Антарес Блэк и ящик Пандоры

*** Утро шестого октября вдалось теплым и солнечным. За прошедшие пару недель трое слизеринцев успели смириться с тем, что крепость под названием «запретная секция» не взять нахрапом. Не отступиться – о нет, ни в коем случае – скорее, уняв первый невыносимый исследовательский зуд, перейти к иной тактике, методично, расчетливо и не торопясь перебирая варианты. Как бы ни хотелось получить все и сразу – это, очевидно, было невозможно, посему оставалось только набраться терпения и следовать избранному пути, не сдаваясь и не теряя самообладания. Последние несколько дней Блэку даже удалось неплохо выспаться, несмотря на взятый темп, а задачка наконец перестала выглядеть почти нерешаемой – Антарес предполагал, что еще пара дней, и защитные чары наконец сдадутся под натиском трех пытливых умов. Прюэтт с товарищами пока никак не проявляли себя, затаившись. Что не удивительно, учитывая, что из больничного крыла горе-мстителей выпустили лишь позавчера. Придуманный на скорую руку план сработал почти идеально: никто из слизеринцев до сих пор не получил вызова ни к декану, ни, тем более, на ковер к директору. А учитывая, что в этот раз конфликт не был публичным, можно было сказать, что, скорее всего, и не получат. Поговаривали, что несчастных гриффов раздуло до совсем уж гротескных форм, а мадам Блэйни приходилось пичкать их обезболивающими зельями едва ли не каждые несколько часов. Но снадобья лишь ненадолго помогали заглушить отчаянные стоны. Антарес невольно улыбнулся. Картина, что будет греть сердце долгими зимними вечерами… На завтрак в Большой зал юноша поднялся во в кои-то веки отменном настроении, намереваясь улучшить его еще больше каким-нибудь кулинарным изыском. Хотя существовала неиллюзорная вероятность вновь испытать разочарование от слишком густой овсянки или странной консистенции ливерных паштетов, но юноша старательно гнал прочь эти пораженческие мысли. В целом Хогвартские эльфы готовили вполне прилично. Беззаботный настрой, однако, исчез почти сразу же, стоило Блэку добраться до Слизеринского стола и приземлиться на лавку между Сэллоу и старшекурсником Аланом МакКинноном. Едва он успел определиться с выбором гарнира, как зал огласил пронзительный птичий крик, и не стихающий ни на минуту гомон студентов разбавили хлопки крыльев и редкие возгласы избранных адресатов, чьи совы промахнулись с местом доставки. Антарес, наблюдая, как Берк, сквернословя, достает промокший конверт из лужи апельсинового сока, тихо хмыкнул. И едва не отпрянул, когда огромный филин, сердито ухнув, разжал когти, роняя прямо перед его собственной тарелкой чуть помятый прямоугольник письма. Птица тут же, не дожидаясь ответный реакции, взмыла под потолок.  Юноша, досадливо вздохнув и покачав головой, и аккуратно сломал печать с гербом благородного дома Блэков на конверте из плотного пергамента. Эвр, пернатый засранец, был, несомненно, умен, но всегда отличался изрядным высокомерием и отсутствием такта. Впрочем, сейчас это было не важно. Единственный из семьи, кто мог бы вообще изъявить желание написать Антаресу, был дядя Сириус, но повод определенно должен был быть весомым. Он развернул сложенный втрое лист и вчитался в ровные каллиграфические строчки, Изящество затейливых вензелей стройных букв столь явно контрастировало со смыслом написанного, что Блэк просто не смог не улыбнуться. «Чертова стерва мертва. Похороны четырнадцатого, в понедельник. Финеас заберет тебя из школы. Сириус.» Дядя был, как всегда, лаконичен. И обладал не большей деликатностью, чем принадлежащая ему птица… Хотя его можно было понять. Амалия Блэк, последние десять лет имевшая честь являться его законной женой, не отличалась ни кротким нравом, ни приятными манерами. Искусство издевательства над людьми она удивительным образом отточила до совершенства, а яду у этой змеи всегда хватало на всех и каждого, с избытком. Впрочем, Антарес не рвался ставить ей это в вину. Как и остальным из собственной семейки – любой из Блэков, включая его самого, был в изрядной степени порочен, циничен, жесток и властолюбив. О, он с огромным удовольствием мог ненавидеть всех своих родственничков и каждого по отдельности, ненависть грела его сердце жгучим, болезненным огнем. Но никогда, никогда он не судил никого из них. Однако, так или иначе, смерть дражайшей тетушки сложно было отнести к категории неприятных новостей. Юноша лишь надеялся, что Сириус никоим образом не имел отношения к произошедшему, или хотя бы подошел к вопросу устранения ненавистной жены со всем тщанием, а не просто крепко проклял в порыве гнева. Младший брат Финеаса, пожалуй, был единственным человеком из всей родни, кого Антарес не жаждал увидеть в страстных объятьях дементора. Аккуратно сложив пергамент, он спрятал тот во внутренний карман мантии. Занятый письмом, Блэк не сразу обратил внимание, что разговоры окружающих студентов прибавили в громкости на пару тонов. Берк возбужденно перешептывался с обеими Лестранжами, Сэллоу активно доказывал что-то Оминису, тыкая пальцем в передовицу свежего номера Ежедневного Пророка и поминая небезызвестного Ранрока. Тяжелая, давящая, и при этом какая-то нервно-возбужденная атмосфера, воцарившаяся среди студентов, так резко диссонировала с не по-осеннему яркими лучами солнца, что ощущалась почти как нечто нереальное и гротескное. И оттого еще более интересное. Антарес прищурился, оглядывая ближайших соседей. В чужих мыслях царил сумбур и уныние, в иных – недоумение. Он, не поворачивая головы, невольно прислушался. Ну-ка, Алан МакКиннон, судя по твоей беспрецедентно-кислой роже, ты явно знаешь, в чем дело…  Можно было, конечно, спросить – так много людей не умеют и не желают держать рот на замке, когда их что-то волнует. Или просто подождать, пока кто-нибудь дочитает газету. Но Антарес настолько привык добывать ответы из чужой головы еще до того, как они были произнесены вслух, что в очередной раз просто не счел нужным утруждать себя.  Мысли МакКиннона были столь отчаянно-громки, что не требовался даже зрительный контакт. Он сидел неподвижно, уставившись в пустую тарелку, и часто моргал. Слишком часто.  Что, у тебя тоже кто-то умер? Да ладно, правда?! Сегодня что, день мертвых родственников? Экий курьез. Антарес тихо хмыкнул себе под нос и машинально повертел в пальцах вилку. Не просто кто-то, нет… Сирота в таком возрасте – да ты счастливчик, а? А причем здесь Ранрок и гоблины? Ну давай, хватит хныкать, дай рассмотреть горячие подробности. Твоя печаль такая же пресная на вкус, как и ты сам. Зануда. Кто-то из старшекурсников неловко похлопал Алана по плечу в попытке выразить соболезнования, но тот лишь вяло отмахнулся. Тихо пробурчав дежурное «прошу прощения», он отодвинул пустую тарелку, поднялся из -за стола и, запнувшись об лавку, направился в сторону выхода из Большого зала. Антарес проводил его задумчивым взглядом. Гоблины и МакКиннон… да, в этом может быть смысл. – А ты что думаешь, Блэк? – голос Себастиана заставил его отвлечься и обернуться. Сэллоу, прервав дискуссию с Оминисом, пожелавшим наконец уделить время приему пищи, судя по всему, решил поискать нового собеседника.  Антарес фыркнул: – Я не подписан на «Пророк», но предположу, что ты хочешь узнать мое несомненно ценное мнение по поводу очередного «громкого заявления» от предводителя бунтующих коротышек. В таком случае, если ты надеешься услышать наиболее полный ответ, тебе стоило бы для начала дать мне ознакомиться с… Себастиан закатил глаза и молча сунул ему под нос скрученную в трубочку газету, не желая дослушивать тираду. Блэк, отодвинув пустую тарелку, развернул тонкие листы. Так забавно – волшебники использовали пергамент для всего – от писем и школьных эссе до книг. Но вот периодические издания, как правило, печаталась на бумаге. Более того, фотографии, ставшие абсолютно естественной частью верстки каждого номера «Пророка» вот уже лет десять как, в маггловском мире пока что по большей части заменяли ксилографии – простецы все еще испытывали трудности с тиражированием снимков в таких больших объемах. Пожалуй, фоторемесло являлось одним из удачнейших примеров заимствования магами технологического изобретения обычных людей. Конечно, существовало некоторое количество чистокровных недоучек, вопящих о том, что проклятые камеры забирают у честных волшебников силу, удачу, и даже душу (в случае особо невежественных), но новшество оказалось слишком удобным и прибыльным, чтобы кто-то всерьез к ним прислушивался. Отбросив непрошенные мысли о магических особенностях типографских процессов, Антарес обратил свой взор на первую страницу, украшенную огромным заголовком: «Бойня в Касл Кимберли! Эндрю МакКиннон и еще двенадцать волшебников мертвы». Под живым изображением разоренного поселения, занимающей пол страницы, располагалась статья, буквально наполненная праведным негодованием. Блэк быстро пробежал глазами текст. Если отбросить красочные подробности и авторские эмоциональные отступления, можно было резюмировать следующее. Вчера, около восьми часов вечера, некие личности, в которых нетрудно было узнать последователей Ранрока, совершили успешное покушение на Эндрю МакКиннона, известного сторонника идеи ужесточения контроля нечеловеческих рас, автора законопроекта о раздельном проживании гоблинов и волшебников и весьма популярной инициативы, предполагающей реформирование банковской системы. Не обошлось без жертв и разрушений – Касл Кимберли и все волшебное сообщество гудело, как растревоженный улей. – Что я думаю, Себастиан? – Атнарес небрежно встряхнул газету, заставляя расправиться норовящие загнуться листы и не торопясь возвращать «Пророк» изначальному владельцу. – Я думаю, что это было ожидаемо. Злить гоблинов в сложившейся нынче ситуации – значит гарантированно подставиться под удар, и… Сэллоу отставил тарелку с едва тронутой глазуньей и удивленно повернулся к сокурснику: – А что, стоило бы оставить все как есть, трусливо спрятав голову в песок? Да ну? Этих радикалов не успокоить мелкими подачками. Здесь либо идти на серьезные уступки, либо принимать жесткие меры…  –  он скептично сощурился. – Или ты сторонник идеи о том, что бедные-несчастные коротышки, несмотря на все, что они творили и творят сейчас, должны быть прощены, обласканы, получить то, что требуют и еще немного сверху? Может быть, нам стоит еще извиниться перед ними? Блэк почувствовал, как в словах Себастиана заскрежетали металлом отголоски застарелой ненависти. Что-то личное, судя по всему. Он усмехнулся: – О нет. Разве я похож на идиота, свято верящего в иллюзорные утопические сказки? Оставь это гр… магглорожденным. Как бы жестко и даже жестоко ни выглядели законопроекты покойного, они были оправданы. В политике нет места ни жалости, ни морали, только необходимая эффективность. Разве что, на мой вкус, не следовало объявлять о банковской реформе одновременно с предложением об ограничении территории проживания. Сначала одно, потом второе.  Но здесь, скорее всего, имело место желание сыграть на потребности людей ощутить наконец себя в безопасности. А мистер МакКиннон… проявил изрядную неосторожность. Если уж ввязываешься в такое дело, изволь позаботиться о собственной защите.  – Наверное, отец Алана просто не думал, что этим тварям хватит наглости устроить подобное прямо в центре магического поселения, буквально посреди толпы волшебников. С ним была пара наемных охранников, но… – внезапно вклинился в разговор Виктор Берк, дожевав последний кусок бекона. Он смял салфетку и экспрессивно швырнул ее на стол. – И семья. Жена и младший сын. Никто не выжил. Уроды. Ах, бедняжка Алан. Теперь ты совсем один… Как унять черную зависть в своем сердце? Блэк пожал плечами: – Полагаю, гоблины тоже руководствовались необходимой эффективностью. Если смотреть непредвзято, то, что происходит – просто борьба за влияние, в которой ни одна из сторон не стесняется грязных методов, при этом считая себя правой. И это совершенно естественно.  – Не мы это начали, Блэк, – Виктор фыркнул и отвернулся. Антарес не удержался от саркастичного смешка: – Ну да. Конечно. Разумеется, революционные настроения – это от хорошей жизни. Делать им нечего, так, от скуки с жиру бесятся… МакКиннон-старший, кстати, если говорить откровенно, предлагал достаточно драконовские меры в качестве ответа бунтующим коротышкам: выделить для них определенные зоны обитания и ограничить их свободу перемещения по людским магическим поселениям без специального дозволения, объявив вне закона тех, кто откажется соблюдать эти правила. А также ввести жесткие лицензии на любую коммерческую деятельность и тому подобное. В принципе, такая практика уже существовала, доказав свою успешность – например, кентавры, запертые в Запретном лесу, давным-давно существовали в собственном маленьком мирке и не помышляли о большем. У них было свое самоуправление и даже мнимая независимость, однако максимальная численность копытного населения так или иначе контролировалась Министерством. И те, скрипя зубами, подчинялись, ибо просто не могли ничего с этим сделать. С гоблинами, однако, подобное провернуть было бы сложнее. Во-первых, их банально больше, пока еще.  А во-вторых… Во-вторых, разумеется, Гринготтс. Узкое место для всех подобных наполеоновских планов. Кто-нибудь, слабо знакомый с историей магического мира, мог бы презрительно фыркнуть что-то о том, что волшебники, частично отдав контроль собственных финансов в руки иной расы, поступили как абсолютные идиоты. Однако здесь стоило учитывать некоторые нюансы. Размером с индийского слона, примерно. На протяжении многих веков взаимоотношения двух народов были достаточно напряженными – бесконечные войны, распри и тому подобное. Коротышки были жестоки, хитры, изобретательны и дрались за место под солнцем весьма умело – не хуже людей. В конце концов очередная свара изрядно измотала и тех и других – и при таких условиях для каждой стороны в конечном счете победа оказалась бы Пирровой. Мирный договор предполагал некоторые уступки и преференции для всех участников конфликта, потому решение бросить гоблинам кость в виде возможности хранения и накопления чужого золота тогда показалось неплохим, учитывая, что оные имели особые отношения с металлом, особенно с тем, что представлял для кого-либо ценность. И дело было даже не в банальном обогащении, а в самой сути гоблинской магии. Взамен те обязались частично подчиняться людским законам, встроившись в чуждую для них систему. Звучит все еще не очень дальновидно? Да, если мыслить маггловскими мерками. Надо понимать, что колдовское сообщество не только очень мало, но еще и, если смотреть глобально, гораздо меньше зависит от денег. Среднестатистический маг (коль не брать совсем уж нищих недоучек) достаточно автономен. Волшебством можно решить очень много проблем, потому ценность галлеонов, сиклей и кнатов не является для многих высшим приоритетом. А уж несколько веков назад и подавно – экономика магического мира в те времена была проста и примитивна. Впрочем, во многом она остается такой и сейчас. И вовсе не потому, что волшебники идиоты – им просто при столь небольшой численности населения и наличии магии не нужны огромные суммы денег – ни на армию, ни на международную торговлю, ни на социальные нужды, государственные закупки и так далее. Нет и не будет нужды в таких монструозных транснациональных предприятиях как, например, Британская Ост-Индская торговая компания или чем-то похожем. Большая часть людей в маленьком обособленном мирке все еще живет натуральным хозяйством, обеспечивая сами себя – да, не богато, но достаточно, чтобы не умереть с голоду. Почти не существует настоящих больших производств, выпускающих продукцию в огромных масштабах – в этом просто нет смысла. Семейные мастерские, фермы… не более. А Министерство? Зарплата служащим, да периодически наемным сотрудникам – вот основная статья бюджета. Развитие культуры и науки, пенсии, стипендии, дотации, некоторое количество золота себе в карман – все это по большей части покрывается доходом от налогообложения честных граждан. Товары из-за рубежа? Да, но не в больших количествах. Посему гоблины, даже при наличии, по сути, монополии, возможности заниматься ростовщичеством или вкладываться в выгодные предприятия, за века смогли обрасти жирком и накопить немалый капитал, но все еще не имели достаточно влияния, чтобы диктовать условия. Поэтому, и еще потому, что ушлые волшебники, заключив мирный договор, не смогли не подстелить соломки – жесткие магические обеты все еще ограничивали коротышек в их финансовой деятельности. Разумеется, последние никогда не пошли бы на такое добровольно, однако в этом случае с ними сыграло злую шутку высокомерие и презрение к людской магии: из-за собственного невежества попасть впросак так глупо… Эта тема до сих пор ненавидима до зубовного скрежета у мелкого племени, но что было, того не вернуть: гоблинские вожди, полагая, что приносят личные клятвы с радостью согласились на предложение волшебников, а те, не будь дураки, не стали пояснять нюансы. В результате вместо того, чтобы получить передышку на несколько десятков лет, люди обрели гораздо больше – ибо весь непокорный народ на поколения вперед оказался скован нерушимым договором. Гоблины, однако, не теряли надежды, и все же – с развитием магической экономики, хоть и столь неважным – смогли удержать свои позиции за счет наличия капитала и монополии на банковское дело. И остаться теми, кого почти не трогают, просто потому, что это выгоднее. Ну как почти – постепенные, незаметные ужесточения правил и законов никто не отменял. А после нескольких столетий условного статуса-кво некоторым горячим личностям пришла в голову закономерная мысль, что нужно что-то с этим делать. Возвращаясь к инициативам МакКиннона… Он вполне рационально предлагал либо еще больше усилить контроль над финансовой деятельностью гоблинов… Либо, используя лазейки в древнем договоре, создать альтернативную, параллельно функционирующую банковскую систему, принадлежащую только людям. Последнее для Министерства виделось столь же заманчивым, сколь и опасным – если учитывать все нюансы. Простым же обывателем подобное и вовсе воспринималось как нечто долгожданное. Коротышки, в свою очередь, разумеется, совершенно не желали лишаться своего основного преимущества. Если бы не поспешные действия Ранрока, более осторожные дельцы из Гринготтса так или иначе попытались бы решить проблему более деликатным способом, используя доступные им финансовые рычаги. Получилось бы это у них? Кто теперь скажет. Судя по всему, МакКиннон привычно рассчитывал в основном именно на такое сопротивление. Однако героический революционер нанес ощутимый удар, грубый, но вполне действенный. С одной стороны такой демарш наверняка приведет к еще более нетерпимым настроениям, с другой – посеет страх и значительно отсрочит принятие неудобного закона. Очень многое в данном случае держалось на личности самого МакКиннона – его соратники, по большей части, не умеют ничего, кроме как громко заявлять о своих намерениях и голосовать по указке. Покушение, скорее всего, задумывавшееся как быстрое и совершенно внезапное, явно пошло не по плану. Мистер законотворец успел слишком скоро сориентироваться и оказать сопротивление. Лихой налет обернулся затяжным сражением, подоспели авроры… Коротышки, загнанные в угол, отнюдь не стеснялись в средствах. Закономерный результат – тринадцать жертв, включая изначальную цель, улица в руинах.  И погромы гоблинских лавок и магазинчиков, учиненные разъяренными людьми, бессмысленное и беспощадное насилие над невиновными и непричастными… включая одного абсолютно человеческого карлика. Сгоревшие остовы зданий на фото и маленькие, паникующие людишки. Антарес машинально провел пальцем по шероховатой поверхности черно-белого изображения. Крохотная фигурка какого-то выжившего волшебника в ужасе отпрянула, спрятавшись за полуразвалившейся стеной. Хаос, боль и ужас, запечатленные навечно на тысяче бумажных листов. Есть в этом что-то поэтичное. Захватывающее. Он внезапно обострившимся восприятием почувствовал, что ощущает нечто трудноуловимое, кошмарное и такое… удивительное. Точно полустертый отпечаток, мираж… Сердце пропустило удар, словно замедляя на секунду время. Разве может быть красота разрушения менее значительна, чем прелесть созидания? Блэк помотал головой стряхивая наваждение, и перевернул еще пару листов. Амалии не было среди списка погибших. Значит… О, вот же она. Небольшая заметка в пару строк на пятой странице среди некрологов – судя по всему, редакторы посчитали это событие куда менее достойным внимания, чем происшествие в Касл Кимберли. Резонно. Причины смерти не уточняются. Что же, подробности, скорее всего, можно будет выяснить чуть позже.  *** В жилище Сириуса Блэка можно было попасть несколькими способами: аппарировать к границе владений, переместиться по транспортной сети из пары других особняков и директорского кабинета в Хогвартсе (если знаешь пароль, конечно) или прийти пешком. Удобство вполне закономерно было принесено в жертву безопасности. Антарес, зачерпнув горсть летучего пороха, прошептал адрес и короткую фразу на латыни. Холодное изумрудное пламя лизнуло ботинки, будто пробуя на вкус нового знакомого, а после взвилось высоким столбом, унося его в вихре магии и искр. Спустя несколько секунд дезориентирующего полета Блэк-младший шагнул из высокой ниши камина в знакомый просторный светлый холл семейного поместья, скупым движением палочки машинально избавил одежду и волосы от сажи и пыли, возвращая своему облику пристойный вид и огляделся.  В обозримом пространстве не было никого, кроме эльфа (Виббо, кажется), тут же при виде гостя склонившегося в поклоне. По регламенту вновь прибывших должен был бы встречать хозяин дома… Однако Антарес подозревал, что Финеас просто, скорее всего, не посчитал нужным уведомить своего брата о точном времени визита. Сзади вновь полыхнуло зеленым. Дядя, не замешкавшись ни на миг, широким стремительным шагом подошел к одинокому домовику, всучил тому парадную верхнюю мантию и обернулся к племяннику: – Не стой столбом, – он резко щелкнул пальцами в нетерпении, и, не дожидаясь ответной реакции, направился к широким дверям, ведущим во внутренние помещения. – Господин… – робко подал голос эльф, но ответом ему был лишь хлопок закрывающейся резной створки, потому вторую часть фразы Виббо уже пробормотал себе под нос, тихо и растерянно – …попросил проводить вас синий зал для торжеств. Антарес, без спешки стянув кашне, положил то поверх мантии Финеаса, все еще удерживаемой эльфом на согнутых руках. – Все уже в сборе? Тот кивнул:  – Да, вы последний из ожидаемых гостей, насколько мне известно. Может быть, вас все-таки проводить? – В огромных серых глазах домовика, жалобно смотрящих на гостя снизу вверх, ясно читалось жгучее желание быть полезным. Блэк отмахнулся: – Я знаю дорогу, спасибо. – Как пожелаете, – Виббо, стоически смирив собственную услужливость, еще раз поклонился и исчез. Синий зал… О, пожалуй, это было одно из самых красивых помещений здесь, в этом особняке. Небесный бархат стен, полумрак, отделка из темного дерева… Пол, с ювелирной точностью отражающие звездное небо вне зависимости от погоды снаружи – черный колодец глубиной с бездну под ногами. Почти инверсия Хогварсткой иллюзии и кардинально иной смысл метафоры. Настоящий Блэк выше мира земного и всех тварей его населяющих, разумных и неразумных. Быть им – то же самое, что быть королевской крови, и участь остальных подчиниться либо быть уничтоженными. Ибо равными истинному Блэку могут быть только звезды… Впрочем, если говорить о пафосе и аллегоричности, Сириус как никто другой знал в этом меру. Однако остальная часть его жилища, пожалуй, была не менее интересна: дядя был заядлым любителем эклектики и притом обладателем неплохого вкуса. В интерьере его особняка арабские мотивы удивительным образом сочетались с английской готикой и строгим педантизмом классицизма. Любое решение, на первый взгляд странное, оказывалось продумано от и до и мягко вписано в интерьер.  Пожалуй, здесь просто нельзя было не провести параллели: сам хозяин дома, хоть и славился изрядной эксцентричностью и пренебрежением к условностям, всегда, коль выглядел неподобающе в глазах окружающих, делал это абсолютно сознательно. Он умел расположить к себе собеседника – просто в большинстве случаев не считал необходимым утруждаться. Но даже так многие без всяких дополнительных усилий легко попадали под влияние его харизмы, ибо сочетание живости, намеренной бесцеремонности и деятельного ума подкупали многих. Неспешно добравшись до места назначения, Антарес миновал стрельчатую арку, служащую входом в зал и окинул быстрым взглядом помещение. Помимо новоиспеченного вдовца церемонию почтили своим присутствием отец с матерью. Энтони скучающе вертел в пальцах палочку, слушая очередные сплетни тетушки Аманды. Элладора, недовольно поджав губы, бросила короткий взгляд на вошедшего, а после вернула свое внимание Ориону, выравнивая чуть-чуть съехавший галстук младшего сына и совсем немного не идеально сидящую мантию заклинанием. С уверенностью можно было предположить, что делает она это как минимум раз пятый за сегодня. Урсула, в девичестве Флинт, жена Финеаса, разумеется, также была здесь вместе с собственным выводком. Особой красотой она не блистала, но все еще была недурна собой, несмотря на страсть к деторождению. Светлые волосы ее в простой, но аккуратной прическе скрывала изящная шляпка с кокетливой вуалью, фасон черного атласного платья выгодно драпировал недостатки и подчеркивал достоинства фигуры. Антарес мысленно скривился, прикидывая, устоит ли Хогвартс, когда кузены наконец дорастут до возраста, необходимого для поступления в школу чародейства и волшебства. Ох, не факт. Сейчас действующий директор и отец по совместительству с удовольствием скинул все заботы об отпрысках на супругу и домовиков, но через пару лет ему так или иначе придется с ними возиться. Дражайшего дядюшку даже было заранее немного жаль. Совсем чуть-чуть… Урсула же, в свою очередь, несмотря на некоторую недалекость, неуклюжесть и рассеянность, обладала железной хваткой и изрядным талантом воспитателя, когда речь шла о детях. Все пятеро (включая совсем маленького Сигнуса) ходили у нее по струнке, но мать обожали. Чего нельзя было сказать о муже – отношения этих двоих были не то, чтобы натянутыми… Скорее Финеас и его жена были слишком разными и предпочитали просто не замечать друг друга, коль дело не касалось вопроса продолжения рода. Прибыли на похороны и те, кого Антарес не знал вовсе, или видел лишь мельком: веселая дама лет сорока с пышными формами – Оливия, вроде бы, так ее звали – заклятая соперница покойной, пришедшая то ли горевать, то ли злорадствовать; какие-то родственники Урсулы – Блэк не помнил их по именам; высокий господин средних лет с бородой-эспаньолкой и острым взглядом; еще несколько едва узнаваемых лиц – поверенный вдовца и, кажется, его друзья или деловые партнеры; какие-то знакомые самой Амелии… Пока Блэк-младший занимался оценкой обстановки, Сириус, заметив племянника, прервал короткий диалог с братом, откланялся и направился в сторону юноши. Его короткие волнистые светлые волосы по обыкновению были аккуратно зачесаны назад, парадная мантия, вопреки всем канонам, была фиолетовой (лишь для приличия с небольшими черными вставками), на лице красовалась неизменная ехидная ухмылка, столь неуместная своей живостью в окружении натянуто-печальных мин. Антарес невольно саркастично усмехнулся в ответ: – Рад видеть тебя в добром здравии, дядя. Мои поздрав… соболезнования. Как ощущения в статусе безутешного мужа? – Жизнь заиграла новыми красками, – дядя заразительно хохотнул. – Я имею в виду все оттенки траурно-черного, конечно. – Какая трагедия. Бедная, бедная Амалия… – Антарес покачал головой в очевидно-притворном сочувствии и невольно перевел взгляд на внушительных размеров гроб, выставленный на всеобщее обозрение на высоком постаменте прямо у огромного, во всю стену, окна. Украшенный лентами и гирляндами из зачарованных цветов, он выглядел даже как-то… слишком празднично. – Более чем уверен, что моя дорогая жена, будь она еще в состоянии осознавать действительность, была бы опечалена не столь собственной кончиной, сколь тем, что так и не успела свести меня в могилу первым, – пробормотал Сириус.  Ты старался лучше? Официальной причиной смерти, как уже успел выяснить Блэк-младший, был сердечный приступ. Какая банальность. Однако далеко не обязательно это являлось правдой. Подробностями Финеас в коротком личном разговоре, разумеется, делиться не пожелал, но Антарес достаточно изучил своего дядю, чтобы уловить некоторую… тревожность в его интонациях. Сириус меж тем, заложив руки за спину, едва заметно глумливо скривился: – Впрочем, до сих пор не уверен, не поднимется ли мертвое тело моей любезной супруги из гроба в праведном негодовании. Полагаю, присутствие на похоронах Виктора Руквуда и Оливии заставило бы ее излить по меньшей мере пинту желчи… Антарес, с любопытством проследив за его взглядом, попытался определить, о ком идет речь. Ах да, тот самый господин с бородкой. – Руквуд… Родственник? – Двоюродный брат Амалии, если быть точным. Тот еще пройдоха, но пользы от него больше, чем вреда. Ты бы помнил, если бы не прогуливал уроки семейной генеалогии, не так ли? – язвительно отозвался дядя. – Они с моей женушкой сильно не ладили. Настолько, что она предпочла завещать собственное имущество, что досталось ей еще до брака от матери, своей непутевой сестре, вышедшей за маггла, отказав в наследстве и мне, и Виктору. Склочная старая сука. Он презрительно фыркнул и машинальным резким движением поправил вычурное пенсне, норовящее сползти на кончик носа.  На вкус юноши, Амалия определенно была сукой, но назвать ее старой у него уж точно язык бы не повернулся. Тетка, несомненно, была красива – изящной, гордой, ледяной красотой, не тускнеющей со временем. Годы, казалось, лишь добавляли этой женщине стати, а смерть… Антаресу внезапно нестерпимо захотелось посмотреть, смогло ли холодное прикосновение вечности преобразить прелестные черты в ослепительное совершенство. Прямо сейчас… Смутное желание отдалось жгучей дрожью в кончиках пальцев. Он невозмутимо заложил руки за спину и покачал головой: – Экая несуразица. Закон на ее стороне, я полагаю? – Увы. Хотя сомневаюсь, что там было бы что-то стоящее. Еще смешнее иное – Виктор, проявив изрядную расторопность, похоже нашел обходной путь. Он здесь как законный представитель своей любимой, но дурной магглолюбивой сестрички… – Значит, сегодня ее не будет? – Блэк-младший вопросительно выгнул бровь. Сириус лишь фыркнул в ответ: – Еще бы. Мне пришлось выслать приглашение, но… Уверен, эта женщина прекрасно поняла, что ее саму здесь съедят заживо. – Резонно, – Антарес чуть приподнял уголки губ в вежливой полуулыбке.  – Что ж. Пожалуй, пора начинать, – дядя, развернувшись, еще раз оглядел собравшихся гостей. –  А то, неровен час, некоторые и вовсе забудут зачем они сюда явились. Юноша мысленно хмыкнул. И правда. Оливия зацепилась языками с Урсулой и Элладорой, Энтони, похоже, ввязался в спор о политике с одним из незнакомцев, Финеас тихо беседовал о чем-то с Руквудом, уединившись в дальнем углу зала, дети, не в силах долго вести себя тихо и чинно, затеяли какую-то очередную дурацкую игру… Похоронные традиции волшебников чем-то напоминали обряды магглов, но в некоторых аспектах отличались. Антарес, с любопытством энтомолога в течении нескольких лет наблюдавший за бытом и нравом простецов, мог бы с уверенностью сказать, что, на самом деле, во многом.  Во-первых, разумеется, никаких священников. Христианство так и не прижилось среди чистокровных, а какой-либо собственной религии те не имели. Концепция веры в единого бога попросту была им чужда: вовсе не отрицая наличия в мире сущностей мистической природы, потомственные маги подходили к этому вопросу с изрядной долей практичности: тех, что могли – ставили в услужение, с другими – договаривались на условиях взаимовыгодного сотрудничества, а иных и вовсе предпочитали не поминать на ночь глядя, давным-давно уяснив, что оные не имеют отношения ни к сотворению мира, ни к морали, ни, тем более, посмертию. Вопросы откуда человек пришел и куда уходит, естественно, не перестали занимать пытливые умы, однако последние столетия эти дискуссии велись скорее в научной плоскости, нежели в религиозной. Малограмотных бестолочей, одержимых страхом смерти, впрочем, хватало во все времена, потому всегда находились люди, добровольно избравшие себе хозяев взамен на призрачные посулы или принявшие одну из вариаций маггловских верований как единственно-верную истину. Но большинство из них, как правило, были не из старых семей. Что же до самого процесса погребения… Хоронили на девятый день. Тело усопшего, сохраненное магией, обычно выставлялось в открытом гробу в доме самого покойного, чтобы все собравшиеся – родственники, друзья, знакомые и даже те, кого просто случайным ветром занесло, могли проститься с умершим. Кто-то плакал, кто-то злорадствовал, кто-то просто стоял в сторонке. Приносились посмертные дары – по желанию, но как правило это было хорошим тоном – пожертвовать что-либо символически ценное. Произносились речи, короткие, длинные, проникновенные и нудные… Сириус, как хозяин дома, высказался первым, открыв церемонию. Стандартные фразы без малой капли тепла, однако иного от него никто и не ждал. Сам Антарес предпочел отмолчаться – его искренность здесь никому не была нужна, а сотрясать воздух пустыми словами он полагал бессмысленным. К тетке он не питал любви, скорее испытывал сложную гамму чувств, колеблющуюся от раздражения до ненависти, и небезосновательно, учитывая, что жестокое унижение ближнего своего она считала лучшим развлечением. А много ли того нужно, чтобы сделать по-настоящему больно бесправному ребенку? Но, в то же время, с годами он не мог не проникнуться к ней уважением. В отличии от клуши Урсулы или меланхоличной матери, Амалия была яркой. Умной, целеустремленной. Смелой. Сириус считал ее отвратительной женой, но дело скорее было в том, что дядя отказывался признать супругу равной – ее воля всегда находилась в конфликте с его собственной. По мнению же Блэка-младшего, в качестве спутницы жизни женщина подобного типа могла бы быть прекрасным вариантом, главное найти верный подход. Слабые личности откровенно не привлекали его, ни в матримониальном плане, ни в каком-либо ином: на что они годны? Скучные посредственности… Когда наконец было произнесено все, что должно, а все крокодильи слезы выплаканы, пришел черед иной церемонии – закрытой. И этот этап уже сильно отличался не только от маггловских порядков, но даже в рамках небольшого волшебного сообщества: в каждой благородной семье была, как правило, собственная самая сокровенно-ритуальная традиция. Далеко не всегда оную и вовсе проводил именно род мужа – Антарес достоверно знал, что ни одна женщина Гонтов, Олливандеров и Яксли не была похоронена где либо, кроме земли, принадлежащей ее крови. Амалия, однако, не оставила на этот счет никаких указаний, а из живых родственников с ее стороны остался лишь ненавистный ей Руквуд (коего явно не интересовало ничего, кроме наследства, ибо ненависть, судя по всему, была взаимна), да отщепенки-сестры. Но, право слово, не на маггловском кладбище же хоронить волшебницу? Подобный фортель не пришел в голову даже Сириусу, несмотря на его эксцентричность и презрение к супруге. Потому тот, хоть и скрепя зубами, но все же не стал втаптывать в грязь ни гордость жены (посмертно, правда), ни репутацию благородного дома Блэков, предоставив для усопшей место среди собственных предков и организовав погребение чин по чину.  Домовики, тактично не показываясь на глаза, медленно и торжественно подняли гроб, придерживая магией. Когда тот вплыл в холл, все, кому разрешалось участвовать в дальнейшем действе, уже стояли у дверей в молчаливом ожидании, выстроившись в пару не очень ровных шеренг: Сириус, Финеас, Энтони, Элладора, Антарес и Орион, Урсула со старшими сыновьями – вот, собственно, и весь круг избранных. Остальным полагалось дожидаться поминок в доме. Идти было недалеко: семейный склеп находился за парком, у небольшого пруда. Ветви вековых дубов и стройных кленов надежно прятали невысокое аккуратное готическое здание от взора посторонних, разросшийся плющ ласково кутал древнее место упокоения мертвых зеленой шалью. Хрупкие листья шуршали под ногами – беспомощные, беззащитные под жесткими каблуками ботинок. Яркие и жухлые, желтые, красные… Их век был короток, судьба предрешена. Почти символично, однако… Здесь, в этом месте, всегда была осень. Красочная, но холодная: странный озноб, прохватывающий тело, вовсе не желал на том останавливаться, пробираясь куда-то глубже, в мысли, разум, сердце... Строго говоря, склеп и территория к нему прилегающая не считалась частью поместья. Антарес знал, что может открыть одну из задних дверей на Площади Гриммо, 12 и оказаться здесь, среди вечного увядания. Странная, старая магия… Сколько бы он ни спрашивал, никто уже не мог с точностью ему ответить, как она работает. Сириус, подойдя к стрельчатой арке портала, заложенного внутри глухой кладкой, положил руку на выбитый в ней символ, и через пару секунд отнял ее, даже не дернувшись от боли. На стылом камне остался красный смазанный отпечаток ладони, исчезающий на глазах, а через стену постепенно проступили очертания старинной двери, обитой металлом. Холод подкатил к горлу, вымораживая нутро. Антаресу показалось, что даже его сердце стало биться медленнее, будто через раз. Орион, стуча зубами, выдохнул облачко пара, причудливо застывшее в воздухе, а Финеас-младший, стараясь согреться, начал подпрыгивать на месте, но тут же был остановлен жесткой ладонью матери, легшей ему на плечо. Сама Урсула, зябко поежившись, сжалась в попытке плотнее укутаться ажурным тонким платком. Не поможет. Антарес вдохнул глубже, чувствуя, словно не воздух, а сама магия до боли жжет легкие, течет сквозь тело… незнакомая, непознаваемая, медлительная. Но после инцидента в хранилище даже эта сила внезапно показалась ему теплее и человечнее. Он вдруг с отчетливой ясностью осознал разницу. Будто схожие сорта вина, что не отличишь, не попробовав один за другим. Внутри не было ни затхлости, ни пыли – старые чары работали исправно. Остановившись у дальнего, открытого саркофага, Сириус взмахом палочки распахнул крышку гроба и аккуратно переместил тело жены на каменное ложе. Рыжие кудри, не скрепленные ничем, рассыпались, причудливыми волнами ложась на плечи. Белые кружева длинного платья сбились на лодыжках, точно клочья морской пены, а лицо… Антарес неожиданно почувствовал истовое желание нарисовать его. Набросок за наброском добиваясь совершенства – сколько бы не потребовалось на то времени – воплотить видимое и ощущаемое на бумаге, не упустив ни единой детали. Люди меняются, стоит им умереть, пусть даже от рокового события прошли мгновения – каждый неуловимо приобретает чуть иные черты. А Амалии и правда смерть невыносимо шла, будто новый необычный наряд… Занятый мыслями, юноша лишь краем сознания отметил, что Сириус наконец нарушил молчание. Вновь произнеся пару полагающихся фраз, дядя, не имея причины больше медлить, достал шкатулку с полагающимся по регламенту ритуальным ножом. Самая важная часть церемонии должна была начаться прямо сейчас, потому Антарес, усилием воли вернувшись к реальности, обратил свое внимание на живых. С немалой долей вероятности чинуши из Министерства отнесли бы происходящее к не одобряемой, а то и вовсе запрещенной магии, но кому какое здесь было до этого дело? Вряд ли кто-либо из присутствующих, несмотря на внутренние распри, опустится до доносительства – по крайней мере, не в этом случае.  Это было даже забавно, если подумать: порой отношения между членами рода Блэк были довольно… специфичны, но некоторые вещи так или иначе для всех являлись негласным табу – и вмешательство в подобные склоки официальных властей было одним из них. Никто и никогда не выносил сор из избы. В древнейшем и благороднейшем семействе были очень своеобразные понятия о чести. Сириус же меж тем, привычным движением ухватив нож, взрезал ткань на груди покойницы. Отогнул уголки, с неожиданной деликатностью обнажив ровно столько, сколько было возможно без урона для чести женщины, пусть и мертвой. Тонкие линии древнего знака расчертили бледную кожу, формируя символ связи, острые углы стабилизирующих рун уперлись в ключицы. Мы будем помнить о тебе, Амалия Блэк. В смерти ты не будешь одна. Мы, наши предки и наши потомки будем с тобой. Горячие капли с рассеченной ладони запятнали случайным узором часть рисунка, добавив картине контраста. Память наша станет твоей силой, сила твоя обратится нашей волей. Храни покой живых, Амалия Блэк, родня не по крови, но по имени.   Финеас первым шагнул ближе, забрав нож из рук брата. И снова холодная кожа окрасилась красным… Воздух стал леденяще-мятным – и сладко-тягучим, как сироп. Антарес машинально облизнул губы. Его очередь была после Элладоры – не было никакого распределения по старшинству, ритуальный инструмент полагалось передать ближайшему человеку слева. Короткая вспышка боли словно вырвала его из странного сонного оцепенения. Юноша, на мгновение прикрыв глаза и чуть скривившись, сжал и разжал левый кулак, заставляя собственную кровь быстрее покидать тело. Она стекала тонкими дорожками по пальцам, скапливалась густой лужицей в едва приоткрытой ложбинке мертвой женской груди, распускалась красным цветком по краю ткани. Точно и не кровь вовсе, а случайно пролитое на платье вино на празднике…  Горло томительно сдавило, сердце, вопреки подбирающемуся холоду, забилось быстрее. Рукоять в оплетке из старой кожи грела пальцы, ластясь к ладони, отточенный метал звенел нетерпением: ему хотелось большего. Ему – или Антаресу? У Блэка-младшего всегда были слишком… своеобразные отношения с острыми предметами. Когда берешь в руки нож, разве не очевидно, что он должен вскоре оказаться в чьем-то теле?  Орион требовательно посмотрел на него исподлобья. Он стоял близко. Ох, очень близко. Желание побыстрее покончить с этим и тревожное ожидание неприятной процедуры абсолютно отчетливо читалось на юном лице.  Ты хочешь забрать его, да? Кто я такой, чтобы отказывать моему маленькому братишке? Держи. Лезвие погружается в теплую плоть, разрезает мышцы, преодолевая сопротивление, чуть сбивается – царапает по кости. Ухватить шею сзади, прижать, не давая отстраниться. Вот так гораздо удобнее. Панический крик, переходящий в хрип, судорожные попытки вырваться. Чей-то пронзительный визг сзади. Пальцы скользят в чужой крови. Сколько ее в тебе? Давай посмотрим, а? Ни с чем не сравнимое чувство предвкушения, щекочущее язык. Провернуть нож, раскрывая рану еще глубже. Теперь можно вынуть его из разорванной печени и ударить еще раз. И еще. Больше нет смысла сдерживать себя. Никаких границ… Держи. Ну же, тебе стоило бы обнять брата в ответ. Это в конце концов невежливо! И перестань брыкаться, ты портишь красоту момента. Горячая алая жидкость заливает мантию, рубашка промокла, манжеты липнут к коже. Не имеет значения. Сейчас – ничего не имеет… – Антарес… – чужой голос доносится будто сквозь вату. Или толщу воды. Ту, которой укрыто дно самого темного омута. – Антарес! – Не стоит кричать, матушка, я вас прекрасно слышу. Антарес отчистил заклинанием лезвие от собственной крови. Прокрутил инструмент в пальцах. Машинально подбросил на ладони. Вечно вы все портите, леди Элладора. – Держи, – он насмешливо улыбнулся, протягивая брату нож рукоятью вперед. Орион едва заметно вздрогнул, стоило их глазам встретиться.  Ты что, дурашка, призрак Мерлина увидел? Тот нервно сглотнул, отводя взгляд. *** Поминки проходили в формате фуршета – все-таки, основной целью встречи предполагалось скорее общение, чем удивление гостей гастрономическими изысками. Угощение, однако, нельзя было назвать скудным: Сириус не поскупился ни на закуски, ни хорошую выпивку. Антарес, дегустируя сухое красное – явно из старых запасов – предположил, что тот действительно воспринимал сегодняшнее мрачное торжество скорее как радостное событие, праздник, знаменующий начало свободной беззаботной жизни. Это было даже забавно, если смотреть со стороны – а юноша, со свойственной ему бесстрастностью, никогда не стремился принять ничью сторону в этом застарелом конфликте. Амалия  – мир ее праху – несмотря на сволочную натуру, ему импонировала. Хотя, представься Блэку-младшему возможность самостоятельно отправить тетку на тот свет без последствий – он бы не сомневался ни минуты. Дядю же вряд ли можно было назвать хорошим человеком, но, в отличии от многих, он был едва ли не единственным, кто относился к собственному племяннику без предубеждения. Впрочем, Антарес слишком привык разделять собственные субъективные эмоции и выгоду. Сириус был полезен, а хорошие отношения являлись приятным дополнением. Финеас, несомненно, тоже, несмотря на все… неудобства. Даже от Энотони, как бы ни хотелось проклясть его чем-нибудь особенно жутким, с удовольствием наблюдая, как медленно угасает тело и разум обреченного человека, все еще было бы гораздо больше проку в живом состоянии. Гости спустя часа полтора окончательно разбились на «группы по интересам». Дед Урсулы, изрядно приняв на грудь, громко разглагольствовал о гоблинских войнах и месте коротышек во вселенной. Оливия откровенно кокетничала с друзьями Сириуса, явно намереваясь столкнуть их лбами в борьбе за собственную благосклонность. Руквуд завладел вниманием поверенного, судя по всему, желая обсудить вопросы делового характера прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик. Сам же Антарес, успев перекинуться парой ничего не значащих фраз почти с каждым присутствующим, посчитал свой долг на этом законченным и, подхватив уже второй по счету бокал, направился в сторону высоких стеклянных дверей, ведущих в сад. Невыносимо хотелось курить, и он не видел смысла отказывать себе в этом небольшом удовольствии. На улице похолодало: осенний вечер вступил в свои права. Длинные гротескные тени от светильников на наружной стене расчерчивали плиты узкой дорожки, теряющейся в неверной, манящей загадкой тьме. Вытряхнув из пачки очередную последнюю сигарету, Блэк поджег ее щелчком пальцев и затянулся. После духоты бессмысленных разговоров влажный ночной воздух казался особенно свежим, бодрящим до дрожи, а тишина успокаивала, настраивала на поэтично-лирический лад. Или… Антарес невольно прислушался. Приглушенные голоса, где-то сзади… нет, сверху. Он невольно развернулся, задрав голову в попытке определить источник беспокойства. Небольшой открытый балкон прямо над выходом в сад. Опрометчиво, учитывая, что сверху совершенно не видно того, кто стоит внизу так близко к стене. Хотя, если прислушаться внимательней, может и нет: экспрессивный монолог о повышении налогов на доход от торговли редкими волшебными растениями вряд ли можно было назвать тем, что заинтересовало бы даже самого заядлого сплетника.  Остатки сигареты рассыпались пеплом меж пальцев. Блэк, уже готовый вернуться обратно к гостям, неожиданно для себя самого остановился, занеся ногу над верхней ступенью низкого крыльца. Что-то было не так. Чужая магия, едва уловимая, легкая, словно мимолетное прикосновение тонкого шелка, щекотала сознание.  В чем ее смысл и суть? Сложно сказать. Невесомые чары, с легкостью ускользающая от понимания конструкция. Впрочем… иногда достаточно просто руководствоваться логикой.  Антарес, привычно прошептав дезилюминационное, поставил ботинок на выступающую часть каменной пилястры, и, подпрыгнув, ухватился за столь удобно-вычурный элемент капители, подтягивая тело выше. Теперь оставалось лишь упереться ногами в стену и зафиксировать собственное положение. Заклинания приватности, удобные, многофункциональные, почти идеальные, работали на область. Очерчивая, по сути, некую небольшую сферу вокруг собеседников – по бокам, сверху… и снизу. В отличии от стандартных сигнальных, которые, скорее всего, здесь тоже есть. Уровнем выше. Обычно это не имело значения – подслушать чужой разговор из комнаты на первом этаже можно было лишь взобравшись на потолок, словно гигантский неуклюжий паук. Разумеется, были и более сложные в исполнении вариации защиты, но сейчас явно не тот случай. Скорее всего… Невидимость слетела от контакта с чужими чарами. Мордред. Придется рискнуть. Голос Сириуса был тих, но слова звучали отчетливо. Судя по интонациям, дядя определенно встревожен, но не настолько, чтобы прямо сейчас перейти от слов к делу. Антарес, затаив дыхание, обратился в слух. – Финеас, сколько раз тебе повторять, я не имею к этому отношения, – короткий раздраженный вздох. – Поверь, я не стал бы скрывать от тебя такие вещи.  Честное слово, я не маленький мальчик, который боится, что его отругают за очередную оплошность. Я рассказал все в подробностях, и, если ты мне не веришь – это твои проблемы. Не стоит делать из меня дурака. – И в мыслях не было. Но ты должен понимать, что, учитывая вашу историю взаимоотношений… – неприкрытый сарказм в голосе. – Не могут не закрадываться сомнения? Брось, я отлично понимаю, что сейчас не время. Короткая пауза.  – Хорошо. Предположим, я тебе верю. Но кто тогда? У Амалии было много недоброжелателей, однако… – Способен ли кто из них на радикальные меры? Не уверен. Действительно, почему именно теперь?  – Это никак не может быть связано с ты-знаешь-чем? Предполагалось, что наши союзники лояльны, но... – в интонации Финеаса Антаресу послышалась изрядная доля скепсиса. Сириус ответил не сразу, видимо, пару мгновений подбирая слова. – С ними никогда не будешь знать наверняка. Делают вид, что все договоренности в силе, но сколько еще можно кормить их обещаниями? Послушай, они всегда были себе на уме, а уж сейчас... Честно говоря, я вижу, что там происходит какая-то нехорошая возня, но пока не могу понять всю подоплеку. Кое-кто – не будем называть имен – говорит, что все под контролем, но я начинаю сильно сомневаться. – Ты сам утверждал, что он компетентен.  – Возможно даже слишком. Как бы не вышло, что подлец решился затеять собственную игру. – Сириус, если все покатится к Мордреду просто из-за твоего неумения подобрать правильного исполнителя… – в словах Финеаса зазвенели отчетливо-угрожающие нотки. – С этим я разберусь, – его собеседник резко и шумно выдохнул сквозь зубы. – В любом случае, не думаю, что именно это хоть каким-то боком относится к смерти Амалии. Наши неуважаемые союзники, даже если бы вдруг пошли на такой шаг, сделали бы все совершенно иначе. Не их стиль. А коли наш связной все же решился на предательство… Нет, ума не приложу, зачем в таком случае ему понадобилось бы проворачивать подобное. В этом нет никакой выгоды. Если бы он каким-то образом обошел клятвы и все же выдал все, что знает тем же Гонтам и их прихлебателям в лице Лонгботтомов или Лестранжей… – То реакция была бы еще жестче, – закончил очевидную мысль Финеас.  Антарес почувствовал, что начал уставать. Слишком быстро…Напряженные мышцы гудели, пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в каменный декор, почти онемели. Держать тело в столь непривычном положении оказалось не так-то просто.  – Или мы все же ошибаемся и это только начало. Аперитив перед основным блюдом, – Сириус невесело, несколько нервно рассмеялся. – Хотя для предостережения слишком круто, а как полноценный ответный ход – достаточно бессмысленно, учитывая, что моя любезная жена не имела никакого отношения к нам и нашим действиям, кроме общей фамилии. И ты не хуже меня знаешь, что люди Энтони понятия не имеют, на кого работают. Он говорит, будто вытащить из них что-то стоящее просто невозможно.  – Я бы не доверял Энтони настолько безоговорочно. При всем уважении. Его связи нам на руку, но он не… – Не что? Твои предубеждения опять берут верх над здравым смыслом? Брось, – отмахнулся Сириус, – пока что я вижу лишь, что засланцы работают на совесть, убеждая нашего многоуважаемого мистера Спэвина в его несомненной исключительности, сея в крохотном разуме страх и недовольство. Не так-то просто донести до этого бесхребетного идиота необходимость вылезти из уютной норки и побороться за собственную независимость. К тому же, мы с тобой оба все еще держим руку на пульсе. Если бы кто-либо из наших оппонентов вдруг начал рыть в этом направлении, поверь, это было бы заметно.  Антарес попытался ухватиться поудобнее и перенести вес на правую ногу, чтобы дать хоть немного отдыха левой части тела. Почти получилось. Почти. Использовать заклинание приклеивания? Нет, идиотский вариант. Отсутствие возможности быстро спрыгнуть – только пол беды. Скорее всего, если что, ему просто сорвет кожу с ладоней под собственным весом. Разве что применить только на ботинки, но насколько это поможет? Кажется, существовали чары паучьих лап, меняющие вектор силы притяжения, и, возможно, он даже помнил формулу… – Ладно, – кисло пробурчал Финеас, задумчиво постучав пальцами по парапету, – оставим пока вопрос лояльности Энтони в покое, как и его умственные способности. Ты хочешь сказать – копать бы пришлось слишком глубоко? Знаешь, при должном усердии и такую цепочку можно размотать, в этом нет ничего невозможного. – Разумеется. Но я все еще придерживаюсь мнения, что чтобы что-то найти, нужно представлять, где и что искать. В какую сторону двигаться. А всем сейчас, слава Мерлину, не до того. Слабость официальной власти так удобна в мирные времена, но нынче старой доброй змеиной коалиции приходится задействовать все ресурсы, чтобы сохранить статус-кво. Есть ли смысл тратить силы на сторонние расследования и, тем более, заказные убийства, чтобы щелкнуть кого-то по носу? Сомневаюсь. Укрепление позиций Министерства уж точно не выглядит со стороны тем, что было бы выгодно хоть нам, хоть Гонтам, хоть остальным, кто теоретически мог бы пожелать урвать собственный кусочек власти. Кроме самих министерских. Антарес мысленно хмыкнул. И кроме тех волшебных семей, что просто хотят жить спокойно, устав от беззакония, конечно же. Но зачем, действительно, подобное нужно дорогим родственничкам? Он попытался освободить одну руку, чтобы достать палочку. Бесполезно… Та, почти извлеченная из ножен, едва не выскользнула из пальцев. Блэк-младший, в попытке не выронить инструмент, дернулся, чуть не сорвавшись вниз. Надо было сделать это сразу и не переоценивать собственные силы… – Надеюсь, они хотя бы сказали спасибо за ту гору галлеонов, что мы отвалили Мунго и Аврорату, – Финеас скривился, судя по изменившемуся тембру голоса. – Увидишь интервью в следующем номере Пророка, – отмахнулся Сириус. – Я бы предпочел ограничиться скромным благотворительным вечером – как раз хватило бы закупить цветы на могилки. Но ты не хуже меня знаешь, что правдоподобно пускать пыль в глаза – это дорого, так что нечего ворчать…  Интересно, можно ли попробовать применить заклинание паучьих лап без палочки? По идее это вполне возможно. Но не когда ты уже висишь на чертовой стене. Антарес сжал зубы в попытке не зарычать от досады и, отвлекшись, пропустил, что именно ответил Финеас. Кажется, тот хотел добавить что-то еще, но Сириус быстро перевел тему: – Лучше скажи, как дела с Селвинами? Прошел уже месяц… – На них можно не надеяться, – тон дяди был ровен, почти не изменившись, но юноша почувствовал, что тот изрядно раздражен. – У старой перечницы семь пятниц на неделе. Только время зря потратил.  – Теряешь хватку? – Избавь меня от сарказма. Мне приходится быть аккуратным. Так что уж прости, но спешка в таком деле слишком опасна. И да, нам все еще не хватает большинства голосов. Нейтральные фракции слишком малы, а те в Визенгамоте, кто никогда не интересовался политикой… пока не имеют достаточно мотивации. Ситуация напряженная, но недостаточно. Подобные законопроекты – палка о двух концах. Далеко не все готовы заплатить привычной свободой и частью прав за безопасность. – Может, все-таки попробовать мотивировать еще кого-нибудь? Финеас замолчал, видимо задумавшись, и тяжело вздохнул: – У меня есть кое-что на Берков. Но не слишком много. С остальными придется действовать еще жестче. И грязнее. – Имеет ли это значение? – Сириус фыркнул, насмешливо, скорее даже пренебрежительно. – С некоторых пор у нас нет выбора.   Антарес почувствовал, что еще немного, и он просто упадет спиной вперед, не в силах больше держать тело в подвешенном состоянии. Он, попытавшись сделать это насколько возможно тихо, спрыгнул вниз. Приземлившись на край клумбы, тут же отступил подальше и облегченно привалился спиной к стене. Сверху хлопнула балконная дверь. Видимо, братья решили наконец вернуться к гостям. И ему бы стоило… Несколько секунд Блэк-младший просто стоял, давая отдых усталым мышцам. Отряхнулся, оправляя чуть замявшуюся одежду, обернулся и невольно замер. Справа в отдалении, перед зеленой изгородью, стоял Орион, сложив руки на груди и глядя на него исподлобья. Палочка оказалась в руке быстрее, чем Антарес успел осознать собственные действия. Он не видел смысла тратить время на разговоры. Прекрасно исполненное оглушающее, почти невидимый тусклый луч… Задел лишь край взметнувшейся мантии. Мелкий засранец так невовремя решил сменить собственное положение, шагнув вперед и влево. Следующее заклинание и вовсе ушло в молоко – мальчишка, неожиданно быстро сориентировавшись в ситуации, юркнул за каменный заборчик, отделяющий одну часть сада от другой и совершенно некстати оказавшийся на расстоянии вытянутой руки. – Я тебя видел! – в звонком голосе смешался страх пополам с торжеством. – Что ты сделаешь? Проклянешь меня?! Ты дурак, если думаешь, что никто не узнает! Не узнает, если я сотру тебе память. Надо только достать тебя из-за этой загородки. – Маленькая глупая крыска, – Антарес рассмеялся, – меня в любом случае ничего хорошего не ждало бы, не так ли? Пикси подери, идиотская ситуация. По-хорошему в таком случае стоит бить по площади. Но подходящие заклинания отнюдь не безобидны, а сейчас уж точно нельзя оставлять следов. Попытаться рывком сократить расстояние? Но тогда братишка может успеть улизнуть. Путей отхода несколько, и еще чертовы кусты и садовый декор… – Ну… – Орион на секунду замолчал, не решаясь, впрочем, вновь показываться на глаза. – Я бы мог никому не рассказывать. Если бы мы об этом договорились. Антарес сделал вид, что задумался. – И что ты хочешь? – Еще не решил, – ехидно протянул тот. – Но обязательно придумаю. – Не можешь даже определиться с требованиями? – юноша сардонически усмехнулся. – Так себе из тебя шантажист. – А из тебя – шпион, – Антарес, даже не видя лицо брата, был почти уверен, что только что Орион автоматически показал язык, скорчив одну из своих самых вредных рож. – Туше, – фыркнул он. – Выходи уже. – Неа, вот еще. Я не настолько глуп. Зашуршали кусты, послышался тихий треск ломаемых мелких веток.  И правда. Как жаль. Антарес спрятал палочку обратно в ножны. Продираться сейчас сквозь изгородь и играть в догонялки впотьмах, скорее всего, уже абсолютно бессмысленно. А после – велика вероятность, что братишка додумается не оказываться в поле его зрения в одиночестве. Впрочем, это не такая уж большая проблема. На Ориона вполне можно найти управу…