Игрушка

       Сан боялся, что Чон снова даст заднюю, но все было иначе.        Почти каждый раз все начиналось с внезапного порыва Уена, который мог вцепиться в него в любом месте. Часто слишком неожиданно и мимолетно — пока Минги отлучился в туалет или уснул за просмотром аниме, когда Есан возвращался в машину за забытым телефоном, когда они останавливались на светофоре или оставались в раздевалке одни. Если он хотел поцеловать Сана, он целовал, не давая ему и секунды на размышления. И сам он, казалось, тоже не особо раздумывал.       Сан безусловно откликался, с жадностью отвечал, не пытаясь отделить импульсивные желания от чего-то большего. Искать в этом нечто значимое было бы глупо. В одну секунду его болтливый хозяин замолкал, и пухлые губы впивались в губы Сана, язык проникал глубже, делясь сладким вкусом конфет, а горячие ладони задирали футболку. Если у них было время. Если нет, Чон мог просто лизнуть его или укусить, отстраняясь слишком быстро, на вкус Сана. Он всегда боролся с собой, чтобы не схватить ускользающего от него Уена в такие моменты.       Иногда он хмурился и смыкал челюсти, пытаясь успокоить свое непослушное тело, которое реагировало на такую близость слишком реактивно. А затем он неизбежно улыбался. Сан хотел этого, а на все остальное ему было плевать. Его собственная дурманящая страсть вспыхивала моментально, как бы он не пытался подавить ее. А он действительно пытался, ведь парень понимал, что в такие моменты Чон играет с ним — отстраняется с дикой дразнящей улыбкой, как только почувствует, насколько Сан становится твердым и нетерпеливым.       Спасает себя, ведь когда они заходят дальше, голову теряет уже Уен.        Изо дня в день Чон бесстыдно бросал двусмысленные фразы, намекал на случившееся, чтобы всколыхнуть воспоминания, томно вздыхал прямо на ухо своего бойца или лукаво смотрел на него, используя при этом свой чертов язык — делал все, чтобы увидеть блеск во взгляде Сана.        Особенно часто Уен трогал его. На людях он показывал, что его боец — это его собственность, наедине — дразнил и наслаждался, с трепетом изучая каждую мышцу. И Чхве таял от этих прикосновений. Не то чтобы он был против. Его собственные руки были куда более блудливыми, и их тоже никто не останавливал.        Чон играючи контролировал своего бойца и его инстинкты, забавлялся, словно лис с добычей. Когда Уен неожиданно лез целоваться в безлюдных местах или седлал его на парковке, это всегда было ошеломляюще, всегда на опережение, всегда вызывало удивленный выдох. Даже со своими завидными рефлексами Сан за ним не успевал.        Уен пытался вести, контролировать ситуацию. И Чхве потакал ему. Его жизнь была чередой боев, тренировок и поездок по злачным местам, и все это теперь неизбежно прерывалось внезапными эпизодами уеновой страсти.       Единственное, что успевал делать Сан — это умеренно проявлять беспокойство и заботу, которых стало в разы больше. Потому что в нем расцветала болезненная привязанность к парню, который вызывал его периодически, чтобы вылизать его рот или, если есть возможность, подрочить. Действительно как бордельную шлюху. В итоге они и пришли к тому, о чем так много шутили. Сан не знал, смеяться ему или плакать.       Они не заходили дальше. Уен называл это быстрой разрядкой, и все случалось только тогда, когда он этого хотел. Иногда он хотел просто целоваться до потери пульса, пока голова не опустеет окончательно и в ней не останется ни единой мысли из тревоживших парня. Иногда он хотел большего, и говорил об этом прямо, запуская руки в штаны Чхве с первой секунды. Иногда, еще реже, между ними проскальзывало что-то нежное — объятия, поцелуи и касания, которые было сложно объяснить. Они не обсуждали это, и Чон надеялся, что у его бойца не возникнет очередного резкого желания выяснить отношения. Одни мысли об этом и каких-либо чувствах были болезненными.       Уен знал, что Сан нравится ему, очень нравится. Давно, еще со школьных времен. Слова старшего брата о том, что Чон был сталкером своего старосты, были не так далеки от правды, как хотелось бы. Он хотел его, он грезил им, еще когда был подростком. И все повторилось снова, стоило только Сану оказаться рядом и раскрыться. Уен был беспощадно очарован его характером и силой воли, его лицом, его телом, его глупой правильностью и сексуальной сдержанностью, его до чертиков хорошим отношением ко всем, и к самому Уену в частности. В Сана нельзя было не влюбиться, и это было проблемой.       Слова о том, что Чон ему нравится, оставались без ответа. Этому совсем не было места в их жизни. У них обоих и жизни не было, раз уж на то пошло. Они не принадлежали себе. А что можно дать, когда ты в таком положении?       Разве что, немного своего тела. — Открой рот, — скрипучим шепотом. И Сан послушно открывает. Чувствует, как Уен прикусывает его губу и тянет на себя, затем захватывает его язык своими губами и посасывает, словно очередную карамельку. Это ужасно возбуждает, и он тихо мычит, прижимая Чона к своим бедрам.       В ванной становится тихо слишком быстро, шум воды резко прекращается. Уен недовольно отстраняется и кусает подбородок парня, ловко пересаживается с колен Сана на диван. Тяжело дышит и смотрит, улыбаясь, прикусив губу. Он хочет еще, но что его сейчас действительно волнует, будоражит, гонит кровь по венам — это затуманенный взгляд Сана. Он хочет его, и Уен почти дрожит от осознания этого. Каждый раз как в первый. Он кладет руку на его пах, встречается с удивленным взглядом, и отдергивает ее только тогда, когда распахивается дверь ванной, и вместе с паром из нее вываливается разморенный Минги. — Сейчас бы пивка бахнуть, — он либо не замечает их, либо ему плевать. И Сан не хочет знать ответ. Догадывается, что не замечать это уже невозможно. Потому что они оба покрасневшие, и ему снова нужно прикрываться чем-то, чтобы не вызывать вопросов. А Уену от этого смешно, как и всегда. Он слегка сжимает его бедро и откидывается на диване, чтобы самому успокоиться.              Чхве ничего не просил и ни на чем не настаивал. Только брал, пока ему позволяли. Он спокойно угождал капризам Уена, пока они не переходили черту, и довольствовался тем, какой он становился податливый и безвольный, когда дело касалось чего-то более интимного. Когда Сан брал инициативу в свои руки, когда делал приятно, Уен не то что больше не мог дразнить его, он не мог говорить. Буквально. Его бессвязный горячий шепот и просящие стоны... Это окупало все.       Такое поведение удивляло Чона, особенно с учетом того, что он знал упрямый характер Сана. И он снова и снова испытывал его терпение, прося бойца изо дня в день сделать все, что приходит в голову. Дразня, капризничая, заставляя Чхве огрызнуться или недовольно посмотреть на себя. Потому что даже в раздраженном взгляде читалось что-то особенное, до чего Уен был неконтролируемо жадным.       Они оба потихоньку сходили сума. — Принеси мне воды, — размерено тянет Уен, игнорируя всех вокруг, глядя прямо на Сана. И боец послушно поднимается, набирает воду и приносит ему стакан. Смотрит при этом, не отрываясь, но не может ничего сказать. Не при других.        Он все еще до безумия хочет знать, что творится в голове его хозяина. Но больше не боится, что тот читает его мысли. Он уже настолько открыт перед ним, что это противоречит здравому смыслу. — Сними мою обувь.       Небольшая пауза, пока Сан смотрит на него тяжелым взглядом, поджав губы. Уен тихо плавится, его пробирает волнительная дрожь. Что, если он сейчас сорвется? Но Чхве все таки молча подходит к нему, не торопясь что-то делать. — Ты не боишься, что однажды ночью он просто задушит тебя? — Минги вскидывает брови, но даже не отрывается от телефона. Ему по большей части плевать на капризы Чона, на то, что между ними происходит что-то странное. Но даже так он уже не выдерживает уровня наглости.       Есан как всегда наблюдает за ними с легкой улыбкой, но молчит. Он не знает, для кого его младший брат устраивает этот цирк, но его все это только забавляет. — Надеюсь, он будет занят чем-то поинтереснее, — весело говорит в ответ Уен. Сан вопросительно вскидывает брови, воспринимая эти слова по-своему, на что парень лукаво улыбается. — Сегодня едем в клуб? — наконец хоть что-то способно заинтересовать Со. — Да, Сан сегодня выходит на ринг, — Уен прикрывает глаза. После боя Сан не такой сдержанный, как обычно. Это манит и пугает. Может, зря он сегодня весь день пытается его выбесить. — Тебе не обязательно ехать. — Ну уж нет, опять какие-то мудаки тебя схватят. Поеду, заодно посмотрю.       Минги коротко пересказывает случившееся удивленному Есану, который не понял, о каких мудаках идет речь, и тот ворчит на брата, который ничего не рассказал за все это время. Уен ворчит в ответ о бессмысленности жалоб на то, что нельзя изменить. Как всегда, их небольшая перепалка заканчивается ничем. Кан настаивает на большей бдительности, но Уен лишь фыркает. Однако Сан, на удивление, встревает и соглашается с Есаном, от чего Чон закатывает глаза и зло пинает своего бойца. Он все еще слишком остро реагирует на это раздражающе хорошее взаимопонимание между ними. Нет, он реагирует на это еще острее, чем раньше.       Чон снова фыркает и хватает свой блокнот. Он так увлекся всем происходящим, что можно было по праву сказать — все его мысли заняты Саном. У этого были свои последствия: его поведение сказывалось на работе. Он стал забывать важное и полностью игнорировать неприоритетное.       А еще, он очень долго откладывал разговор с Со. — Минги, — Уен открывает заложенную страницу и в сотый раз проверяет записи. Ошибки быть не должно. От этого немного грустно, и это странно и неправильно. Страх остаться одному все еще пускает корни в его сердце, даже когда рядом остаются брат и Сан, даже когда речь о его бойце, к которому он не должен был привязываться. Ему требуется немного времени, чтобы собраться и продолжить. — С последней победой ты отработал свой долг.       Парень замирает, так и не донеся до рта приготовленный минутой ранее тост. Он даже отрывается от телефона. Ему требуется немного времени, чтобы переварить информацию. Есан удивленно выдыхает и тут же поздравляет Минги, но тот недоверчиво смотрит на Уена. — Ты уверен? — Да. — И что теперь? — Ну, ты можешь остаться здесь, я буду вычитать из твоих призовых что-то вроде аренды. И буду брать процент, как твой промоутер, если ты хочешь продолжить выходить на ринг, — Уен смотрит на бойца не моргая. — Или ты можешь все это закончить. — Закончить? — парень усмехнулся. — И куда я пойду? — Можешь поднакопить денег, и попытаться начать новую жизнь. Или позвонить Юнхо... — Исключено. Только не втягивай его в это, не говори ему ничего, ладно? А то снова мне весь мозг вытрахает, — Минги бросает тост на стол и нервно хмурится, обдумывая все. Он рад, но вместе с радостью пришла некая растерянность.        Когда его выкупил сын мафиози, он думал, что будет отрабатывать долг самой грязной работой из возможных. Но если не считать Юнхо, отношение к нему Уена было одним из самых добрых, что он когда-либо испытывал. И бои его никогда не тяготили. Они давно были чем-то естественным, он всегда махал кулаками, но впервые в своей жизни начал делать это за деньги. Он считал случившееся благословением, не иначе. Хоть никогда и не говорил об этом Уену. Это звучало бы слишком странно. — Я согласен, а процент то какой?       Уен криво усмехается.

***

— Нет, только не нос, — Уен хмурится и прикладывает мокрое полотенце к лицу Сана. Оно тут же пропитывается кровью, и парень хмурится еще больше, уже без улыбки. — Уен, воду, — Чхве повторяет уже во второй раз, и это заставляет его злиться. Чон безошибочно улавливает настроение и поспешно открывает бутылку. Помогает умыться, держит капу, пока его боец пьет.       Сегодня Сану тяжело. Первый противник вымотал его так сильно, что драться со вторым было слишком сложно с первых секунд. А когда он пропустил точный удар в лицо, стало еще тяжелее. Он злился на себя, но старался успокоиться. Адреналин разгонял кровь по телу, помогал держаться, но при этом голова должна была оставаться холодной. Это золотое правило, которому Сан всегда старался следовать. Но находить этот баланс иногда было слишком трудно. Особенно, когда он проигрывал. — Не переусердствуй, — Уен прикладывает немного льда, замотанного в полотенце. Он почти шепчет, смотрит в глаза. Он беспокоиться, и эти мысли разливаются теплом. На секунду на лице Чхве появляется улыбка, а затем он отталкивает Уена и раздраженно спрашивает: — Думаешь, проиграю? — слишком громко. Настолько, что с противоположного угла слышатся смешки. Краем уха Сан слышит подбадривающий бас Минги с трибун, и это немного успокаивает его. — Мне нравится твое лицо целым, а тело рабочим, — Чон кидает в него полотенце и раздраженно поджимает губы. Не хочет, не надо. Вот еще, беспокоиться об этом идиоте.        Он нагибается и перелезает через канаты, когда по его заднице прилетает смачный шлепок. Такой, что он чуть не вылетает наружу. Признаться, это застало его врасплох. Он оборачивается с округлившимися глазами и задыхается в своём возмущении, после чего видит довольную ухмылку Чхве. — Знаешь, что я с тобой сделаю, когда уложу его?              Доигрался. Вот что первым приходит в голову. То, что его возбуждает такой Сан, парень оставляет при себе, пряча в сознании на полочку для саморефлексии и терапии с психологом, на которую он никогда не пойдет.       Уен ухмыляется в ответ и тут же кривится, делая свое лицо максимально надменным, и жестом подгоняет Сана быстрее выйти на ринг. Тот качает головой и поднимается. Он более расслаблен и уверен, напряжение ушло со злостью, стоило только коснуться этой надоедливой задницы.        Он решил для себя, что победит.       Но этот противник никак ему не дается. Он слишком внимательный и слишком закрытый. Его удары не тяжелые, но быстрые и точные, от чего их так легко пропустить. И Чхве идет на крайние меры, поступая в точности до наоборот от того, чего хотел Уен. Он сам открывается, глупо и намеренно, и получает удар, от которого звенит в ушах. Но успевает ответить, и заставляет противника пошатнуться. Они оба злые, действительно злые. Начинают бить друг друга так, словно это что-то личное. Не будь это бои без правил, их бы уже давно остановили. Но толпа ревет, потому что приходит сюда посмотреть именно на это. Кровь застилает глаза Сана, но он упрямо удерживает себя на ногах. Его противник тоже еле держится, и он ни за что не уступит, пока может победить.       Звонкий голос Уена прорезается сквозь гул, и Чхве улыбается одними глазами. Просто от того, что он у него есть, кричит где-то сзади, наверняка впившись руками в канаты и повиснув на них. Поэтому надо порадовать его очередной пачкой денег, иначе зачем Сан вообще ему нужен?       Цепляясь за эти мысли, он делает шаг вперед и нападает. Успевает получить еще один удар, но сам наносит решающий. И добивает. Он не замечает, когда рефери делает отсчет, потому что на пару секунд отключается, чудом оставаясь на ногах. Сан улыбается, когда его руку поднимают над головой. Наверное впервые он действительно так рад победе, что кричит что-то неразборчивое, стуча кулаком в грудь. И зрители отвечают ему, заполняя ринг своими голосами. У них сегодня было отличное шоу. Тут впервые так громко из-за него. Он уложил сильного бойца, Уену наверняка хорошо заплатят.       В какой-то момент Чон снова оказывается рядом и вытирает его лицо. В его взгляде радость и нечто иное, что-то между испугом и состраданием. Он не говорит ни слова, хмурится. Должно быть Сан выглядит действительно дерьмово. — Что, вариант с борделем окончательно отметаем? — боец сухо смеется и тут же стонет от боли. — Раз есть силы на тупые шутки, все не так плохо, — парень подхватывает его под руку и помогает спуститься. В его голосе слышится облегчение. — Это было просто охренительно, — внизу Сана подхватывает Минги, видя, что тащить бойца в одного слишком сложно, а Уен его уже практически волок. — В тебя словно демон вселился, ты дрался как животное. — Спасибо.       Втроем они добираются до раздевалки и опускают Чхве на скамейку. Уен дает Со какие-то чеки и просит сходить за призовыми. Он часто делал так в последнее время. Его уже все знают, так что должны выдать всю сумму без вопросов. Поэтому Минги молча кивает и уходит, понимая, что от него требуется.       Они отделены шкафчиками от других бойцов, которые шумно обсуждают что-то между собой. Какое-то время Уен молча смотрит на Сана, который еле держит глаза открытыми. Но какой же у него самодовольный вид. — Не похвалишь меня? — Хочешь услышать, что ты хороший мальчик? — Чон ухмыляется. Он кладет ладонь на щеку и нежно потирает скулу большим пальцем. — Хочу. — Самый лучший, и самый сильный, — Уен шепчет в губы без тени улыбки, серьезно и спокойно. Он хочет выглядеть убедительно, потому не отводит взгляд, но не решается поцеловать. Слишком много крови, ни одного живого места. Но Сан упрямо подается вперед, поэтому он все же аккуратно прикасается к уголку губ. Так бережно, что они оба хмурятся, заходясь от этой нежности.       Они замирают так на какое-то время, но затем Чон все же отстраняется и помогает Сану подняться. Тот идет в душевую, прихватив чистое полотенце. Он ненавидел принимать душ в этом месте, но ехать в таком виде нельзя, слишком много пота и крови. Машина Уена не заслуживает такого отношения.       Когда его широкая спина скрывается за дверью, Уен смотрит вслед, покусывая губы, сбитый с толку сотней своих мыслей. Он недолго мечется, а затем все же идет следом. И оказывается там очень вовремя, потому что сразу видит Сана на полу, все же потерявшим сознание, за которое от так упрямо цеплялся.