:
— Чимин, куда ты? — волчонок кричит, бежит за омегой, привлекая внимание редких оборотней, отвлекает их от работы, а Чимин шипит под нос, пытаясь стряхнуть с хвоста щенка. Не время. Совсем не время! Ему больно двигать вспоротой ногой, но волчья регенерация делает своё дело, а адреналин в крови ускоряет. Омега держится за свой бок, срываясь на бег, раздирает мягкую кожу ступней об острые корни деревьев, утопает в сырой земле и цепляется угасающим сознанием за лес. Ещё немного, ещё чуть-чуть. Ему нельзя быть здесь, среди других оборотней. Он должен быть один. Он обречён на одиночество, как бы ни хотелось верить в обратное. Чимин почти доходит до кромки леса, пытается призвать своего внутреннего волка впервые за очень долгое время и вытягивает руку в намерении коснуться ствола сосны, чтобы облегчить себе жизнь. Он скроется в лесу, убежит ото всех, залатает раны и снова исчезнет. Так должно быть. Чинсу всё ещё не отстаёт, старается нагнать в человечьем обличии, ведь иначе потеряет возможность поговорить с омегой, но делать это становится труднее с каждой секундой: Чимин очень быстрый, даже невзирая на ранения. Он буквально бежит так, словно полностью здоров и сыт, а не едва держится в сознании. Альфочка порывается окрикнуть ещё раз, чтобы его услышали, но слова застревают в горле, когда его потоком воздуха сносит лекарь. Чонгук бежит за скрывающимся среди крон деревьев и едва сдерживается от того, чтобы превратиться. Беспричинная злоба пропитывает каждую клетку тела, разгоняет кровь по венам и окрашивает зрачки во всепоглощающий чёрный. Его волк царапает клетку, рычит, щетинится, почти вылазит наружу, но годами учившийся самоконтролю альфа не даёт зверю прорваться, пусть и сам желает этого. Зубы принимают форму острых клыков, ногти почти становятся когтями, и частичное обращение туманит разум. Мир теряет краски, пока на задворках сознания рациональность кричит остановиться. К чёрту. Чонгук срывается и нагоняет сбежавшего, ориентируясь по морозному шлейфу с примесью отвратительного запаха крови. Омега скрывается за многовековыми деревьями, словно играется, касается каждого ладонью, оставляя после себя холод, и альфа несдержанно рычит, ускоряясь. Он понимает, куда тот бежит, поэтому резко сворачивает и, сократив путь, возникает прямо перед лицом оборотня. Чимин вздрагивает и, не сумев вовремя остановиться, врезается в мощную грудь. Почти отскакивает по инерции, но сильные руки хватают его за плечи, припечатав к дереву. Он давится воздухом и смотрит со страхом в затягивающие чёрные глаза напротив. Великие Предки, он теряется в омуте на долгие секунды, стоит только услышать будоражащий аромат хвои. Казалось бы, они в лесу, но сердце всё равно трепещет. Это плохо. Это очень плохо. — Какого чёрта ты творишь? — Чонгук не церемонится, но сдерживается от рычания. Говорит напряжённо, тихо, так, что коленки подкашиваются от тона. Чимин завороженно следит за губами и поспешно отводит взгляд, пытаясь игнорировать горящую адским пламенем кожу в тех местах, где его касается альфа. Что за безумная реакция? О чём вообще думает его зверь? — Отпусти меня, — судорожно шепчет. Его голос нежной патокой разливается по воздуху, и Чонгук сквозь стиснутые зубы выдыхает, стараясь обуздать беснующегося внутри волка. — Я уйду и больше не доставлю проблем, обещаю. — Уже доставил, — хватка на предплечьях становится крепче, когти впиваются в кожу сквозь тонкую ткань рубахи, и Чимин несдержанно всхлипывает, жмурясь. Альфа, увидев тень боли в морских глазах, словно из транса выпадает, ослабив напряжение. Где его хвалёный самоконтроль, чёрт возьми? — Мы вернёмся обратно, — он шумно дышит и едва шевелит языком в попытках донести свою мысль. Нет. Свой приказ. — Нет! — Чимин дёргается, но снова безуспешно. Силы, которые он потратил на побег, покинули его, и собственное тело кажется таким тяжёлым, что ноги едва справляются со своей задачей. Быть может, отчасти на состояние влияет и альфа. Его сила настолько мощная, что омега медленно сдаётся. Ствол дерева, к которому его прижали, теперь словно спасительная опора. Чонгук рычит, прикрыв глаза на секунду, и вновь повторяет. Менее жёстко: — Ты тоже почувствовал это, — тон становится мягче, но Чимин по-прежнему испускает страх, в котором задыхается альфа. Нет же, нет. Не такой должна была быть их первая встреча. Только не так. Не в страхе быть убитым. — Истинность, — заканчивает, опустив голову. Чимин бегает зрачками по лицу альфы и в голове сопоставляет поведение своего волка с услышанным. Гулко сглатывает сухость во рту и стукается затылком о дерево. Луна, что происходит? — Это невозможно, — шепчет, мотая головой. Ноги ослабевают, и колени подкашиваются. Он медленно оседает на землю, и альфа опускается вместе с ним на колени, продолжая держать, но теперь для того, чтобы дать на себя опереться. — Ты ошибся. — Позволь сначала отвести тебя обратно, — Чонгук не намерен разводить дискуссии об их истинности прямо сейчас, здесь, в лесу, когда на бинтах выступают бледные пятна крови от вновь открывшихся ран. Его зверь хочет видеть омегу в безопасности и здравии, и впервые разум с ним согласен. Чимин бледнеет на глазах. Альфа накрывает его лоб ладонью и подтверждает свои догадки — снова жар. — Пожалуйста, не противься. Я отнесу тебя обратно, а когда тебе станет легче, мы поговорим, хорошо? — ясность постепенно приходит, и ослабленный потрясениями омега робко кивает, поддавшись слабости. Позволяет подхватить себя на руки и инстинктивно обнимает за шею, чтобы не упасть. Носом утыкается куда-то в ключицу, послушав своего внутреннего зверя, и жадно вдыхает аромат хвои, успокаиваясь. Чонгук поднимает его без особых усилий, а волк ликует от тесного контакта с выбранной половинкой. Чувствует, что теперь способен защитить. — Твой вожак, — цепляясь за сознание, Чимин сипит прямо в шею, не открывая глаз, — он будет против. Он выгонит меня. — Я не позволю, — напряжённо отвечает. — Ты останешься со мной, выздоровеешь, а потом мы поговорим. «Исход беседы уже решён», — эту мысль Чонгук тактично опускает. Хватит травмировать психику омеги, он и без этого держится из последних сил. Но отчего-то Чимин упрямо продолжает бороться, когда было бы намного проще забыться в исцеляющем сне, позволив регенерации делать своё дело. У него столько вопросов и ещё больше сомнений. Нельзя ему в стаю, это только навлечёт на всех беду. Уж лучше пусть его оставят здесь, бросят и больше никогда не вспомнят о нём, как это сделали в его бывшем доме. Почему этот альфа так настойчиво пытается помочь ему? Почему Чинсу помог? Сначала казалось, что малыш делает всё по незнанию и из детского любопытства, но теперь Чимин так не думает. Он видел страх быть пойманным на лице волчонка, говорил ему прямо о том, что одно только общение с ним опасно, но Чинсу всё равно возвращался, принося бинты, еду и одежду. Если бы не этот бесстрашный малыш, омега бы точно погиб. Возможно, после того случая на скалах альфочка пытается отблагодарить за спасение, но причём здесь он? Безумие. Рука соскальзывает с жилистой шеи на собственную грудь и сжимает ткань над сердцем. Чонгук старается идти не слишком быстро, чтобы не тревожить раны. Он почти дошёл до поселения, на периферии замечая потерявшего след Чинсу. Тот подбегает к взрослым и растерянно смотрит на Чимина. — Что с ним случилось? Он резко встал и убежал, я даже не успел остановить его, — обеспокоенно тараторит, сильно заламывая пальцы. Мальчик бежит боком, чтобы не упускать из виду лекаря с его ценной ношей, и спотыкается о каждый торчащий корень, тяжело дыша. От внезапности ситуации волчонок сбился и потерялся в собственном лесу. — Всё хорошо, он просто испугался, — Чонгук бросает быстрый взгляд на, кажется, заснувшего омегу и позволяет себе немного ускориться. — Беги вперёд и позови Юнги. Чинсу заторможенно воспринимает наказ взрослого и несколько раз кивает, сорвавшись в сторону центральной площади, туда, где обычно находится главный омега днём. Чонгук вздыхает, проследив за малышом. Наверняка слухи уже поползли, вряд ли побег Чимина остался незамеченным. Лекарь живёт не то чтобы на отшибе поселения, чтобы омега сумел не попасться на глаза работающим. Его дом находится достаточно близко к главной улице, чтобы в случае чего пострадавших смогли быстро принести в лазарет. Оборотни обычно не болеют человеческими болезнями, ведь их организмы намного сильнее, а суровый климат с годами выработал северянам отменный иммунитет к морозам и холоду. Обычно Чонгук занимается зашиванием производственных травм и родами, чего в последнее время стало намного меньше. Он толкает плечом входную дверь и заходит внутрь, опуская Чимина на кушетку. Сразу достаёт иголку и специальные нитки, уверенный в том, что шов разошёлся, подготавливает на столе мази и заживляющие отвары, сваренные ещё вчера, и, окунув тряпку в чан с чистой водой, смывает с ноги и бока грязь. Дезинфицирует раны, избавляется от старых повязок и шумно выдыхает перед тем, как снова начать зашивать края глубоких порезов. Его руки никогда не тряслись, но сейчас Чонгук с липким страхом наблюдает за дрожащими кончиками пальцев. — Великие Предки, — шепчет, прикрыв глаза. Чимин измученно вздыхает, покрываясь испариной, и это приводит в сознание. — Так, — выдыхает, взявшись за иглу. Держит острый предмет зажатым между указательным и большим пальцами некоторое время, позволяя привыкнуть к инструменту, и, когда ждать уже нельзя, приступает к своей работе.:
Юнги определённо точно не привык к детям в своём тихом доме. И он совершенно не ожидал, что в день, который объявлен выходным для всех в поселении, к нему ворвётся бешеный волчонок, по дороге снеся корзину с подарком от Тэхёна. Омега вопросительно смотрит на растрёпанного альфочку, цепляется взглядом за клоки грязи и веточки в волосах и поднимает бровь, когда воздух наполняется запахом скисшего молока. Так пахнут дети, которые боятся. Чинсу, запыхавшись, задушенно тараторит: «Лекарь… там… звал вас», — и Юнги, почувствовав серьёзность ситуации, поднимается из-за стола, следуя за уже выбегающим щенком. По дороге малыш своим сбивчивым голосом говорит что-то про то, что долго не мог его найти, чувствует, как от напряжения появляются клыки, больно царапающие губы, и ускоряется, когда взгляд цепляется за приоткрытую дверь в дом лекаря. Юнги хмурится и заходит внутрь, на секунду замерев от пронизывающего до костей холода. Великие Предки, он словно посреди заснеженного поля. Омега инстинктивно ловит ребёнка за шкирку и выставляет из дома, захлопнув дверь перед носиком-кнопкой. Он слышит обиженное «эй!», но не обращает на это внимания, настороженно проходя внутрь. Мороз, по мере приближения, словно усиливается, царапает щёки и пускает мурашки по коже, вводит в замешательство. Юнги останавливается в дверях, когда замечает на кушетке незнакомого омегу без сознания, а рядом держащего его за руку брата. — Какого зверя здесь происходит? — растерянно сипит омега, переводя взгляд с одного на другого. Чонгук резко поднимается, увидев Юнги, и подходит ближе. Он побледнел, и губы его посинели от сгустившегося холода. — Кто это? — омега неотрывно смотрит на незнакомца. Не понимает. В их поселении четыреста девяносто три оборотня, и каждого Юнги знает в лицо и по имени. Среди них сто девяносто девять омег и ни одного, хотя бы отдалённо похожего на того, кто лежит перед ним. Вспышкой мелькает догадка о том, что он не из их стаи, но это предположение рождает лавину вытекающих вопросов, которые ничего, кроме головной боли, пока что не приносят. Единственное, что понимает омега, всё плохо. Видит мечущийся взгляд Чонгука и слышит яркий запах хвои, невольно задерживая дыхание. Ему не по себе. — Перестань, — сдавленно произносит, толкнув альфу в плечо, и лекарь, осознав, что неосознанно сгущает природный аромат, приходит в себя, отойдя на шаг. — Он мой истинный. Внезапные слова повисают в воздухе и доходят до Юнги спустя долгие секунды. Он округляет глаза в неверии и поражённо выдыхает. — Но как ты его нашёл? — Это долгая история, — морщится, махнув рукой на использованные нитки, иголки и тряпки. Юнги хмыкает, скрестив руки на груди. — Я никуда не тороплюсь. — Юнги, я всё тебе расскажу и отвечу на каждый твой вопрос, но не сейчас. Сейчас мне нужно, чтобы ты, — Чонгук бросает обеспокоенный взгляд на Чимина, — чтобы ты осмотрел его на наличие других ран. Я уже обработал те, что на руках и ногах, но дальше… — Дальше не позволило воспитание, хотя его волк был бы не против изучить тело признанного омеги. О Луна, это невыносимо. Чонгук искренне ненавидит своего зверя за подобные мысли. Юнги немного смягчается. Не может отказать брату, хотя оба прекрасно понимают, что прежде всего нужно сделать кое-что другое. — Иди к Сокджину, Чонгук, — произносит тоном, не терпящим возражений, взяв влажную тряпку со стола. — Я помою и обработаю раны, если найду, а ты найди вожака и сделай всё так, как надо было сделать с самого начала. Конечно, он не знает, что именно произошло, не имеет права ругать, как малое дитя, или отчитывать, но Юнги знает брата с рождения, а потому крепкая связь нашёптывает на ушко, что истинный не свалился сегодня на голову как первый снег. Чонгук и сам понимает, что так нельзя и чем больше он медлит, тем больше проблем возникнет в будущем. Он уже оказал помощь, Чимин сейчас нуждается только в отдыхе. Значит, пора решить формальный вопрос. Прямо после Ночи Полнолуния. Превосходно. Альфа задерживает напряжённый взгляд на безмятежно закрытых глазах и, шумно выдохнув, выходит из дома. — Поверить не могу, — шепчет Юнги под нос. Он берёт мокрую тряпку и осторожно промакивает кончиком лицо, стирая засохшие следы грязи и кровь с мелких порезов. Спускается на взмокшую шею и, немного оттянув край рубахи, умывает выступающие ключицы. Краем глаза замечает что-то тёмное чуть ниже и вздыхает, отложив тряпку. Придётся порезать одежду, чтобы проверить грудь и живот. Омега вздыхает, покачав головой. Не таким он себе представлял знакомство с избранником любимого брата. Зная характер Чонгука, он ожидал, что всё произойдёт цивильно, до мелочей продумано со стороны альфы и даже немного неловко. Такого исхода он не ожидал. Юнги позволяет себе задержаться на спящем лице и слабо улыбается. Красивый. Очень изящный и спокойный. Наверное, такой же у него и характер. Омега неловко жмурится, вновь берясь за тряпку. Даже имени не спросил, дурак. А что, если он очнётся до того, как Чонгук вернётся? Испугается? Как они вообще нашли друг друга? Что произошло? На него напали или он так сильно упал, напоровшись на ветки и камни? Миллионы вопросов, а в ответ съедающая тишина. Юнги нечаянно задевает рассыпанные по подушке волосы и проводит свободной рукой по мягким белоснежным прядкам. Этот омега так интересно пахнет. Словно воплощение зимы. Юнги всё ещё кажется, что он находится в заснеженном лесу. Он берёт лежащие рядом ножницы и аккуратно разрезает ткань, открывая вид на впалый живот и слегка выпирающие рёбра, но не худоба пугает, вырывая судорожный вздох. Клеймо.:
Сокджин и Тэхён покинули праздник почти сразу, как только это стало возможным. Оторванные друг от друга в течение долгих дней, они, едва переступив порог, набросились друг на друга с животным желанием, с трудом добравшись до кровати. Оба наслаждались желанной близостью, не обращая ни на что более внимания. Тэхён сорвал голос за эту бесконечно длинную ночь, исцарапал спину альфы ноготками в порывах эйфории и запятнал шею своими метками, чтобы никто в поселении не смел смотреть на его вожака. Солнечный свет слабо проникает сквозь щели в шторах, рассеиваясь на деревянном полу, пока пара сопит в кровати, уставшая после нескольких ночных заходов. Кожа неприятно липнет из-за засохшей смазки и семени, мышцы ноют и поясница болит, но ничего кроме тихого счастья Тэхён не испытывает. Он давно проснулся, просто потому что привык вставать рано из-за работы, но так и не вылез из постели, крепко прижатый к спящему альфе. Сокджин хмурит во сне брови, сжимая тонкую талию, и неосознанно утыкается носом в изгиб медовой кожи. Его личное сокровище дарует такое желанное умиротворение. Зверь чувствует себя в безопасности рядом со своим омегой. Тэхён наблюдает за подрагивающими ресницами и не сдерживается от лёгкого поцелуя в щёку. Он хочет дать Сокджину поспать и отдохнуть, но внутренний зверь жаждет продолжения или хотя бы более близкого контакта (словно возможно быть ещё ближе). Вожак сонно мычит, притягивая сильнее, и улыбается, когда слышит тихий бархатный смех. Он бы всё отдал, чтобы это мгновение длилось вечность. — Ты ведь проснулся, — Тэхён говорит куда-то в грудь, зажатый альфой, и мягко кусает кожу, вырывая выдох. — Полежим ещё немного, — шепчет в ответ Сокджин, но у омеги другие планы. Он поднимается на локтях и, толкнув вожака в плечо, переворачивает на спину, а сам седлает бёдра, ладонями упираясь в мощную грудь. — Столько сил с утра? — вожак чувствует, как собственное возбуждение вновь появляется, когда Тэхён с невинным выражением лица имитирует толчок, и сжимает округлые бёдра руками. — Кажется, я плохо старался, моё сокровище. Омега игриво мычит, продолжая покачиваться, опускается ближе к желанным губам и горячо выдыхает: — Мне никогда не будет достаточно тебя, вожак. Альфа порыкивает и завлекает в грубый поцелуй, оттягивая зубами пухлые губы. Тянет на себя сильнее, упираясь головкой в сочащийся природной смазкой вход, и несдержанно входит наполовину, позволяя омеге самому насаживаться. Тэхён стонет в поцелуй, ногтями царапая плечи, и подмахивает, стараясь подстроиться под медленно нарастающий ритм. Прикрывает глаза, оторвавшись от опухших губ, и спускается вниз, на шею, покрывая новыми отметинами поверх старых. Хочется больше, сильнее, быстрее. Он задаёт темп, ускоряясь, и Сокджин с удовольствием поддерживает, толкаясь в заветную точку. Стены вновь отражают стоны и шлепки, пока двое ненасытных занимаются любовью, и Сокджин почти теряется в предоргазменных ощущениях, когда слышит громкий стук во входную дверь. Тэхён испуганно вскрикивает, зажав альфу в себе, и оба поднимают непонимающие взгляды. Чонгуку хватило такта не ломиться в чужой дом после Ночи Полнолуния, и прямо сейчас он как никогда рад врождённой вежливости. Потому что волчий слух слишком поздно услышал не предназначенные для чужих ушей звуки. — Кто это? — шепчет Тэхён, медленно слезая с альфы, и сразу же прячет обнажённое тело под одеялом. По негласному правилу день после Ночи стая проводит дома, отдыхая и наслаждаясь послепраздничным временем. Видимо, что-то серьёзное, раз не потерпело до завтра. Сокджин напрягается и, удостоверившись, что Тэхён под одеялом, слезает с кровати, натянув первые попавшиеся штаны. Он быстро доходит до входной двери и недовольно смотрит на Чонгука. — Что случилось? Лекарь отходит на шаг, чтобы запах секса не бил так сильно в нос. — Я нашёл своего истинного, — Чонгук не знает, как начать разговор, поэтому произносит самое важное на его взгляд, на что Сокджин поднимает бровь, оперевшись о косяк двери. — Я очень рад за тебя, Чонгук, но сейчас не самое подходящее время для задушевных разговоров, — твёрдо произносит, уже готовясь закрыть дверь и вернуться к Тэхёну, но голос брата останавливает: — Он не из нашей стаи. Альфа хмурится, посмотрев в глаза лекарю. — Он странник, который нечаянно забрёл на наши земли, — продолжает Чонгук. Важно отметить не принадлежность Чимина к чужим поселениям. — Он сильно поранился и сейчас отдыхает в моём доме. Без сознания, — добавляет. — Прими его в нашу семью. — Ты не просишь, а приказываешь, — взгляд старшего темнеет. — Ты не сможешь отказать истинному своего брата, — Чонгук не умеет говорить красиво или по-хитрому, Сокджин ненавидит излишне наглых. Поэтому они и ладят плохо. Но сейчас не это важно. Важно услышать согласие. Альфа чувствует, что сказал всё не так, как надо было, надавил и неуважительно ворвался в чужой дом, поэтому осекается, опустив взгляд, и выдавливает из себя максимум, на который способен. — Прошу тебя, вожак. Взгляд Сокджина смягчается. Он видит, насколько это важно, и всё понимает. Зверь Чонгука сильный и открытый, но он подчиняется ему, переступая через себя, поэтому у вожака действительно нет никаких «против» для отказа. Оборотень шумно вздыхает, скрестив руки на груди. — Хорошо, — Чонгук облегчённо выдыхает, поклонившись. — Пусть придёт в себя, а потом назначим его работать. Мы прокормим ещё одного оборотня, но нам не нужны бездельники. Снисходительный тон старшего брата раздражает, но Чонгук давит в себе порыв, смиренно кивая. Не в его положении сейчас щетиниться. — Спасибо, вожак. Одной проблемой меньше.:
— Брысь отсюда, — Чинсу недовольно морщит нос и почти топает ножкой, но вовремя сдерживает порыв. Он ведь альфа, в конце концов. Вот только Юнги это ни коим образом не колышет, потому что омега так и не впустил щенка в дом. Открыл окно, чтобы проветрить помещение, и гонит волчонка. — Но я… — Чинсу-я, будь хорошим волчонком и топай домой, иначе я сам тебя туда дотащу, — Юнги теряет терпение с каждой напряжённой минутой. Ребёнок прилип как снег к ботинкам и никак не уходит. Словно и без него проблем не хватает. — Он… — Чимин, — угрюмо подсказывает малыш. — Его зовут Чимин, и он мой друг. Почему мне нельзя его увидеть? Я не понимаю. Юнги вздыхает, прикрывая створку. На самом деле входная дверь не закрыта на замок, но воспитание оборотней не позволяет без разрешения входить в чужой дом, особенно детям. Чинсу стоит под окном, выпрашивая добро, хотя, по сути, мог бы просто вломиться внутрь, но он так никогда не сделает. Папа учил быть хорошим волчонком. — Чимин сейчас спит и набирается сил. Ты только будешь ему мешать, — «И мне тоже», — думается. Омега поднимает бровь, когда альфочка пользуется последним средством: округляет глазки и поджимает губу, по-щенячьи глядя на взрослого. Жаль, что на Юнги такое не работает. — Отчаянные меры, как погляжу. — А когда будет можно? — мальчик разочарованно вздыхает, принимая поражение. Из всех взрослых конкретно этот самый непробиваемый. — Когда он хотя бы придёт в себя, — чеканит. — Неужели непонятно? Чинсу хмурится ещё сильнее. — А когда он… — Так, всё, — Юнги всплёскивает руками и захлопывает створки, оставив опешившего волчонка за пределами дома. Терпение исчерпано, голова болит, а разговор с ребёнком высосал все силы. Он никогда не полюбит этих маленьких оборотней. Чинсу возмущённо фыркает и заносит кулак, чтобы постучать в окно, когда на плечи опускается тяжёлая ладонь, привлекая внимание. Чонгук вздыхает и смотрит взглядом, который мальчик сразу понимает. Он уже лично убедился, что против лекаря идти не стоит, поэтому, стиснув зубы, сдаётся и уходит домой. Альфа заходит внутрь и сразу встречается лицом к лицу с братом. Юнги напряжён. — Как он? — первым делом спрашивает Чонгук, заходя в мини лазарет. — В порядке. Никаких серьёзных повреждений не нашёл, — омега проходит следом и останавливается перед дверью, ведущей в спальню. «Если не считать метки». — Я перенёс его на кровать. — Не стоило, — лекарь уже хочет начать поучительную лекцию о том, что омегам нельзя таскать тяжести, но Юнги его обрывает. — Он весит всего ничего, так что неважно. Я жду ответов, Чонгук. Альфа вздыхает и опускается на диван в гостиной, зарывшись ладонью в чёрные волосы. — С самого начала, — твёрдо добавляет Юнги, садясь следом. — Приступай. Пустой взгляд устремлён куда-то в пол, а в голове полная каша. Столько событий и потрясений за какие-то несколько дней, и мир лекаря перевернулся с ног на голову. Он ни в чём не уверен, если быть честным до конца. Ни в своих силах, ни в правильности решения, ни в действиях, которые так безрассудно совершает, но его внутренний зверь на эти мысли громко рычит, царапая когтями клетку, в которой заточён. Природа шепчет на ухо, наставляет на верный путь, а ты смеешь сомневаться? Волк не отпустит своего истинного, Чонгук это осознаёт. Он поднимает уставший взгляд на брата и собирает воедино картину прошедшего времени. — Чинсу нашёл Чимина в лесу и укрыл его в пещере у Северного Моря. — С самого начала, как и договаривались. Юнги удивлённо вскидывает брови. — Северного Моря? — Это ведь далеко. Очень далеко от поселения. Каким образом альфёнок добрёл до туда один? — Он таскал Чимину еду, одежду и бинты. Видимо, тот уже был ранен, — продолжает, стараясь не упустить ничего важного. — Когда я узнал о том, что Чинсу прикрывает чужака, я разозлился, запретил ему ходить туда. Он отвёл меня в пещеру, и… — и тогда всё началось. Мороз коснулся кожи и проник в самое сердце, он заменил воздух в лёгких и привязал к себе зверя, который даже не пытался противиться. Вот так сразу. — Там был слабый аромат, и я почувствовал его, — коряво объясняет, мотнув головой. — С тех пор не могу забыть об этом, — вздыхает. — В Ночь Чинсу прибежал с ужасом на лице, и я сразу понял, что что-то не так с Чимином. Сорвался и нашёл его там, едва в сознании. Но самое главное, когда я прикоснулся к нему, — Чонгук гулко сглатывает, поймав ожидающий взгляд омеги, и сдаётся. Чёрт с ним, он и без того похож на психа, — я словно увидел чьи-то воспоминания… или видение, или что ещё это может быть, не знаю, — альфа теряет терпение от абсурда, который несёт, и откидывается на диван, нервно стуча пяткой по полу. — Чимин тоже почувствовал это. Юнги напряжённо смотрит вниз, скрепив руки замком на коленях. Это всё… так странно. Невозможно. Перед глазами бельмом стоит клеймо на сердце, а слова Чонгука перечёркивают все предположения, окончательно запутав. В их мире не всё идеально. В их мире тоже есть место жестокости и слезам. Оборотень, совершивший преступление против своей стаи, становился отречённым. Изгнанником. Убийца, насильник, предатель — три касты, от которых отворачивались волки, Луна, Природа и Великие Предки, смотрящие на своих детей с неба. Все связи обрывались, и изгнанники погибали в одиночестве, потому что становились ненужными. Такой смерти не пожелаешь даже врагу. В высшей степени жестокий конец, который заслуживают ужасные оборотни. Их метят раскалённым железом в самых видных местах и выгоняют из поселений, оставляя на произвол судьбы. Обычно изгнанники не живут долго, потому что Природа наказывает их, но тогда почему, чёрт возьми, хрупкий омега, на котором практически нет живого места, сумел выжить в самом суровом лесу на свете? Каким образом ему удалось не замёрзнуть, находясь у Северного Моря? Как он не потерялся в лесных лабиринтах? Почему животные, ведомые Природой, не растерзали его? Действительно ли Чимин — изгнанник? — Откуда он? — глухо спрашивает. — С Южных Земель. Неверящий вздох срывается с губ. Юнги закрывает лицо ладонями, пытаясь прийти в себя. В одиночку пройти от Юга до Севера, не потеряться по дороге и не сгинуть, а потом случайно попасться ребёнку из стаи. Это не совпадение, это путь, с которого можно было сбиться тысячу раз и на который кто-то с рвением направлял. — Истинность, — омега словно впервые слышит это слово, пробуя на вкус, и задумчиво скользит по напряжённым чертам лица брата. — Ты уверен, что вы истинные? Они оба знают ответ. — Ни в чём сильнее мой зверь не был уверен, — звериная сторона, быть может, и принимает неожиданный подарок от судьбы, а вот человеческая, склонная к сомнениям и недоверию, боится. Как будто душа раскалывается пополам и продолжает существовать параллельно. — Ему нужен отдых, — Чонгук резко поднимается с дивана и проходит на кухню, чтобы приготовить суп и новые травяные отвары. По его профессиональному мнению, Чимину понадобится несколько дней на восстановление. Перед сном нужно будет проверить швы и снова обработать синяки. Чонгук пока поютится на диване. Альфа ищет кастрюлю под внимательным взглядом брата и ставит на огонь воду, вытаскивая из запасов овощи. Сказать? Или не стоит? Клеймо может круто поменять исход событий. Что делать? — Чонгук-а, — неуверенно зовёт Юнги. Брат вопросительно мычит, поворачиваясь, и омега теряет слова, встретившись с ним взглядом. Великие Предки, как он может? Не секрет для самого себя, что Юнги своих братьев и Тэхёна воспринимает как детей, и сама мысль о том, что он разрушит толком не начавшиеся отношения одной своей фразой, больно бьёт по сердцу. — Я… — нет, не может. — Я приготовлю сам, принеси курицу из курятника. Благодарная улыбка появляется на лице альфы, он подходит к брату и целует его в щёку. — Я быстро, — уверяет, выходя из дома. Юнги остаётся на месте некоторое время, думая, и, убедившись, что Чонгук ушёл, берёт клейкую ленту бинтов и ножницы, проходя в спальню.:
Тяжело. Темно. Боль пронизывает тело, а на лбу выступает испарина. Снова. Лицо обдаёт жаром, сердце заходится в бешеном стуке, и внутренний зверь скулит от страха, забиваясь в самый дальний угол сознания. Ему страшно. Он видит злые языки пламени, чувствует, как огонь его кусает, но не может выдернуть руку из твёрдой хватки. Его держат крепко, заставляя упереться в землю коленями, бьют ногами и кидают камни с песком, словно он воплощение всей боли, которую они не в силах больше испытывать. Кровь стекает по виску, сознание плывёт. Озлобленные, полные ненависти глаза смотрят прямо в душу. Чимин скулит сквозь сон, мечется по кровати и, найдя на ощупь подушку, прижимает к груди, глубоко вдыхая успокаивающую хвою. Этот запах, он словно обволакивает омегу, создавая вокруг кокон безопасности. Смазанные лица становятся бледнее, и оборотень учится заново дышать. Тёплая ладонь касается лба и вырывает из беспокойного сна. Чимин распахивает глаза и вскакивает на кровати, но в следующее мгновение глухо мычит, упав обратно на подушки. Рядом с ним на корточках сидит альфа, с беспокойством осматривая лицо. Тот самый альфа, который принёс его на себе в дом и помог залатать все раны, тот, чьё присутствие будоражит внутреннего зверя. — Выпей, — шепчет, протягивая к губам кружку с чем-то сильно пахнущим травой. Чимин послушно отпивает несколько крупных глотков и только спустя минуту мысленно даёт себе оплеуху за такую глупую опрометчивость. — Что это? — сорванным голосом спрашивает. Чонгук оставляет напиток на тумбочке и садится на пол, кладя руку на кровать. Не хочет лишний раз нервировать своей тактильностью. — Обезболивающее. Поможет заснуть, — тихо отвечает. Альфа замечает растерянный взгляд, которым Чимин обводит незнакомое помещение, и спешит объяснить ситуацию. — Я зашил все раны и обработал синяки. Ты в моей спальне, здесь удобнее, — зачем-то добавляет. Омега заторможено кивает и опускает взгляд на одежду. Не его одежду. Страх мелькает в глазах, и лекарь воспринимает это на свой счёт. — Я попросил Юнги помыть тебя и переодеть. Он мой старший брат и главный омега, так что можешь не беспокоиться об этом. Я не позволил бы себе… — затихает. На самом деле среди оборотней вполне естественно оголяться, хотя бы из-за частых обращений, но что-то подсказывает Чонгуку, что Чимин к большинству не относится. — Ты показался мне закрытым, — оправдывается. Омега снова кивает, поднимаясь с постели. Новая обстановка выбивает из равновесия, но он не может не отметить, насколько удобно и приятно лежать в чистой кровати. Последний месяц Чимин спал где угодно, но не в тёплом доме. — Выпей весь по возможности, — Чонгук кивает на кружку. — Обещаю, поможет со сном. И восстановишься быстрее. Он не дожидается, когда Чимин возьмёт кружку, а мягко вручает в сложенные между собой руки, направляя. Омега вздрагивает от прикосновений и робко благодарит, отпивая напиток. Жидкость приятно разливается по телу, греет и щекочет нос замысловатым запахом. Но всё же хвоя остаётся доминирующей. Кажется, только она действует словно мощное обезболивающее. Кончики пальцев покалывает, стоит только вспомнить, как они вплетались в густую чёрную шерсть, пока огромный волк нёс его на спине. Чимин время от времени приходил в сознание и урывками запоминал происходящее с ним. — Ты в этом уверен? Чонгук кивает, положив локти на кровать. — Абсолютно. Я сам собирал травы и готовил отвар. — Я про истинность, — шепчет Чимин, заглядывая в чёрные глаза. — Ты назвал нас истинными. Помнишь? Альфа хочет высказать своё мнение, но внутренний зверь резко толкается в клетку и берёт секундный контроль над человеком. — Абсолютно, — вылетает прежде, чем Чонгук успевает подумать. В Чимине уверенности намного меньше. Он смотрит на обхватившие кружку руки и в темноте едва различает очертания рисунка на керамике. В лёгких поселилась хвоя, и сердце вроде бы успокоилось. Казалось бы, в один день жизнь изменилась, а предки услышали твои молитвы. Ты оказался в месте, где тебя готовы принять. Перед тобой сидит красивый, вызывающий приятные мурашки по телу альфа, с уверенностью твердящий об истинности, а ты… как обычно всё портишь. Кожу над сердцем сильно жжёт, словно клеймо насмехается над ним, говоря: «Неужели ты всерьёз надеешься?» — и почему-то Чимин верит именно ему. Интересно, что бы этот альфа сказал, когда увидел метку? Клеймо изгнанника, расплавившее нежную кожу в уродливое пятно. Но самое важное — почему Чимин почувствовал то же самое? Как будто между ними действительно образовалась связь. Изгнанника, забредшего на чужую территорию, имеет право убить любой волк стаи, потому что отречённый несёт в себе только погибель. Он уже мёртвый внутри, ничейный и ненужный, просто его физическая оболочка ещё не износилась. — Может, отложим этот разговор? — Чонгук осторожно выводит из потока бесконечных мыслей, мягко забирая пустую кружку из рук. Обычно все в поселении жалуются, что у лекаря они холодные, но в таком случае у Чимина антарктические. И что-то подсказывает, что здесь играет свою роль природный запах. — Сейчас глубокая ночь. Выспись, отдохни. Когда полностью поправишься, мы поговорим обо всём, что тебя интересует. Звучит безумно заманчиво и хорошо, но сомнения просто-напросто не дадут заснуть. Нужно рассказать о метке. Немедленно. Иначе Чимин своим молчанием выроет могилу не только себе, но и чувствам, которые в зародыше развиваются прямо сейчас. Ему не суждено быть счастливым, нельзя быть настолько наглым. — Ты ведь совсем меня не знаешь. Чонгук тянет уголок губ и подбирает под себя одну ногу, чтобы было удобнее сидеть. Значит, разговор всё-таки состоится сейчас. Волк клокочет от возможности побыть с омегой подольше. — Не знаю, — соглашается. — Не знаю, что с тобой произошло, какие условия заставили тебя пройти этот путь и каким образом тебе удалось это сделать, но я с удовольствием узнаю каждую мелочь о тебе, если ты только позволишь и откроешься, — он говорит так складно и завораживающе, что Чимин теряется, не понимая, что именно должен ответить. Все слова, придуманные аргументы и логические цепочки просто вылетают из головы, и единственное, что хочется, это смотреть в безупречные антрацитовые глаза и позволить себе в них утонуть. Это полный бред. Как можно чувствовать настолько сильную тягу к незнакомцу? Ладонь инстинктивно накрывает грудь, там, где позорная метка выжжена, но вместо этого натыкается на что-то мягкое. Чимин незаметно щупает и понимает, что это пластырь. Прямо поверх клейма. Это значит… — Ты сказал, что меня переодел?.. — Юнги, — напоминает, кивнув, альфа. — Он поможет и в следующий раз. Наверняка придёт утром, чтобы убедиться, что с тобой всё хорошо. Юнги. Оборотень, который в курсе. И он не сказал? Чимин хмурится. Не понимает, зачем так поступил главный омега. Разве он не должен защищать свою стаю? Или он тоже ничего не понимает, окончательно запутавшись в истории? Или, может быть, он даёт Чимину шанс уйти достойно? Великие Предки, слишком много слов! Омега сдавленно мычит, сложив руки между собой. Чонгук воспринимает это как ненавязчивый сигнал. Поднимается с пола, чтобы оставить больного отдыхать, но его перехватывает ледяная рука за запястье. Чимин смотрит большими глазами. — Куда ты? — Я в соседней комнате, — альфа кивает головой в сторону гостиной. — Если что, зови. — Но это же твоя кровать, — омега не спрашивает. Он знает по запаху. — Ты спишь на диване? Чонгук кивает, опускаясь. — Я очень близко, если что-то случится, сразу приду. — Я не об этом, — омега предпринимает попытку подняться и почти без помощи спускает ноги с кровати, едва доставая носками до пола. Лекарь внимательно следит за Чимином. Может, в туалет захотел? Но он никак не ожидает того, что скажет омега в следующий момент. — Лучше я на диван. Хозяин дома не должен уступать свою кровать, — кряхтит, спускаясь на пол, и Чонгук, усмехнувшись, мягко берёт за плечи, усаживая обратно. Упрямый. — Что? — Это и твой дом тоже, — он уже не понимает, где грань между волком и им самим. Просто говорит, что думает. — Думай в первую очередь о своём комфорте. Не у меня всё тело — сплошной синяк. — Но это неправильно, — Чимин чувствует, как щёки загораются румянцем, и всё равно пытается встать ещё раз, но его снова останавливают. — Я не сломаюсь, если посплю на диване парочку дней, — альфу почему-то эта ситуация забавляет. Он позволяет себе слабо улыбнуться, но улыбка исчезает, стоит только немного задуматься. Всё неправильно. Чимин разницу улавливает и робко интересуется: — Что-то не так? — Не такой мне представлялась встреча с тобой, — лекарь качает головой, снова садясь рядом с кроватью. — Давай попробуем сначала? Так, как стоило сделать сразу. — Как? — омега заинтересованно наклоняется и с удивлением смотрит на протянутую ладонь. — Привет, — ласковая улыбка появляется на губах оборотня, — меня зовут Чонгук. Чонгук. Имя так приятно отзывается в сердце, а волк внутри навостряет уши, робко виляя хвостом. Ему нравится, как это звучит. Хочется попробовать самому, но омега вовремя прикусывает язык, чтобы не показаться сумасшедшим. Он неловко вкладывает свою руку, которая кажется несоизмеримо маленькой по сравнению с чонгуковой. — Привет, — шепчет. — Я Чимин. Чонгук удовлетворительно кивает. — У тебя очень красивое имя, Чимин. «У тебя очень красивое имя, Чонгук», — вторит голос внутри. Альфа хочет остаться ещё, но он видит сонливость на лице истинного, поэтому не смеет больше задерживать его. Отвар разморил, так он считает. А Чимину кажется, что дело вовсе не в напитке. — Уже поздно, — откашливается лекарь, — выспись хорошенько, а завтра поменяем бинты. — Чонгук, — собственное имя так хорошо звучит этим мягким голосом, что не слушать не выходит. Альфа поднимает брови, когда Чимин немного отодвигается, освобождая место в постели. — Хозяин дома должен спать в своей кровати, — повторяет. — Здесь хватит места обоим. Зверь альфы нетерпеливо царапает когтями пол и едва ли не урчит от восторга, когда как Чонгук, сохраняя остатки спокойствия, медленно кивает. Очень долго собирается и ложится с бешено бьющимся сердцем. Поворачивается боком, чувствуя тепло нагретого места, и встречается с невероятными синими глазами. Чимин положил под ушко сложенные руки и смотрит в ответ, игнорируя такого же радостного волка в груди. Зверь наглеет и берёт контроль над действиями, когда омега осторожно протягивает руку и касается рук Чонгука, прося взять в ответ. — Твой запах успокаивает, — оправдывается, прикрывая глаза. Лекарь оказался прав. Сон действительно настигает Чимина, накрывая мягким одеялом, и пугающие картины прошлого постепенно растворяются. Он испытал столько эмоций за последние недели, что, почувствовав себя в безопасности, быстро засыпает, даже не задумываясь о том, что лежит в кровати с незнакомым альфой. Чонгук с замиранием сердца смотрит, как пухленькая рука, испещрённая мелкими царапинами, трогательно сжимает указательный и средний пальцы его руки, и мысленно принимает своё поражение. Мороз впитывается в кожу, смешиваясь с хвоей, и зверь успокаивается, самодовольно глядя на побеждённого глупого человека.:
Чимин морщится от назойливого солнечного луча, оседающего на его лице, пытается отвернуться и крепче прижимает что-то тёплое, приятно пахнущее хвоей. Зарывается носом в ткань и вдыхает побольше, стараясь насытить лёгкие необходимым ароматом. И слишком поздно слышит приглушённые голоса. Незнакомые голоса. — …такой маленький. Даже меньше тебя, — бархатный голос постепенно вплетается в сонную картину, достигая ушей. — Это просто ты у нас длинноногая лань, — отвечает кто-то. — Я побыстрее лани буду. — Да ты что? Помнится, в прошлом году ты свалился в озеро во время охоты. — Я поскользнулся на грязи! Тогда же шёл ужасный ливень. — Не называй Природу ужасной, Тэ. — О. Очнулся? Омеги синхронно поворачиваются к Чимину, когда тот хватается за голову одной рукой, второй прижимая к груди кофту. Он опускает взгляд и понимает, что это одежда альфы. Наверное, Чонгук оставил, когда просыпался, чтобы Чимин чувствовал его запах. Виски сдавливает пульсацией, и омега сонно оглядывает помещение, останавливаясь на двух незнакомцах. — Привет, малыш, — Тэхён подходит ближе, садясь на край кровати, и с интересом рассматривает истинного Чонгука. Он так долго ждал, когда Чимин наконец проснётся! Не терпелось посмотреть на нового друга. — Как ты себя чувствуешь, милый? Чимин от неожиданных любезностей теряется и молча моргает, приоткрыв рот. С утра мозг и так не работает, но зверь не подаёт никаких тревожных позывов, словно чувствует, что опасность им не грозит. Так странно. Не испытывать настороженности. Юнги закатывает глаза и легонько стукает друга по макушке, привлекая внимание. — Сначала я обработаю ему раны, — строго произносит, за плечо поднимая с кровати. — Набери лучше супа, — омега задумывается на мгновение и добавляет. — И зайди ко мне домой, пожалуйста. Там на столе булочки лежат. Штуки три принеси. — Хорошо! — Тэхён совсем не сопротивляется приказам старшего. Ему только в радость быть полезным, поэтому он резво поднимается с кровати и, подмигнув застывшему Чимину, убегает. Юнги провожает его тёплым взглядом и закрывает за ним дверь. Чувствует, как напряжение повисает в воздухе. Чёрт возьми, как ему вообще начать разговор? — Ты Юнги? — Чимин решает не тянуть. Он понимает, что это тот самый омега, который помог ему и который сохранил его секрет. Вот только причина до сих пор непонятна. Юнги поворачивается к нему и подходит ближе, кивнув. На тумбочке уже лежат подготовленный таз с чистой водой, тряпка, мази и новые бинты. Удивительно, что Чимин не учуял их. Настолько сильно он был занят хвоей. — Почему ты не сказал Чонгуку? — оборотень не любит затяжных разговоров, поэтому приступает сразу к делу. Нет смысла пугаться и щетиниться. Бесполезно. Юнги делает вид, что всё хорошо, мочит тряпку в воде и помогает омеге снять рубаху, чтобы промыть раны. Он осторожно ведёт по ранам и аккуратно огибает пластырь на груди. — Я не понимаю, как такое возможно, — спустя долгие минуты отвечает. Пока Тэхён ищет несуществующие булочки, у них есть время поговорить, пусть и немного. — Чонгук почувствовал вашу связь, и ты тоже. Одно это уже опровергает то, что ты… — Меня клеймили изгнанником в моей стае, — Чимин говорит твёрдо. — Они считали, что в гибели племени виноват я, потому что я предсказал им такую судьбу. Ладонь зависает в воздухе, и капля воды медленно стекает по тонкому запястью. Юнги поднимает голову, встречаясь с сизыми глазами. — Ты… провидец? — ошарашенно шепчет. Чимин не обрывает зрительного контакта и медленно кивает. — Потрясающе. — Отнюдь, — морщится, когда Юнги снимает бинты с бока. Края срослись за ночь, но не до конца. Ещё пару дней полежать и будет как новенький. — Мои видения размыты и непонятны. Я могу ошибаться. — Но ты видишь будущее, верно? — у Юнги всё внутри трепещет. Он впервые видит провидца. С таким оборотнем жизнь в стае станет в разы проще. У них появится возможность общаться с Великими Предками и самой Природой. — Ты можешь предсказывать события и направлять нас? — Я же говорю, что не все мои видения правдивы, — Чимин видит надежду в чужих глазах и чувствует боль в сердце. Снова всё повторяется. — Это не прямой контакт с Ними, а что-то вроде обрывочных снов или событий, когда непонятно, будущее это или прошлое. Юнги хмурится. Изгнанник, который сохранил связь с истинным и Великими Предками? Звучит бредово. Это ведь идёт в разрез со всей информацией об отречённых. Быть не может, чтобы клеймённый не был отвергнут теми, кто так трепетно защищает оборотней. — Они не провели обряд? — догадка вспыхивает пламенем. — Их решение не одобрили ни Природа, ни Луна, ни Они. Никто из высших сил не согласился с приговором, а Чимина всё равно клеймили? Разве это честно? Разве такое возможно? — Что ты сделал? — тихо спрашивает, встречая в холодных глазах пугающее спокойствие. — Почему они решили сделать это с тобой? Неужели просто из-за предсказания? Чимин молчит, затаив дыхание. Он выдерживает пытливый взгляд, направленный на него, и открывает рот, чтобы ответить на такой сложный вопрос, но их отвлекает задорный голос Тэхёна, шебуршащего на кухне. Юнги одёргивает руку от ран и позволяет Чимину быстро надеть рубашку, чтобы скрыть пластырь на метке. — Я не нашёл булочек, но взял рулетики с корицей! — Тэхён заваливается в комнату, надавив на дверь плечом, и опускает рядом с Чимином поднос со вкусно пахнущей едой. Желудок громко урчит на запах, и омега неловко отводит взгляд под тихий смех. — Понимаю тебя. Я по дороге успел один съесть. — Спасибо… — бормочет. — Тэхён, — красивый омега с кудряшками протягивает изящную ладонь и с радостью пожимает руку, улыбаясь так лучезарно, что хочется улыбнуться в ответ. Чимин кивает новому знакомому и переводит настороженный взгляд на старшего. Юнги неподвижно сидит и смотрит сквозь, переваривая информацию. Обычно изгнание происходит по строгим правилам. Виновного выставляют на главной площади перед Луной, Природой и Предками, а после клеймят, отрекаясь, и выгоняют из поселения. Что же такого случилось в Южных Землях, что Чимина просто выгнали, не дожидаясь решения трёх главных судей? Но что самое ужасное: как объяснить другим волкам, что клеймо на омеге вовсе не гарант принадлежности к отречённым? Северяне, испугавшись, могут поступить так, как поступили бы любые оборотни, на чьей территории затерялся отвергнутый, — убить. Юнги сомневается, что даже вожак пойдёт им навстречу. Сокджину будет проще избавиться от Чимина, нежели убеждать всё население в его невиновности. Великие Предки… — Кушай-кушай, я этот суп вместе с Юнги готовил, — Тэхён, кажется, и не замечает напряжения. Он глазами, полными чистого любопытства, смотрит на Чимина, провожая каждую ложку куриного бульона, и с каким-то детским восторгом улыбается, когда омега предлагает ему половину рулетика с корицей. — Совсем скоро ты поправишься, и мы проведём тебе экскурсию по всему поселению. Покажем тебе лес, море, ледяные водопады и самые лучшие места для охоты. Твой волк такой же белый, как твои волосы? — Тэхён позволяет себе протянуть руку, чтобы коснуться растрёпанных прядок, но Чимин, испугавшись, резко дёргается, проливая горячий суп на себя. — Тэхён! — Юнги злобно смотрит на испугавшегося друга и забирает из рук Чимина чашку. — Обжёгся? — Прости, пожалуйста, — Тэхён закусывает губу, протягивая тряпку с тумбочки, и помогает вытереть жирное пятно на рубашке. — Всё хорошо, я сам, — омега мягко забирает тряпку и промакивает ткань, сдержанно улыбнувшись. — Прости, — тихо повторяет. — Ты не виноват, я просто не совсем пришёл в себя, — Чимин мягко поглаживает оборотня по опустившимся плечам и откладывает тряпку на тумбочку. Тэхён говорит такие простые вещи, но отчего-то внутри они вызывают трепет от предвкушения. Чимин не хочет надеяться и думать о красивом будущем, ему мешает клеймо на груди, которое закрывает дорогу в хорошую жизнь, но зверь, лишённый заботы, жалобно скулит, отчаянно желая поддаться ласке, которую дарит незнакомый омега. Он такой хороший. И такой беспечный. Как бы он себя вёл, если бы увидел метку? Мрачные мысли стирают подобие улыбки и швыряют в реальность. Юнги следит за сменой настроения на лице Чимина и понимает, о чём тот думает, без лишних слов. Луна, они попали. — Мой волк такой же белый, как и волосы, — отвечает омега, заправив выбившуюся прядку за ушко. Тэхён немного выпрямляется с виноватым видом. — Но из меня плохой охотник. Боюсь, что испорчу всё веселье своей неуклюжестью. — Я тебя научу, — безоговорочно звучит. — У меня тоже плохо получалось вначале, но потом я наловчился. Тем более, — Тэхён бросает взгляд на волосы, — у тебя есть хорошее преимущество. Чимин с непониманием улыбается, а Юнги закатывает глаза, положив на плечи друга руку. — Дадим Чимину отдохнуть? — спрашивает с нажимом и жирным таким намёком, и Тэхён, не привыкший пререкаться, послушно кивает, поднимаясь с кровати. — Отдыхай, малыш, — на прощание произносит и закрывает за собой дверь. Юнги тоже спешит уйти, чтобы оставить в покое больного, но Чимин тихо спрашивает: — А Чинсу… он здесь? Омега усмехается, накрыв ладонью ручку двери. Два сапога пара. — Он в школе, но вечером наверняка будет буриться в дом, качая свои права, так что отдыхай, пока есть возможность. Чимин позволяет себе тепло улыбнуться.