Падшие

      Сырость – первое, что почувствовала Азазель, не успев открыть глаза, до конца очнуться. Это далеко не новое ощущение: подвальные помещения, бункеры, места, где вместо цветов разрастается плесень – не новое ощущение, но почти забытое. Пошевелиться трудно, словно всю энергию выкачали; Азазель могла лишь беспомощно попытаться поднять руку, а после бессильно опустить её. Что-то мешало двигаться. Она осторожно подвигала кистями так, чтобы возможные противники не увидели, и по запястьям прошло грубое железо. Азазель точно знала, что на ней наручники. Что-то новое, и это что-то заставило слабо ухмыльнуться. Раньше её связывали только верёвками. Люди не настолько глупы, чтобы не заметить тонкие запястья, для которых наручники совершенно бесполезны.       Но место, где она сейчас находилась, далеко от людей. Азазель судорожно пыталась вспомнить события до отключки: темнота, страх и человекоподобные существа. Единственное, о чём Азазель способна думать – как не потерять сознание вновь. Глаза приоткрылись: она сидела на скрипучем стуле, по ощущениям ещё жива, руки прикованы за спинкой сидения. Шершавые, бетонные пол и стены. Тишину нарушал какой-то отдалённый, мерный стук капель. Азазель подняла голову, и глаза тут же ослепила одинокая, яркая лампа, свисающая с потолка на одном проводе. Противный жёлтый свет заставил сощуриться, но взгляд быстро привык. Следующее, что Азазель заметила, ноющую боль в шее, зажимы возле позвоночника перетекали в бьющую по затылку боль, словно кто-то стоял сзади и ритмично ударял её по голове чем-то тупым. Она аккуратно повернула голову, и пару хрустов привели разум в относительную норму.       Азазель одна, по крайней мере в комнате. На против стояла железная дверь, поэтому в любой момент кто-то мог войти. Она до сих пор не знала, где находится. Если похищение совершили демоны, то вероятнее всего Азазель в Преисподней. Она оглянулась по сторонам: комната тесная, с потолка капала вода и по запаху напоминала сточную. Ничего, что могло бы стать самодельной отмычкой, рядом нет. Это значит, что выбраться без последствий не получится. Азазель прерывисто вздохнула, сжав губы. Неплотно закрытые наручники сползали до основания больших пальцев.       Два пальца невеликая потеря, подумала она, и дверь отворилась.       В комнату вошли три демона. Двое неизвестных встали по бокам от двери, будто охранники или телохранители. Они всё такие же изуродованные, как те, что поймали её. А та, что подошла ближе, встала напротив Азазель, смотря до крайности надменно, совершенно не похожа на типичного низшего демона. Она никогда не видела её, не пересекалась с ней, но знала из чужих уст, что представляла из себя эта мнимая величественность. Вельзевул никогда не отзывалась о ней с уважением, как, например, говорила о Хастуре или Лигуре, но всё равно бездумно отдала всю власть ей.       Люди чаще всего думали, что Шакс – жена какой-нибудь шишки в английском парламенте, но, видя её постоянно одинокой в Мэйфере, отчего-то начинали думать, что она точно сутенёрша. Азазель, мысленно нацепив на демона леопардовое пальто, могла даже согласиться с этим мнением. Ходили слухи, что после ухода Вельзевул, Преисподняя из гадюшника превратилась в бордель, даже Кроули шутил на этот счёт пару раз.       Шакс надменно улыбалась, длинными острыми ногтями приподняла голову Азазель за подбородок, словно трогала что-то отвратительное. Её пальцы были полностью увешаны массивными перстнями, а на запястьях позвякивали браслеты. Азазель смотрела на демона исподлобья, пытаясь скрыть мелкий страх. Она боялась неизвестности.       – Знаешь, ты была бы очень полезна нам, если бы не работала на наших врагов, – начала Шакс каким-то наигранно высоким голоском.       – Я ни на кого не работаю, – прошипела Азазель, на что демон насмешливо состроила опечаленное лицо. Она не увидела страх, но почувствовала его. Шакс резко отпустила лицо, оставив на подбородке две красные полоски.       – Ты неплохо справилась с тем человеком в парке, учитывая, что была, мягко сказать, не в состоянии. – Азазель на эти слова озадаченно нахмурилась, – Ах, так ты до сих пор не поняла? Мы давно выслеживали тебя, потом нашли какого-то придурковатого сатаниста, сказали, что если он нам поможет, то может рассчитывать на хорошее место в Аду. Сколько оказывается глупых людей на Земле. – Шакс рассмеялась. – Небеса хорошо постарались, убрав за тобой, выставили всё, как несчастный случай.       – Ты думала, что я не смогу завалить неподготовленного типа? – Азазель выжидала, но ответа не последовало, – Что ж, в таком случае, ты плохо изучила мою биографию.       – Конечно, я знала, – демон закатила глаза, – это была подготовка. Я хотела проверить, на что ты способна. Но, честно признаю, ты удивила меня своими фокусами с чёрной магией.       Азазель только сейчас вспомнила про силу. Она пошевелила пальцами, но ничего не вышло, словно у неё отобрали всю энергию. Шакс заметила тщетные действия и улыбнулась одним кончиком губ.       – В этом и была твоя ошибка. Ты не можешь использовать её в наручниках.       – Что тебе нужно? – спросила Азазель.       – Ты задаёшь правильные вопросы, – демон обогнула её и оказалась за чужой спиной, – Ты работаешь над вторым Армагеддоном. – Азазель почувствовала, как её волос коснулись, слегка оттаскивая голову назад прядями. Она сжала челюсть, – Дело в том, что Небеса не предупреждали об этом, хотя были обязаны по договору. Они сами провоцируют развязать войну, – волосы сжали ещё сильнее, а лицо Шакс приблизилось к чужому уху. Голос перешёл на шёпот, – Что тебе известно? Азазель нахмурилась из-за усилившейся боли в затылке:       – Мне известно, что ты уже не успеешь устроить войнушку, – язвительно процедила она. Волосы отпустили, а после Шакс вновь стояла напротив Азазель.       – Я пыталась, – произнесла демон, рассматривая ногти. – Тебе осталось лишь молить о помощи своего папочку. Или как ты теперь называешь предателя?       – Пошла ты, – выплюнула Азазель, но та сделала вид, что не услышала.       – Что предпочтёшь сначала: святую воду или адское пламя? – она сложила руки на груди.       – Ты блефуешь, у тебя не может быть святой воды, – усмехнулась Азазель, – Валяй, что есть. – Шакс выгнула бровь.       Один из демонов вышел из комнаты и почти сразу же вернулся с кувшином воды, пока Шакс натягивала чёрные бархатные перчатки. Скрывать страх больше не выходило, взгляд метался по демонам.       – До тебя долго доходят новости, – произнесла демон, рассекла рукой воздух, и толстовка Азазель разошлась по швам, оставляя её в одной майке, – Никогда не нравился белый цвет.       – У тебя не может быть святой воды, – настаивала Азазель. Теперь усмехалась Шакс так, что резало уши, что уничтожительный смех раздавался по маленькой комнатке эхом.       – А Небеса не могли убить Вельзевул без разрешения. – Азазель не верила, – Обычная сделка.       Сделка. Жизнь нечестивого, но всё равно достойного вечности, существа смогли приравнять к бутылке воды. И после этого они всё также называли её святой, пока прозрачную жидкость неразличимо обтекала кровь. Азазель каждый день падала всё ниже: ниже Преисподней, ниже того места, где заканчивался непостижимый план, – наивно надеясь встретить там хотя бы силуэт или голос Вельзевул, моля маленькими блестящими капельками на щеках, что это последняя точка падения. Кулаки невольно сжались, всё тело напрягалось до скрежета ослабевших костей, до прорывающихся вен на руках, приготовившись к жестокой драке, в которой Азазель точно выиграла, если бы не была так беспомощна. Холодное железо на запястьях поставило её на место, показало, какую никчёмную роль она играла во всей пьесе Вселенной, но оно совсем не значило, что она отступила.       – Месть близко, – прошептала Азазель, смотря каким-то знающим взглядом поверх упавших на лицо прядей, словно в словах крылся замысел, почти дошедший до непостижимого. Шакс всего лишь на секунду пришла в ступор, но это мгновение прошло так быстро, что никто не заметил, даже она сама.       – Что ты там бубнишь? – усмехнулась Шакс, закатив глаза. Она забрала кувшин из рук демона, подошла ближе к Азазель и помедлила, чего-то выжидая, но никакого чуда не случилось, поэтому продолжила, – У тебя есть шанс передумать. Азазель вскинула голову, смотря решительным и слегка насмехающимся взглядом на демона. Нет, она не станет даже думать.       – Как хочешь, – сказала Шакс и наклонила кувшин.       Вода облила грудь, перекрывая неровную, истерзанную кожу новой краснотой. Струи так плавно, спокойно обтекали плечи и грудь, и совсем не верилось, что это чистейшая жидкость способна оставить после себя чудовищные ожоги. Ещё один слой боли на теле. Азазель давно забыла, как выглядит её кожа: раньше она пыталась соскоблить, содрать громоздкие корки порезов, но теперь не представится и такой возможности. Раны после святой воды не заживают. Азазель кричала или по крайней мере пыталась издавать нечто похожее на крик. Вода застывала и на её месте образовывались отвратительные волдыри, как у тех демонов на лице, стоявших по бокам от двери, что с омерзительным оскалом наслаждались представлением.       Все тяжёлые ранения, полученные за две тысячи лет, вдруг оказались пустяками. Святая вода не просто оставляла ожог: она пронизывала всё тело, забиралась куда-то в душу, ворошила самые унизительные, горестные воспоминания, те, что она пыталась подавить долгие годы всплывали в голове, становясь вновь реальностью. Азазель не понимала, что чувствует, как долго из глаз уже текут слёзы и текут ли вообще. Она хотела разрыдаться, завыть и думала, что делает это, но на деле лишь сдавленно мычала и мученически стонала. А вода продолжала окутывать тело, будто её бескрайне много, бесконечно.       Пальцы. Азазель не чувствовала боль, пока ломала большой палец. Это было пустым звуком по сравнению со святой водой. Хруст кости. Фаланга встала в неестественное положение. Остался ещё один палец, и она свободна, однако напирающая рука Шакс не хотела просто так отпускать её. Азазель собрала все силы, которых в действительности уже не было, и мотнула головой выбивая графин из ладони демона.       Кувшин с грохотом разбился, и оставшаяся вода разбрызгалась по комнате. Шакс испуганно отпрыгнула. Щеку саднило, скорее всего одна капля умудрилась попасть на скулу Азазель. Багровая грудь прерывисто вздымалась, а в тишине слышалось лишь непозволительно громкое, сбивчивое дыхание. Она подняла замыленный взгляд: двое демонов стояли в полной готовности чего-то, а Шакс ошеломленно тряхнула руками и уставилась полными презрения глазами на Азазель.       – Ну что за девчонка!? – она приблизилась и отточено оставила затрещину на щеке Азазель. Удар пришёлся не сильно из-за перчаток, – Только попробуй ещё раз учудить подобное – я не стану с тобой сюсюкаться, – резко произнесла Шакс каждое слово, приблизившись к лицу Азазель.       Она отстранилась, порылась в кармане и выудила оттуда коробок спичек. Азазель смотрела на всё отстранённо, а половину дерзких слов демона даже не поняла. Шакс демонстративно потрясла коробкой.       – Всё ещё не хочешь мне ничего рассказать?       Азазель не отвечала. Не могла ответить. Любое действие казалось невыносимой пыткой. Демон лишь сдержанно хмыкнула.       – Это моё изобретение, – она достала спичку, – я думаю, так намного удобнее добывать адское пламя, чем постоянно разжигать жаровни.       Ложь. Не она это придумала, а Вельзевул.       – Интересно, как пламя сработает на тебе? – Шакс чиркнула спичкой о тёрку, и на кончике образовался маленький огонёк.       Азазель испустила вздох: не то готовности, не то мольбы. Пламя было ещё в миллиметре от плеча, но беззвучный крик уже пронзил помещение. Что-то в руке надломилось, точно треск маленьких огоньков в костерке. Пламя было ближе, а скрежет – сильнее. Окончательный хруст, бесповоротный – спичка потухла. В горле стоял противный ком, который невозможно ни проглотить, ни вылить в слёзы. У Азазель вовсе пропал голос, только что-то сиплое вырывалось порывами изо рта. Она давила на большой палец, но руки тряслись, соскальзывали. Попытка провалена.       Шакс самодовольно улыбалась, доставая ещё одну спичку. Пока в глазах Азазель пропадала жизнь, у демона только разжигался азарт. Она поднесла огонь к рёбрам. Они ломались ещё мучительнее, дольше. Азазель чувствовала, как внутри кости сжимаются, на них давили какой-то призрачной иллюзией. А она в свою очередь, выгибала фалангу. Это последняя попытка, она понимала, что даже со своей силой не сможет вытерпеть большего. Палец и ребро хрустят одновременно.       Но нет, это ещё не всё. Что-то жгучее пронзило лёгкие, но если раньше боль была эфемерной, то теперь настоящее острие проткнуло орган. Кровь медленно проникала туда, где ей не место. Азазель тщетно пыталась набрать воздух. Красная жидкость рвалась к горлу, а она лишь содействовала этому обрекающим на смерть кашлем. В последние часы жизни мозг начинает работать быстрее. У неё есть пару часов, если не меньше, пока лёгкое не заполнилось кровью.       – Теперь ты расскажешь мне? – демон приблизилась к её лицу. Волосы прилипли к смешавшимся слезам и холодному поту на лице.       – Да… да, – Азазель не говорила, она хрипела, – я… скажу…       Она стаскивала наручники настолько незаметно, насколько позволяли дрожащие руки. Шакс смотрела на Азазель выжидающе, мысленно празднуя победу.       – От… у…– бьющий по горлу кашель не давал даже шанса произнести слово. Шакс поднесла ухо ближе к её рту. Азазель собрала воздух и произнесла, – Отсоси у Сатаны.       Наручники упали на пол. Новый прилив сил охватил её. Появилась маленькая надежда на то, что она сможет выбраться, сможет выжить. Магия, долго теплившаяся на кончиках пальцев, вырывалась с неимоверной жестокостью. Азазель отталкивает Шакс не сломанной рукой, вскакивает со стула. Двое демонов готовились напасть, но не приближались. Они заслонили собой Шакс и встали на защиту, ожидая первых ударов от Азазель. Она дала им того, чего они хотели, только вот демоны не были настроены на столь серьёзное «чудо». Чёрная энергия охватила сначала одного, отбросив в стену, второго ожидала та же участь. Шакс, повертев головой, поняла, что оба защитника в отключке и тихо начала отступать. Азазель приняла условия игры: она медленно приближалась, склонив голову набок. Она рассматривала демона, как новую добычу, как идеальную жертву, как сама же Шакс смотрела на неё, пока Азазель была бессильна. Только вот теперь они на равных условиях, но та почти крючится от страха, в глазах непередаваемый, зверский страх.       Шакс, почти упершись в дверь, остановилась, Азазель тоже. Что-то мелькнуло у демона в глазах, а лицо окрасила насмехающаяся улыбка. Она щелкнула пальцами и выбежала из комнаты, не разрывая зрительный контакт. Азазель выбежала вслед, но ни Преисподней, ни земной улицы за дверью не оказалось.       Она была в мраке. Азазель ступила вперёд, и под ногами что-то прохрустело. Кости. Чернота разошлась, и перед ней предстало поле в ночи. До боли знакомое поле, оно терзало постоянными кошмарами, было самым частым местом действия во снах. Азазель пала сюда. Вместо низкорослой травы бездонным морем простирались кости. Какие-то были совсем древние, на которые если наступишь, то они превратятся в прах, а другие – совсем свежие, с запеченной кровью на слоновом цвете. Вдалеке виднелись кучки, похожие на валуны. Но Азазель прекрасно осознавала, что это на самом деле. Она осторожно прошла дальше. Во тьме и оседающем тумане трудно было определить что-либо, однако Азазель углядела фигуру в метрах десяти. Это кто-то живой, способный дышать и говорить. Она поспешила и почти сразу же остановилась, поняв кто перед ней.       Вельзевул. Самая настоящая, неподдельная, такая, какой Азазель её знала. Она стояла в своей непоколебимой, каменной позе, смотрела прямо и пронзительно. Азазель совсем забыла о том, что у неё сломано ребро и рука, что вообще-то ей нужно беречь воздух из-за проткнутого легкого. Она не ощущала боли.       – Да, ты проделала большую работу, – это был голос Вельзевул, ни капли не поменявшийся, такой же строгий. Демон произнесла это, оглядев кости и кучи вдали.       – Вельзевул… – голос дрожал.       – Но скажи, разве это стоило того? – произнесла она как-то сожалеюще. Азазель собиралась подбежать, упасть в родные объятья, но не могла. Собственное тело не слушалось её.       – Вельз…       – Зачем ты убила меня? – голос стал холодным, острым. Он ранил с новой силой и так измученное тело. Вельзевул жестока, но таким тоном она никогда не общалась с Азазель.       – Что?.. – демон указала головой на руку Азазель. Она опустила голову: в ладони лежал пистолет. – Нет, я не убивала тебя! – голос жалок и от того неправдоподобен. – Я люблю тебя… я… я пыталась защитить тебя, нас всю свою жизнь.       – Правда? – язвительная усмешка раздалась по всему полю. – Значит плохо пыталась.       Рука Азазель невольно начала подниматься. Палец лежал на спусковом крючке. Она пыталась подавить действия, опустить руку, но тело не слушалось.       – Нет-нет-нет, – щеку обожгли солёные ручьи, – Вельз, прошу тебя, уходи, убегай!       Но демон непоколебимо стояла на месте и улыбалась. Азазель зажмурилась. Выстрел. Она, не веря, открыла глаза. В руке не было пистолета, напротив не стояла Вельзевул. И поля тоже больше не было. Азазель была в квартире, которая больше походила на каморку. Она знала это место очень хорошо, потому что именно здесь провела тридцать гнусных лет одиночества. Квартира в Колумбии. За зашторенным окном иногда проносились выстрелы из дешёвеньких травматов, на кофейном столике так и не завершённая белая дорожка, а рядом журналы и каталоги. На диване, из которого в некоторых местах вылезала обивка, валялась та книжка конспиролога. Всё так же, как она оставила несколько десятков лет назад.       Звонок в дверь. Азазель ладонью размыла капли слёз по лицу и пошла ко входу. Она открыла дверь и перед ней стоял темнокожий мужчина лет сорока, отец одного из парнишек, которого она научила пользоваться оружием. Азазель не помнила его имя, но знала для чего он здесь. Он молча достал пакетик и протянул ей. Азазель осторожно забрала его, однако мужчина не уходил, как обычно было в сценарии.       – Говорят, тебя приютила какая-то гомосятина, – сказал он и Азазель непонимающе покачала головой, – Не притворяйся, будто не знаешь. Ты ведь понимаешь, если кто-то узнает, то плохо будет не только тебе, но и нам, а я не хочу рисковать семьёй.       – Ты о чём? – она крепче схватила ручку двери.       – Я так и знал, что тебе не двадцать. – мужчина огляделся по сторонам, проверяя не подслушивал ли их кто-то, – Так сколько тебе? Шестнадцать?       Азазель молчала.       – Слушай, не думай, что они полюбят тебя, – произнёс он, словно между делом, – Знаю я таких: сначала лелеют, а потом бросают. Ну, ты девка вроде бойкая, так что не мне тебя учить.       – Ты о Кроули и Азирафаэле? – спросила Азазель, а тот с небольшим осуждением покачал головой. – Они не мои родители.       – Как же, а почему тогда ты каждый день лелеешь об этом мысль? – Азазель захлопнула дверь, – Ты ведь из-за этого заставила Кроули поговорить с ним? Чтобы жить в иллюзии, будто у тебя есть семья? – раздался голос за дверью.       Она пыталась вбить себе в голову, что всё происходящее не реально, но запахи, ощущения, чувства – настоящие. Она побежала обратно в комнату, но у двери стоял всё тот же мужчина.       – Тебе не хватило Вельзевул?! Сестра, сестра…– он говорил с откровенной злобой, а черты лица наполнялись неправильностью, сюрреализмом, как в ужасах – Почему ты не смогла уберечь сестру? Как ты можешь называть после такого её сестрой?!       Азазель развернулась, побежала в ванную. Она заперла дверь. Всё затихло. Азазель смотрела на деревянную поверхность, боясь потерять контроль. Пальцы приблизились к двери, и в эту же секунду, с другой стороны, послышался удар. Она отпрянула, попятилась назад. Дверь нещадно колотили руками, ногами, всем телом.       – Азазель, ответь, ты думаешь, что нужна Кроули? – послышался нечеловеческий голос за дверью, – Ты сумела переплюнуть по безнравственности даже Кроули, что уж говорить об Азирафаэле.       Азазель сползла по стене и обхватила голову руками.       – Прошу, не надо… – но её никто не слышал.       Голоса раздавались отовсюду. Азазель уже не понимала, что у неё в голове, а что в реальности.       – Если ты считаешь, что важна ему, почему тогда он не спас тебя из этой бездны?       – Где твои родители, Азазель?       – Где он, когда так нужен?       – Хватит! – крикнула она.       Азазель вся дрожала: руки, голос, тело. Всё нутро било лихорадочным ознобом. Голоса стихли. Она подняла голову, пару раз шмыгнула носом, осматриваясь. Азазель до сих пор в ванной. Как выбраться из собственного сознания, когда оно поглотило её, взяло полный контроль – она не знала. А, может, Азазель и вовсе умерла. Люди часто описывали последние минуты жизни, как бред рассудка, но тогда она не чувствовала бы всё так, словно ещё жива. Она бы не могла чувствовать столько боли за раз.       «Азазель»       Тихий, едва различимый голос вертелся повсюду, но не был нигде. Тот голос, который она ждала больше всего.       «Ребёнок, ради всего свя… чего-нибудь»       Она из последних сил вскочила на ноги. Взгляд метался по помещению, но нигде не было и намёка на родной голос.       – Кроули, помоги мне, – с мольбой прошептала она.       «Давай, ты сможешь, всегда могла, не время умирать, мы ещё не успели съездить в Дувр»       Азазель подошла к двери, но та не поддавалась. Она дёргала ручку, вертела замок. Бессмысленно. Его больше не слышно. Азазель всем телом билась об дверь, в надежде выломать её.       – Кроули, не уходи, я здесь, – сколько солёных дорожек уже успело пройтись по щекам и подбородку – не сосчитать.       «Пожалуйста, ребёнок, я обещал ей и ангелу обещал. Я обещал себе…»       Азазель прислушалась. Его голос. Он дрожит. Она ещё сильнее начала биться в дверь. Телом, руками, ногами – без разницы. Петли постепенно отходили. Осталось немного. Азазель последний раз уперлась плечом в дерево, и дверь упала. Она пала следом куда-то в бездну.

***

      Луна уже давно освещала тьму, но Азазель так и не вернулась. Сначала ангел и демон списывали это на то, что она хотела прогуляться подольше или зайти куда-нибудь, хотя оба понимали: это всего лишь убеждения, облегчавшие длительные часы. Кроули не выдержал первым. На часах было за полночь. Он бросил короткую фразу: «Я проверю» – и быстро удалился из магазина. Кроули доехал до Мэйфера за рекордные пять минут. Ему не потребовалось вылезать из машины, чтобы понять, что произошло. Присутствие падали и гнили до сих пор не успело выветриться. Что они сделали с ней? А что ещё не успели сделать? Навязчивые вопросы лезли в голову демона. Стало тошно. Он винил себя, за то, что не пошёл вместе с ней, за то, что позволил другим отребьям с низов дотронуться до неё. Он проклинал, ненавидел, а тучи только сильнее сгущались на небе. Лондонцы не проведут и недели без дождя.       Кроули завёл автомобиль и поехал обратно. Любая машина, не дававшая проехать, только подогревала ярость. Он нервно отстукивал пальцами по рулю, громкое, тяжёлое дыхание сопровождало всю поездку. Демон больше всего не хотел думать об одном, однако только эта мысль вертелась в голове. Что если он не успел.       – Потерпи немного. – прошептал Кроули, не зная, для кого на самом деле принадлежали слова, кто нуждался в них сильнее.       Демон забежал в магазин. Азирафаэль стоял между шкафов, словно ждал его. Кроули одним взглядом дал понять, что собирается сделать, что он должен сделать. Ангел обречённо отвёл глаза. Опять прощание. Только теперь они поменялись местами. Может, так было нужно, чтобы они поняли, как себя чувствовал каждый из них шесть лет назад. А может, так просто совпало. Случайность. Но разве возможны произвольности, когда они в центре непостижимого замысла. Кроули об этом никогда не задумывался, а Азирафаэль не подозревал. Но они оба точно знали, как тяжело прощание.       – Кроули, мы можем придумать что-нибудь, – произнёс ангел, всё ещё глядя в тёмное окно. Голубые глаза отчего-то заблестели ещё сильнее.       Но демон только сожалеюще покачал головой. Другого выхода нет.       – Что ж, – Азирафаэль посмотрел на потолок, сжав губы, а после взгляд резко устремился на демона.       Кроули не успел ничего понять, когда его за рубашку схватили цепкие, тёплые руки, когда к холодным губам с привкусом крепкого коньяка прикоснулись мягкие, чужие, но ставшие за секунду самыми родными, губы. Кроули обхватил его лицо, прижимая ближе. Оба тела не ощущали ни грамма любви, они были напряжены, они дрожали от прикосновений друг друга, понимая, что это могли быть последние ощущения смысла их вечности. Ангельский поцелуй должен чувствоваться, как благословление, но Кроули лишь принимал на себя чужую боль, отдавая целую гору молебных извинений. Их борьба, крепко сжатые пальцы на одежде и нежно обхватившие лицо ладони, напирающие губы – не поцелуй. Это нечто сильное, глубокое желание, просьба остаться и тщетная попытка попросить прощения, но точно не поцелуй. Это слишком больно, чтобы быть тёплой любовью и запредельно для общего понимания, чтобы стать поцелуем.       Азирафаэль отстранился первым. Он всё ещё сжимал чёрную рубашку, боялся поднять взгляд на демона, потому что боялся, что иначе не отпустит его. Ангел чувствовал томное дыхание возле носа, и сам одаривал жилистую шею тем же.       – Я не прощаю тебя, Кроули, – пальцы цеплялись за одежду сильнее, и, казалось, ещё немного и он прикуёт себя к демону.       – Соловьи совсем скоро запоют, Азирафаэль, – он аккуратно поднял голову за подбородок. Голос непозволительно сильно дрожал, но Кроули было плевать, – Тебе придётся.       Демон отступил. Он отходил назад, не отводя взгляда от своего единственного спасения. Спина почти упёрлась во входную дверь.       – Я тебя…– нет, эти слова только всё испортят, – Ох, да ты сам знаешь, Ангел.       Кроули ушёл. Он быстрыми, но какими-то рваными, шагами оставил позади себя перекрёсток, игнорируя красный цвет светофора, машины, которые какого-то чёрта разъезжали по улицам за полночь. Он не слышал ни сигналов автомобилей, ни ночную тишину, завывающую холодным ветром. Ни мирской суеты, ни гармоничного спокойствия. И чёрный, и белый потеряли своё сочетание, и теперь всё вокруг выглядело каким-то неправильным, комичным и трагичным одновременно. Не находилось драматичного, не находилось серого, не находилось связующего.       Кроули ждал лифт: он давненько не навещал приятельских врагов. Куда её могли упрятать? Двери открылись. Что им нужно? Демон сжимал кулаки до побеления костяшек, до краснеющих следов внутри ладони и резко разжимал. Время тянулось неумолимо долго. Кроули успел в тысячный раз отругать себя за своё умение привязываться. Не так часто, как люди, не так безвольно, как ангелы, но знал, что преданность крайне мучительна в отличие от других демонов. Ему хватало на протяжении шести тысяч лет нести на своей змеиной шкуре любовь к Азирафаэлю, но ощущать ещё и огромную ответственность – уже слишком. Он корил Азазель и себя за то, что под неким чудесным замыслом им удалось встретиться. Демон успел наслать несколько словесных проклятий на Вельзевул за то, что та дала Азазель его адрес, а потом оставила на нём тяжёлый, непременный долг. И это их сближало: непонимание, абсурдность и непоколебимость перед своей привязанностью.       Двери лифта открылись и перед Кроули предстала совершенно новая, другая Преисподняя. Но что сближало Азазель и Азирафаэля? Явно нечто заграничное, не просто любовь к книгам, а что-то не поддающееся словам, не способное уложиться в голове у Кроули. У них есть тишина, которую они предпочли разделить на двоих, не посвящая в неё демона. Он в другой раз подумает об этом, сейчас нет времени размышлять и философствовать. У него лишь одна цель.       Прежнее тёмно-зелёное освещение, как болотная тина, переменилось на мрачные синие оттенки. Появились даже столы и стулья, бары и бильярд. Кроули словно вновь очутился в сороковых, когда подпольное казино и игорный бизнес были на пике популярности. Он осмотрел новый Ад: раньше ему нравилось больше. Демоны – это не вычурная вульгарщина, которую так сильно распространили люди в попытках идеализировать образ дьявола, демоны – это сущности с прогнившей душой настолько, что гниль начинала расползаться на приобретённое тело, отделяя куски разлагающейся кожи от, единственного человечного, что в них есть, тела. Они падаль, отребье с высоким самомнением, последние подонки Вселенной, но никогда не то странное и поддельное, что вложила в них Шакс. Кроули знал, что он точно такой же, как и все демоны, просто ему повезло больше остальных.       Его заметили пару демонов, по их глазам было видно: они знали, зачем Кроули явился в самое ненавистное ему место. Они оживились, волнение было заметно благодаря многозначительным переглядываниям, а после тихих, кратких шёпотков. Кроули не собирался прятаться; он пришёл за своим. Демон уверенно ступил вперёд. – Привет, парни, давно не виделись, – сказал он демонам, которых видел впервые, пренебрежительно оглядывая их. Впрочем, преждевременное торжество не сползало с его лица.       Демоны молчали, только переглядывались друг с другом, будто глазами могли передать информацию.       – Так, ладно… эм… – Кроули посмотрел в потолок и стянул рывком очки, – Где она? Демоны враждебно посмотрели на него. Один из них всё-таки заговорил:       – Предателям здесь не место, – сказал он, а другие демоны начали расползаться по помещению, окружая Кроули. Он и бровью не повёл, только тяжело вздохнул, зацепил дужкой очков рубашку, так чтобы они повисли и выглянул исподлобья.       – Ты уверен? – твёрдо произнёс Кроули с полной серьёзностью.       Даже хриплых, мертвенных дыханий больше не было слышно. Демон медленно расплылся в улыбке, облизывая нижнюю губу. Кроули наслаждался их мнимой непоколебимостью и уважительным страхом. Все обитатели Преисподней где-то далеко на задворках сокровенных мыслей мечтали быть свободными и уважали Кроули за то, что он смог им стать, несмотря на опасность. Уважали, конечно, в понимании Ада.       Кроули резко схватил демона, разговаривавшего с ним, за грудки чего-то напоминающего рубашку и прижал того к стене. Змеиные глаза пугали и впечатляли демонов тоже. Скорее от того, что эта особенность была не уродлива, а наоборот очень привлекательна, тем более для людей, которые способны пойти на грехопадение ради этих глаз. Кроули прекрасно понимал своё проклятие и одновременно с этим уникальность, поэтому беззастенчиво пользовался им.       – Где мой ребёнок? – прошипел он каждое слово по отдельности, стискивая рубашку сильнее.       Больше всего ангелы и демоны страшились истинного облика Кроули. В порыве гнева он мог превратиться в змею, а это означало смерть всех, кто оказался поблизости. Его яд убивал скоропостижно и жестоко всех живых и неживых. Только вот Кроули никому, кроме Азирафаэля, не говорил, что прекрасно контролирует этот процесс – ничтожность и убогость в глазах некогда возвышенных существ ощущать куда приятнее. Поэтому он питался сейчас страхом демона.       – Зря ты пришел сюда, Кроули.       Он отпустил демона и отошел на шаг. Кроули никогда не занимался рукоприкладством, не было необходимости, потому что “чудо” сильнее в разы. И его до сих пор удивляло пристрастие Азазель к дракам, когда она могла одним взмахом руки положить всех противников. Наверное, в этом была некая сила, нечто такое, что цепляло, превращая в зависимость. Демону вдруг захотелось попробовать столь низкий и привлекательный метод. Кроули неожиданно для всех замахнулся. Кулак проскользнул по дряхлой скуле демона, заставляя того согнуться.       – Где Азазель?! – остервенело прокричал он.       Демоны начали сгущаться вокруг Кроули. Опасения, насчет его смерти, как только он войдет в Преисподнюю, пропали, сейчас же он был уверен, что сам уничтожит каждого. Кулак немного жгло, но всю боль затмевал адреналин. Не дав демону опомниться, Кроули схватил его за затылок и припечатал голову к стене так, что тот тут же свалился без сознания. Он обернулся: оставшиеся демоны враждебно смотрели на него. Пятеро на одного – достаточно честно для Ада. Кроули закатил глаза, махнул рукой, и все противники упали в долгий, непробудный сон. За спиной послышались громкие, резкие хлопки, похожие на аплодисменты. Он обернулся. Одобрительный взгляд от существа, который презирал его еще до убийства Лигура, а после так вообще возненавидел и провозгласил Кроули врагом Ада.       – Не то, чтобы я удивлен, но с твоей стороны было смело заявиться сюда, после всего, что ты натворил, – произнес Хастур грубым, прокуренным до дыр голосом.       Кроули надел очки. Если Хастур хотел драться, то это было достаточно невыгодно для Кроули, потому что герцог Ада, в отличие от низших демонов, не то, что сильнее его, скорее намного навязчивее, если речь идет о достижении цели. Но беспокойства Кроули не подтвердились, наоборот.       – Она в твоем кабинете, – сказал Хастур, – из него теперь сделали комнату пыток.       – Почему я должен тебе доверять? – произнес Кроули, смотря поверх очков и потирая зудящие костяшки.       – У нас одна цель, – на эти слова демон вскинул бровь. Хастур достал сигарету и закурил, – Ты самый неисправимый ублюдок, какого я знаю, но ты хотя бы не лижешь жопу нашей власти. Посмотри вокруг. Что это за безвкусный притон?       – Да... – протянул Кроули, не зная, что еще можно ответить. Он был согласен с Хастуром, но обустройство Ада, новое правительство его не волновало уже многие годы.       – Я должен был стать последователем Вельзевул, я был ее правой рукой, а не эта сука. Но это не самое худшее, что случилось. Шакс сместила меня с должности герцога и поставила на пост этого жалкого подонка, как же его... Фурфюр или Фырфур. А да плевать... – разгоряченно выплюнул демон, – Ты еще не вернул мне должок за Лигура. Но эта твоя девчонка смогла бы мне помочь, и, считай, мы будем квиты, – он потушил недокуренную сигарету о бетонную стену.       Кроули нахмурился, но у него не было времени выяснять, что значат загадочные слова Хастура. Это можно решить позже. Он чувствовал, что время на исходе.       Кроули обогнул демона, задевая его плечом. Хастур обернулся, провожая того взглядом. Чем дальше он шел, тем пустее, холоднее и мрачнее становилось в коридоре. Подозрительная тишина следовала бок о бок с демоном. Никто не встретился ему по пути: все будто затаились, не мешали свершению великого дела. Кроули остановился возле знакомой двери. Помещение было совсем не похоже на то, что он видел в главном зале, словно сюда не ступал больше никто, либо заходил только за большой надобностью. Как будто все, что связано с “предателем-Кроули” похоронено вдали от безобразного мира демонов. Он приотворил тяжелую дверь. Из щели уже виднелись знакомые кеды. Кроули, не теряя больше ни секунды, распахнул металлическую дверь и вбежал в комнату.       Никого, кроме безжизненного тела. Внутри пробил сокрушительный удар. Кроули кинулся к ней, падая на колени. Возле рта образовалась кровавая лужица, тело обезображено. Он не знал, к чему подступиться, чтобы не усилить боль. Демон аккуратно взял запястье руки, которая была неестественно вывернута в плече. Пришлось затаить дыхание, чтобы почувствовать слабый пульс. Жива, но ненадолго.       – Азазель... – в полголоса произнес Кроули в надежде, что она услышит. Но ничего не изменилось, только пульс становился тише; она угасала, и Кроули разделял это вместе с ней.       Он с максимальной осторожностью перетащил умирающее тело ближе, придерживая голову рукой. Кроули удалось увидеть самые страшные болезни за историю человечества: чума, чахотка, туберкулез, – но он никогда не мог подумать, как было больно близким в тот момент, когда они держали умирающего ребенка в руках так же, как сейчас он держал Азазель в своих. Теперь он понимал какого это: не иметь возможности помочь, а только наблюдать за медленным потуханием. Только вот Азазель не умирала по воле Богини; она исчезала из-за жестокости тех, к кому был причастен сам Кроули, и от этого осознания становилось еще отвратнее. Он всегда успевал спасти Азирафаэля из неприятностей, почему в этот раз ему не удалось.       – Ребёнок, ради всего свя… чего-нибудь, – свободную руку Кроули положил на бледную, холодную щеку. Он пытался сотворить хоть какое-нибудь “чудо”, которое могло бы оживить ее, позабыв, что демоны умеют только уничтожать. – Давай, ты сможешь, всегда могла, не время умирать, мы ещё не успели съездить в Дувр.       Ничего не происходило. Он прижал ее голову к плечу, а сам пытался вдохнуть, ощутить хоть что-нибудь жизненного в соломенных волосах. Кровь на губах пачкала его пиджак, а демон молил у Всевышней помощи. Это было крайняя точка унижения для него, но он совсем не думал об этом. К черту эгоизм, достоинство и честь, когда на руках умирала одна из его маленьких звезд. Та, над которой он работал усердно и упорно, не жалея свои силы, потому что хотел создать нечто особенное, настоящее. – Пожалуйста, ребёнок, я обещал ей и ангелу обещал. Я обещал себе… – под очками не видно количества мокрой боли в глазах, которая только и норовила вылиться. Дрожь голоса и тела он не мог остановить.       Кроули прижимал ее к себе сильнее, будто это могло чем-то помочь. Если бы здесь был Ангел, то он точно бы знал, что делать. Он бы применил какое-нибудь “чудо”, залечил бы раны, спас бы в конце концов Азазель. Азирафаэль умел принимать действительность, пока Кроули мог лишь вспоминать прошлое. Поэтому демон, оставляя попытки и надежды, залез глубоко в воспоминания, где часто встречались яркие, как летняя трава, глаза, несправедливость, которую они оба вымещали на бутылках алкоголя, теплые, душевные объятия двух существ, ставших для демона миром. Кроули всегда мечтал подарить Азирафаэлю звезду, но она опередила его и преподнесла себя сама ангелу.       Что-то пошевелилось в его руках. Точнее не что-то, кто-то. Тишину нарушил глубокий вздох. Азазель выпуталась из его рук, отползла на безопасное расстояние. Она была не в себе. Азазель быстро пожалела о резких движениях, так как тело напомнило о количестве ран и сломанных костей. К сожженной груди прилипла вся грязь с пола, руки потемнели из-за пыли. Азазель согнулась, опираясь ослабевшими ладонями о пол. К горлу подходила новая порция крови, а из желудка рвалась желчь. Ее вырвало чем-то склизким и красным. Кроули подполз ближе, с опаской кладя руку на ее плечо. Азазель испуганно повернулась.       – Это я, ребенок, – недолго поколебавшись, Азазель кинулась в объятия, – Что они сделали с тобой? – прошептал Кроули в затылок.       – Я не знаю, то есть... – ей было трудно говорить, сиплый голос срывался, – Это было так больно, Кроули, я... не знаю как, но... – демон понял, что она плачет, только после нескольких надрывных всхлипов.       – Азазель, нам нужно домой.