасе находится куча тёплой одежды всех размеров. Они готовы встретить зиму с гордостью и улыбкой, но Юнги по-прежнему переживает за охоту. Сокджин вернулся из долгого путешествия вместе с оборотнями, они нашли место, где ещё осталась дичь, но территория слишком мала, чтобы прокормить всю стаю. Придётся искать ещё дальше. Чонгук знает, о чём болит голова Юнги, видит все мысли и эмоции, написанные на лице. Научился их читать. Вот только собственные переживания встают поперёк горла всякий раз, когда он порывается рассказать. Непонятно, что стопорит, ведь он с Юнги всегда был в очень близких отношениях. Омега после смерти родителей заменил ему папу, а благодаря схожести характеров стал лучшим другом. Он поймёт, он не осудит, не станет делать поспешных выводов и, возможно, даже поддержит, учитывая, что сейчас отношения с Сокджином у него не самые хорошие, но Чонгук всё равно молчит. Может, дело в том тонком аромате, который вскружил и обезоружил, может, Чинсу мешает адекватно оценивать ситуацию, а может… ему просто не хочется делиться ни с кем, хочется сохранить Чимина как маленький секрет и просто иногда вытаскивать из дальних уголков памяти, чтобы вновь вспомнить, какие чувства разбудил один только шлейф зимней прохлады. Безумие. Чонгук ведь даже не видел его в лицо. Юнги замечает задумчивость брата и садится рядом, перестав мельтешить по кухне. За окном глубокая ночь, и их лица освещает огонёк свечи в лампаде, красиво мерцая на деревянных стенах. Омега живёт один в доме почивших родителей. Не смог, как и братья, оставить воспоминания о них. В конце концов ему было тяжелее всего. — Чонгук-а? — тянет, положив ладонь на плечо. — Слишком много мыслей крутится в твоей голове. Просто расскажи мне. Альфа вздыхает от безысходности и опускает глаза на тарелку с мясным пирогом. Выглядит безумно аппетитно и пахнет соблазняюще, а на деле даже кусок в горло не лезет. Юнги прав, слишком много мыслей. На носу Ночь Полнолуния, а Чонгук собирается испортить брату настроение своей внезапной новостью. Чинсу к нему, к слову, перестал наведываться. Ходит печальный и отстранённый, отбывает внутри себя наказание. Лекарь дважды надавил на него своей силой, унизив как альфу, и совершенно неважно, сколько ему лет. Зверь беснуется и скулит от собственной слабости. Ребёнок. — Не время, — выдавливает из себя альфа. — Расскажу после праздников. — Стоит ли так тянуть? — Юнги скептически поднимает бровь и откидывается на спинку стула, закинув ногу на ногу. — Ты себя съешь переживанием. — Если повезёт, всё закончится намного раньше. Должен радоваться или по крайней мере выдохнуть с облегчением, но Чонгук не может избавиться от тяжести в сердце и волнений зверя. Тот мечется, не понимая, что происходит, и рвётся снова туда, к Северному Морю. Невыносимо. Чимин должен уйти, нет ни единого «против» этой идеи, а волк беснуется и рычит, не желая отпускать того, кого даже не видел. Что с ним происходит? — Ты только масло в огонь подливаешь, — Юнги ненавидит, когда юлят и не говорят прямо. Он едва сохраняет остатки мнимого спокойствия, лишь потому что видит, что Чонгук с ним не играет. Ему действительно тяжело сейчас. Омега предполагает, что тот и сам не понимает причины, и попадает в цель. — Прости, — Чонгук берётся за пирог и закрывает на этом тему. Входная дверь открывается, впуская со свистом холодный ветер, отчего пламя лампадки дрожит. Братья синхронно тянут носом и понимают по запаху, кто пришёл. Тэхён, не стесняясь, снимает массивные ботинки и накидку, вешая ее на крючок, и заходит как в свой дом, на ходу грея самого себя. Его волосы красивыми кудрями падают на порозовевшие от холода щёки, а светлые глаза светятся от предвкушения. Одним своим солнечным видом он заряжает всех хорошим настроением. Юнги коротко усмехается, когда порхающий на крыльях любви целует его в щёку и крепко обнимает, а Чонгук сдержанно улыбается, позволив и себя затащить в объятия. — Я пришёл сюда, ведомый ароматом пирога, — заявляет омега, садясь напротив Чонгука. — У меня его сундук и печка, — Юнги поднимается из-за стола, чтобы угостить внезапного гостя, а Тэхён, увидев, как лекарь подмигнул, кивает и забирает его тарелку себе, в два присеста съедая пирог, пока хозяин дома стоит к ним спиной. Чонгук честно наелся, а Тэхён, как вечно голодный, всегда готов прийти на помощь. Он быстро жуёт, положив холодные ладони на раздувшиеся щёки, и запивает травяным чаем, который подаёт альфа, пока Юнги бренчит посудой, чтобы отрезать ещё кусок. Омега читает на губах лекаря «спасибо» и улыбается своей чудесной квадратной улыбкой, проглатывая мясной пирог. — Вы уже подготовились к завтрашнему дню? — Тэхён ёрзает на стуле, желая рассказать обо всём, ждёт, когда Юнги усядется, и тогда разговор пойдёт. Он знаком с братьями почти всю свою жизнь. Они росли вместе в соседних домах, играли, когда были детьми, учились в одном классе, а потом их пути немного разошлись, потому что каждый выбрал свой, но они всё равно продолжили тесно общаться. Тэхён — мастер шитья. Его ловкие руки сплетают настоящие произведения искусства на полотнах и гобеленах, одно из которых красуется на стене в гостиной Юнги. Все эти дни омега был погружён в работу с другими ткачами: они шили одежду на зиму для всего поселения и освободились лишь накануне праздника, разбредясь по домам на законный отдых. В ближайшие три дня стая отдыхает, и Тэхён принимает Ночь Полнолуния с благодарностью и трепетом. Юнги вяло качает головой, поставив тарелку с пирогом и новую кружку. Чонгук подпирает кулаком голову, чтобы не свалиться от усталости. Кажется, настроение есть только у Тэхёна, но он не придаёт этому особого внимания. Ему можно. — Я выгляжу глупо, да? — смущённая улыбка всё равно появляется на лице, и Чонгук спешно мотает головой. — Вовсе нет, просто мы немного устали. — Ты должен радоваться, Тэ, — Юнги ласково гладит друга по плечу, и тот заливается очаровательным румянцем. — Ваша свадьба будет сразу после Ночи? — Я понимаю, что сейчас не время, — тихо произносит. Юнги рассказывает ему о своих переживаниях, поэтому Тэхён в курсе обо всем, но он ничего не может с собой поделать. Он ведь выходит замуж за любимого всем сердцем альфу, и этот факт никак не может поблёкнуть на фоне реальных проблем. Омега витает в облаках и дарит всем свои прекрасные улыбки, и, если говорить честно, Юнги держится на этой улыбке. Видя, что его лучший друг счастлив, главный омега не может позволить себе сдаться. — Самое время, Тэхён-а, — Чонгук поднимается из-за стола, понимая, что сейчас наступят разговоры не для его ушей, убирает грязную посуду, помыв в раковине, и уходит, поцеловав обоих в макушки. Когда дверь закрывается, Тэхён падает на диван и раскидывает руки-ноги в стороны, не сдерживая эмоции. Юнги, наблюдая за влюблённым другом, смеётся и садится на мягкий ковёр, который, к слову, тоже соткал омега. — Ничего не могу с собой поделать, — вымученно хнычет, закрыв лицо ладонями. — Я ведь никогда не был таким сентиментальным. — Любовь творит ужасные вещи, — хмыкает Юнги, положив голову на ноги друга. Тэхён зарывается в мягкие волосы рукой и поглаживает, массируя. — Сокджин любит тебя. — И я его люблю, — шепчет в ответ, наблюдая за рисунками, отражающимися тенью от свечи. — Люблю так сильно, что боюсь своих чувств. — Совсем скоро вы станете супругами, — Юнги прикрывает глаза, обняв друга за вторую руку, и с наслаждением вздыхает. Так уютно. — Переедешь к нему, станешь главным омегой и будешь бегать по поселению с шилом в заднице, следя за запасами и прочими направлениями. А я буду печь пироги в столовой. Тэхён бархатисто смеётся, легонько щёлкнув друга по макушке, и чувствует себя самым счастливым на всей земле. Он был хорошим человеком, и великие предки наградили его высшей похвалой — они дали ему оборотня, с которым он обречён на счастье. — А ещё у нас будет куча детей, которая съест все твои пироги, — добавляет, заставив Юнги высунуть язык. — Ну уж нет, своих слюнявых щенков держите строго в доме, — Тэхён на эту фразу только громче смеётся. Все в поселении знают, насколько Юнги ужасно справляется с детьми. Все от него либо плачут, либо убегают, потому что «главный омега злой». Только некоторые альфочки, самые смелые, отваживаются подойти к нему, а подростки и юноши часто смотрят с желанием покорить каменное сердце, но всегда получают одно и то же — разворот и пинок под зад, если настроение совсем плохое. — Когда ты станешь родителем, поймёшь, что всё это были предрассудки. — Говоришь так, словно у тебя уже целый дом щенков, — бубнит Юнги, поднимаясь только для того, чтобы лечь рядом с другом на диван. Тэхён закусывает губу, но молчит. Улыбается, прикрыв глаза, и ложится на бок, закинув на Юнги ногу. — Я так давно мечтал об этом, — омега тянется ещё ближе и кладёт голову на грудь Юнги, когда тот его обнимает. — Жаль, что папы не будет рядом, — в голосе проскальзывает печаль. Поколение их родителей почти полностью погибло на войне, которая случилась, когда вожаку было всего десять лет. Юнги на тот момент был самым старшим. Двадцатилетний омега должен был выйти замуж за альфу и определить вожака, но он не отказался от своего характера и не пошёл на поводу у стаи. Выучился всему, что нужно было знать главному омеге, и старался каждый день, через боль и нежелание работал в поте лица, впитывая информацию, стараясь не совершать ошибок. Вожаком был временно назначен один из старых альф, который разбирался во всех тонкостях и помогал восстанавливать разрушенные дома после страшных времён. Сокджин вырос очень быстро. Под началом старшего брата и старца он научился всему необходимому и стал вожаком в шестнадцать. Сейчас ему двадцать три, и он защищает всю стаю, справляясь со своей задачей. Юнги тридцать три, и он по-прежнему один. Он не хочет семьи, детей. Любви. Ему проще жить одному, он привык держать эмоции и переживания в себе, но из-за того, что ему пришлось стать для двоих младших братьев папой, он так и не избавился от привычки защищать всех, кроме себя. Тэхён для него как сын, которого не хочется отпускать, ему всего восемнадцать, но Юнги не может игнорировать эти искры счастья в глазах напротив, поэтому молчит и улыбается в ответ, скрывая тень печали во взгляде. Наверное, так себя чувствуют родители, когда дети их покидают. — Он бы гордился тобой, — мягко отвечает, поправив спавший на лицо локон. — Его сын вырос хорошим человеком, грациозным волком и талантливым мастером. А ещё он нашёл свою любовь. Чего ещё может желать родитель для своего ребёнка? Тэхён смущается, сохраняя остатки улыбки на лице. Этот тон… такой тёплый и родительский. Он словно лежит на груди папы, чувствуя, как тот ласково перебирает его волосы, играясь с кудряшками. Обострённый из-за всех эмоций омега часто-часто моргает, чтобы избавиться от выступивших слёз, и громко сглатывает. Юнги всё понимает. — Я знаю, что ты должен благословлять все пары, но, знаешь, мне приятно думать, что для нас с Сокджином ты сделаешь это как папа, – Тэхён говорит тихо, но Юнги слышит каждое слово. — Ты всегда был рядом, и я хочу, чтобы ты понимал, насколько мне дорог. — Ты так быстро вырос, — усмехается омега. — Вроде только вчера вытирал твои слюни, когда ты не мог нормально жаркое съесть. — Юнги-я! — Тэхён резко поднимается под смех друга и толкает в плечо. — Я тебе в своих чувствах признаюсь, а ты… — А я буду очень по тебе скучать и заберу сразу же, как только Сокджин что-то сделает не так, — неожиданно серьёзно произносит, поймав тонкие руки своими. — Но этого никогда не произойдёт, потому что ты выбрал хорошего альфу, который будет носить тебя на руках. Тэхён затихает, но все ещё делает вид, что обижается, так, ради приличия. Юнги всегда найдёт нужные слова, успокоив. Омеги снова заваливаются на диван и вполголоса говорят обо всём, что только придёт в голову. Тревога, поселившаяся в сердце Юнги, потихоньку отступает, и он позволяет себе забыться в приятной беседе. Тэхён делится своим счастьем, избавляя от плохих мыслей. Впервые за долгие ночи оба засыпают со спокойными душами.:
Ночь Полнолуния в этом году без снега. Серебристый диск светится на небосводе, обрамлённый скоплениями звёзд, чёрные макушки деревьев острыми ветвями впиваются в синее полотно, а поселение не спит. Дети бегают по украшенным улицам, игнорируя холодный воздух: кто-то, перевозбудившись от беготни, обращается в волка, и щенки забавно тявкают, шуточно сражаясь друг с другом. Выставленные на главной площади столы ломятся от количества еды, а красивые фонарики, сплетённые мастерами, украшают разноцветными огнями крыши домов. Музыка играет на всю громкость, костёр в центре поселения искрится оранжевым и розовым, языки пламени поднимаются ввысь, плавя воздух, пока молодые пары кружатся в танце. Смех, веселье, вино, яства и красивые наряды омег — всё сливается в тёплую картину, которая греет душу. Сокджин позволяет себе на вечер забыть о проблемах, которые прочно поселились в его голове, и, отпив тёмный алкоголь, ставит деревянный бокал на стол, в толпе выискивая омегу с золотистыми волосами. Тэхён не заставляет себя ждать: улыбается, вызывая мурашки по коже и трепет в самом сердце, и бежит к вожаку, попадая в его объятия. Сокджин прижимает его к себе, как самое сокровенное, и наслаждается ароматом спелой вишни, зарываясь носом в изящный изгиб шеи. — Я так скучал, моё сокровище, — вожак позволяет себе забыть о своём статусе и просто побыть рядом с любимым. Они не виделись почти неделю из-за длительных вылазок альфы, и сейчас у них наконец-то есть время друг для друга. Тэхён касается грубых волос на затылке Сокджина и соскальзывает свободной рукой по мощному плечу. — Мне было невыносимо без тебя, вожак, — шепчет в самые губы своим невероятным голосом. Внизу живота приятно тянет, и Тэхён, заметив потемневшие зрачки, смеётся, запрокинув голову, сам не понимая, что открывает соблазнительный вид на тонкую шею. Сколько раз Джин мечтал оставить там метку. Совсем скоро они смогут сделать это. Всего две недели потерпеть, дождаться снега, и тогда они наконец-то станут семьёй. — Ты пожираешь меня глазами на виду у всех. Как некрасиво. — Ты вынуждаешь, — хрипит, сжимая тонкую талию. — Мне так хочется забрать тебя домой прямо сейчас. — Нельзя, вожак, — омега льнёт ещё ближе, игриво касаясь губами скулы, и рвано выдыхает, когда его припечатывают так, что приходится залезть на колени. — Мы можем позволить себе одну вольность, — усмешка трогает пухлые губы, а Тэхён тонет в глазах напротив. Едва сохраняет остатки разума, когда чувствует на своих губах родные, холодные. С привкусом вина. — Разве что совсем маленькую, — выдыхает. Они сталкиваются, жадно целуясь, словно пытаются наверстать упущенное время. Тэхён распаляется, как пламя костра на площади, ёрзает на коленях, вызывая возбуждение, и ловит губами несдержанное рычание, улыбаясь в поцелуй. Руки альфы накрывают талию, впечатывая в себя, гладят, забираясь под рубашку, а сердца стучат в унисон, сгорая в желании. У них всегда так: горячо, пламенно. Они сталкиваются языками, переплетаясь в танце, и стон омеги тонет в громкой музыке. Никто не обращает внимания на то, как двое почти сожрать друг друга готовы, потому что оборотни привыкли к выражению своих чувств. Все понимают и вожака, и его омегу. Юнги проходит мимо, подцепив бокал вина, и на ходу шлёпает обоих по макушкам, вынуждая отлипнуть друг от друга — Тэхён заливается румянцем, а Джин с недовольством смотрит на брата, прижимая своего омегу ближе. — Потерпите ещё пару часов, и тогда сможете спокойно уединиться, ненасытные. Тэхён нарядился. На нём красивая тонкая блуза, струящейся тканью доходящая до середины бедра, и белые просторные штаны, украшенные мелкими минералами, которые завораживающе переливаются в свете костра. В ушах блестит серебряная серьга в виде полумесяца — семейная реликвия, которую омега надевает на каждую Ночь Полнолуния. Джин видел множество омег, но с Тэхёном не сравнится никто. Он изящный, утончённый, и его красота… сама Природа наградила его внешностью, которая полностью отражает внутренний мир. Тэхён чистый и невероятно добрый, и душа у него настолько чудесная, что её пламя отражается в светлых глазах. Джин видел, как рос этот мальчик, и с каждым годом сердце болело всё больше и больше, пока не добилось своего. Высшая награда. Настоящее сокровище. Тэхён сидит на его коленях и улыбается ему, и в такие моменты Сокджин чувствует себя самым счастливым на всей земле. Омега хитро оглядывается и вновь наклоняется, нежно поцеловав в уголок губ. Он распалился, очень хочет продолжения, но понимает, что вожак не может покинуть праздник в самом начале. Совсем немного подождать. — Не дразни меня, сокровище, — смеётся Джин и, придерживая Тэхёна, тянется к деревянному бокалу, но не находит его. — Юнги, волк тебя дери, — недовольно бурчит, увидев довольного брата у стола с едой и его бокалом в руке. Главный омега не очень любит празднования, но он, как и вожак, обязан быть на них, иначе стая может воспринять это как неуважение и пренебрежение традициями. Ночь Полнолуния считается самым масштабным и главным событием года — снежные волки приветствуют зиму и готовятся к вечным сугробам. Их не пугает холод и промозглый ветер, они всецело отдаются веселью, танцуют, пьют, кричат, поют и освобождаются от всех негативных эмоций. Жаль, что Юнги так не умеет. Ему остаётся только бродить от одного стола к другому, чтобы попробовать все вкусности, приготовленные жителями стаи, вливать в себя вино и наблюдать со стороны за тем, как рождается и разгорается любовь. Он смотрит на тесно прижимающихся друг к другу Джина и Тэхёна и усмехается, отведя взгляд. Главная площадь наполняется оборотнями и щенками, музыка звучит так громко, что, кажется, её будет слышно даже с берега Северного моря, а костёр и разноцветные фонарики видно даже с макушки самого дальнего дерева в лесу. К столу подбегают дети, наспех хватая булочки, чтобы перекусить, вежливо кланяются главному омеге и бегут обратно, в центр веселья. Разумеется, ведь им сегодня можно не спать целую ночь. Юнги провожает волчат отстранённым взглядом и отпивает ещё вина, но с разочарованием понимает, что бокал уже пуст. Рядом появляется высокий альфа с похожим сосудом в руках, улыбается, показывая очаровательные ямочки, совершенно контрастирующие с его грозным видом, и Юнги тянет уголок губ. Патрульные тоже сегодня отдыхают. В виде небольшого исключения. Вся стая веселится. — Почему такой красивый омега грустит в Ночь Полнолуния? — Юнги только глаза закатывает, но по-доброму. — Хочешь расстроить Великих Предков? — Думаю, они простят мне этот промах, — омега натянуто улыбается, обнимая друга в знак приветствия. — Давно не видел тебя. Всё это время был на посту? — У меня скучная работа, ты же знаешь, — Намджун видит, что Юнги напряжён, поэтому даёт ему свой бокал с вином, который тот с радостью принимает. — Вожак говорил, что в будущем соберёт больше оборотней на охоту. Кажется, обозревают новые территории. — Хочешь попроситься в поход? — Юнги, честно, не представляет, каково это стоять целыми днями у границы, расхаживая вдоль и поперёк и охраняя территорию. Кажется, что работа патрульных скучная, но её значимость не описать словами. На этих волках держится вся стая. — Я выучил лес наизусть. Помню расположение каждого камушка, — Намджун устало вздыхает, обводя толпу веселящихся взглядом. Останавливается на Тэхёне с Джином, которые о чём-то переговариваются, время от времени смеясь и целуясь. Внутри свербит, но альфа отгоняет от себя мысли. — Просто хочется отвлечься. Юнги взгляд замечает, но молчит. Он единственный, кто в курсе. Намджун очень осторожен и даже не подходит к Тэхёну, хотя сердце его всегда заходится в бешеном ритме при виде омеги. Оба понимают, что шансов никаких. У вожака и его омеги всё взаимно, сильно и горячо. Намджун лишний в этом уравнении и останется таковым навсегда. Юнги прокашливается, привлекая внимание, и протягивает обратно бокал с вином. Две одиночки, не желающие вливаться во всеобщее веселье. Наверное, это и стало причиной их дружбы. Намджун залпом осушает деревянный сосуд и ставит на стол, подцепив оттуда печенье с сахарной пудрой. По привычке отламывает половину и сразу суёт омеге в рот, который послушно цепляет сладость. Они одногодки, оба лишились родителей и заняли их место в глазах младших. Оба до сих пор одиноки и никогда не признают, что хотели бы иного, потому что продолжат прикрываться любовью к одиночеству. Не так просто снять с себя груз ответственности, даже когда он сам себя исчерпывает. Намджун замечает танцующих у костра, в голову даёт лёгкий туман от третьего бокала, и он тянет друга за руку к толпе. — Ты чего? — Юнги пытается вырваться, но альфа держит крепко, кивая на костёр. — Я с тобой убиваться не буду. — Пойдём танцевать, балбес, — закатывает глаза патрульный. Они оказываются среди многих веселящихся, слышат музыку, и оба немного поддатые, смеются со своего возраста и абсурдности идеи. Так глупо и так просто. Юнги смыкает ладони на шее альфы, а тот придерживает его за талию, и они медленно и неуклюже покачиваются в танце, потому что не знают как правильно. Неважно, что музыка слишком быстрая и энергичная, что юноши нечаянно толкаются и пихают в стороны других или что костёр такой горячий, что обдаёт лица теплом. Им вдвоём на мгновение становится хорошо. — Хорошо смотрятся, да? — Тэмин толкает Чонгука в плечо, а тот едва ли не давится вином, недовольно зыркнув на друга. В свободной руке зажата куриная ножка, а на тарелке овощи с дымком. Лекарь, кажется, единственный, кто пришёл на праздник ради еды. Его так и не удалось вытащить из-за стола хотя бы на один танец. Тэмин, сидящий рядом ради компании, смиряет его осуждающим взглядом. — Тебе бы только поесть, честное слово. — Юнги кормил меня фруктовыми пирогами и булочками на протяжении месяца, — с набитым ртом отвечает альфа. — У меня дом пахнет выпечкой, — обречённо вздыхает. — Как будто я в пекарне живу. Дай насладиться нормальной едой. Не то чтобы альфа большой любитель сладкого. — Хоть бы на танец пригласил, — вздыхает Тэмин. Они с Чонгуком знакомы со школы, и за это время альфа ни разу не увидел в нём омегу. Этот факт немного обижает, но Тэмин почему-то всё равно продолжает общаться с лекарем. По привычке, наверное. — Нет, — доносится сбоку. — Что? — Не смотрятся, — Чонгук наблюдает за Намджуном и Юнги и не видит в них ничего, помимо двух до безумия одиноких мужчин. Они знакомы давно и слишком хорошо: помогали друг другу морально и физически, когда дело касалось течки или гона, но между ними ничего, кроме дружбы с привилегиями, нет. Чонгук в этом уверен. Тэмин этого, естественно, не знает, но его никто посвящать в настолько интимные темы не будет. Первой болтушке стаи вообще опасно что-либо говорить. — Что насчёт Хиджуна? Омега отмахивается как от назойливой букашки. — Ничего не получилось. — Почему? Всё же было хорошо. «Потому что не он мне нравится, идиот». Тэмин тактично молчит, продолжая наблюдать за весельем вокруг костра. Чонгук видит, что тот хочет повеселиться, потанцевать и посмеяться, но ничем не может помочь. У него закончились силы на какие-либо взаимодействия с социумом, а ещё он лекарь, который должен быть на виду у всех. Разумеется, он не единственный в своём деле, в стае есть и другие (взять хотя бы учеников, которых он готовит пять раз в неделю), но он главный. И пусть всё это звучит, как очень нелепое и совершенно дурацкое оправдание, — каким и является — но Тэмин не сможет его оторвать от сочной курицы и безумно вкусных овощей. Ещё соус сверху, и вообще блаженство. Чонгук бросает взгляд на профиль бывшего одноклассника и вздыхает, чувствуя угрызения совести. Тэмин сидит с ним, чтобы ему не было одиноко в Ночь Полнолуния, и зачем-то жертвует общением со своими друзьями, жадно смотря на то, как те веселятся на празднике. Альфа не просил нянчиться с ним, но всё равно становится неловко. Он запивает вкусный ужин вином и поворачивается к омеге, чтобы всё же пригласить на танец, но в их стол врезается до головной боли знакомая серая макушка. Альфочка шипит, потирая ногу, и поднимает упавший на пол хлеб, не потрудившись его даже отряхнуть. Тэмин с удивлением смотрит на малыша, а тот, быстро поклонившись старшему, обращается к Чонгуку с застывшими на глазах слезами. И почему-то лекарь догадывается, что сейчас произойдёт. — Пожалуйста, — срывается с детских губ. Все мысли сбиваются в хаос, когда Чонгук чувствует увядающий запах мороза, который зацепился за одежду волчонка. Альфа поднимается с места и проходит мимо непонимающего Тэмина. — Веселись без меня, — успевает бросить напоследок прежде, чем сорваться за Чинсу в сторону леса. Омега поражённо усмехается и, пока никто не заметил, смахивает слезу рукой, резко встав из-за стола.:
Чонгук обращается в прыжке. Снова. Грузные лапы приземляются на холодную землю в лесу, а глаза, чёрные, как сама ночь, отливают золотым в темноте. Альфа обгоняет Чинсу за считанные секунды. Он хорошо помнит дорогу, но ещё лучше ориентируется на призрачный шлейф омеги, из-за которого сердцу неспокойно вот уже третьи сутки. Чинсу… щенок свихнувшийся, стоило догадаться, что он не бросит того, кого выхаживал почти полмесяца, успешно скрывая от всех взрослых свой страшный секрет. Чонгук, забывшись в переживаниях Юнги о будущем стаи и Джине, упустил альфочку из виду, а сейчас, вместо того чтобы задавить своей силой или хотя бы отчитать за выдающееся непослушание, он бежит, сдирая лапы в кровь об острые камни и ветки, в сторону Северного Моря, потому что боится, что может не успеть. Этот морозный, холодный аромат… он такой тонкий, едва ощутимый, словно ещё немного и исчезнет вместе со своим обладателем. Чонгук понимает, что случилось что-то плохое, поэтому немедля задаёт вопрос бегущему где-то позади волчонку. «Что произошло?» — Чинсу пугается резко возникшего голоса в сознании и спотыкается о ветку. Катится кубарём вдоль небольшого склона и, ударившись боком о дерево как мячик, снова встаёт на лапы, продолжая бежать. «Его раны потемнели, и кровь пошла, — сбивчиво произносит, все свои силы вкладывая во внутренний голос. — А потом у него появился жар, и он упал». Чонгук рычит и отталкивается мощными лапами от земли, прыгая в чёрный песок. Он видит горящий огонёк в одной из пещер и, ведомый почти полностью испарившимся морозом, забегает внутрь, стирая когти о камень. Он обращается сразу и подбегает к свернувшемуся на пледах омеге. Чонгук на мгновение застывает, скользя взглядом по изящным изгибам тела. Гул сердца забивает уши и голову, а волк беснуется, просится выйти наружу, чтобы наконец изучить обладателя такого уникального, потрясающего аромата. Белоснежные волосы растрепались и прилипли к взмокшим вискам, пушистые ресницы подрагивают, а в глазах цвета морской бездны столько всего заточено, что невозможно оторваться. Кожа блестит из-за пота, а нога, прижатая к груди, побледнела из-за внушительного пореза вдоль. Одежда, в которой лежит омега, пропиталась кровью. Чонгук падает на колени к ангелу и тянет руку к плечу, чтобы посмотреть, есть ли ещё серьёзные ранения, потому что Чимин очень сильно держится за бок. И стоит только прикоснуться, как обоих пронзает вспышка. Альфа сдавленно мычит, согнувшись пополам. Резко зажмуривает глаза, а под веками три картины сменяют друг друга за секунды. Пожар. Кровь. Стая побитых оборотней. Пожар. Кровь. Оборотни. Чонгук теряет связь с реальностью и тяжело дышит, возвращая себе зрение. Что… что это было? Он смотрит на Чимина, который так же непонимающе дышит, и в какой-то момент омега просто отключается, закрыв глаза. — Нет-нет, стой, — альфа впервые теряет самообладание, забыв об элементарных правилах оказания первой помощи, но прибежавший волчонок приводит его в чувства. — Чинсу, ты принёс сюда бинты? Щенок обращается, и мальчик бежит к вороху ткани, вытащив оттуда белые чистые бинты. Протягивает лекарю, и тот заматывает ногу, чтобы из раны больше не сочилась кровь, осторожно оттягивает руку, зажимающую бок, и с судорожным выдохом видит ещё одну глубокую рану. Рвёт зубами бинты и затягивает крепко, чтобы рана не открылась снова, а потом обращается в смоляного волка, присев. «Положи его на меня животом вниз и забирайся следом», — Чинсу поспешно выполняет приказ. Будь это кто другой, не получилось бы, но Чонгук — альфа, и он очень мощный и сильный, поэтому с лёгкостью помещает на себе и ребёнка, и омегу. Как только Чинсу устраивается, придерживая Чимина, оборотень срывается из пещеры в сторону поселения. Не о чем думать. Чонгук почувствовал, наверняка Чимин тоже. Вожак простит их и примет. Потому что он не сможет выгнать из поселения истинного Чонгука.