О том, чего не было, и о том, что могло бы быть

Среди ангелов распространяется новая мода – изящные рисунки на коже, выполненные золотой краской. Азирафелю не нравятся те яркие, вычурные, слишком уж блестящие узоры, что носят прочие на лице и руках. Он останавливает свой выбор на аккуратном, едва уловимо благородно поблескивающем изображении раскинутых крыльев на ключицах, слегка выглядывающем из выреза хитона. День за днем, встреча за встречей этот рисунок сводит Кроули с ума. Он старается отводить глаза, сознавая, что пялится слишком уж бесстыдно, что может напугать этим Азирафеля – и всё же не может найти в себе сил перестать смотреть. Пряча руки за спиной, демон сжимает кулаки до боли в пальцах, почти до крови вгоняет ногти в ладони, отчаянно пытаясь отрезвить себя, отчаянно сдерживая желание прикоснуться кончиками пальцев к нежно-золотистым крыльям на белых ключицах – и всё равно прикасается к ним. Губами. На грани рассудка он медленно, осторожно целует нежную кожу, чуть смазывая краску горячими губами, и Азирафель тает от этой мягкой ласки, от жаркого дыхания, так волнующе щекочущего ключицы, рвано, беспомощно вздыхает, забываясь в этой пьянящей неге. Кроули ощущает, как ангел плавится от наслаждения под его поцелуями, и это кружит ему голову сильней, чем некогда создание ясных юных звезд. И он смелеет и широко лижет, без капли сожаления одним движением уничтожая искусный узор – кожа ангела такая мягкая под раздвоенным змеиным языком… Крылья нарисованы особой ангельской краской, и эфир жжет губы Кроули, опаляет его рот мучительной благодатью, но он не останавливается, о, конечно же нет – ни за что! От Азирафеля исходит живой и теплый сладковато-свежий аромат, какого нет ни на Земле, ни на Небесах (о Преисподней и вспоминать не сто́ит), и Кроули, точно пребывая во власти неизвестного дурмана, склоняется еще ближе, поводит кончиком носа по тонкой коже бездумным змеистым движением, размазывая оплавленное его дыханием влажное золото по ключицам ангела. А после в порыве неизъяснимого трепета осторожно прижимается губами к нежной впадинке меж них и, ощущая кончиком обожженного языка стремительное биение его сердца, до кончиков пальцев наполняется счастливым на грани безумия осознанием: они оба этого ждали.