"Целованный луной"

Теплый мягкий свет ночника струится из-под закрытой двери. Чимин не спит и ждет долгожданного разговора. Сокджин стоит в коридоре уже непозволительно долго и никак не соберется с мыслями. Он все эти годы так скучал по сыну, упивался не многочисленными разговорами по телефону и мечтал вновь ощутить присутствие ребенка рядом. А вот теперь его Чимин тут, за дверью, а он боится сделать шаг, не знает, что сказать, глядя в голубые глаза сына. Джин мерит коридор шагами, периодически наступая босыми ногами на очень длинный низ домашних штанов, от чего походка выходит шаткой и неловкой. Он то решается и берется за изящную ручку двери, то быстро делает несколько шагов назад, давая себе время еще подумать. Омега дышит глубоко, успокаивает взгляд, рассматривая старинные вазы и серебряные подсвечники на длинных антикварных тумбах, которые считаются достоянием семьи Ким и стоят целое состояние. Отец Джина был любителем всего старого и ужасно дорогого. Сокджин приподнимает глаза, встречаясь взглядом с пустыми глазницами портрета господина Кима. Холод черных, как уголь глаз пробирает насквозь, они смотрят с осуждением, впрочем, как и всегда и омега в очередной раз обещает себе убрать портрет с глаз долой. Как быстро бежит время. Листы календаря улетают, сменяя года, и Джину кажется, что он и не успел заметить, как повзрослел Чимин. Из маленького напуганного волчонка он превратился в дикого и совсем не узнаваемого чужого волка со своей, только ему понятной болью. Они родные, но в то же время совсем уже чужие друг другу. Пак научился жить самостоятельно, с каждым годом все меньше нуждаясь в папе, находя поддержку в друзьях и многочисленной охране. Сколько всего омега пропустил в его жизни, узнавая об этом только со слов Тэуна. Сколько дней рождений Чимин провел не дома, в угоду чужой бешеной игре. Сколько пролил детских слез в подушку, первый раз влюбившись в альфу и убив эти чувства еще в зародыше. Сколько всего… А Сокджин жил одной лишь мыслью — спасти сына и доброе имя семьи Ким. И теперь в желании наверстать упущенное, он мнется у закрытой двери в комнату сына в надежде, что он откроет ему хотя бы ее и позволит стать частью его мира. Джину безумно хочется проникнуть в душу к Чимину, прочувствовать всю его боль за все эти годы и помочь разобраться с проблемами, пообещать, что теперь все будет хорошо, ведь папа рядом. Но это обман. Хорошо вряд ли будет. Будет только хуже, страшнее и опаснее. Сокджин прислоняется вплотную к двери, видит, как играет мягкий свет на полу под его ногами, которые уже изрядно озябли. Время уже позднее, но омега уверен, что сын не спит и так же, как и он, готовится к долгому разговору. Джин в очередной раз гладит холодный металл, делает глубокий успокаивающий вдох с натянутой улыбкой на лице и аккуратно стучится. — Чимин-и, сынок. Ты не спишь? — его розовая макушка влезает в дверной проем, и омега сильнее толкает дверь. В комнате царит полумрак, а маленький ночник на тумбе освещает лишь малую часть помещения, жадно раздавая свет. — Нет, пока не сплю, — тихим и нежным голосом поет парень, не притворяясь. Он откладывает телефон на одеяло рядом с собой, поспешно отключая его. — Я еще не привык к разнице во времени, — улыбается он, увидев смущенного Джина. Чимин садится поудобнее, приподнимаясь и облокачиваясь на мягкую перину подушек. Он подгибает ноги под себя, дает место папе. Сокджин немного медлит, мнется в дверях, как будто не имеет право быть тут на правах родителя. Он оглядывает маленькую спальню. В полумраке помещение кажется не уютным и холодным, а очертания предметов стираются, как смазанные акварельные краски. Тут ничего не изменилось с момента первого отъезда сына на обучение в Скалодар, где взращивают юные умы и надежды всего мира. Детская комната до сих пор хранит воспоминания об их счастливой жизни, когда еще не надо было думать о будущем и воевать за право обладать тем, что по праву и так принадлежит Сокджину. Когда господин Ким был еще жив, а Чимин не знал, что такое боль расставания и правила новой игры. Все случилось неожиданно и быстро. Сердечный приступ главы дома перевернул всю жизнь Сокджина вверх дном. Не успев похоронить отца, он уже отверг три предложения руки и сердца от влиятельных альф, которые облизывались на аппетитный кусок корпорации и попку омеги. Карусель событий захлестнула Джина с головой. Сокджину пришлось самому научится вести дела компании, разбираться с бумагами и противостоять главным акционерам, которые не могли позволить, чтобы ими управлял омега. Спокойная жизнь рухнула, как карточный домик, и только Тэун смог удержать омегу на плаву, не позволив опустить руки. Но корпорация все же рухнула, акции упали, а сам омега не знал, как дышать, отбиваясь от предложений. А тут еще и маленький наследник подрастает, на которого точат зубы самые богатые альфы всего Россуса. Вот тогда-то Тэун и настоял на обучении Чимина в Скалодаре, самом спокойном и удаленном месте для юного наследника. С этого момента началась игра, а череда покушений на Джина только озлобили омегу, который кинул всего себя в огонь бешеной жизни, позабыв на время о сыне. Сокджин прикусывает губу, отгоняя страшные воспоминания, идет к кровати сына, утопая голыми ступнями в глубоком ворсе разноцветного ковра. Длинный комод по стене встречает его юными фотографиями Чимина и деревянными игрушками в виде разных животных, которые ему с любовью вырезал дед, пока был еще жив. И Сокджин немного обижается на отца, считая, что его смерть и разделила их с сыном. А страх за будущего наследника пересилил страх расставания. Чимин устало смотрит на растерянного папу, который замедляет свой шаг у комода, как будто не был в этой комнате очень давно. Парень прищуривает глаза от недостатка света и стремится получше рассмотреть родителя, запомнить, заменить старые картинки детства. Сейчас омега такой воздушный, как розовая сахарная вата. В длинных штанах, которые болтаются необъятной тканью и едва держатся на бедрах. Растянутая розовая футболка скрывает рельефные мышцы и делает омегу бесформенным и очень домашним, а завершает теплый образ локоны немного мокрых волос, которые Джин отказывается стричь, считая их своей визитной карточкой. Чимин смотрит долго, иногда с интересом, склоняет голову набок, как маленький щенок. Он укладывает голову на острые колени, плотно прижатые к груди, и старается не мешать папе. Дает возможность рассмотреть старые фотографии, изучить игрушки, сдув с них невидимые частички пыли, и привыкнуть к обстановке. Чимин немного прикрывает тяжелые веки, на которые давит полумрак, и расслабляется. Ностальгия по ушедшему спокойствию, по безмятежным играм, маленьким друзьям и по времени, когда ему еще не приходилось врать, окутывает теплым пледом с запахом папиной гардении. Сокджин все же отрывается от манящих сознание мелочей и подходит к постели, не уверено присаживается на краешек, отмечая, что кровать уже совсем мала для его мальчика. Чимин открывает глаза, вновь собирается в единое целое, вырывает себя из-под теплого пледа забытых чувств, и убрав телефон на тумбу, готовится слушать. — Я так по тебе соскучился, — тянет руки к сыну Сокджин и перехватывает его влажные ладони в свои крепкие и теплые. Смотрит с любовью, знает, что и вечности не хватит, чтобы насмотреться на родное лицо, привыкнуть к теплу и голубым глазам, которые от удовольствия немного смотрят с прищуром, образуя два полумесяца. — Я тоже, — шепчет в тишину парнишка и подсаживается ближе, поуютнее. — Ты не представляешь, как долго я мечтал об этом, — тычется носом в плечо папы и вдыхает аромат дома. — Я знаю. И мне так жаль, что тебе пришлось через все пройти одному, — мурлычет Джин, притягивая сына ближе, позволяет занять место на груди и услышать, как волнительно бьется его сердце. Чимин жмется котенком ближе, укладывает ладони на папины колени и прикрывает глаза от нежного спокойствия, которые по крупицам берег глубоко в сердце, боясь растратить. И вот теперь он дома, ему тепло в сильных, надежных объятиях и совсем не надо притворяться. Сейчас Чимин такой слабый и ранимый, такой, каким создала его природа, а не строгие правила игры. Он кутается в папиных объятиях, руки которого всегда были нерушимой стеной, а глаза, полные доброты, — защитой от всех невзгод. Ему обязательно нужна помощь и сейчас, как никогда. Ведь Чимин ослаб, вымотался в бешеной скачке постоянно сменяемых масок и больше не может сражаться с этим миром в одиночку. — Расскажи мне о себе, — шепчет в поцелуй Сокджин и щекочет дыханием ухо сына. Его голова сползает на колени омеги, и парень уютно устраивается на кровати, поджимая коленки к груди. Джин гладит сына по голове, запускает пальцы в шелковые пряди, наслаждаясь таким знакомым действием. Маленький Чимин балдел от прикосновений к своим волосам и всегда мило вздрагивал, пропуская через себя вереницу маленьких мурашек, прям, как и сейчас. Парень вздрагивает на выдохе, целует колени папы и ждет продолжения. Мягкий свет луны проникает в детскую спальню из-за не зашторенного окна. Вновь приветствует своего лучшего друга, свою частичку, по которой тоже очень скучал, и разливает серебряные краски по поверхностям, оставляя немного и для волос Чимина. Парень приподнимает изящные брови, разглядывает сказку на стенах. Папины руки дарят чувство безопасности, которое ему так не хватало, и которые теперь лежат на его плече приятной тяжестью. Альфа морщит нос в улыбке и поправляет ворот теплой пижамы, цвет которой сливается с луной. — У меня все хорошо, наверное, — с грустью и как-то неуверенно бормочет себе под нос парень. Омега замечает печальные нотки, но не заостряет на этом внимание, ждет продолжения. — Ничего нового, кроме того, что ты уже знаешь, — пожимает плечами Чимин, сильнее расслабляясь. — Тэун сказал мне, что ты получил мою характеристику и диплом из колледжа. — Да, — не врет омега, лишь хмурится, недовольный на длинный язык советника. — Ты очень меня порадовал. У тебя замечательная успеваемость, и теперь ты спокойно можешь занять свой пост во главе компании и поступить в университет Россуса, — с гордостью хвалит его Джин и обжигает теплым дыханием, целуя в висок. Внутри омеги разливается бурлящая лава от такой близости к своему ребенку, но время идет, и надо начинать разговор о главном, как бы этого не хотелось. — Только есть одно но, — аккуратно начинает Сокджин, плавно переводя разговор. Чимин сразу напрягается, услышав многозначительное «но», и вся его безмятежность исчезает, как и не бывало. Парень чувствует на себе взгляд папы, который прожигает затылок и сильнее вжимается в его колени. Ему становится невыносимо жарко, даже приоткрытое окно не приносит облегчение, вот какое круглое и пугающего «но» получилось. Сокджин немного ждет, собирается с мыслями, сильнее запуская пальцы в волосы сына. Ему до боли в груди жалко Чимина, но все проблемы надо решать очень быстро, пока еще толстосумы из компании не стали вставлять им палки в колеса. У них нет сейчас права на отдых, ведь все, что добился Джин за долгие годы кропотливого труда, может сейчас рухнуть в один момент. — Ты замечательный альфа, — пытается подбодрить сына омега. Но Чимину кажется, что голос папы звучит с какой-то иронией. — За эти годы ты повзрослел и теперь знаешь, как важно то, что ты делаешь на благо семьи, — ободряюще поглаживает напряженную спину сына рукой, стараясь сгладить острые углы. — Но твое поведение с омегами, — запинается Джин, ему и самому противно озвучивать эти претензии, но другого выхода нет. Игру надо довести до конца и желательно выйти из нее победителем. — Многие начинают задавать вопросы. Ведь ты знаешь, при каждом альфе должен быть омега, и ты не исключение, — вываливает проблему на одном выдохе Сокджин. Чимин осторожно приподнимается с папиных колен, совсем не понимая правильно ли он все расслышал. Парень освобождается от крепких рук, которые в одну секунду стали совсем чужими, и стряхивает с себя цветочный запах, отползая опять к подушкам. — Что ты хочешь этим сказать? — надрывно выдыхает альфа, делая вид, что ничего не понял. Понял, но хочет, чтобы папа вновь озвучил весь этот абсурд, который как болото скоро поглотит бедного Чимина с головой, и вряд ли он сможет выбраться из этой грязи. Приступ страха перед новой маской разливается по венам, и парню кажется, что его липкие следы на всегда замарают остатки его светлых чувств. Сокджин молчит, прячет взгляд в серых пятнах на стене комнаты. Стыд и грязь от дальнейших слов сковывают язык, превращая его в онемевшую мышцу. — Ты хочешь, чтобы я начал встречаться с омегами? — не выдерживает Чимин и сам озвучивает предположение. Он мечется голубым взглядом по комнате и боится даже посмотреть на папу, который так же смотрит куда угодно, но только не на сына. Все спокойствие как ветром сдувает, напряжение повисает в воздухе, а сердце омеги начинает свой разгон, бьется о грудную клетку в желании сбежать. Сокджин молчит, долго перебирает слова во рту, которые застревают в горле и заставляют омегу давится. Желчь смешивается с горьким привкусом отвращения к самому себе, но Джин старается сдержать приступ тошноты. Ему жаль, правда жаль, но отступить сейчас, после стольких лет войны, боли и унижения — значит подписать всей семье Ким смертный приговор, а у него нет на это права. И пусть его просьба звучит омерзительно, и Чимин, скорее всего, возненавидит его за это, омега уверен, что все наладится, и сын сможет понять и простить. Наследие Ким должно жить любой ценой, и не важно, какой высокой она будет. — Да, Чимин, ты все правильно понял, — все же выдавливает из себя внятные слова Джин. — Я говорю о более усиленном внимании к омегам, — тянется к альфе, а тот только больше отстраняется. — На твой день рождения я пригласил второе семейство Ким, — омега оставляет попытки вновь прижать к себе сына и разделить с ним весь нелегкий груз, которым наградила его судьба. Сокджин садится ровнее, прижимает холодные ладони к груди и устремляет взгляд на яркий диск луны за окном, который становится невольным свидетелем семейных тайн. — Они возьмут с собой сына. Ты должен его помнить, — тихо продолжает омега, не отрываясь от окна. Свежий ветерок треплет его волосы и играючи проходит по босым ногам. Джин поджимает пальцы от колючих ощущений. — Тэхён недавно приехал из Ромира, где учился в школе искусств, и теперь, так же, как и ты, хочет продолжить обучение тут, на родине. Сокджин все же отрывается от гипнотизирующий его луны и небрежно поправляет пышные локоны. Смотрит на Чимина, который сидит, прижавшись коленями к груди, и нервно вздрагивает в немой истерике. Джин не позволяет себе упасть в захлестнувшие его эмоции, иначе не сможет договорить. — Ты можешь пригласить его на встречу, подержать за руку. Несколько раз показаться с ним в общественных местах. Пусть репортеры сделают снимки, пустят слухи. Вот и все, а дальше будет проще, — голос папы нежный, но не признающий возражений. И звучит как приказ. Чимина передергивает, как от удара тока. Сама только мысль о ласках с омегой ему неприятна. К горлу подкатывает ком, и альфа бледнеет. — Папа, скажи мне честно, — запинается молодой альфа, но сдерживает слезы, которые пеленой покрывают глаза. — Когда весь этот ад закончится? Когда я смогу жить своей жизнью? — заикается парень сильнее сжимая коленки. Он хватает мягкую подушку, утыкается в нее носом лишь бы не выдать предательские слезы, которые уже не в силах сдерживать. На долгие минуты повисает молчание, лишь надрывные вздохи Чимина отражаются от стен и режут сердце Джина, который оставляет вопрос сына без ответа. Правда жестока, и каждый из них знает ее. Омега виноват перед сыном, но он точно знает, что Чимин научится с этим жить. Он просто должен научиться. — Никогда, и ты это знаешь, — жестоко расставляет все точки Сокджин. Одним движением сдирает пластырь, оставляя на душе сына алые отметины. — Все это только начало твоего пути, а самое сложное будет впереди. Альфа поднимает взгляд, отрываясь от подушки, моргает быстро. В глазах как будто битое стекло и им больно. Его душу опять безжалостно разбивают, а сердце заходится, обливаясь болью утраты одного молодого омеги, которому не суждено прожить свою жизнь. Сокджин видит в печальных глазах сына все нахлынувших разом чувства, с силой прикусывает губу, чтобы самому не заплакать, и цепляется за голую ступню ребенка. Хочет погладить и успокоить. Парень несколько раз раздраженно дергается, бьется спиной о деревянное изголовье кровати, но все же сдается на силу папы и позволяет себя держать. — У тебя через два дня день рождение, — поясняет омега, взяв себя в руки и сильнее сдавив пальцами тонкую лодыжку сына. — Все документы уже готовы, а детектора уведомлены, — кивает в сторону Джин, перечисляя дела. — После праздника ты сразу же, как позволят обстоятельства, вступишь в наследство, а я перестану быть твоим регентом, — Сокджин все еще не смотрит на альфу и сглатывает нервные спазмы. — А, что потом? — альфа все же вырывает свою ногу из рук папы и с язвительной улыбкой смотрит прямо, не опуская взгляд. — Что потом? — полные слез глаза Чимина встречаются с мутным аквамарином. Ледяной цвет обдает омегу холодом, забирается под кожу и царапает внутренности. — Потом ты будешь учиться и править всей империей Ким, — кивает утвердительно Джин. — В качестве альфы? Да, папа? — испуганно спрашивает парень теребя край измятой подушки, которая стала для него прикрытием. Сокджин не выдерживает убийственный взгляд сына, в котором отражается не только боль, но и ненависть и омега молит Вселенную, чтобы она была направлена не на него. Джин встаёт. Ещё минута этого разговора может взорвать последние крупицы его самообладания. Омега убежден, что делает все правильно, все ради единственного сокровища, ради сына и Чимин должен это понять. — Ты должен научится с этим жить, — из уст папы это звучит как приговор. — А как же я? Мои чувства, моя личность, а? Папа, я больше так не могу. Я больше этого не выдержу. Я весь состою из лжи, — плачет парень, опускается на четвереньки и неуклюже подползает к папе, цепляясь за его руки. Умоляет прекратить пытки. — Ты должен справиться, — строго начинает сердится Джин, не понимая, как альфа не видит очевидных вещей и ставит все под угрозу. Омега берет руки сына в свои, удерживает Чимина почти на краю кровати. — А если я полюблю альфу? — непроизвольно вырывается у парня. Он замирает от боли на запястьях и гнева в глазах папы. — Нет, — четко отвечает омега, даже не подумав. — Или., — перебивает свои же мысли, качает головой, оживляя локоны. — Нет, все равно нет. Сокджин отбрасывает руки сына, немного отталкивая парня, чтобы он не упал на холодный пол. Чимин валится на кровать, хватаясь за подушку. Джин уверенно подходит к двери, оборачивается и еще раз кидает взгляд боли с примесью страха в сторону сына. Слышит тихое поскуливание на кровати и прикусывает внутреннюю сторону щеки, глотает железный вкус крови. Омега наказывает себя за все произнесенные слова и выходит в коридор, задыхаясь от жалости к своему ребенку, но показать свою слабость сыну — значит дать ему надежду, а этого он сделать не может. Чимин упрям, настойчив и непоколебим, а ещё хитёр и немного заносчив. Все эти качества он воспитал сам и с достоинством может держать высоко голову перед всем окружающим его миром. Сокджин знает это и уверен, что сын не подведет. А его слезы — это всего лишь маленькая слабость наивной и чистой души, за которую и переживает омега. Чувства бывают не подвластны разуму. *** — Да, что с тобой не так? — возмущается Хосок и громко ставит пустой и весьма мутный стакан на стол. — Ты весь вечер сидишь как не свой. Альфы оккупировали VIP комнату ночного клуба «BamBic» (ночной свет) любимое детище младшего, которое служит не только для развлечения, но и местом проведения серьезных переговоров. Здесь можно не только отдохнуть в тени пышных деревьев, которые изумительно сочетаются с каменной архитектурой заведения, но и уединится для дел более серьезных или интимных. Клуб — как экзотический сад, рожденный на руинах каменных джунглей. Холодные краски камней переплетаются с яркой зеленью уродливых лиан, которые, как вены, пронзают стены, напоминая посетителям о силе природы. Слезы музыки разливаются по равнодушным стенам, отлетают от них хрустальными осколками и опадают под ноги танцующих, там и будут безжалостно растоптаны подошвами дорогих ботинок. Вечер в самом разгаре, и огромный зал на первом этаже уже успел принять в свои дружеские объятия гостей, а переполненные VIP комнаты шепчут о тайной любви и криминальных сделках. Темно — синие краски второго этажа сливаются с ночью, а яркие огни неоновых ламп бегут по потолку и, сталкиваясь между собой, взрываются осколками звёзд. Здесь вершатся судьбы, сливаются в единый коктейль порок с любовью, а молчаливые стены хранят тайны, за которые готовы убивать все те, кто не достоин дышать воздухом счастья и немыслимых денег. Только одна комната неизменно принимает трёх альф и не придает, служа им не только оплотом удовольствия, но и рабочим кабинетом. Вот где собраны все тайны молчаливых стен. В ней нет ничего лишнего, лишь уют выкрашенных в кофейный цвет стен и совсем немного мебели для комфорта. -Так в чем дело Джун-и? — по-простому обращается к другу Юнги, устав ждать внятных разъяснений. Он тюленем разваливается на длинном драповом диване с большими черными подлокотниками, удачно разместив подбородок во впадине, которую сам же и промял со временем. Рубашка неприятно сковывает движения, но желание полежать и отдохнуть в любое мало мальское свободное время у Шуги превышает даже плотские удовольствия. Его глаза совсем посоловели и покрылись пеленой алкогольного опьянения. Юнги потягивается, выгибаясь в пояснице и постоянно сглатывает вязкую навязчивую слюну, пытаясь говорить внятно, посматривая на друзей. Хосок, так же как и Джун, занимает место в уютном кресле около длинного, но не высокого стеклянного стола, сразу напротив дивана. Младший с интересом следит за друзьями и крутит в руке кусочек ароматной дыни, закусывая горький привкус джина. Альфа то и дело облизывает сладкие от сока пальцы, отбрасывая очередную желтую корку прямо на пол. Удовольствие от любимого лакомства смешивается с плавными мыслями опьяненного разума, и Хосок, улыбаясь, совсем не понимает, что с друзьями не так и о чем вообще идет речь. Его игривый, совсем еще детский взгляд бегает по лицу старшего, все же замечая раздражительность. Намджун сидит во главе стола, впрочем, как и всегда, скалит зубы и озабоченно чиркает зажигалкой, из-за которой комната наполняется неприятным скрежетом. Он пустым взглядом следит, как огонек игрушки то вздымается вверх, озаряя его скованное мыслями лицо, то быстро гаснет по желанию альфы. Джун наблюдает за игрой пламени уже долгие десять минут и совсем не обращает внимание ни на кого вокруг. Он далеко в своих рабочих мыслях, поток которых нарушают лишь короткие воспоминания о недавнем разговоре с Сокджином и цветочный привкус на кончике языка. — Еще минуту, и я буду звать на помощь, — смеётся Хосок, и его черная шевелюра оживает, а по подбородку убегает сок спелой ягоды, пачкая ворот телесной водолазки. Намджун не выдерживает, фыркает зверем и поднимает усталые глаза на друга, в которых все еще отражается пламя. Альфа небрежно скользит взглядом по растянутой улыбке Хосока, перепрыгивает на почти отрубившегося на диване Юнги и останавливается на стопках зелёных листов наркотика на столе. Этот дорогущий товар лежит как ни в чем не бывало, среди пустых бутылок джина и разброшенных сигарет. — Я, в отличие от вас, обдумываю сделку, — врёт альфа и с шумом откидывает на стол серебряную зажигалку с его именем на корпусе, чтобы отвлечь от себя пристальное внимание, которое сейчас ему совсем не к чему. Старший забирает со стола не допитый бокал с джином и разваливается в кресле, переплетая ноги. Делает маленький глоток. Сейчас все его мысли крутятся вокруг одного наглого альфы, который ворвался в его голову и бесцеремонно наводит там беспорядок. Намджун ужасно не любит хаос у себя в голове, предпочитая предусматривать и планировать все наперед, а этот мальчишка разворошил полки с мыслями, перевернув все вверх дном. Джун прикрывает глаза от пьянящего удовольствия после глотка алкоголя, слизывает остатки горечи с губ и вспоминает историю парнишки. Она многое расставляет на свои места, но все же не объясняет, почему сердце альфы замирает при взгляде голубых глаз, в которых кратеры луны манят в свои объятия. Джун так же обдумывает данное в порыве нежности обещание Сокджину, а вот теперь, спустя долгие часы, понимает, что оно просто абсурдно. Как защитить того, кто одним лишь взглядом своим вводит его в ступор, не имея сильной ауры альфы. Намджун злится на себя сильнее. Он не любит ощущать себя слабым. Он давно запретил себе это никчемное чувство, которое с детдома и до этого дня не испытывал не перед кем, даже перед своим любовником. А тут какой-то дерзкий юнец — альфа заставил его сердце в прямом смысле биться. Чертовщина. Джун от злости залпом осушает бокал, глотает раздирающую горечь и вновь наливает ядреный джин под пристальным взглядом друга. — О, ожил! — резво восклицает младший, выкидывая руки вверх, и сразу вжимает голову в плечи от убийственного взгляда старшего. — А что в ней такого особенного? — не выдерживает Юнги, совсем не понимает переживания альфы. Шуга поднимается с дивана, тоже тянется за новой дозой алкоголя и усаживается поудобнее, скрещивая ноги в позе лотоса. Его очаровательные кудряшки падают на глаза, мешая хорошо видеть все происходящее. Свет ярких ламп по периметру помещения играет оттенками его песочных волос, превращая их в сказочно рыжий, от чего парень становится похож на дворового взъерошенного кота. Юнги медленно допивает свой джин, игнорируя тихий монолог Хосока, который пытается объяснить, в чем заключается сделка, и проводит кончиком языка по краю бокала, слизывая все до последней капли. Альфа все же бросает беглый взгляд на младшего, удостоив того своим вниманием. Хосок пожимает плечами, сминая водолазку, и кивает Юнги в сторону старшего. Их немая игра остаётся не замечаний. Намджун сегодня странный и этот факт тревожит обоих друзей. — Не парьтесь. Все пройдет по высшему разряду, — переходит на убеждения Шуга. Он расстегивает ещё несколько пуговиц на рубашке, давая коже почувствовать приятный ласкающий холодок. Выпрямляет ноги, которые уже изрядно затекли, и склонившись над столом, берет зелёный лист наркоты. Он шумно откидывается на мягкую спинку дивана, крутит лист в руке, рассматривая, как в первый раз. — Товар у нас отменный, а твоя схема ещё не разу не давала сбой, — успокаивает парней Юнги. Он приподнимает лист на свет, прищуривает один глаз с лисьим разрезом, пристально рассматривает причудливый узор сплетенной зеленой паутины, потом высовывает розовый язык и под оглушительный вздох Хосока кладет удовольствие себе в рот. — Или ты боишься чего-то другого? — гаденько ухмыляется Шуга, в конец опьянев, и совершенно не понимает, что несет. Он уважает старшего, считая его для себя чем-то больше, чем просто друг. Намджун — его семья, так же, как и Хосок. Единственная семья, которую он знает. Но сейчас жидкие мысли играют языком, заставляя его нести чушь. — Господин Сокджин ещё не указал тебе на дверь? — язык альфы заплетаются, делая слова длинными и вязкими. — Ведь появление его сына не входило в твои планы? Не так ли? — Шуга фыркает, довольный собой, и поправляет маленький крестик в кольце своей сережки. Хосок испуганно смотрит на старшего, ожидая взрывной реакции ведь алкоголь владеет и его разумом. — Не неси чушь, — с раздражением в голосе, но на удивление спокойно произносит Джун. Альфа даже не приподнимается с кресла, а лишь напряженно крутит черную печатку на указательном пальце, что говорит о тщательно скрываемой злости. Это дорогое, из белого золота кольцо, подарил ему Сокджин на первую их годовщину. — Я никогда не претендовал на его руку, и ты это прекрасно знаешь, — недовольно добавляет Джун. — Вся его компания мне и даром не нужна, — звереет старший, когда видит, как Юнги театрально закатывает глаза к потолку. — Да ладно тебе, не злись, — быстро ретируется Шуга, не желая доводить до скандала. — Только сдается мне, что теперь его любовь тебе придется делить с молодым засранцем. И это вопрос времени, как скоро твой Джин укажет тебе на дверь. Ведь ты очень разозлил его малыша. — Ты пьян, Юнги, — прерывает его язвительную речь Хосок, когда видит, как лицо старшего идёт багровыми пятнами. — И вообще, не забудь заплатить за лист, — напоминает младший переводя разговор в другую сторону, сильно хмурясь на такую выходку Шуги. Какая собака его сегодня укусила. Ведь нести чушь и вести себя как ребенок — это прерогатива Хосока, а сегодня они явно поменялись местами. Юнги не когда не позволял себе лишнего, тщательно играя роль здравомыслящего альфы. Но последнее время его не узнать. Хосок подмечает перемены в настроении, да и нападки на старшего становятся серьезнее и уже не несут за собой повод посмеяться. — Этот товар уже оплачен, — добивает младший, сверкая черной пустотой. Альфа так же расслабленно откидывается в кресло, и оно принимает его в свои объятия. — Намджун, а Джин подтвердил новую закупку лекарств? — с чуть прикрытыми глазами спрашивает Хосок, продолжая играть в серьезного альфу, если уж Шуга сегодня не в себе. — Ещё нет, — старший цепляется за новую тему, как за спасительную соломинку, сгибается над столом и поправляет стопки листа, которые не аккуратно развалил уже посапывающий Юнги. — На складах ещё полно порошка, но… Джун смотрит на часы, приподнимая манжет. Время бежит непозволительно быстро, а у него есть ещё одно важное дело. Он заворачивает рукава белоснежной рубашки по локоть, расстегивает ворот и с прищуром следит за мимикой младшего, который так и не открыл глаза. — Вторая поставка была очень крупной и обошлась нам в кругленькую сумму, — объясняет дела старший. Он прикидывает убытки, от чего черты лица заостряются. Джун крутит пустой стакан по столу и мысленно отсчитывает убегающие минуты. — Я слышал, Сокджин сменил поставщика лекарств, — сбрасывает дрему Юнги и с хриплым мычанием врывается в рабочий разговор. Его зелёные глаза под действием наркотика меняют цвет на темный изумруд в золотой окантовке радужки. Альфа нервно раздувает ноздри от нахлынувшего удовольствия и слабости, которая овладевает его телом. Парень поочередно поднимает свои руки, расставляет широко пальцы и с лёгкой, немного глупой улыбкой пытается увидеть, то чего нет. В помещении для него становится жарко. — Все, поплыл, — констатирует Хосок, приоткрыв один глаз. Он глубоко вздыхает, окончательно открыв глаза, и тянется за любимой дыней. — Как хочешь, а домой я его не повезу, — сдвигает брови младший, что придает лицу строгость. Он изрядно хмурится и чуть оскаливает зубы, чтобы его слова не оспорили. — Он дурной, когда под листом. Опять песни начнет орать, — откусывает кусочек наслаждения. Хосок предпочитает сладости и алкоголь, в отличие от Юнги, который никогда не упускает шанс попробовать новую формулу наркотического листа и испытать на себе весь спектр новых ощущений. Хосока это пугает, но сам Шуга не позволяет вмешиваться в его решения, предпочитая самому контролировать свои желания. Хотя поучить уму разуму младшего не гнушается, чем проявляет прикрытую заботу. Но Хосок не глупый, понимает, как дорог друзьям и принимает заботу с благодарностью, только иногда немного сопротивляясь. — Да, Джин пытается работать с двоюродным дядей, — после длительного молчания отвечает Намджун, но обращается к младшему, который ещё в состоянии здраво мыслить. — Он ещё тот жук, но цены у него лояльные, да и контрабанда нам преподает, — пожимает плечами альфа и скрещивает руки на груди. — А найти хорошее лекарство для листа сейчас сложнее, чем закупить для него травы. Таможня обнаглела, — заканчивает свои объяснения Джун и начинает тереть пальцами переносицу в желании расслабиться и отпустить бушующий ураган мыслей хотя бы на некоторое время. Альфа цепляется взглядом за зелень на столе, подмигивает Хосоку, который уже проследил за его глазами и понял желание друга. — Давай по одной, — тихо и с просьбой в голосе. — Я угощаю. — А как же твои дела? Да и покупатели скоро приедут, — недоверчиво смотрит парень и кивает на Юнги, который плавает в своих иллюзиях, перебирая пальцами в воздухе. Хосок смотрит на этот спектакль немного с завистью, был бы Шуга в себе, точно бы не разрешил младшему побаловаться. Альфа еле заметно кивает, уже на все согласный. — Эта формула слабая. За час отойдем. Вы же хотели отдохнуть, — по инерции уговаривает Намджун, зная, что его младший лишь придуривается, набивая себе цену. — Ага, слабая, — смеётся он и тянется за листом. — Вон уже один слюни пускает, — кивает он на Шугу. Парень отстал от своих пальцев, уже залип на ярких пятнах на стене, и только ему известно, что он там видит. — И где же наша братская солидарность? — так же берет лист Намджун. — Только, чур, не издеваться, если отойдешь первым, — показывает белые молодые зубы Хосок. — А то я тебя знаю, — хмурится младший, пристально всматриваясь, как искривляются губы Джуна в понимающей ухмылке, — проснусь, как в прошлый раз, голый в машине, — припоминает шутку старшему. Хосок сверкает взглядом и отбрасывает черную челку назад. — Обещаю, — кивает альфа. Он вытаскивает язык и демонстративно кладет лист в рот, прижимает его к влажному и теплому небу. Прикрывает глаза. Все, время пошло. *** — О, вы очень поздно! — восклицает пожилой продавец бета, встречая Намджуна у входа в дорогой магазинчик. Он звенит ключами, шумно сообщая об опоздании. — Я уже закрылся, — испуганно понижает голос, когда натыкается на ауру альфы. Джун выглядит отвратительно, чувствует себя еще хуже. Наркотик все же оказался достаточно крепким и продержал парней в своих сказочных тисках больше трёх часов. Не прошло и часа, как их отпустило, и альфа вспомнил о деле, которое так тщательно держал в памяти, не имея право забыть. Намджун хмурится от подкатывающего приступа головной боли, разминает шею. Ему сейчас до жути не хочется с кем-то спорить. Он даже не понимает, как сюда то смог добраться без аварии и посторонней помощи. Своих ребят он оставил в клубе, бессовестно повесив на них встречу с клиентом и новый договор на покупку. От чего Хосок долго провожал его проклятиями. — Где товар? — Намджун устало опирается на стену, не обращая внимание на растерянного бету, который не знает, как поступить. Вечернее время лишь усиливает страх, а пустая улица не предвещает ничего хорошего, ещё и ветер напевает какую-то унылую мелодию. Альфа перед ним явно чем-то расстроен и заставляет вжимать голову в плечи, от тяжелого аромата конопли. Продавец мнется пару минут у стеклянной входной двери маленького бутика, боится возразить и покорно открывает дверь, невзирая на все правила. Понимает, что с таким покупателем лучше не спорить — себе дороже. — Подождите пару минут здесь, — наигранно ласково указывает на место у дверей бета. У Джуна хватает сил лишь одобрительно кивнуть и позволить продавцу удалиться в плотную глубь магазина. Альфа присаживается на табурет с мягкой обивкой у самой входной группы и кидает голову на ладони, упираясь локтями в колени. В магазине темно и неуютно. Из разных углов на альфу смотрят пластиковые глаза нарядных манекенов. Их пустые безжизненные взгляды оседают мурашками на коже, заставляя разбегаться в разные стороны. Эти немые сторожа следят за гостем, презрительно осуждая за визит. Намджун остервенело трет виски. Голова болит и трещит, как самый спелый арбуз. Нервные окончания немного немеют и постепенно отходят от дозы. Еще пару часов, и альфа будет как новый, но эти часы могут быть самыми сложными. Кайф и минутное удовольствие никогда не даются легко, за все приходится платить и в этом случае альфа платит дважды. Сейчас мужчина мечтает лишь о глотке воды, чтобы остудить пожар в венах и промочить пересохшие связки, которые готовы в любую минуту просто потрескаться. Наркота сегодня не оправдала его желания. Усталость и мрачные раздумья вернулись так же быстро, как и сознание, и теперь ударяют с двойной силой. Эйфория была недолгой, но даже в этом угаре его преследовал голубой цвет чужих глаз. — С вами все хорошо? — встревоженно спрашивает продавец. Он аккуратно трогает альфу за плечо и делает шаг назад, когда видит красную паутину капилляров на белом полотне глаз. — Воды! — хрипит Джун, готовый убить за жидкость. Он стягивает тугую резинку с волос, небрежно кидает ее на пол, освобождая каштановый поток. Голове становится намного легче. — Сейчас, сейчас, — мямлит в испуге бета и всеми демонами клянет ночного гостя. Мужчина убегает, тряся бежевым фирменным пакетом. Уже через минуту Джун оживает от потока холодной влаги, которая насыщает каждую его клеточку. Он забирает товар и, пошатываясь, выходит в ночь. Какое-то время еще сидит в машине в ожидании, когда все чувства и реакции придут в норму, а потом под лунное освещение срывает свой внедорожник с места, и виляя змеёй уже по пустой трассе направляется к особняку. *** Намджун старается двигаться тихо, следит за каждым своим шагом. Особняк уже давно спит, погруженный в сказку Морфея. Альфа на ходу скидывает с плеч куртку, бросает ее на стул, но промахивается, и кожа черным пятном укладывается на пол, сливаясь с темнотой. Джун фыркает, но уверенно идет вперед, поправляя закрученные рукава белоснежной рубашки. Пьяная походка кидает его из стороны в сторону. От чего альфа спотыкается, задевает стул в гостиной и упирается в огромную напольную вазу с цветами. Пытается вспомнить, как она здесь оказалась, но память подводит, и альфа, лишь подвинув ее ближе к стене, минует гостиную, ничего почти не разрушив. Лестницу Джун преодолевает на одном дыхании, пару раз все же застревая пакетом в перилле и подспудно радуясь, что не порвал подарок. Удачно крадется по коридору второго этажа, как дикий зверь, тихо ступает, не издавая ни звука, лишь громкое прерывистое дыхание выдает гостя. В конце коридора альфа замедляет шаг, переводит дыхание, которое от нервного перевозбуждения не как не может контролировать, и широко улыбается, заметив чуть приоткрытую дверь. Как вор проникает в щель и замирает у порога, стараясь побыстрее привыкнуть к полумраку. В лунном сиянии, как под природным одеялом, на маленькой кровати лежит комочек. Чимин громко сопит, притянув ноги к груди, от чего он кажется совсем крохотным. Этот альфа, как маленький ребенок, причмокивает губами во сне и сжимает кончик подушки между пальцами. Совсем мило и как-то интимно. На секунду Джуну становится стыдно за то, что он так бесцеремонно ворвался в сонное пространство парня, но только на секунду. Намджун подходит ближе, почему-то уверенный, что не разбудит. Он смотрит, долго разглядывает размытые луной очертания, подстраиваясь под ровное дыхание Чимина и тихий ход наручных часов. Ветер из приоткрытого окна приносит в комнату непонятные для мужчины эмоции, которые сразу проникают в сердце, наполняя его нежностью и желанием защитить этого спящего ребенка. Альфа делает неосознанный шаг назад, пугается этих чувств, которые вопреки желаниям хозяина, начинают жить своей жизнью. Джун чувствует, как его начинает штормить, хотя твердости в ногах можно позавидовать. Он шуршит пакетом, ищет место, чтобы оставить подарок и побыстрее скрыться за дверью, сбежать от непонятных ощущений. Ставит пакет у стола и, поддавшись желаниям, подходит к кровати так близко, что коленками чувствуют деревянные перекрытия изножья. Невольно замечает, как Чимин дергает плечами и где-то там, далеко за пределами реальности начинает хныкать. Эти тихие слезы заставляют альфу растеряться. Намджун хватается за резные вензеля изножья кровати, стискивает зубы, играя желваками. Останавливает себя в порыве разбудить, вырвать парнишку из ночного кошмара и крепко обнять, успокоить. Он делает шаг ближе, отрывает пальцы от теплого дерева. Его сердце затаилась где-то под ребрами и боится сделать так нужный сейчас удар. Джун немного склоняется над Чимином, ведет по воздуху ладонью хочет дотронуться до обнаженного плеча. Взглядом ласкает серебряную кожу, прикусывая в кровь щеку. В страхе отдергивает руку, не понимая, что творит, прижимает ее к груди, как будто обжегся об ледяной воздух. Собрав последние крупицы самообладания, он натягивает уголок одеяла на плечи парня и быстрым шагов выходит в коридор, даже не обернувшись. И только поняв, что мелкий затих, он закрывает за собой дверь. Намджун не верит в свои ощущения, гонит дурные мысли, выгрызая мягкую плоть в щеке. Он прислоняется лбом к холодной стене, упирается ладонями в твердую поверхность, чтобы не упасть на ватных ногах. Борется со спазмом в горле и дышит, дышит, но воздух совсем не попадает в измученные легкие. Возбуждение скручивает низ живота, а по венам пробегает ток. Ему сейчас срочно нужен его омега и цветочный аромат гардении. Чимин открывает глаза. Лунный свет пробивается в окно, окрашивая спальню в серебро. Вечерний разговор с папой бесстыдно проник к нему в сон и нагло разрушил сладкую сказку, заставив вновь плакать. Парень вытирает тонкие дорожки слез холодными пальцами, разглядывая тени на потолке, и делает глубокий нервный вздох, первый после долгой истерики, которая накрыла его, как только за папой закрылась дверь. Легкие улавливают чужой запах, и парень быстро садится на кровати, окидывая комнату беглым взглядом. Сонная дрема еще не до конца отпустила его сознание, а холодный ночной ветерок сразу обдает голые ступни, запуская вереницу мелких колючих мурашек, от чего альфе хочется поежиться и спрятаться обратно под теплое одеяло. Но Чимин лишь качает растрепанной от сна головой и сбрасывает с себя дурман. Нет, он не ошибся. Комната пропитана ароматом конопли, но не дерзкой и грозной, как днем, а нежной, теплой и успокаивающей. Парень забывает о холоде, тянет носом, блаженно прикрывая веки, и не как не может насладиться этим запахом. Намджун был здесь, это точно. Легкое удовольствие щекочет рецепторы и переплетается со спокойствием, которое накрывает тонким покрывалом. Чимину сразу кажется, что все тревоги сейчас уходят на второй план. Он как маленький ребенок, поджимает пальчики на ногах, вжимает голову в плечи и тихо хихикает, сам еще не понимая своих глупых эмоций. Натягивает на себя одеяло и сидит так несколько минут, разглядывает сказки на стенах, пока глаза совсем не привыкают к темноте, и он не замечает пакет у стола. Пак с нескрываемым интересом тянется за ним, перехватывает бумажные ручки, которые шуршат на всю комнату, распугивая лунные тени, заглядывает. Из груди парнишки вырывается глубокий выдох, а на свет появляется белоснежный джемпер с голубой полосой от горла наискосок к рукаву. Чимин сразу узнает элитную вещичку новой осенней коллекции, именно ту, о которой он мечтал в Скалодаре и ждал появления в продаже. Альфа в порыве нежности тянет джемпер к груди, широко улыбается то ли обновке, то ли мысли о том, кто ее принес. С грохотом откидывается на подушки, в немом восторге несколько раз стучит ногами по постели и замирает, прижимая теплую ткань к себе, как дорогую и любимую игрушку. В надежде на сладкий сон закрывает глаза, желая побыстрее заснуть под дурманящий запах конопли. В голове бабочками рождаются миллионы мыслей, от которых скручивает живот и приятно печет в груди. Пак узнает это чувство. Конечно, немного пугается, но все же решает попробовать и поддаться на зов природы. Тайная любовь может убить все живое внутри него, - на секунду сомневается Чимин. Но она может и подарить крылья. Как повезет.