О том, чего не было, и о том, что могло бы быть

Обмен телами казался лучшим решением: обмануть Небеса, не позволить им заполучить Азирафеля, зачем бы они того ни желали – при этом принять должность верховного архангела, разведать очередной план уничтожения человечества изнутри, чтобы вновь разрушить его. Гениальное в своей простоте, совершенное решение – траченое одним-единственным просчетом. Небесная благодать медленно убивала Кроули – истощала его силы, разрушала его сущность, причиняя страшные, невообразимые мучения. Азирафель не знал об этом – никто не знал, ведь прежде ни один демон не проводил столько времени на Небесах. Кроули не знал тоже – но если бы и знал, от плана бы не отказался. Он больше не пустит Азирафеля к этим жестоким лицемерам, о нет, ни за что! Тем более – одного. Тем более видя, как старательно, как елейно зазывал его явно замысливший недоброе Метатрон. Хотят навредить Азирафелю – пусть обломают зубы о Кроули. Во время их тайных встреч на Земле Кроули виртуозно притворяется, будто он в полном порядке и на сто процентов контролирует ситуацию. Заверяет ангела, что всё идет по плану, что совсем скоро они предотвратят Второе пришествие и снова будут вместе. Улыбается, шутит в своей обычной едкой манере, мягко целует Азирафеля, снова и снова клянясь ему и себе, что однажды так будет каждый день. Боль не утихает ни на миг. Это всё равно что разлагаться живьём, пребывая в полном сознании. Но Кроули не позволяет никому на Небесах ничего заподозрить. Он идеальный верховный архангел – и еще более идеальный агент под прикрытием. Он великолепно отыгрывает свою роль до самого конца. А потом, когда они, остановив Второе пришествие, возвращаются наконец к тому драгоценному, мирному, теперь уже совсем не хрупкому существованию, которого так желали – узнаёт, что медленная смерть, пожиравшая его многие месяцы, вовсе не была болью. Ибо жизнь, так же медленно, по капле возвращающаяся в его изъеденную благодатью омертвевшую сущность, причиняет куда более страшные мучения. Так воздух жжет легкие, когда долго не можешь вздохнуть, так еда скручивает внутренности, если долго голодаешь. Это больнее, чем Кроули, не раз перенесший изощреннейшие пытки Преисподней, мог вообразить. Это больнее, чем он мог бы вынести. Но он выносит. Ни на миг не ослабляя стального контроля над каждым своим шагом, каждым своим жестом, не давая ангелу ни малейшего повода заподозрить, будто что-то не так, Кроули в полном молчании выдерживает пытку жизнью. Воскресать так больно, будто в саму сущность ежесекундно вгоняют раскаленные освященные гвозди. Но утыкаясь носом в мягкие ангельские кудряшки, Кроули с кристальной ясностью сознаёт, что будь это даже в сотню, в тысячу раз мучительней, он не позволил бы смерти забрать себя у него. Боль разжимает свои когти медленно, неохотно. Пройдут столетия, прежде чем она прекратит терзать Кроули – слишком долго глодала его демоническую сущность небесная благодать. Но рядом с Азирафелем эти столетия будут счастливыми.