Антарес Блэк и ящик Пандоры

15 июля 1890 года        Антарес аккуратно, почти нежно коснулся прозрачного колпака вычурного медного бра. Огонек затрепетал под пальцами, робко, тревожно — и погас. Потертые, тронутые благородной патиной декоративные ладони, поддерживающие тончайшее стекло, бережно обняли затухающую искру, пряча ее, будто в коконе. Коридор дома номер двенадцать на площади Гриммо погрузился во тьму, лишь узкая полоска теплого света из щели от приоткрытой двери отцовского кабинета разрезала едва различимые теперь квадраты дубового паркета.        Юноша отступил к стене, в мягкую, словно бы вязкую тень ниши с уютно расположившейся в ней высокой фарфоровой вазой и чуть слышно прошептал дезиллюминационное заклинание. От входа в помещение до лестницы лишь пара шагов, а чтобы зажечь лампу обратно — вышедшему придется свернуть налево и дойти до тупика. Люмос же вовсе лишь ослепит, не давая увидеть ничего дальше собственного носа. Антарес, слившись с ночным сумраком, замер, прислушиваясь.        Как много интересного можно узнать, просто оказавшись в нужном месте в правильное время! И какая удача, что обожаемые родственники так неосмотрительно пренебрегают дома чарами приватности…        — Финеас, мне все это не нравится, — бас отца Антарес узнал сразу. Он живо представил, как тот едва уловимо недовольно дергает щекой в характерной гримасе, обычно целенаправленно искусственно им подавляемой. — Твоя идея…        — Право слово, ты как ребенок, — его собеседник фыркнул, — моя идея продиктована лишь необходимостью, и ты это знаешь. Ты же не думаешь, что если годами заметать сор под ковер, то никто его оттуда не вытряхнет?        — А что, стоит сразу вывесить грязное белье на всеобщее обозрение? Мол, смотрите, нам не жалко?!        Юноша услышал резкие, размашистые шаги, жесткий стук каблуков, будто впечатываемых в пол. Это явно дядя — тот никогда не мог усидеть на месте. Ходит из угла в угол в нервном перевозбуждении.        — Слухи и так уже есть. Недавно какая-то ушлая писака не постеснялась спросить напрямую, какая из теорий вернее — что мой племянник сквиб, или что он проклят? Можешь себе представить степень наглости?! Тебе надо было лучше составлять клятвы для тех, кого принимаешь на работу в дом, черт возьми!        — И после этого ты, Финеас, решил, что засунуть мальчишку в Хогвартс, где его дефект будет как на ладони — хорошая идея?        Антарес Блэк едва не вывалился из ниши, чуть не сбив заклинание невидимости от удивления.        Хогвартс… Спустя столько лет? Неужели?! Как неожиданно…        — Ты сгущаешь краски, — тем временем жестко отрезал дядя. — Когда магия Антареса последний раз выдавала нестабильный эффект?        Секунда молчания. Энтони явно пытался напрячь память.        В прошлом ноябре.        — С полгода назад, наверное. Как по мне, слишком малый срок.        — Достаточный.        — И что ты будешь делать, когда не-сквиб-Антарес-Блэк внезапно не сможет наколдовать на уроке простейший Люмос, или его очередной неконтролируемый выброс кого-нибудь покалечит? — количеству яда в голосе оппонента могла бы позавидовать и королевская кобра.        Финеас насмешливо хмыкнул:        — Ты живешь с ним под одной крышей. Кто-нибудь за это время умер? Кроме того домовика четыре с половиной года назад? А по поводу остального… Если магия будет отказывать твоему сыну столь же редко как сейчас — это оправданный риск. Гораздо глупее оставлять все как есть.        — Напомнить тебе, что Элладора до сих пор не может свести шрамы? И страдает от боли в ногах каждую зиму? — в бас отца добавились шипящие нотки.        — Моя любезная сестрица страдает лишь острой формой ипохондрии и хронической глупостью. Не стоит приплетать сюда еще и это, — Антарес почти видел, как дядя досадливо морщится. — Я смотрел заключение колдмедиков, дефекты кожного покрова излечению не подлежат, но никакой остаточной магии проклятия там нет, это лишь ее дурные фантазии. И хватит тыкать этим фактом мне каждый раз, это был лишь единичный случай, самый сильный первый детский выброс. Максимум, что грозит Хогвартсу — поломанная казенная мебель, но с этим я уж как-нибудь справлюсь.        — Ты говоришь о моей жене, — холодно отозвался Энтони. — Советую не забывать об этом. Еще одно высказывание в подобном тоне…        Финеас прервал его, процедив сквозь зубы:        — Советую не забывать тебе, Энтони-бывший-Вуд, свое место в нашей большой дружной семье. То, что твоя фамилия нынче Блэк, не дает тебе права…        — Ох, правда? — почти нежно проговорил отец, прерывая поток возмущения собеседника на полуслове, — Я не имею права наследования, однако в остальном юридически наши с тобой права равны, какая ирония! И ты отлично знаешь, что я делаю для общего блага не меньше твоего, Мордред побери! То, что задумали вы с Сириусом — это афера века, как минимум. И после того, как мне приходится изворачиваться ради ее осуществления, ты утверждаешь, что я не имею права голоса?!        Энтони выдохнул, зло и шумно, спустя мгновение продолжив свою тираду:        — Правильно обработать Министра под носом у Гонтов, когда он им разве что тапочки к постели не носит — думаешь это легко? Найти людей, часть перекупить, часть внедрить, часть шантажировать — и так, чтобы до сих пор никто не заметил подвоха? В то время как ты последний месяц совершенно не вовремя носишься со своим законом об образовании!        Блэк-младший, обратившись в слух, невольно прищурился в предвкушении.        Чудные подробности! Политика и грязные интриги — что может быть интереснее?        — Сбавь тон! — По внезапно обманчиво-спокойной интонации, с которой это было сказано, Антарес понял, что чаша дядиного терпения близка к тому, чтобы переполниться окончательно. — Твои претензии неуместны. Есть возможность — я ее использую, и не тебе судить о верности моих действий, если не видишь общей картины целиком.        — Зато я отлично вижу кое-что другое, — едко буркнул отец, все же чуть успокаиваясь. — Наши союзники, — он подчеркнуто-саркастично выделил это слово интонацией, — в последний раз отступили от четких инструкций. Тебе не кажется, что они темнят? Это же вы с Сириусом отвечаете за контакт с этими к…        — Энтони! — Финеас резко оборвал собеседника. — Ты и так сказал больше, чем сейчас следует. Прежде, чем поднимать подобные темы, хотя бы наложи заклинание приватности ради приличия. Конечно, дом защищен, но никогда не стоит пренебрегать…        Это было последнее, что услышал Антарес. Ближе к окончанию фраза прозвучала уже будто сквозь вату, а следующая за ней и вовсе растворилась в тишине, и юноша понял, что отец хотя бы в этом вопросе так неожиданно быстро пришел к консенсусу с дядей. Жаль, жаль. Он машинально почесал кончик носа в задумчивости. Судя по обмолвкам, семья затевает что-то грандиозное и крайне рискованное. Неужели старшие родственнички решились подвинуть Гонтов с их вот уже несколько десятков лет неизменного места у кресла Министра? Учитывая, что оный без сомнений столько времени пляшет под дудку наследников Слизерина… Выглядит как переворот.        Блэк-младший почувствовал, как по коже пробежали мурашки внезапного осознания. Он не имел ничего против переворотов. Но если что-то пойдет не так… последствия будут плачевны. Для всех.        На фоне этого новость об обучении в Хогвартсе уже не казалась такой удивительной. Антарес с большой вероятностью предполагал, что Финеас добьется от отца согласия. Он умеет быть убедительным, когда захочет. В папаше сейчас говорит упрямство и годами взращиваемое предубеждение, его мнение о собственном сыне уже не изменить несколькими месяцами без эксцессов. Не имеет значения, насколько хорошо его отпрыск знает теорию, как много он выучил заклинаний и как замечательно их применяет в те моменты, когда магия ему подчиняется. Юноша мысленно усмехнулся. Порой казалось, что даже если он внезапно достанет Луну с неба, Энтони упорно откажется признавать очевидное и продолжит считать его вторым сортом. Впрочем, ненависть и презрение в данном случае обоюдны, что, стоит признать, еще сильнее обостряет ситуацию.        Отец сочетался браком с большим состоянием и славой династии, взяв фамилию жены, старой девы, уставшей искать себе партию и желающей сохранить право наследования. Ходили слухи, что тот был бастардом весьма любвеобильного Арктуруса, дяди Финеаса и Сириуса. Антарес же достоверно знал, что сия сплетня была абсолютной правдой. И, конечно же, этот бывший Вуд был чистокровен, иначе, не ровен час, кто-нибудь из семьи невесты наверняка угодил бы в Мунго с сердечным приступом прямо во время свадьбы, но… Божечки, какой мезальянс! Антарес мысленно фыркнул. Энтони — разве это имя для Блэка? К сожалению, тот все еще был его отцом. По правде говоря, самого юношу не смутило бы даже будь у того не совсем правильное происхождение, его раздражало иное — что, в отличии от него, урожденного Блэка, этот человек имел гораздо больше прав и возможности этими правами злоупотреблять.        А насчет дяди… Вот мотивы Финеаса Найджелуса как раз явно должны быть продиктованы холодной логикой, однако пока не до конца понятны. Для него, как для действующего директора Хогвартса, проблемный ученик вроде бы является лишь помехой. Забота о репутации семьи? С чего именно сейчас? И почему вдруг он считает, что учеба племянника в школе волшебства — меньшее зло?        Что ж… Антарес был уверен, что со временем выяснит подробности. Юноша, аккуратно ступая, стараясь не потревожить ни одной предательски-скрипучей доски, бесшумно покинул коридор. Сегодня уже вряд ли получится услышать что-то еще.        1 сентября 1890 года        Антарес Блэк застегнул последнюю пуговицу и критически оглядел себя. Классические серые форменные брюки, идеально сидящий жилет в тон, белоснежная рубашка. Строго и со вкусом. Чуть вьющиеся на концах черные — под стать фамилии — волосы послушны и не порываются жить своей жизнью.        — Хватит прихорашиваться! — зеркало не преминуло высказать свое мнение. — На тебе и мешок из-под картошки хорошо смотреться будет, с твоим-то смазливым личиком. Честное слово, я устало тебя показывать. Ты все время двигаешься, это не удобно. Но вообще я бы посоветовало тебе чаще бывать на солнце. Иначе какой-нибудь встречный аврор, не дай Мерлин, некстати примет за вампира и сожжет до маленькой кучки праха. И еще…        Блэк беззлобно рассмеялся:        — Что бы я делал без твоих ценных советов?        — Выглядел, как последнее пугало.        — Это был сарказм.        — Посмотрим, как ты справишься без меня, когда снова будешь мучительно выбирать цвет галстука, — отражение обиженно пожало плечами.        — Напоминаю, что цвет этого аксессуара для меня останется неизменным в течении трех лет, — насмешливо парировал юноша.        Зеркало язвительно фыркнуло в ответ и пошло рябью.        — Тебе подошел бы желтый. С ним твой аристократически-бледный оттенок кожи окончательно превратится в благородно-чахоточный.        — Ничего не имею против Хаффлпаффа, между прочим, — Антарес меж тем вдел запонки и накинул мантию. — Весьма недооцененный факультет. Любой успех лишь частично обусловлен талантом, умом или хитростью. Остальное — упорный труд. Подлинные же дружба и верность — вещи крайне редкие. Люди, что пойдут за тобой в огонь и в воду без сомнений и колебаний… Найти таких — большая удача.        — Ой, да я тебя насквозь вижу, — авторитетно заявила копия Блэка по ту сторону вновь разгладившейся поверхности, — глубоко внутри твоего черного сердца один маленький мальчик очень хочет, чтобы нашлись те, кто будет любить его несмотря ни на что, кто оценит его по достоинству. Чтобы, греясь в уюте чужой искренности, эгоистично воспользоваться их поддержкой.        — Ага, как теплым пледом в дождливый день. Весьма удобно.        Артефакт коротко хохотнул:        — Только с твоим паршивым характером все потенциальные кандидаты разбегутся раньше, чем ты успеешь сказать слово Хаффлпафф.        — Ты передергиваешь. Я умею быть милым, — Антарес натянул свое самое невинное выражение лица. Немного менее прямая осанка, чуть растерянная улыбка, ребячливый взгляд.        — Маленький лицемер, — буркнуло зеркало. — Иди уже.        Какая ирония, что единственным нормальным собеседником в этом доме является старое ампирное псише. Интересно, столь частые разговоры с собственным отражением являются симптомом душевной болезни?        Блэк покачал головой и махнул рукой:        — Ладно, ладно. До встречи через год. Буду скучать и все такое.        Спустившись по деревянной скрипучей лестнице, юноша свернул в сторону столовой. В светлой (в отличие от всего остального дома) просторной комнате витал запах сочного поджаренного бекона и одуряющий аромат свежей выпечки. Мать вяло резала яичницу на симметричные кусочки с неизменным педантизмом. Отец, оторвавшись от наполовину съеденного завтрака, поднял на вошедшего мрачный цепкий взгляд бледных глаз.        — Ты опоздал, — тон Энтони Блэка был холоден, однако узкое, сухое лицо его не выражало ничего, ни намека на недовольство или раздражение. Но Антарес знал, что он зол. Чуял отголоски гневных мыслей, эмоции, такие острые на вкус… Медленно отложив столовые приборы, Энтони демонстративно вытащил из кармана изящные часы-луковицу на золотой цепочке и щелкнул крышкой, — Десять минут. Завтрак подали десять минут назад.        Какая муха укусила дражайшего папашу с утра пораньше?        Юноша, еле заметно усмехнувшись уголками губ, склонил голову в притворно-виноватом жесте.        — Прошу прощения.        «Заболтался с зеркалом» — это ведь уважительная причина, не так ли?        Аккуратно отодвинув стул, он сел, поправив мантию, и небрежно щелкнул пальцами:        — Тикки! Чем порадуешь сегодня?        Долю секунды спустя появившийся будто из воздуха домовой эльф в черном полотенце с большим вышитым серебряной нитью гербом семьи на груди тут же склонился в радостном поклоне. Был он не молод и не стар, но худ и на вид болезненен. Острые кончики его ушей, характерные для каждого эльфа, отсутствовали, срезанные примерно до половины.        — Омлет с томатами и грибами, жареные колбаски, тосты с маслом, — эльф, наконец, оторвавшись от созерцания дубового паркета, поднял на него взгляд своих огромных, кажущихся по-детски наивными глаз цвета темного изумруда. — Или, может быть, молодой господин желает блинчики с шоколадным муссом? Также могу предложить сэндвичи с телятиной…        — Я сказал — ты опоздал, Антарес. Завтрак окончен, — жесткий тон Энтони не подразумевал права на возражения.        Наблюдать за попытками отца удержаться от брезгливо-раздраженной гримасы было забавно. Юноша поставил бы сотню галеонов на то, что у того не получится.        Мать, Элладора, сидящая от мужчины по правую руку, недовольно поджала тонкие губы, очерченные темно-винной помадой, но ничего не сказала. Сухопарая, с навсегда застывшим в выражении желчной чопорности чертами, она выглядела старше своего мужа, но никогда не подавала вид, что ее это смущает. Черное платье с жестким воротником-стойкой, как всегда, было застегнуто на все пуговицы, а корсет затянут до предела.        Энтони, все-таки едва уловимо скривившись, впился тяжелым взглядом в лицо сына. Однако, не найдя в нем ни раскаяния, ни смирения, и обратил взор на Тикки:        — Молодой господин, — тут он наконец позволил себе добавить яда в голос, — судя по всему, совершенно не голоден.        Антарес безмятежно улыбнулся, демонстративно не обращая внимания на накалившуюся за столом атмосферу:        — Тосты и омлет, пожалуйста, Тикки.        Эльф вздрогнул, затравленно переводя взгляд с одного члена семьи на другого. Повисла неловкая пауза.        — Тосты. Омлет. Тикки! Мне повторить еще раз? — тон Антареса был обманчиво мягок, но маленький слуга отчетливо слышал в нем нотки нешуточной угрозы. Он машинально ощупал искалеченные уши.        Улыбка Антареса уже больше напоминала оскал, утратив всякую мнимую любезность. Она обещала очень, очень много проблем. Энтони Блэк в мрачном молчании сверлил эльфа взглядом с другого конца обеденного стола. В звенящей тишине оглушительно тикали высокие напольные часы из темного дерева.        Антаресу хотелось схватить мордредова служку за его большие половинчатые уши, хорошенько встряхнуть и впечатать эту несчастную растерянную мордашку в столешницу. И бить об нее, еще и еще. Белоснежная накрахмаленная скатерть в красных причудливых пятнах, тончайшее кружево, окаймляющее полотно, окрасится кармином… Было бы красиво.        Эльф был подарком от двоюродной тети, Аманды Розье, на тринадцатилетие, и отказаться от этого презента ни отцу, ни матери не позволяли приличия, а особенности связи хозяин-домовик — забрать себе в пользование. Если бы не эти пара нюансов, ни Энтони, ни мать, никогда не допустили бы наличия у сына подобной привилегии. Однако, несмотря ни на что, Тикки был его личным эльфом, и юноша всегда старался наказывать его только за дело. Не было никакой пользы в том, чтобы причинять ему боль ради развлечения или вымещать злость на небольшие ошибки. Это было контрпродуктивно. Потому что на взгляд Антареса самым большим проступком была неверность. Он дрессировал Тикки уже два года, за отсутствие преданности карая жестоко и не сдерживаясь, ломая его и собирая заново, так, как считал необходимым.        Посему, спустя один обреченный щелчок эльфийских пальцев, на столе перед младшим Блэком наконец возникла тарелка с омлетом, тосты на блюдце поменьше, приборы и даже графин апельсинового сока. Завтрак был сервирован идеально — как всегда — но в этот раз Тикки расстарался, свернув салфетки в изящных лебедей. Хотя вряд ли подобная деталь могла растопить ледяное Блэковское сердце, Антарес все же мысленно усмехнулся такой наивной попытке. Маленький слуга все понял правильно: наказать его за непослушание могли оба — и непосредственный хозяин, и Энтони. Но сегодня день отъезда в Хогвартс. Долгожданный день… И эльф едет вместе со своим молодым господином.        Однако, юноша отлично понимал, что отдать должное кулинарному таланту Тикки и насладиться великолепным воздушным омлетом ему уже не суждено. Он успел только развернуть салфетку и взять в руку вилку, когда отец демонстративно лениво достал палочку. Лицо старшего Блэка вновь было скрыто маской холодной отстраненности, но вряд ли она могла обмануть Антареса. Только не его. Он чувствовал исходящую от того обжигающую волну ярости, еле сдерживаемую и готовую вот-вот прорвать плотину самоконтроля.        — Не заставляй меня снова тратить нервы в попытках обучить тебя манерам. Ты же хочешь добраться сегодня до Хогвартса? — Энтони скупо, еле заметно усмехнулся.        Наглый мальчишка! Порченая кровь опять забыла свое место…        Юноша видел эти слова в глазах отца так ясно, будто бы они были выгравированы огненными рунами на бледно-серой, почти бесцветной радужке. Не то чтобы Блэк-старший был плох в окклюменции, но… Когда живешь с человеком бок о бок годами, слабые места в защите со временем становятся очевидны. Талант к чтению мыслей — жутко полезная вещь.        Антарес знал, что, если бы не слишком скорый отъезд в Хогвартс — у выходки были бы последствия, которые вряд ли бы ему понравились. Однако сейчас, когда до отбытия не больше получаса, можно позволить себе риск ради забавы.        Он насмешливо фыркнул, откинувшись на спинку стула:        — Обожаю теплую семейную атмосферу. А вы, матушка? — и повернулся к женщине, наблюдавшей за склокой со смесью презрения и усталости. — Неужели не тянет ничего добавить?        — Антарес… — она бросила на него тяжелый взгляд из-под светлых коротких ресниц.        Отец шевельнул палочкой, и великолепный завтрак, сервированный с листьями салата и тончайшими ломтиками томатов, съежился, ссохся, быстро покрываясь пушистыми пятнами плесени.        — Как грубо, — Антарес фыркнул. — Я не удивлен нелюбезностью к моей персоне, но в чем провинился омлет? Недостаточно пышный? Не соответствует вашим представлениям об идеале?        Прямо как я?        Энтони покачал головой, и едва заметно нахмурился:        — Прекрати ломать комедию. И избавь нас, наконец, от своего общества. Твое счастье, что сейчас просто нет времени на воспитательные процедуры. Профессор Фигг ожидает увидеть тебя в неповрежденном виде. Но если ты настаиваешь…        — Пожалуй, откажусь от подобной чести.        Блэк-младший встал, не сводя с отца дерзкого прищура глаз, небрежно бросил салфетку на тарелку с загубленным завтраком, и едва успел утянуть с блюдца единственный, пока еще не тронутый порчей кусок тоста. Хотелось ухватить Энтони Блэка за бледную шею, хорошенько сжать, ломая кадык, и душить, душить, наблюдая, как из него уходит жизнь. Юноша был уверен, что рано или поздно не откажет себе в удовольствии. Но точно не сейчас. Продолжать конфронтацию не было смысла, мало того, сейчас это становилось по-настоящему опасно. Он любил ходить по краю, но всегда знал, когда стоит остановиться, чтобы следующий шаг не стал шагом в пропасть.        — Что ж. Отец, матушка. Несчастливо оставаться, ужасного дня. Надеюсь увидеть вас нескоро. Тикки! Транспортируй вещи.        И Антарес Блэк широким стремительным шагом направился на выход. Он чувствовал, как взгляд отца ожег спину концентрированным презрением.        — Только попробуй нас опозорить, паршивец, — Энтони Блэк не забыл оставить за собой последнее слово. Непокорного эльфа, засеменившего вслед за своим хозяином, на прощание он удостоил лишь многозначительным взглядом. Тот вздрогнул.        Теплое родительское напутствие… Обязательно попробую.