Глава 4
15 марта 2024 г. в 23:06
Примечания:
Ура! Теперь я могу выкладывать целые главы. Запас сделан! Теперь я спокойна!
«Сладко, очень сладко», — повторяет про себя Намджун, наблюдая, как Сокджин безмятежно допивает свой утренний сок. Омега, как всегда, великолепен, невзирая на раннее утро. Его строгий костюм цвета слоновой кости идеально сидит не стесняя движений. Розовая рубашка расстегнута на две пуговицы, что позволяет омеге спокойно дышать. Собранные на одну сторону волосы открывают точеные скулы, выгодно подчеркивая впалые щеки.
Джун дышит через раз, запускает в себя цветочный аромат маленькими дозами и отчаянно боится задохнуться. Он сильнее стискивает зубы, втягивает щеки, от чего губы превращаются в уточку, и старается не издавать ни единого звука, чтобы не привлечь к себе внимание. Альфа сидит ровно, от напряжения мышцы превращаются в монолит и кажется, что натянутый на плечах пиджак тихонько трещит по швам. Этот треск заглушает сам альфа, царапая дном чашки по гладкой поверхности стола. Намджун тушит этот приторно сладкий пожар крепким обжигающим кофе. Он немного морщится, когда напиток обдирает слизистую глотки, но все же жадно глотает такую нужную сейчас горечь.
Джун не сводит равнодушный взгляд с Сокджина, желая понять, что же изменилось с прошедшей ночи. Почему в первые за столько лет он желает смыть с себя нотки страсти и запах своего любовника, который въелся в кожу, смешался с терпкой коноплей и теперь отравляет мысли и легкие альфы. Ему не однократно говорили, как это сочетание ароматов соблазнительно и притягательно для других. Как приятно было осознавать, что тебе принадлежит такой шикарный омега, мечта и плод фантазий других альф. Даже его друзья восхищаются этой дурманящей голову силой, а милые омежки зло кусают губы, осознавая, что Намджун выбрал не их.
Альфа чуть прикрывает глаза, вспоминая ночь. Он брал Джина долго, размеренно, желая продлить тянущую, возбуждающую боль внизу живота после встречи с Чимином. Это чувство будоражащего тепла впервые поселилось в груди альфы, и с каждым размеренным проникновение в омегу он слышал лишь тихий плач мальчишки, который заглушал сладкие стоны Сокджина. Намджун сходил с ума от этой какофонии звуков, пытался без остатка выплеснуть весь этот уют и сладкими поцелуями отдать его омеге. Но рожденная у кровати Чимина буря лишь под утро дала альфе уснуть, так и не получив желанной разрядки. И вот теперь он из последних сил сжимает хрупкую чашку с кофе в порыве сбежать из-за стола под очередной спасительный, отрезвляющий мозги душ.
Время для Джуна, кажется, замирает. Он видит, как маленькие пылинки застывают, прекращая свой таинственный танец в уже холодных лучах осеннего солнца, которое желтыми пятнами разливается по полу. Даже шелест листьев за окном засыпает глубоким утренним сном, подражая времени.
— Что с тобой? — интересуется Джин, заметив втянутые щеки альфы. Он отставляет от себя уже пустой мутный стакан из-под сока и делает жест рукой, подзывая Тэуна, разрешая убрать со стола.
— Я не слышу ответа, — строже, чем хотел, продолжает допрос омега. — Ты с ночи какой-то не свой.
Сокджин упирается локтями в стол и укладывает свой подбородок в сплетение пальцев.
-Я и не ответил, — тихо рычит себе под нос Намджун.
Он опускает глаза и начинает следить за золотыми переливами в чашке с кофе. Его зрачки бегают по коричневой глади, обрисовывают ровные контуры белого фарфора и не смотрят на омегу.
Джин минуту молчит, наблюдает, как старательно альфа прячет в чашке свой взгляд, чувствует ощутимое напряжение в воздухе, которое повисает над ними плотной вязкой массой. Омега еще ночью понял, что с его Джуном что-то не так. Альфа всегда был диким и необузданным зверем, который с любовью каждую ночь терзал его тело, оставляя на нем так ненавистные омеге отметины. Этой же ночью альфа превратился в чуткого и ласкового волчонка, который с нежностью зацеловывал каждый сантиметр на его коже.
Джина это бесит. Вид растерянного и нежного альфы не подходит Намджуну. У него просто нет права проявлять слабость, лишая силы самого омегу.
— Знаешь, — Джин не отводит пристальный взгляд, стараясь звучать мирно, но этот спектакль все сильнее начинает выводить его из себя. Омега совсем не замечает суетливого советника, который молчком убирает со стола столовые приборы и предвкушает приближающуюся ссору. Тэун краем глаза поглядывает на молчаливого и немного грустного Джуна, отмечая для себя, что и правда с балагуром что-то не то.
— Мне совсем не нравится твое такое состояние, — Сокджин хмурит взгляд, сдвигая к переносице брови. Поднимает свой подбородок и поправляет локоны, одним движением убирая их за ухо, стараясь привлечь к себе внимание любовника. Четно. Намджун так и продолжает тонуть в своих мыслях, как в грязной трясине, не обращая внимание на нарастающее возмущение омеги.
— У меня полно своих проблем, — вновь повышает голос Джин, рассерженный таким безразличием. — Ты же прекрасно знаешь, что сейчас сложное для нас время. Да и у Чимина завтра день рождение.
Альфа лишь приподнимает бровь, услышав имя, смотрит исподлобья, не снимая маску безразличия. Лицо застывает камнем, пряча игривые ямочки на щеках.
— Я весь в банкете, по уши в организации, да еще и новые поставки лекарств, — омега не выдерживает, поднимается, отталкивая стул с такой силой, что тот, издав неприятный скрежет, с шумом падает. Тэун дергается, но соляным столбом замирает в метре от Господина, предусмотрительно решив не нарываться. Джин облокачивается на стол, упирается в него ладонями, поддается вперед, уже начиная изрядно злиться. Безразличие Намджуна и безучастность к разговору приводит омегу в бешенство. Его альфа и правда позволяет себе лишнего, забывая, кто тут главный. Омега облизывает губы и решает напомнить. Его нежный голосок в миг превращается в нежное рычание.
— Нечего тут строить из себя обиженного, — все неправильно понимает Сокджин. И уводит проблему в никуда.
— Да ты что! — прерывает его на полу слове Джун, не выдержав беспочвенных обвинений и зацепившись за неправильные выводы омеги. — То есть ты хочешь сказать… — он тоже встает с места, хватается за край стола, да так сильно, что крепкая с виду столешница начинает трещать.
Бедный Тэун готов сквозь землю провалиться, лишь бы не попасть под горячую ссору. Бета наблюдает за происходящим, затаив дыхание, и решает даже с места не двигаться, пока буря немного не уляжется. Хотя это вряд ли произойдет скоро.
— Значит, только ты у нас занятой бизнесмен, — злорадно продолжает Намджун. Его кадык нервно дергается на этих словах, а золотой цвет глаз начинает темнеть, предупреждая, — а у меня, значит, других дел нет? — продолжает наступать альфа, желая хоть так выплеснуть все напряжение, — как бегать псом за избалованным молодым хозяином, — злится Джун, оскалив на омегу зубы, что вообще неприемлемо.
Тэун с громким выдохом «ой, дурак!» прикрывает глаза, вжимая морщинистую шею в усталые плечи. Он лишь откровенно радуется, что успел убрать со стола все столовые приборы и посуду, иначе собирать бы ему осколки до вечера. Сокджин, как рыба, открывает рот, но не успевает ничего сказать, лишь впивается короткими ногтями в дерево стола.
— У меня своих дел полно, — покрывается пятнами злости Джун. Эта ссора — как бальзам на его истерзанную с утра душу. Вены на его руках начинают вздуваться от напряжения и расползаться упитанными змеями по предплечью к шее. — У меня склады пустые, — врет первое, что приходит в голову.
— Защищать Чимина — это главная твоя работа, за которую тебе не плохо платят, — ставит на место зарвавшегося главу безопасности Сокджин. — И не приплетай сюда свой маленький нелегальный бизнес. Он не должен влиять на твои прямые обязанности, — уже кричит Джин, не переживая, что его кто-то может услышать. Тэун и так все знает, а немногочисленная прислуга будет нема как рыба. — Иначе я прикрою тебе поставку контрабанды лекарств и травы для листа, — угрожает омега и уже спокойно расслабляет плечи, ведет головой, беря себя в руки. — Тем более у тебя есть две замечательные шестерки, — с презрением и ехидной улыбкой на устах заканчивает разговор Джин. Омега очень хорош, когда злится, и сам это знает.
— Не смей! — сквозь зубы рычит альфа, но замолкает на полуслове, когда видит вспыхнувшие яростью глаза омеги и слышит скрип его зубов. Даже одного взгляда достаточно, чтобы Намджун почувствовал себя униженным. Он понимает, что уже перешел дозволенную черту, и каждое слово может стать последним. Его злость смешивается с разочарованием. Ведь подсознательно он знает, что всегда будет для Джина лишь подчиненным и никогда равным.
Намджун делает глубокий вдох, чтобы остудить пыл, сжимает кулаки до синих пятен.
— Не повышай на меня голос, — твердо, уверено и официально, но уже на пол тона ниже. — Твои прямые обязанности — защищать членов семьи Ким, — еще минута, и он окончательно взорвется бесконтрольным гневом и разнесет все, что попадется под горячую руку. А пока Сокджин лишь царапает стол, пытаясь не утонуть в золотой бездне, напротив. — И если ты забыл, то я тебе напомню, что Чимин самый главный в нашей семье, и тебе оказана честь его защищать.
— Ах, честь! — задыхается альфа. Одним резким движением Джун разрывает ворот белой рубашки, впускает в легкие больше спасительного воздуха, иначе запах гардении убьет его. Прилив адреналина бьет по мозгам, не дает здраво мыслить. — Извините меня, — театрально склоняется в почтенном поклоне альфа, едва удерживает себя на ногах, потеряв опору. Потом медленно выпрямляется и хватает пустую забытую чашку, которая от силы пальцев идет россыпью мелких трещин. Тэун замирает в испуге у стены, на миг затаив дыхание.
— Господин Сокджин, — тянет Намджун и затихает с чашкой в руке, когда видит его.
— Ага, ругаетесь. И я слышал свое имя. Не ужели причина скандала во мне, — Чимин легкой пружинистой походкой спускается по лестнице, озорно улыбаясь папе, довольный таким «Добрым утром».
***
За столом на грани войны с застывшими взглядами замирают любовники. Они тщательно стараются затушить пожар своих разгулявшихся эмоций, нервно переглядываются в надежде, что Чимин слышал не весь их разговор, который и разговором можно назвать с большой натяжкой. У стены нервно вздыхает Тэун и, кажется, немного сползает вниз на подогнутых коленках. Он с облегчением глядит на молодого хозяина, как на спасение, вытирая капельки липкого пота со лба. Чимин немного пугается и совершенно теряется в блеске изучающих его взглядов. Он резко замедляет шаг, тормозит на первой ступеньке, не решаясь идти дальше. После того, что он услышал еще наверху, альфа долго не решался спуститься, но, отчетливо разобрав в крике свое имя, не выдержал. И вот теперь, стоя под перекрестным огнем взглядов, но искренне сомневается в правильности своего решения. Парень сглатывает подступивший ком тревоги, еле заметно приподнимает подбородок, кивая Тэуну, который все же нашел в себе немного смелости и под общее затишье перехватывает чашку из рук Джуна. Так от греха подальше.
Сокджин, застигнутый сыном врасплох, в миг собирается, проводит еще дрожащими руками по лицу, растирает напряженные мышцы шеи и тут же расплывается в самой обворожительной улыбке. Он ведет плечом, расправляя пиджак, который немного приподнялся в плечах от напряжения в руках, и переключает внимание на Чимина.
Джин с легкостью сбрасывает с себя нахлынувший гнев и приходит в себя так быстро, как будто минутой назад он не был готов взорваться бушующей лавой извергающегося вулкана. Сейчас на его красивом лице штиль, и лишь розовый слой румянца на щеках сообщает о перевозбуждении.
— Ты уже встал? Почему так рано? — омега тянет руки к сыну в приветственном жесте и подзывает к себе. Его лицо чертовски милое, наигранно беззаботное и не оставляет сомнений в том, что тут был хороший такой скандал. Чимин не дурак и чувствует искры электрических разрядов в воздухе, но все же расплывается в улыбке, подражая папе, крепче цепляясь за перила.
Советник, шаркая ногами, перебирается на другой конец стола и поднимает пресловутый стул, который так и оставался лежать у ног омеги. Бета наклоняется совсем низко, ведет головой, чтобы никто не заметил, иначе и ему тоже перепадет очередная порция гнева господина, и взглядом подталкивает Чимина к столу.
— Мы разбудили тебя? — все еще ждет сына омега. Он не опускает руки в ожидании долгожданных объятий и надеется, что Чимин усвоил их вечерний разговор и понял все правильно.
Парень решается, послушно подходит, чувствуя себя неловко и совсем не уместно посередине двух огней, но все же обнимает папу и целует в алые щеки.
Чимину сейчас ничего не может испортить настроение, которое подарило ему утреннее воспоминание о ночном госте и сладком сне в обнимку с кашемировым чудом. Парень отстраняется от папы, гладит джемпер, немного разглаживая низ. Кофта пришлась ему как раз в пору, сидит идеально, выгодно подчеркивает изящные плечи и открывает выпирающие острые ключицы. Завершают этот образ белые джинсы, которые обтягивают упругие ягодицы и стальные икры молодого альфы.
За столько лет он научился сочетать не сочетаемое. Искусно примерил на себе высокомерный образ альфы, разбавив этот фарс внутренним омегой — задорным, хитрым, импульсивным и довольно милым. Именно это сочетание ядреной смеси и притягивает к Чимину, как магнитом. С ним хочется общаться, доверять тайны, дружить, зная, что за тобой сильное плечо, на которое всегда можно положиться. И, конечно же, любить сильно, глубоко и без остатка.
— Нет, все хорошо, папа, — парень делает пару неловких шагов назад, давая возможность родителю получше себя рассмотреть. — У меня сегодня много дел. Хочу все успеть, — непринужденно вертится Чимин от возникшей неловкости. — Тем более, меня пять лет не было дома. Разве я могу все проспать, — парень вертит головой в разные стороны, пытаясь охватить взглядом все пространство.
— Посмотрите, какие тут все деловые собрались, — бурчит себе под нос Намджун, напоминая о своем присутствии. Он во все глаза наблюдает за вертлявым задом молодого хозяина, отмечая для себя, что тот непозволительно сильно обтянут.
— Джун, — все ещё строго говорит омега, прерывая новую попытку бунта. Он прищуривает глаза, предупреждая в последний раз. Альфа специально громко опускается на стул, ударяя кулаками по настрадавшейся столешнице от чего только Чимин вздрагивает, приподнимая плечи.
— Да, понял я уже все, — сквозь зубы обреченно цедит он, развалившись на стуле, скрестив ноги. Сокджин одобрительно кивает и решает пока отпустить ситуацию.
— Тэун, прикажи принести для Чимина завтрак, — даёт быстрые распоряжения омега и с интересом разглядывает сына. — Милый, ты так роскошно выглядишь! — Джин подходит ближе и со знанием дела раскручивает парня. — Это же «Bon Sarang!» — восхищается омега, узнав долгожданную новинку. — Коллекция этой осени! — искренне изумляется Джин такой роскоши. — Я не помню, чтобы видел эту вещичку в продаже. Да и тебе мы ее не заказывали, — с подозрением приподнимает бровь Ким.
Все вокруг затихает. Чимин поджимает нижнюю губу, не зная, что на такое ответить, и кидает быстрый, еле уловимый взгляд на альфу. Замечает, как Намджун резко напрягается, выпрямляясь в струну, и громко втягивает воздух, от чего его ноздри смешно расширяются. Он невольно задерживает дыхание, и его сердце на секунду затихает в ожидании ответа. Альфа распрямляет плечи, поправляет рубашку и суетливо приглаживает волосы, приводя себя в порядок перед новым скандалом. Умом понимает всю абсурдность ситуации, ведь ничего нет предосудительного в маленьком презенте, но только почему-то сердце категорически против, чтобы этот жест внимания стал известен. Сокджин замечает все, откладывает в памяти острый взгляд сына, хоть и прикрытый неловким жестом, улавливает копошение Джуна на другом конце стола с его хаотичными действиями, но решает оставить это все на потом. Не время разбираться с глупыми рывками сердца, которое предчувствует приближающуюся боль разочарования. Ожидание ответа затягивается, и Чимин, почуяв нарастающий тревожный запах конопли, ехидно ухмыляется. Присаживается за стол рядом с папой, откидываясь на мягкую спинку стула, испытывает на прочность нервы Намджуна.
— Это мой первый подарок к дню рождения, — Чимин расслаблено поправляет ворот и опускает глаза на переливающуюся янтарным блеском столешницу. Пристальный взгляд папы смущает.
— Чимин-и, неужели поклонник? — восторженно восклицает Сокджин, и в его голосе рождается надежда. Он вскидывает руки к груди, опадает на стул и немного опускается к сыну, чтобы лучше все слышать под недовольное рычание со стороны. Намджун надевает суровую маску безразличия, но все же прислушивается в ожидания ответа.
— Ну что ты, папа, — сразу краснеет Чимин. На фоне его белых волос даже загорелая кожа пропускает румянец. — Это всего лишь извинение от одного неотесанного, грубого и очень неуклюжего альфы за свое хамское поведение, — уже в открытую смеется Чимин и дразнит зверя, который впивается в столешницу пальцами и тихо рычит от наглости паренька. Улыбка Пака выходит очаровательной и такой искренней, что взгляд Джуна теплеет, покрываясь солнечным блеском, а сердце убыстряет свой бег.
— О, я очень рад, что в нашем мире еще есть те, кто может признавать свои ошибки, — спокойно говорит Джин, и уже две пары глаз пробираются под кожу альфы, который уже сидит тихо, скрещивает руки на груди и втягивает щеки.
— Но я надеюсь, — продолжат омега, — этот альфа не из числа твоих знакомых.
— Гораздо ближе, — бурчит себе под нос молодой альфа, но отрицательно качает головой под удушающий кашель главы безопасности.
Через минуту Чимину накрывают стол. Приятные ароматы свежего хлеба пьянят, а свежесваренный кофе щекочет слизистую. Парень на пробу ковыряет разноцветные овощи в тарелке, тревожит желудок, который в силу перепада часовых поясов совершенно отказывается проявлять аппетит. Пак делает маленький глоток обжигающего кофе, облизывает остатки горечи с губ и отстраняет тарелку, практически не притронувшись к еде. На время в гостиной повисает неловкое, но уютное молчание. И Тэуну кажется, что он слышит, как шелестят мысли, разгоняя тени непонимания и невысказанных обид.
— Ты почему ничего не ешь? — спрашивает Сокджин с тревогой в голосе. — Может, тебе не понравилось?
Ему безумно хочется окружить ребенка теплотой отчего дома, накормить и обогреть в своих объятиях. И не важно, что Чимин всегда питался лучше всех учеников школы, в родном очаге все определенно должно быть вкуснее. Джин в порыве исполнить не озвученные пожелания сына, поднимает руку, подзывая к себе Тэуна. Советник срывается с места, но Пак успевает остановить помощника, который замирает в метре от их стола, не понимая, что же все-таки ему делать. Его черные глаза мечутся от хозяина к молодому альфе, осознавая, что теперь его жизнь станет намного сложнее.
— Прости, все очень вкусно, но я не голоден, — опускает длинные ресницы парень, пряча хитрый взгляд, который уплывает в сторону невозмутимого альфы. — Я не привык завтракать так рано, — взмах ресниц и пристальный взгляд на папу.
Обида все же царапает горло Чимина, совершенно не к месту напоминая о вчерашнем разговоре. Парень сразу мрачнеет, но ловит себя на мысли, что его папа, несомненно прав. Он должен смириться с такой жизнью, отдать себя и все свои чувства на алтарь будущего семьи, как он и делал все десять лет осознанной жизни. Он смог одолеть эту боль в одиночку, похоронить ее в мягких подушках общежития в Скалодаре и вырастить из себя достойного альфу, гордость для папы. Вернулся домой пустой и безжизненной куклой, в которой не осталось сил вести постоянную борьбу самим с собой за право быть настоящим. Но как сделать это теперь, когда убитое сердце почувствовало живой трепет, который оседает на кончике языка привкусом ночной конопли. Чимин отводит взгляд от папы, шмыгает носом, подавшись дурацким мыслям, и одевает фальшивую улыбку. А что если это любовь? — задается вопросом молодой альфа, украдкой взглянув на Намджуна. Ведь у Пака уже нет столько сил сопротивляться этим чувствам. От одной только мысли у него скручивает желудок, а к горлу подкатывает тошнота. Он не вытерпит эту боль… Почему переосмысление некоторых вопросов приходит только с годами, и ты понимаешь, что уже довольно поздно что-то менять?
Сокджин замечает побледневшие щеки сына, видит плохо скрытую задумчивость в глазах и тянется к ребенку в надежде почувствовать родное тепло, еле уловимый запах его тела с искусственными нотками геля для душа. Расценивает его печаль правильно и с виноватым видом берет за руку, гладит загорелую под Южным солнцем кожу. Чимин охотно принимает долгожданную заботу, а близость к папе немного успокаивает.
— Тогда чего ты хочешь? — омега готов на все, лишь бы угодить сыну.
Намджун громко хмыкает, скрипит зубами, наблюдая за столь приторной сценой, и отворачивается к окну, не узнавая своего омегу, который сейчас, как мягкое облако рассыпается любовью перед сыном. Его немного задевает такое поведение Джина, а память выплевывает пьяный бред Юнги. Уже сейчас альфа чувствует себя забытым и совсем ненужным, а что будет потом. Он немного ревнует и старается не улавливать звонкий голосок щенка, не запоминать моменты не долгого разговора его с папой и не воспринимать все происходящее всерьез, откровенно делая вид, что его это не касается и за окном намного интереснее. А Джин все лебезит перед сыном, пытаясь загладить хоть крохотную часть своей вины, смотрит нежно, ласково, сам ластится к Чимину и зеркалит невинную улыбку сына. Да и поведение молодого альфы становится чрезмерно нежным, взгляд игривым, что так старательно совсем не привлекает Намджуна.
Глава безопасности ловит взглядом все движения, невольно косится на парня из-под упавшей на глаза челки, думая, что никто его не видит. Чимин то и дело поправляет белые волосы, убирая назад длинную голубую прядь волос, чтобы не мешала. Он ведет подбородком при разговоре с папой, выпрямляет плечи, как солдат на строевой, и постоянно зубами терзает пухлые губы, когда задумывается над словами или тонет в мыслях. Альфа понимает, что все это парень делает неосознанно, а разговор с близким ему человеком расслабляет его.
Это так мило! — фыркает про себя Намджун. И только при быстром взгляде на него Чимин как будто что-то вспоминает, задумывается, горбит спину, опускает плечи и давит такие интересные для альфы эмоции. Мужчине чертовски нравятся такие перемены в поведении парнишки, который почему-то не сдал его с потрохами и это терзает мысли Джуна сильнее, чем странное поведение щенка. Мужчина терпит какое-то время, наслаждается холодными лучами солнца, которые целуют окно, и возвращает вороватый взгляд к молодому хозяину. Он гладит его острые скулы, пытается разгадать, какую игру он ведет и почему весь его сейчас воздушный образ так противоречит наигранному и грубому поведению вчера.
Намджуну так хочется узнать, что скрывается у Чимина там, глубоко в душе, какие мысли посещают его в прямом смысле светлую голову, когда он замирает с приоткрытым ртом, прикусив кончик языка. И почему, черт возьми, он плакал ночью? Этот скулеж растерзал сердце альфы в клочья, и даже сладкая до безумия ночь не смогла залатать эти рваные раны. Альфа, как по команде, вспоминает острые плечи Чимина, которые дергаются во сне под короткие всхлипы. Он на секунду забывает, как дышать, теряется в воспоминаниях, трет онемевшее от нахлынувших неправильных мыслей лицо. И его короткие вздохи не остаются незамеченными.
Тэун все видит. Он, как немой страж, наблюдает за происходящем, анализирует и выдает, как машина результат. Советник прищуривает свои проницательные глаза, пуская по уголкам паутину мелких морщинок и молчит. Тихо стоит у стены гостиной подпирая ее основание и решает, как быть дальше.
Сокджин забывает обо всем: о ссоре и об альфе, и кажется, что сейчас в доме нет никого, кроме частички его родного сердца. Он то приближается к сыну, гладит волосы, слушая сбивчивые рассказы молодого альфы, который лишь успевает смачивать горло остывшим кофе. То по новой рассматривает его одежду, обсуждая предпочтения в моде. Ему и дня будет мало, чтобы узнать сына, но теперь у них годы, и Джин задорно смеется на милую глупость ребенка, осознавая, что они вместе. Может, это и эгоистично с его стороны, но сейчас омега немного по-настоящему счастлив. Их неторопливый разговор идет на двоих, но под пристальным вниманием одного альфы, который не может оторвать карий взгляд от ярких и таких настоящих эмоций Чимина и одного беты, который следит за глупо улыбающимся Намджуном и понимает, что эта улыбка принесет боль не только Джину, но и станет роковой для Чимина и самого альфы. Но сейчас Тэун предпочитает молчать и делать вид, что все хорошо. Кто он такой, чтобы спорить с Вселенной. А то, что именно она сейчас бесцеремонно вмешивается в судьбу этих троих он уверен точно. Лишь только ей под силу изменить правила игры, что она и делает, а советнику останется наблюдать и помочь им справится с той болью, которую подготовила жизнь.
***
— Ох, милый, прости меня, — Джин вырывает из очередного потока мыслей молодого альфу. Его мягкий и бархатный голос, как шелест листвы в знойный полдень, одновременно ласкает и приводит в трепет. — Мне так жаль, что я не могу провести весь сегодняшний день с тобой, — глаза омеги наполняются влагой. Он прислоняет руки к груди и с умилением смотрит на сына.
— Да, что ты, не переживай, — Чимин похлопывает папу по чуть подрагивающему плечу. — Я погуляю по торговому центру. Куплю себе костюм к празднику и там же перекушу.
Джин послушно кивает, запоминая планы сына.
— Я так долго тут не был, что для меня теперь улицы Россуса как достопримечательность. Здесь столько всего изменилось. Поверь, я не буду скучать.
— Хорошо, милый. Тогда давай поужинаем вместе сегодня, — одобрительно добавляет Сокджин, строя новый план на вечер.
— Ну вот и отлично, — радуется Чимин и в очередной раз закидывает непослушный голубой локон назад. Он поднимается с своего места, давая понять, что разговор окончен.
— А завтра, я надеюсь, — Пак склоняется в реверансе перед папой и вытягивает вперед руку, — вы господин Сокджин, соизволите сопровождать меня на торжество.
Омега улыбается, кокетливо расширяет блестящие глаза. Он, опираясь на руку сына, встает с места и немного приседает перед ним на дворцовый манер. Чимин целует кисть папы, сладко мажет его гладкую кожу губами и громко начинает смеяться. Этот весенний ручеек подхватываю все, даже уголки губ Намджуна немного ползут вверх. Задорный смех парнишки серебристыми бусинками отскакивает от поверхностей и пробуждает всю замершую природу от сна. Он отпускает папу, ерошит волосы, которые волнами переливаются, меняя блеск в свете солнца, и делает пируэт, в конце которого склоняется в театральном поклоне.
— Какой же ты у меня… — не договаривает Сокджин, прожигая восторженным взглядом сына.
— Ангел, — неожиданно для себя самого на выдохе прерывает его Намджун.
Альфа смог вздохнуть нормально только сейчас, когда сердце сделало сальто и на выдохе вышли все его непонятные чувства. Они сказочно слились в одно слово и обозначили одного конкретного альфу. Глубокий вдох кислородом обжигает легкие, и Джун хватается за грудь от резкого жжения.
— Да, я ангел, — подхватывает это слово Чимин, чтобы никто не успел его обдумать. Он высоко задирает курносый нос, дует пухлые губы и уводит ненужное внимание от главы безопасности, давая ему время прийти в себя. Его глаза образуют тонкие щелочки, превращая их в полумесяцы из-за шикарной улыбки.
Джин хмурится. Это слово из уст Джуна вырывается так легко, что царапает слух омеги, но мудрый Сокджин решает оставить это пока без внимания, поддаваясь на улыбку Чимина.
В душе омеги рождаются противоречивые эмоции. Возникшее в один миг невероятное волнение оседает в душе ядовитыми мыслями. Страх перед чем-то еще непонятным пробирается колючими ощущениями по позвоночнику. Сокджин еще вчера заметил непонятные перемены в поведении Намджуна и старательно гнал свои сомнения, понимая, что может ошибаться, но красивое слово «ангел» сломало все выстроенные им доводы. Ким обязательно уделит этим мыслям больше времени и разберётся с происходящим, а сейчас он делает вид, что ничего не заметил. Только посматривает, сведя брови, на любовника и сына.
— Хорошо, но с тобой поедет Намджун, — омега заглядывает в глаза напротив. Злится, замечая появившиеся искры радости. и вспоминает импульсивный вопрос сына о любви.
Чимин прячет смущенный взгляд, смотрит в пол, а у самого уши горят пожаром, выдавая парня.
— Ну, папа, — для приличия начинает возмущаться он, уже предвкушая общение с этим грозным и холодным с виду альфой. Его тон слегка меняется, переходя на высокие ноты, и звучит ну совсем не заинтересовано.
Чимин вскидывает бровь, скрещивая руки на груди, изрядно приминая кашемир, но замолкает под уже строгим и пронзительным взглядом папы.
Сокджин путается в какофонии чужих и своих эмоций. В первые не может понять, что творится у него на душе. Он хватает сына за локоть, сжимая пальцы чуть сильнее, чем хотел, и тянет его на себя, поддаваясь грязным водам своего разума.
— Это не обсуждается и впредь куда бы ты не пошел, он, — омега указывает подбородком на нового телохранителя, который сейчас больше похож на шелудивого пса, а не на волка, — всегда следует за тобой. Только дома ты можешь обходиться без него, — Сокджин дергает сильно, притягивает Чимина так близко, что парень явно улавливает нотки ревности в цветочном запахе папы. — И не забывай, что ты альфа и не можешь любить альфу. В нашем обществе это не примут. Ты меня понял? — шепотом в самое ухо сыну, обрывая его надежды.
— Да, — обреченно выдыхает Чимин, понимая, на что намекает родитель. Выдергивает руку и начинает растирает кожу, которая щиплет после сильных пальцев папы. Сердце молодого альфы падает в пятки и боязливо трепещет, осознавая прокол.
Атмосфера любви и радости взрывается, как мыльный пузырь, покрывая всех тонким липким слоем, от которого хочется немедленно принять контрастный душ.
— Вот и хорошо, — уже громко произносит Джин, натягивая улыбку. — Тэун, прикажи приготовить машину Намджуна, — омега через плечо бросает распоряжения советнику.
— А ты, мальчик мой иди, собирайся, — указывает головой на лестницу, намекая, что его надо оставить наедине с альфой.
Чимин не глупый, все понимает правильно. Даже ревность в запахе папы расценивает на свой манер, осуждая себя за неспособность удержать крохотную крупицу радости в глазах. В глубине своего потаенного «Я» злится на то, что Намджун не желает возиться с таким щенком, как он, и на то, что уловил так полюбившуюся коноплю на папиной коже при поцелуе его кисти. И все это заставляет глупое «Я» рычать, нет, скулить глубоко в душе и убивать свои зародившиеся надежды, на которые Чимин не имеет право.
Сокджин провожает взглядом спину убегающего в свою комнату сына. Минуту ждет, когда в гостиной смолкнет эхо, и медленно подходит к Намджуну, который прикрыл глаза от эмоциональной усталости. Альфа ждет реакции омеги, понимает, что облажался, но этот «ангел» просто не мог сидеть у него внутри. Он рвался наружу еще с серебристой ночи. Неожиданно для альфы Джин обнимает его со спины, заставляя вздрогнуть. Как будто умное сердце омеги подсказывает единственное правильное сейчас поведение. Он укладывает голову ему на плече, носом тянет запах конопли и проходит языком по пульсирующим венам, обдавая кожу горячим дыханием. Омега одним резким движением стягивает резинку с шелковых волос мужчины, освобождает каштановый водопад. Запускает длинные пальцы в волны, ласкает. Джун крутит головой в такт движениям омеги, начинает дышать прерывисто глубоко.
— Прости меня, любимый, — шипит мягко, по-кошачьи, немного царапая кожу на голове. Омега сжимает волосы альфы сильнее, показывает свое превосходство, тянет на себя, заставляет повернуться.
Намджун поддается, разворачивается и одним рывком усаживает своего омегу на колени, позволяя ему щекотать пальцы о гладко выбритые виски.
— Ты же понимаешь, что я не могу никому доверять, кроме тебя? — омега проходится горячим языком по кромке губ Джуна. Такое проявление доверия к нему убеждает гораздо сильнее обычных слов. Альфа уже не в силах терпеть скопившееся с ночи возбуждение. Он плюет на поменявшийся вкус к дорогому аромату и желает только разрядки. Глава безопасности притягивает Джина ближе, чтобы объятия стали теснее, заставляет ягодицами почувствовать свое прощение. Прикусывает алые губы, прикрывая глаза, а на подкорке сознания воображение рисует пухлые, сладкие волнообразные чужие линии.
Губы Чимина — идеальное сочетание мужественности и омежей нежности. Их розовый цвет, как спелый персик, манит своей сочностью. Намджун мучается от своего воображения, его голова идет кругом. Он не желает выбрасывать из сознания чужой образ, сильнее сжимает тело Джина и врывается в поцелуй. Терзает, вылизывает, играя непослушным языком, сжимает кисти на спине своего омеги, до конца не понимая, кого сейчас так страстно целует.
— Кх, машина у дверей, — прерывает их ласки хриплый голос Тэуна. Бета от смущения закрывает глаза, отвернувшись к стене. Джин резко встает, как не в чем не бывало, поправляет съехавший с плеч пиджак и ладонью вытирает с губ остатки поцелуя. Альфа поднимается следом, ищет резинку на полу и завязывает тугой хвост. Осматривает себя, решая, что не мешало бы переодеться и смыть с наваждение.
— Я выполню твой приказ, не сомневайся, — твердо говорит альфа и удаляется из гостиной в свой гостевой дом, гонимый странным чувством предательства. Ведь он уверен, что минуту назад целовал совсем чужие губы и это не правильно. Полюбить альфу — не правильно. Эта мысль ударяет под дых, покрывая кошмарным холодным потом разгоряченное тело. Намджун уговаривает себя, что такого с ним просто не может случиться.
Чимин — альфа. Он сам альфа, безжалостный убийца, который не может иметь инородные чувства. На этом все. Точка.
Уже через тридцать минут он сидит в салоне своего внедорожника, курит не первую сигарету и с раздражением стряхивает серый пепел в приоткрытое окно. Ждет свой новый кошмар.
***
— Чимин, маленький ты засранец, выходи! Я кому говорю! — Намджун стучится в дверь примерочной, оглушая пространство милого бутика под пристальными испуганными взглядами посетителей. Он давно уже не следит за выражениями и действиями.
Молодые продавцы омеги тихонько хихикают в углу и наблюдают интересный спектакль. Малочисленные посетители бросают осуждающие взгляды в сторону скандального альфы, но предпочитают молчать, проходя мимо, не ввязываясь в скандал.
— Ты что, смерти моей хочешь? — продолжает кричать альфа, сопровождая рычанием каждый глухой удар по фанерному покрытию. Эхо от ударов разлетается по помещению, заставляя более эмоциональных посетителей вздрагивать.
— Ты уже два часа сидишь в этой чертовой примерочной! — альфа прислоняется лбом к шершавой поверхности, расставляя ладони в разные стороны. Он уже задыхается от стойких ароматов парфюма, природных запахов омег, которые не сводят игривых взглядов с его накаченной фигуры, и жутких манекенов, которые следят за каждым его действием.
— Я прощу тебя только в том случае, если ты там просто уснул от шестичасовой прогулки по магазинам. Но если ты, щенок, еще не определился с костюмом, я тебя убью или пойду сам повешусь на первом же крючке, — Намджун выплевывает последние угрозы в закрытую дверь и обессиленный падает на мягкий кожаный диван сразу напротив, раскидывая ворох одежды.
— Может, вам еще чаю? — спрашивает юный омега трясущимся голосом. Он испуганно поглядывает на сердитого посетителя, но все же успевает строить ему глазки вопреки страху.
— Еще чашка, — с издевательством тянет Джун, — и я лопну, как мыльный пузырь, — приводит в шок продавца, клацая на него зубами. — Вытащите его оттуда! — альфа указывает пальцем на закрытую дверь, а сам разваливается на скрипучей коже, раскладывая руки вдоль спинки. В примерочной слышится шуршание. — Хм, значит не спит, — хмурится Намджун, разглядывая броские модели одежды на диване и полу. — И соберите все то, что он уже выбрал.
В магазине очень ярко и душно. Стены в нежных оттенках персика, плавные линии полированного дерева и изысканные светильники создают атмосферу роскоши. На безупречных стеклах витрин танцует отблеск металла и драгоценных камней, четко подобранных к определенным образам в одежде. Намджун улавливает тонкие ароматы свежих цветов, которые перемешиваются с древесными нотами особо впечатлительных посетителей. И весь этот изыск бьет по сознанию, зарождая бурю ярости внутри Джуна.
Глава безопасности прикрывает глаза, дает парнишке еще немного времени, уже готовый выломать эту чертову дверь. В адских чертогах его памяти начинают мелькать яркие витрины роскошных магазинов, которые успел посетить Чимин. Перед глазами меняются кадры один за другим, как на проекторе. Дорогая одежда известных домов мод, ювелирные магазинчики — много магазинчиков. Намджун за пять лет службы у Сокджина и дня не провел копаясь в тряпках, а тут нескончаемая карусель пыток. Альфа вытирает распаренный лоб ладонью. Вспоминает, как вел себя весь день Чимин. Он хуже избалованной омеги примерял на себя шелковые рубашки, длинные кардиганы, кожаные лакированные туфли и обычные худи с кроссовками. Но больше всего Намджуна удивил его масленый взгляд на блузку с жабо бледно зеленого цвета с пометкой «О» на ценнике. Нежная воздушная коллекция прошедшей весны, специально разработанная для омег, сразу привлекла его внимание. Джун явно заметил огонек желания в голубых глазах Чимина и след разочарования, когда он быстрой походкой удалялся от магазина.
Намджун глубоко вздыхает, жмурит глаза сильнее, желая еще немного насладится воспоминаниями. Нет, он не рассматривал молодого хозяина, он лишь следил украдкой за каждым его шагом. За эмоциями, которые рождались на лице Чимина от красивых безделушек. За тем, как он хмурит свой нос, когда чем-то недоволен, и как дует губы в знак протеста.
Нет, альфа категорически не рассматривал щенка. Он лишь следовал тенью в двух шагах, играя взглядом в его волосах, боясь спуститься ниже. И всю дорогу корил себя за глупые, никчемные мысли, которые розами расцветают у него в голове. За шесть часов он, кажется, выучил Чимина наизусть. Стал чуть ближе, хоть и держался поодаль, сказал тысячи предложений, хотя не проронил ни слова. И вот теперь Джун, утомленный физически и вымотанный морально, сидит на диване, окруженный радугой вещей, и клянет всех чертей, которые позволили Чимину запереться в огромной примерочной с пятью классическими костюмами и одним смокингом.
— Я не могу выбрать, — вдруг раздается еле уловимый писк из-за двери, когда Намджун почти проваливается в сон. Он сразу же выпрямляется на диване, крутит головой сбрасывая дрему.
— Кофе мне, — жестом подзывает омегу и печально смотрит на большие настенные часы, которые сообщают о приближающимся вечера.
— Чимин-и, покажись хоть в чем-то иначе, — Намджун замолкает и решает сменить тактику ведения боя. С этим парнишкой надо по-другому, теплее что ли. — Не успеешь на ужин к папе, а ты ведь с утра еще ничего не ел, — заботливо поет альфа и сам себе удивляется, как легко ему это далось. Легкая улыбка трогает его губы, когда замок двери щелкает, а из залитой электрическим светом примерочной выходит молодой альфа.
На нем темно серый костюм в стиле кэжуал, который сидит просто великолепно. Чуть широкие брюки гармонично подчеркивают длинные стройные ноги. Обычный крой пиджака придает альфе какую-то дерзость и обтягивает плечи своим прямым фасоном, скрывая талию. Только галстук в темно серую полоску портит весь его образ, туго затягивая горло черной рубашки.
Намджун немного медлит, рассматривает элементы одежды, которые так нагло скрывают всю фигуру Чимина. Серые оттенки и правда сочетаются с цветом его глаз и волос, так что образ становится идеальным, но что-то все равно не хватает. Джун не выдерживает, ищет в разбросанных вещах одну, очень сейчас нужную, по его мнению. Он хватает тонкую ткань, зажимает крепко и преодолевает расстояние в метр до серьезного Чимина. Парень заливается краской от длительного изучающего взгляда главы безопасности. Он начинает переминаться с ноги на ногу, постоянно бросая взгляд то на зеркало в полный рост, то на Джуна, который ногами путается в разбросанных вещах и чуть не падает прямо у его ног.
Альфа подходит непозволительно близко, отключает мысли, чтобы не мешались, и действует только на инстинктах. Он рисует взглядом капризные контуры парня, как художник запоминает изгибы, чтобы потом оставить их на нежном белоснежном холсте памяти. Альфа тянет руку к его шее, бесстрашно проводит пальцем по выпирающей вене и отчетливо чувствует, как вздрагивает Чимин. Парень стоит спокойно, как маленький кролик под пристальным золотым взглядом удава, загипнотизированный действиями. Ощущает тепло на кончиках чужих пальцев, которые вызывают дрожь в теле. Его сердце бьется везде, и Чимину кажется, что его глухие удары могут слышать все посетители магазина. Джун обводит слегка дергающийся кадык и стягивает с Пака галстук, кидает его под ноги, не задумываясь о дорогой тряпке.
— Так будет лучше, — почему-то шепчет он и быстрыми движениями обматывает шею щенка нежно-голубым платком, который играет светом в глубоких глазах парня, и поправляет пиджак. Задерживает взгляд на влажных губах непозволительно долго, а сердце бешено бьется о ребра, сообщая о неприличии. По коже от прикосновений бежит ток и Намджуну это безумно нравится. Все это безграничное безумие. Альфе нравится.
— Смотри, — отстраняется на шаг, на два и сбегает к дивану, чтобы Чимин ничего не заподозрил. Он перехватывает горячую чашку с кофе из рук омеги, делает обжигающий глоток, который не как не может остудить пожар его мыслей.
Чимин смотрит на себя в зеркало, растягивает уголки губ в довольной улыбке и немом «спасибо». На него из-за зеркалья смотрит строгая оболочка чужого образа, которая совершенно не нравится Чимину, но он покорно одевает ее на себя, цепляясь только за сочный голубой платок.
— Все, а теперь домой! — грубо рычит альфа, приходя в себя. — И учти, все это барахло я не потащу, — он указывает на многочисленные бумажные пакеты. — Понял?
Пак опять морщит нос, дует губы и скрывается в свете примерочной. Закрывает дверь и хватается за стену, боясь упасть от сладкой дрожи по всему телу и такой близости конопли.
— А покормить? — огрызается он, приводя дыхание в норму. Слышит, как Намджун громко рычит, представляет, как он закатывает глаза к потолку и сам прикрывает рот ладонью от вырывающегося смеха. Ведь знает, что альфа больше этого не выдержит, но так не хочется с ним расставаться. Чимин видел каждый его взгляд, ощущал каждое несказанное слово и чувствовал все мысли. От этого становится страшно, ведь будущее у них разное, и вряд ли судьба позволит им быть вместе. Поэтому хотя бы сейчас он хочет насладиться этой маленькой сказкой.
Намджун слышит тихий смешок за дверью, покорно опускает голову, расстегивает верхние пуговицы рубашки, оголяя мышцы шеи. На радость продавцов.
— Как скажешь, — отвечает он на грани нервного срыва. Опять в ожидании своего кошмара.
***
Круговой обзор торгового центра позволяет Намджуну видеть не только витрины дорогих магазинов, но и часть города за панорамным сверкающим окном. Хмурые серые тучи надвигаются на Россус из-за горизонта, предвещая скорый дождливый вечер.
Яркие краски осени меркнут под мрачным куполом непогоды, а уставшие люди спешат доделать все свои дела и как можно скорее добраться до дома.
— Чимин, поторопись! — кричит Джун, оборачиваясь в поисках отстающего. Намджун идет впереди молодого альфы, невзирая на строгие указания о его охране. Парнишка идет медленно, еле перебирает ногами, и кажется, что каждый последующий шаг дается ему еще труднее, а на лице застывает вселенская мука. Джун останавливается посередине дороги, склоняет голову на бок и с удовольствием наблюдая за мучениями щенка. Ждет, перебарывая глупый порыв помочь. Лишь с интересом разглядывает парня, который не на секунду не покидает его мысли, что заставляет альфу нервничать. При каждом беглом взгляде на молодого альфу грудь телохранителя затапливает теплом, которое потом волной проходится по всему телу. Джун боится этих новых чувств, боится растерять все профессиональное хладнокровие, которое тренировал годами.
Чимин, такой смешной, тащит бумажные пакеты с вещами, которые стали, кажется, неподъемной ношей для наглеца. Он сгибается под их тяжестью, горбит плечи и практически везет их за собой по серой плитке торгового центра. Альфа теряется в догадках, любуясь спектаклем.
— Ты мог бы и помочь мне, — парень останавливается, поравнявшись с телохранителем, и недовольно хмурит брови, переводя дыхание.
Его возмущенный вид привлекает внимание прохожих, что заставляет Намджуна улыбаться. Мужчина скрещивает руки на груди, изрядно сминая идеально выглаженную рубашку, готовый еще хоть вечность наблюдать за таким Чимином, который разминает затекшую шею пыхтя как паровоз. Тот явно устал и совсем запыхался, желая поспеть за размашистым шагом Джуна, который всю дорогу старательно делает вид, что ему плевать на плетущегося сзади щенка.
— Я же говорил тебе, что свои покупки ты несешь сам, — нагло улыбается Джун, когда видит надутые губы и блестящую испарину на лбу парня. — Я твой телохранитель, а не носильщик, — прерывает его не озвученные возмущения альфа.
— Охранник из тебя тоже паршивый, — заключает Чимин, обходит мужчину по часовой стрелке, как бы разглядывая, подтверждая свои слова. — Так что попробуй поработать носильщиком, может, у тебя это лучше получится, — в душе парня просыпается «язва». Желание подразнить лютого зверя, рождает адреналин, который немного холодит кожу.
Он задирает свой курносый нос и с облегчением кидает пакеты перед Джуном. Его улыбка дрожит немного испуганно, но презрительный высокомерный взгляд обжигает альфу до костей, и кажется, что на секунду в воздухе веет горелой плотью. Чимин поправляет волосы, закусывает губу от неизгладимого удовольствия при виде ошарашенных глаз альфы. Парень перешагивает пакет и уже легкой походкой удаляется от телохранителя, который от наглости такой не может прийти в себя. Внутренний волк лишь фыркает дерзко, но, видимо, сразу прощает поведение паршивца.
Чимин ступает легко, походка плавная от бедра, как будто танцует, виляя попкой. Он на ходу убирает руки в карманы белых джинс и уже с интересом ищет указатели в поисках кафе. Лишь отсутствие тяжелых шагов за спиной заставляют его обернуться. Чимин находит Намджуна на том же месте, где и оставил — в нескольких метрах от себя.
— Джун-и, — очень ласково, с примесью яда в голосе, зовет его парень. — Ты что, не знаешь, что я устал и хочу есть, — улыбка скользит по лицу Чимина в надежде сломить этого холодного зверя. — Ну что ты идешь? — язвительный тон тщательно скрывает дрожь в голосе.
Молодой альфа полностью поворачивается к мужчине, следит, как сильные плечи играют мускулами под плотной тканью пиджака.
Чимин — актер. Актер, который годами оттачивал этот сложный навык обмана.
Игра — его жизнь.
Но маленький волчонок воет в груди, желая, чтобы хозяин прекратил пытку. Ведь так тяжело играть, когда хочется снять маски. Смотреть на альфу и хотеть дотронуться, почувствовать теплоту и силу тела. Чимин еле заметно приподнимает руку, отдергивает, чешет зудящие ладони в желании дотронуться хотя бы до его плеча, но вовремя натягивает поводок желания, приходя в себя. Этот зверь не будет ему принадлежать и это надо принять.
Намджун оборачивается на голос, немного толкает мыском ботинка самый большой пакет, ожидая реакции. В глазах Чимина появляется испуг, ведь в этом пакете самая дорогая его сердцу покупка с голубым платком. Джун пристально смотрит на парнишку, угадывает его желание, но подчинятся совершенно не готов. Он опускает глаза на груду пакетов, подталкивая еще один. Гордость альфы вопит и не позволяет даже задуматься о том, чтобы покорно поднять их и следовать за молодым хозяином. Что этот наглец вообще себе позволяет? Немая сцена проносится сотнями секунд. Война взглядов, кажется, убивает обоих. Каждый из них не намерен уступать. Чимин переминается с ноги на ногу в немом ожидании. В его глазах рождается страх вперемешку с надеждой, и Намджун улавливает этот блестящий огонек. Позволяет молодому альфе взять над ним такую власть. Мужчина понимает, что глупая попытка сломить его — всего лишь неумелый призыв о помощи. Гордость сразу отступает и позорно умирает где-то на периферии сознания перед полными радости глазами Чимина, когда Намджун покорно поднимает пакеты и быстро сокращает расстояние между ними.
Гордый волк добровольно надевает ошейник и отдает поводок в надежные руки Пака.
Молодой альфа дурачится, не разворачиваясь, делает пару шагов вперед. Смирение на строгом лице телохранителя доставляет ему колоссальное удовольствие. Он играет с дорогой, идет спиной назад. Чимин делает еще несколько шагов, не уводя взгляд от холодного выражения на лице Намджуна. Мило хихикает, морщится от неловких бликов витрин и неоновых огней дорогих вывесок. Альфа медленно следует за парнем, неодобрительно качает головой, напрягаясь с каждым его неосторожным шагом. Пак откровенно его злит. Ведет себя как озорной ребенок, как будто и правда радуется чему-то совершенно непонятному для Намджуна. Бесит своей глупой игрой и ироничной улыбкой, которая моментально замирает на его лице вместе с испугом, когда он задевает маленький напольный фонарь и, не удержав равновесие, летит спиной вперед, расставив широко руки, пытаясь ухватиться за воздух.
— Чимин-и, — надрывает голос Джуна, и уже через секунду белая макушка аккуратно устраивается в большой ладони альфы, а крепкая рука мужчины успевает перехватить парня под талию. Джун поднимается с одного колена, пульсация в висках догоняет бешеный ритм сердца. Он поднимает напуганного парня на руки, прижимает ближе, как нечто очень дорогое, еще не до конца понимая своих действий. Просто сейчас именно так и нужно. Намджун ощущает это каким-то седьмым чувством, которое напрочь вышибает все рациональное из его головы. Волк поднимается, как по команде, почуяв свое. Душа альфы цепенеет, превращая в камень все, что должно жить, бешено биться, разгоняя кровь. Лишь крепкие ладони горят огнем, а внизу живота рождается нечто особенное и очень возбуждающее.
Чимин жмется сильнее, в испуге перехватывает воздух, старается унять мелкий тремор в руках от падения. Сердце уходит в пятки и остается там, замедляя кровообращение парня, от чего пальцы, губы и душа леденеют. Его прерывистое дыхание ложится на кожу альфы, выжигая невидимые узоры, которые останутся с ним на всю жизнь. Чимин чувствует ту блаженную силу рук, которые сжимают так крепко, хочет укутаться в объятиях альфы и никогда не выбираться из-под его защиты. Время замедляет бег, и парень успевает разглядеть натянутую жилу на шее мужчины, которая уже готова лопнуть от напряжения, и сплетение вздутых вен. Старательно молит себя не умереть от лавины чувств и продлить этим момент. Он прикрывает глаза, пытается дышать глубоко и как можно дольше насладиться дурманящей его голову коноплей. Первый порыв возбуждения штормом заполняет грудь, от чего член Чимина дергается.
Намджун не двигается. Только мысли сходят с ума. На секунду он выпадает из общей жизни, которая тормозит свой бег. Он держит совсем легкое тело, не желая отпускать. Сердце признает свою половинку, но разум кричит, что это все неправильно. И теперь альфе хочется сбежать, спрятать парнишку и никому не отдавать. Чимин такой правильный для него своими изгибами тела, которые идеально вписывается в крепкие объятия.
— Отпусти меня! — первым приходит в себя парень, когда вспышка фотокамеры какого-то зеваки ослепляет глаза и прочищает мозги. Пак начинает освобождаться из чужих рук, брыкается ногами в воздухе в секунде от нового падения. Глупый маленький альфа, который на мгновение позволил себе поддаться любви и впитать жалкие крупицы нежности.
Намджун отпускает молодого хозяина, быстро, но осторожно ставит на ноги среди брошенных пакетов и внимательно осматривает парнишку, забирая дрожь его тела себе. Прячет руки за спину, чтобы не выдать свою бесконтрольную, полную переживаний панику. Чимин сразу включает актера и, как ни в чем не бывало, пробегает пальцами по волосам. Старательно натягивает низ кофты, чтобы ничего не было видно и бесстыжим взглядом обдает мужчину с головы до ног, как ледяной водой.
— Ты что творишь? — повышает голос Чимин, а у самого окончания слов просто теряются. Во рту пустыня, а в груди пожар. Он от возмущения пинает фонарь, вкладывая всю свою обиду в световой прибор. — А если нас кто-то увидит? — возмущается он и прячет голубые встревоженные глаза на своей груди, старательно разглядывая незамысловатую линию, чем вызывает злость у Намджуна.
— Да, конечно, — громче, чем хотел, кричит Джун, вскидывая руками в разные стороны.
— Я же должен был стоять и смотреть, как ты падаешь, а потом еще и от души посмеяться.
В глазах альфы застывает обида. Он крутит растерянно головой в разные стороны и поджимает губы. А что он вообще хочет от этого наглеца, благодарности?
— Что ты вихляешься, как ребенок? — сердито отчитывает его альфа.
Голос телохранителя звучит громко на потеху зрителям, которые останавливаются неподалеку и с интересом наблюдают за происходящим. Намджун замечает зевак и говорит уже тише, но с той же долей строгости, стараясь замаскировать тревогу.
— Вон там кафе, — он показывает на разноцветные столики в нескольких метрах от них.
— Давай уже, иди, — кивает подбородком альфа, посмотрев в упор на Чимина, у которого зрачки расширились, как от приличной дозы.
Парень сверлит его обиженным взглядом, сам чуть не плачет, теряя на миг приобретенное чувство безопасности. Его небесные глаза становятся шире, курносый нос чуть подергивается от тихих театральных всхлипов, а пухлые губы сжимаются в тугую линию. Парень подбирает разбросанные пакеты, гордо выпрямляет плечи, вскидывая подбородок, и направляется в сторону кафе. Лишь громкое «дурак» вырывается из его уст и почему-то больно бьет альфу.
Намджун минуту стоит, прослеживает за удаляющимся Чимином. Его грациозная фигура, как высеченная из камня скульптура, украшает это пространство. Как будто сама природа выбирала все самое совершенное для создания этого ангела и щедро вдохнула в него изящество и шарм, грубо перепутав омегу с альфой.
Джун идет следом. Видит силу в плечах, понимает, что парень всю дорогу притворялся немощным, что заставляет мужчину мысленно зарядить себе оплеуху. Он рисует его силуэт, делает глубокие вдохи на каждый его шаг. Тепло от его дыхания все еще щекочет легкие альфы, и он откровенно сожалеет, что не может почувствовать сейчас его аромат.
Скорее всего, Чимин мог бы пахнуть фруктами, -представляет Джун, покорно следуя за молодым хозяином, яростным взглядом пугая посторонних зевак. Сейчас Намджун чувствует себя безжалостным убийцей, который готов разорвать в клочья милых омег и похотливых альф, которые сворачивают себе головы при виде ангела. Наверное, Паку не привыкать к такому вниманию, а то, что у него полно поклонников, Намджун и думать не хочет. Такая красота не может быть не замеченной. Но сейчас что-то больно кусает Джуна, жалит в самое сердце, и альфа с грустью понимает, что это чувство собственничества так беспринципно напоминает о себе. Этот щенок его и только его. Мужчина понимает это, но не принимает. Он не может, не имеет на это не малейшего права. Такие чувства не принесут счастье не ему, не Чимину, а современное общество не сможет принять любовь двух альф.
Этот позор разрушит жизнь Паку, погрузив парня во мрак. Намджуну лишь от таких мыслей становится жарко. Рубашка прилипает к спине, стесняя движения. Альфа расстегивает ворот рубашки давая себе больше воздуха. Он догоняет молодого хозяина, когда тот уже занимает круглый оранжевый столик у окна открытой площадки кафе. Чимин молча оставляет пакеты, уводит нечитаемый взгляд от альфы, поправляя высокий стул, и уходит в сторону бара, оставляя Намджуна одного со своими мыслями.
***
Иногда наши мысли становятся совершенно чужими. Они крутятся своей каруселью, не подчиняясь хозяину. Ты стараешься удержать над ними власть, гонишь прочь или же, наоборот, зовешь, чтобы хотя бы еще чуть-чуть побыть вместе. Но они остаются не подвластны тебе. Эти грязные, исписанные чернилами твоего разума листы вихрем проносятся в голове и оседают в душе самыми важными моментами.
Так и мысли Намджуна сейчас живут своей собственной жизнью, больно обжигают сердце, заставляя хозяина сжимать маленькую чайную ложку до хруста в пальцах. Альфа сидит за оранжевым столом у панорамного окна маленькой открытой кафешки и, как цепной пес, охраняет купленные вещи, хотя должен сейчас стоять поодаль Чимина.
Но все его мысли хаосом разбросаны в голове, а прямые обязанности становятся тяжелым испытанием. Намджун откидывает изрядно изломанную ложку, склоняет голову руками растирая глубокие морщины на лбу. Напряжение давит на глаза, как 1000 атмосфер, и альфе кажется, что сейчас они лопнут так же, как и все внутренности разом. Он тонет в своих мыслях, как в мутном болоте, гоняя их по кругу, от желания любить ангела до неприятия этих чувств. Голоса посетителей кафе начинают раздражать и натягивать и без того звенящие нервы, их задорный смех заставляет альфу сжимать сильнее челюсти и тихонько рычать, не привлекая к себе внимание. Все запахи как будто исчезают из его жизни, и только еле уловимый аромат гардении Джина струится с легким ветерком по его коже. Альфа скрипит зубами, причиняя себе боль. Его выраженные мощные скулы ходят ходуном, а температура тела повышается. Заболеть не входит в его планы, но тело прошибает озноб, сообщая об обратном. Может и к лучшему, — думает альфа, с силой откидываясь на жесткую спинку стула.
Джун специально мажет носом по легкому аромату гардении, пытается проверить или, скорее всего, доказать себе что-то, но чувства замирают, а желудок скручивает от тошнотворной неприязни. Черное кольцо обжигает палец, оставляя невидимый ожег за предательство. Как все так быстро могло измениться? Как получилось так, что любимый аромат перестал приносить удовольствие и возбуждение? Почему сейчас, глядя, как Чимин выбирает в баре десерт, ему хочется разодрать свою кожу в кровь, лишь бы не улавливать такие настырные нотки цветка. Намджуну хочется плакать. Впервые за 20 лет он готов показать миру свои слезы. Ведь он окончательно запутался. Парнишка возбуждает и пугает его одновременно. Этот молодой альфа без запаха всего лишь взглядом своим заставляет его ладон колоть и покрываться липкой, унизительной испаренной. Он не понимает всего этого.
Джун хватает пресловутую ложку со стола и начинает перемешивать все еще нетронутый кофе, стараясь вернуть себе равновесие, но все же не выдерживает и бросает мимолетный взгляд в сторону бара. Там в разноцветных лампочках длинной витрины мелькает Чимин. Он водит указательным пальцем по стройным рядам тортов, кексов и эклеров, которые скрыты от него толстым стеклом. Парень то выпрямляется, прикидывая что-то в уме и, как кажется Джуну, спрашивает совет извне, то укладывается всей грудью на прилавок.
Чимин, в надежде поближе рассмотреть лакомство, упирается носом в стекло, оттопыривая аппетитную круглую попку, от которой у Намджуна радужные круги перед глазами, а внизу живота бабочки. Большие такие каллиграмматиды, спящие со времен динозавров и проснувшиеся от звонкого голоса щенка. Как его волк с ними уживаться теперь будет, он не знает. Альфа сидит как завороженный этим видом. Крышу сносит окончательно от того, как маленькие пальчики указывают на торт, заставляя бармена засуетиться, от того, как Чимин по-детски наивен, когда уверен, что на него никто не смотрит. Все эти чувства заполняют Намджуна. Они гонят мурашки по телу и становится не на что не похожими.
Природа творит свое безобразие. Объясняет альфе, что это не обычная симпатия и даже не любовь, которую он испытывал, к своему стыду, не один раз. Об этом чувстве мало кто знает в современном мире, а еще меньше тех, кто его испытал. О нем слагают легенды и его же воспевают в песнях. И лишь в мечтах оно доступно для всех. Это чувство не похоже не на что, оно сильнее любви и слаще Божественной амброзии. Кара и милость одновременно.
Это великое чувство одержимости к истинному. Намджун вырывается из гипнотического транса, завороженный милым молодым парнем. Со злости сгибает ложку пополам, и она падает под ноги телохранителя. Горло сдавливает ком, а внутренности проходят свою мясорубку. Джун расстегивает пуговицы рубашки, стараясь удержать ярость в руках и не разорвать всю ткань на себе, боясь задохнуться. Глухо рычит от этих эмоций, которые так нагло завладели сердцем. Теперь он не хочет объяснять себе, что происходит. Он и так все понял. Он лишь кричит во Вселенную, что это ошибка и он не может полюбить альфу. Немая мольба застревает воплем в горле, и телохранитель давится словами. За какие такие грехи она наказывает свое дитя и обрекает на муки. Страх сковывает альфу превращая в камень. Осознание Вселенской шутки поступает в разум маленькими порциями и как бы Джун не сопротивлялся все же отравляет сердце ядом под названием одержимость. Намджун роняет голову на руки, запускает в каштановый цвет пальцы, сжимает так сильно, чтобы перебить боль от непринятия себя. Джун отчаянно сопротивляется сам себе, крупицей незамутненного сознания понимая, что будет, если он примет эту истинную любовь. От каждого взгляда на Чимина этот грех все больше наполняет его вены. Намджун покрывается испариной и, кажется, горит изнутри. Волк рвет его плоть в клочья, требуя подчиниться природе и взять свое. Этот зверь скалит на хозяина окровавленные зубы, предупреждая. Отчаяние обдает альфу теплой волной, и у Джуна нет больше сил сопротивляться. Ему надо теперь научиться с этим жить. Он принимает эту любовь, заведомо зная о боли, которую ему придется испытать.
— Джун, что с тобой, — испуганно шепчет Чимин. Он стоит у стола уже пару минут, наблюдая за побелевшим телохранителем, и крепко сжимает в руке блюдечко с маленькими сырными шариками, обильно посыпанными сахарной пудрой. Он растерянно переминается у стола, не понимая, что происходит с альфой. Того как водой окатили. Он дышит глубоко и надрывно, сжимая в сильной хватке волосы, и рычит. Чимин смущен и немного напуган. Сердце сжимается жалостью, и парень не знает, как себя вести.
— Джун-и, протяжно зовет он, не соблюдая никаких правил приличия. Это ласковое обращение уже не первый раз так по-родному слетает с его уст, что Чимин прикрывает рот ладошкой, невесомо дотрагиваясь до губ. — Может позвать кого-то или у тебя начинается гон, — уже не на шутку пугается парень, осознавая весь масштаб трагедии. Он ставит блюдце на стол и тянется к плечу неподвижного камня. — Джун…
Намджун резко поднимает голову, как будто выныривая из-под толщи воды, от чего несколько прядей выбиваются из общей прически. Старательно фокусирует мутный взгляд. В глазах горит янтарная пропасть, и Чимин на мгновение тонет в желтом безумном плену, замечая на лице войну эмоций. Мужчина, не говоря не слово, медленно опускает к чашке руки, хватает остывший напиток, чтобы передать холод фарфору, и втягивает щеки. И все еще молчит. Смотрит, не отрываясь, на своего мучителя и так же, как и он, тонет в бездне голубого неба, чем пугает парнишку окончательно.
Чимин делает неосознанный шаг вперед, тянется рукой к Джуну, но сильная хватка прерывает его движение. Телохранитель сжимает запястья щенка, делая больно, оставляет на ровной гладкой коже уродливые красные отпечатки. Молодой хозяин шипит от неожиданности, тянет руку на себя и рывком освобождает запястье. В полном смятении растирает больное место, не понимая, что на альфу нашло и чем он мог его разозлить.
— Да что с тобой не так? — хмурится парень, сдвигает брови и уже совсем теряет настроение. Сегодня ему на секунду показалось, что Намджун не такой, каким хочет казаться. На секунду в его глазах Чимин увидел тепло и доброту. И, совершенно не желая себе в этом признаваться, капельку чего-то большего. Но сейчас все воздушные облака падают на парня грозовыми тучами, от чего больно щемит в груди. Он усаживается на свое место и уже без аппетита смотрит на лакомство.
— Прости, — с грустью говорит Намджун, быстро пряча глаза. Причиненная им боль фантомно оседает на его запястье и начинает откликаться в посветлевшем сознании. — Прости, я просто задумался и не заметил, как ты подошел, — альфа старается звучать мягко, не показывая, как стучат зубы, и все еще сводит челюсти. Он не хотел нападать на Пака, ведь теперь и думать не смеет, что этот ангел может пострадать, только не от его руки.
Намджун готов принять на себя всю боль, которая может угрожать парнишке, лишь бы Чимин так же, как и сейчас, смотрел прищуренными глазами, глубоко вздыхая. Альфа раскаивается о каждой секунде, которая оставила на запястье парня красные пятна. А его брошенные слова сожаления не стоят и гроша.
Джун отрывистыми действиями приводит себя в порядок, не выпуская из головы повторяющиеся слово «прости», словно заезженная пластинка. Как этого бывает мало, когда лавина раскаяния затапливает тебя с головой. Телохранитель поправляет взлохмаченные волосы, потуже затягивая резинку, одергивает пиджак и бегает взглядом по оранжевым краскам стола, не поднимая глаз на насупившегося Чимина.
Да как он вообще теперь сможет смотреть ему в глаза? Наследник семьи Ким, будущий президент Royz-Medlove, сын любовника и альфа. Его все, его жизнь и его смерть. Любовь, за которой пойдет на край света, лишь бы утонуть в его взгляде и услышать голос. У Чимина столько регалий, что альфа перед ним лишь букашка, посмевшая подчиниться природе и посягнуть на ангела. Мысли Намджуна рвутся наружу и превращаются в водоворот эмоций, которые становится все труднее сдерживать.
— Ты выбрал себе десерт? — уточняет альфа, переводя разговор. Как мошенник скользит взглядом по шее и скулам, тщательно избегая глаз.
— Да, но теперь мне совершенно не хочется есть, — бормочет себе под нос Чимин. Его голос звучит на удивление мирно и спокойно, как будто парень подсознательно знает, что мужчина напротив не в чем не виноват. Но для Джуна эти звуки, как льдинки, прокалывающие сердце. Намджун прокручивает все происходящее и на секунду задумывается. Неужели эта монотонная тупая боль — его сопровождение на всю жизнь. Ведь безответно любить альфу и не сметь признаться в этом — хуже смерти. У любой боли есть предел, и он дойдет до него, но никогда не откажется от Чимина. Не смотря на свои страхи, будет тенью следовать за парнем, пока смерть не прервет эти страдания и даже тогда он не отпустит своих чувств.
Пак долго молчит, дает альфе подумать над поступком. Он убегает взглядом в горизонт, который багровеет фиолетовым закатом с красными мазками по всему небу. Хмурые серые облака несут с собой дождик и ждут своего часа, чтобы разразится водопадом холодного осеннего ливня. На улице у торгового центра все меньше народа. Единичные пары усаживаются в железные изваяния машин и уносятся по мостовой, вторгаясь в плотные ряды центральной дороги. Чимин прослеживает их полет, забывая о так горячо любимом десерте. Он хочет домой, подальше от звуков и ярких красок витрин и от этого альфы, который причиняет ему боль и не только физическую. Сердце парня ноет от острых, полных ярости глаз, где на дне зрачков он увидел свое отражение. И теперь он никак не может понять, что же все-таки натворил. Чимин перебирает в голове поступки примерочная, фонарь и задержка у бара и не знает, с чего начать оправдываться. Хотя, почему он должен это делать? Почему ему сейчас так важно понять, что же заставило Намджун так разозлиться.
— Чимин-и, не обижайся, — зовет его Джун, чувствуя безграничную вину перед парнем.
— Я не хотел сделать тебе больно.
— Но сделал, — Чимин хмыкает, не поворачивая головы. — И я вообще не понимаю, что с тобой! — выпаливает парень, глядя в окно. Откровение заставляет Джуна резко выдохнуть.
— Со мной уже все нормально, — немного врет мужчина, поддаваясь вперед и облокачиваясь на стол. — Посмотри на меня …
Чимин надувает губы и делает вид, что не слышит тихий призыв своего телохранителя. Суетливо растирает мелкий ворс на голубой линии джемпера.
— Я извинился несколько раз и больше повторяться не буду, — не справляется с голосом Намджун и повышает его на пол тона, но вовремя берет себя в руки. Как на качелях и в постоянной борьбе со своим зверем. Этот парнишка и правда станет для него погибелью.
— Давай ты поешь, а я тебе что-нибудь расскажу, — завлекает Чимина, как ребенка.
Джун наконец-то смиряется со своей участью, с неимоверным трудом приводит дыхание в порядок и разжимает стальные ладони. Напоминает себе, что он все тот же альфа, глава безопасности и боец, главный в их трио, но только с маленьким секретом, с размером во Вселенную.
— Нам же с тобой надо подружиться, — впервые за последнее время улыбается альфа, показывая ямочки на щеках. — И пока это плохо получается.
Маленькое кафе постепенно заполняется народом, которые боятся попасть под осеннюю непогоду и желают укрыться в теплой атмосфере кафе. Но альфе уже все равно. Все пространство разом схлопывается, а его центр сидит прямо напротив мужчины и хмурит брови.
— Кто тебе сказал, что я хочу с тобой дружить, — возмущается молодой альфа, повернувшись к собеседнику.
В животе предательски урчит и, Чимин не выдерживает стыда, накалывает поджаренный шарик на вилку. Потом немного разглядывает, как будто видит в первый раз, принюхивается и кладет себе в рот. Парень в пол оборота устраивается на стуле, ерзает, чтобы найти положение поудобнее и двигает оранжевый стол на себя. Не осознано превращается в «язву» и, закинув ногу на ногу, фамильярно крутит уже пустую вилку между пальцев.
Руки Намджуна быстро скользят со стола. Он ловко перехватывает чашку с кофе, удерживая ее на весу. Остывший, но все еще приятный терпкий вкус напитка дает альфе время. Такой Чимин возбуждает пострашнее любой таблетки или наркоты. Джун убирает одну руку вниз, немного поправляет натянутые брюки и давит в себе желание. Возбуждение приносит ужасный дискомфорт и требует разрядки. Альфа вертится на стуле, медленно скользит губами по краю чашки, делая несколько глотков, и все-таки позволяет поднять взгляд на Пака. Медовые глаза прячутся в острых ключицах Чимина, которые так дерзко оголяет вырез джемпера. Джун языком скользит по- спасительному кофе.
Весь его разум разрывается сомнениями о правильности решения, которое он мог принять второпях под властью природы. Какой же он чертовски слабый перед этим ангелом. Теперь его не смущает и не злит запах гардении на коже, а крупные горячие капли пота остыли и практически высохли, оставив лишь следы на рубашке. Природа успокоила нервы и притупила инородные чувства в знак подтверждения своего превосходства над альфой, который попробовал сопротивляться. Она стирает все границы, и теперь Намджун знает, ради кого живет. Знает, что только рядом с Чимином ему будет хорошо, а расстоянии принесет нестерпимую боль. Альфа сильнее сжимает чашку, в последний раз пытается вразумить самого себя, чем делает еще хуже, и покорно поднимает глаза попадая во власть своего истинного.
Чимин перехватывает его золотой взгляд, арестовывает всю искренность и безысходность, с которой телохранитель смотрит на него, находит искру любви и сам умирает.
Секундная смерть. Мозг отключает все жизненные ресурсы. Сердце холодеет, легкие высыхают и покрываются уродливыми трещинами. Боль одержимости медленным горячим потоком струится по венам, заставляя парня кричать. Звук, похожий на хрип, раздирает горло, а перед глазами потухают все краски мира. Чимин в испуге хватается за край стола, сжимая пальцы до побелевших костяшек. И лишь злодейка природа шепчет мягкое: «прими его». Паку страшно. Секундная паника пронзает сотней кинжалов, оставляя шрамы по всему телу на века. Он с годами сможет перечислить каждый из них, а пока он замерзшими губами с остатками сахарной пудры шепчет покорное «принимаю». И мир начинает играть новыми красками, яркими всполохами, которые заставляют сделать новый глоток жизни. Чимин уже давно понял, что в этом альфе вся его гребанная жизнь. Его белоснежный волк с серыми глазами почувствовал это еще в аэропорту, а омежье сердце поклялось любить в ту серебряную ночь. У Чимина ушла лишь секунда на размышление и природа довольна своим дитя. Парень резко опускает глаза, заливаясь алой краской смущения, жмурится от кислотного света и утопает в этих чувствах.
Вселенная ставит мат и навсегда связывает две души одной красной шелковой нитью.
***
Магия одного момента. Две души. Глаза в глаза и с одним дыханием на двоих. В танце времени они сами становятся игроками в великой игре под названием любовь. Каждым их вдохом, каждым их взглядом они раскидывают карты своей судьбы, молясь, чтобы она была благосклонна. Природа выбрала их и вручила подарок, цену которого не измерить словами. Они — половинка одной звезды, которая только сейчас загорается, озаряя их души.
Намджун видит исказившееся болью лицо Чимина, наклоняется вперед. Ставит чашку на стол с такой силой, что нежный фарфор издает опасный писк. На его глазах парень превращается в снег, маленькие пальчики раздирают краску на яркой столешнице, а из крепко зажмуренных глаз выступает одна серебряная слезинка, которая плавно стекает по бледной щеке и падает на кофту, утопая в мягком ворсе. Намджун скользит рукой по поверхности стола, тянется достать до ладони любимого и теплом своим разогнать бледность его щек. Он аккуратно, практически невесомо касается гладкой кожи, которая бьет его током и отдергивает руку.
Чимин хмурится, пытаясь преодолеть смесь душевной боли и безграничного счастья. Эта картина контрастов, нарисованная Вселенной, отражается на его лице. В солнечном сплетении крутится вихрь и Чимину кажется, что он взлетает, наконец то распрямив свои крылья. Короткое прикосновение возвращает его в реальность и обдает лавиной жарких мурашек. Длинная шея покрывается испариной, в которой теряются робкие блики от играющих огней витрины. И все, о чем сейчас может думать молодой альфа, чтобы весь посторонний мир исчез, а он вдоволь насладился своим истинным.
— Чимин! — слышится призывный голос издалека. — Чимин-и, — повторяется шепот.
Этот голос похож на сыпучие пески горячих барханов, но с этой секунды роднее его нет ничего на свете. Лишь только на этот голос он будет откликаться и лишь его будет слушаться беспрекословно.
Он — власть для Чимина, и он — самая сладкая мелодия для его больной души. Этот голос пробуждает и усыпляет, успокаивает и возбуждает одновременно. Чимин путается в ощущениях, а какофония новых эмоций находит пристанище в сердце и волнительными мурашками щекочет внутренности. Эти чувства подчиняют его. Впредь он будет жить только ради одного человека. Волна бушующего удовольствия пробегает по позвоночнику, опоясывает горло, заставляя встрепенуться. Белый волк покорно позволяет надеть на себя ошейник с именем нового хозяина, подтверждая свою преданность пронзительным воем.
— Чимин! — громко, грубо и напугано зовет его Намджун.
Поведение парнишки не на шутку пугает мысли альфы. Они крутятся шестеренками в ускоренном темпе. На задворках разума пробегает тень подозрения, что истинность случилась и с Чимином, но мужчина отметает ее, не позволяя ростку пустить корни. Он не сможет поверить в это. Ведь Вселенная — злая тетка. И отобрав у альфы его гордое «Я», не могла подарить ангела. Намджун никогда не будет достоин этого чуда. Он умрет в одиночестве под ногами своей неправильной любви.
Чимин распахивает глаза, и все раздражители разом возвращаются к хозяину. Шум голосов посетителей, тихая фоновая музыка кафе, назойливое жужжание кофе, машины в баре.
Он сразу понимает, что произошло, опасливо озирается по сторонам, ожидая осуждающие чужие взгляды. В душе зарождается тревога. Сердце бьется быстрее, но у его разума есть свои пределы. Осознать истинность к Намджуну, как взрыв бомбы, которая разрушает все, оставляя после себя только пепел. Чимин сразу выстраивает преграду, ограждаясь от боли. Он знает, что эта любовь — роскошь, которую он не может позволить себе, что путь к их с альфой счастью запутан и таит опасность. Парень смотрит на черную застывшую фигуру телохранителя с самыми красивыми драконьими глазами, каштановыми волосами, любимыми ямочками и пытается потушить пожар в сердце. Его руки покрываются мелкой дрожью, а разум кричит об опасности. Красные строки перед глазами напоминают о реальной жизни, и что сказки не рождаются просто так. Внутренний диалог с самим с собой превращается в войну вопросов, на которые Чимин не знает ответов. Он не может подвести папу, он не может полюбить подчиненного, он не может обрекать Джуна на боль, он не… Миллионы «не» пугают пострашнее смерти.
Чимин боится сею секунду потерять контроль и впиться губами в узкие напряженные губы альфы, от чего прячет сжатые кулаки под столом, причиняя себе физическую боль, чтобы унять желание. Он надевает новую маску, обливаясь внутренними слезами. Подводит свою любовь к краю пропасти, где слышится шепот ветра, который рассказывает ему, как сложно отпустить страх и отдаться любви. Чимин на секунду разрешает себе подумать над этим. Он оценил эту шутку природы, принял свои чувства, но как с этим теперь жить, он еще не знает. Как притворятся альфой, когда при одном взгляде на Джуна закипает кровь.
— Извини, у меня зуб заломило от сахарной пудры, — находится что соврать, Чимин и быстро прижимает влажную ладонь к левой щеке, незаметно размазывая остатки слезы.
Он хладнокровно отключает свои эмоции, продолжая еще немного дрожать.
Намджун с облегчением выдыхает и пододвигает парню свою чашку с кофе.
— Запей быстрее, не терпи, — в голосе столько заботы, что, кажется, мир перевернется с ног на голову.
Чимин улавливает это. Теперь его чувства как радар, готовый ловить всю нежность, исходящую от альфы. Боясь захлебнуться в этой волне, парень собирается, приводит остатки своего поплывшего разума в норму. Сейчас совсем не время для этого водоворота глупостей. Хоть он и принял любовь, но бросаться в омут с головой он не намерен. Да и чувства Намджуна остаются тайной, а проявить к ним интерес сейчас, когда на кону все будущее его семьи, непозволительно. Чимин не может открыться альфе, обнажить свои слабости, довериться и рассказать правду. Ведь то, что родилось в глупом сердце — всего лишь его любовь, а не их. Ведь может истинность быть и не взаимной? Пак осознает это все одним разом. Мысли как снежный ком падают на него и разбиваются о жестокую реальность.
Чимин аккуратно, одним пальчиком отодвигает чашку телохранителя, превращая лицо в безразличную личину, и брезгливо морщится. Он замечательный актер, и можно ему аплодировать. За долгие годы тренировок он отполировал этот навык до совершенства. Он замечает мелькнувшую печаль в глазах напротив, от чего внутренности сдавливает, а сердце сжимается до разрыва аорты. Но выбор сделан, и этот выбор не Чимина. Иногда обстоятельства, общество и семья заставляют нас совершать поступки, не соответствующие нашим внутренним чувствам. В глубине души Чимин привык сталкиваться с конфликтом между тем, что «должен» делать, и тем, что он хочет. Вот и сейчас его путеводная звезда прячется за тучами внешних обстоятельств. Он уже давно привык к этому, и теперь ему надо лишь лучше притворяться.
— Ты хотел рассказать о себе, — холодно поет он, делая глоток своего горького кофе, чтобы не выдать фальши в голосе. Напиток смачивает пересохшие связки и заряжает бодростью. Чимин откидывается на спинку стула, расслабляет мышцы и ласкает края тонкого фарфора в ожидании рассказа.
— А что конкретно тебя интересует? — спрашивает альфа, в душе радуясь, что напряжение за столом понемногу развеивается. Намджун скрещивает руки на груди, машинально закрывается от парнишки. Обещает себе, что научится жить с этой любовью, привыкнет, что он не такой, как все, и что нежные чувства у него вызывает другой альфа, пусть и такой милый. Может, когда-нибудь он и сможет признаться Чимину в этом и, скорее всего, будет отвергнут. А пока Джун лишь хочет быть рядом, видеть его глаза, дышать одним воздухом, оберегать и тихо, безвозмездно умирать от любви.
— Как давно ты служишь моей семье? — интересуется молодой альфа, в последний момент передумав спрашивать о папе.
Пока ему не хочется узнавать подробности их отношений, а то, что они есть, Чимин уже не сомневается. Но одно — подозревать, а другое услышать из первых уст. Хотя вряд ли Джун напрямую рассказал бы об этом.
— Уже пять лет, — пожимает плечами телохранитель, от чего пиджак немного съезжает назад. — Мне было 25 лет, когда судьба привела меня на порог вашего дома, — Намджун чуть прикрывает глаза, прикусывает нижнюю губу, вспоминая подробности. — Сон Тэун нашел меня у бойцовского клуба, где я частенько подрабатывал кулаками, — улыбается альфа своему прошлому. — Я тогда поднял много денег и с удовольствием заливал радость от выигранного боя в кругу мало знакомых мне ребят, — альфа на секунду замолкает, ждет реакции молодого хозяина, а потом продолжает, — а он подходит к нам, такой отважный маленький гном и говорит… — Намджун выпрямляется на стуле, вскидывает руки, придавая воспоминаниям эмоции, — «ребята не хотите поработать»?
— А я ему: «Да без проблем. Веди», — альфа смеется открыто и приятно. Чимин немного замирает на его ямочках, которые появляются только когда мужчина искренен. — Вот он нас и привел…
— Прямо так с улицы и забрал? Да еще и с друзьями? — возмущается поступку Тэуна Чимин. Он берет сырный шарик уже пальцами и по-детски надкусывает, чуть причмокивая, совершенно не чувствуя вкуса еды.
Намджун тормозит табун возбужденных лошадей от таких простых, но до жути соблазнительных действий парня. Если все дальше так пойдет, и он не сможет себя контролировать, до гона точно не доживет, лопнет от перевозбуждения.
— Да, немного необдуманно с его стороны, но, как видишь, — альфа отводит глаза в сторону, пробегаясь по заполненному кафе, — мы служим твоей семье уже пять лет, и Джин, — альфа осекается, — господин Сокджин доволен нашей работой, — прикусывает щеку альфа, наказывая себя за неосторожность.
— У тебя есть друзья? — удивляется Пак, пожимая плечами в неприятной усмешке. — Я их знаю? — закидывает вопросами, лишь бы не повисло молчание, которое возродит поток новых мучительных мыслей. Чимин тщательно разглядывает пестрые витрины бара, изучает людей за соседними столиками и старается не смотреть на Намджуна. Не знает, как удержать нежность в глазах и сохранить невозмутимое лицо. Он расстается с самим собой, отделяет сердце от разума, пряча все чувства как можно дальше.
— Да, ты видел их вчера в аэропорту, — делает последний холодный глоток кофе альфа. Пустая чашка напоминает о времени, которое неумолимо кричит о приближающимся вечере и расставании. Джун желает продлить эти минуты и готов часами рассказывать Чимину истории, лишь бы этот день не закончился. — На тот момент мы еще не были друзьями, — ошарашивает своим ответом альфа и тянется к вороту рубашки, расстегивая верхние пуговицы. В кафе душно, воздух становится плотным и тяжелым в ожидании дождя. — Но теперь Хосок и Юнги мне как семья, — заканчивает рассказ телохранитель, скользя по утонченному профилю молодого хозяина. Разве природа могла так позабавится? Разве есть прощение Вселенной, которая развлекается, губя судьбы своих детей? Намджун злится. Он злится на весь мир сразу, вспоминая всю несправедливость, с которой по воле этой судьбы ему приходится сталкиваться. Детдом как насмешка при живых родителях, пронзительный и пытливый ум при отсутствии хорошего образования и любовь к альфе, как дополнение к «счастливой» жизни. У Намджуна весь его мир переворачивается с принятием себя, но сможет ли этот самый мир принять его. Сможет ли Сокджин простить и понять? Или сможет ли сам альфа врать о любви Джину и каждый раз, закрывая глаза, целовать не его губы.
Чимин замечает, как мысли альфы уплывают вслед за его взглядом в фиолетовую высь, которая угрожающе нависает над Россусом. Он фыркает, привлекая к себе внимание, морщит нос и приподнимает изящную дугу брови в призыве продолжать. Неуютная тишина начинает раздирать душу и звать мысли. Он готов слушать этот горячий песок вечно, да и узнать про альфу будет не лишним.
— Что? — наглеет Джун, когда замечает недовольство парнишки. Он так просто, а главное без спроса берет маленький оранжевый шарик с тарелки Чимина и запихивает его целиком в рот.
— Я, кстати, тоже проголодался, — бурчит он, пережевывая десерт.
Чимин давится возмущениями. Наглость альфы поражает. Он быстро отодвигает свое сырное лакомство подальше от телохранителя пряча тарелку за кистью своей руки. Ведет себя по-детски, борясь с желанием самому с руки покормить зверя.
— Я тогда с ними только в клубе и познакомился, — с набитым ртом продолжает Намджун, от чего его щеки раздуваются, и он становится похож на хомячка. Он тянется еще за десертом, но под строгим взглядом холодных льдов бросает эту затею. — Они тоже дрались и вышли перекурить, а тут этот гном, — уже игриво прищуривает глаза альфа.
Чимин на минуту зависает от нового образа — грозного телохранителя. Сейчас перед ним достаточно милый, практически ручной зверь, который открыто улыбается, стирая все невидимые границы их статуса. Веселый и естественный Джун приковывает взгляд, заставляя Чимина испугаться, что все это счастье, может быть, его, а он так легкомысленно отказывается от яркого луча в его серой жизни. Намджуна явно кто-то подменил, — решает Пак, когда блеск в медовых глазах становится ярче, а рассказ эмоциональней. Альфа привлекает внимание и посторонних омег, которые искоса разглядывают могучее тело, мечтая о знакомстве.
— Извините меня, — раздается писклявый голос со стороны, и Чимин вздрагивает от неожиданности. Перед столом стоит высокий омега с длинными распущенными волосами, в которые вплетены зеленые ленты. Парень немного смущается, от чего румянец опаляет не только его щеки, но и уши. Он крутит упругими бедрами в надежде, что его аромат спелого персика дойдет до Джуна, которому он протягивает сложенную салфетку. Намджун давится фруктовым ароматом, который на секунду парализует рецепторы, сглатывает приторную сладость, но поднимает масленый взгляд на омегу.
— Извините, что отвлекаю, но не могли бы вы взять мой номер телефона, — парень широко улыбается, когда рука альфы тянется за салфеткой, и кажется, только не виляет хвостом, как последняя сука.
Чимин от недовольства, что их бесцеремонно прервали, хрустит пальцами, пряча их между длинных ног. Потом резко кашляет, давая понять, что альфа за столом не один. Омега бросает на парня надменно-холодный, даже угрожающий взгляд, говоря глазами, чтобы не вмешивался, и практически срывает у Чимина все стопоры. Громкое «мое» рвется из черной дыры ярости, и молодой альфа чуть приподнимается с места, чиркая стулом, желая разорвать наглую куклу в клочья. Намджун прерывает этот выпад, почуяв неладное.
— Извини, — альфа вкладывает салфетку в теплую руку омеги, сжимая ее в кулачок, — но я не свободен, — улыбается он чуть усиливая ауру, говоря, что разговор окончен. Омега смущенно разворачивается на пятках и гордо уходит за соседний столик под громкие смешки его друзей.
Смущение Намджуна обдает испариной поясницу, отчего альфа несколько раз бедрами проходится по стулу. Взгляд Чимина застывает вопросами, но Намджун совершенно не готов объясняется. Он сказал то, что сказал, и, отдать ему должное, не соврал ни грамма.
Чимина это все почему-то безумно бесит и раздражает. Он меняет положение, вытягивает ноги, скрещивая их под столом. Ответ альфы записывается на пленку памяти и теперь на повторе будет раздражать Пака. Скорее всего, этот ответ спонтанный и дан, чтобы омега не приставал, но зерно сомнения зарождается и добавляет вопросов в переполненную копилку Чимина.
— А что на счет родителей, — как не в чем не бывало спрашивает молодой альфа, делая вид, что минутная сцена — нечто обычное. Со всеми бывает. — Отец, папа? — немного с опаской спрашивает он. Чимин отодвигает от себя тарелку, теряя интерес к еде. В первые, так горячо любимые шарики не доставляют ему удовольствие.
— Я не знаю. Их, наверное, уже нет, — сухо отвечает альфа, поджимая губы. Он так же, как и Чимин, меняет позу: откидывается на спинку высокого стула и запрокидывает голову назад, отчего каштановый хвост дергается. — Я из детдома, — прикусывает кончик языка, чтобы голос не дрогнул. Столько лет прошло, а эти воспоминания до сих пор вызывают у альфы приступ боли. Вопрос Чимина становится для него неожиданным. Альфа прикрывает глаза, стараясь вспомнить годы в учреждении, но разум блокирует детскую боль и покрывает ее темной вуалью амнезии. Он помнит все, и в то же время умная психика возводит стену к этим воспоминаниям, чтобы они не жгли мысли, отравляя и без того измученное сердце.
— Прости, я не хотел, — почти шепотом произносит Чимин, кусая пухлые губы, дает себе мысленный подзатыльник за любопытство. Он скользит взглядом по открытым участкам на груди альфы, спускается вниз по вензелям толстой золотой цепочки и сам непроизвольно тянется к тонкой нити на своей шее, начиная перебирать дорогой сплав пальцами.
— Да не чего, — искренне отвечает Намджун, вырываясь из серой густой массы воспоминаний. — Наверное, так вышло, что я им стал не нужен или не по карману, — все еще с закрытыми газами объясняет Джун. Рассказывать о том времени ему категорически не хочется. Оно не покажет альфу в лучшем свете. Его прошлое как запятнанная страница, и он боится, что другие могут неправильно понять, прочитав его жизнь. Это чувство стыда Намджун несет тяжелым мешком на своих плечах, не желая сбросить. — Хотя, если бы не детский дом, дворовая жизнь и уроки борьбы, если бы не компания хулиганов, то я вряд ли сидел сейчас здесь с тобой, — все же приоткрывает запертую дверцу в прошлое альфа. Чимин с жадностью хватает каждое его слово, уясняя для себя, что жизнь побила Джуна и что внутри этого мужчины таится нечто большое и очень печальное.
— И каким хулиганом я должен сказать за это спасибо? — искренне спрашивает Чимин, и правда благодарный за такое стечение обстоятельств. Видно, Вселенная все уже давно решила. Намджун вместо ответа лишь выдыхает, и его вздох получается тяжелым и очень круглым.
— Я хотел тебя спросить, — открывает глаза альфа, переводя разговор. Он замечает, как быстро Чимин отводит взгляд, интересуясь оранжевой столешницей. Это забавляет, и альфа мило улыбается. — Почему ты не сказал папе о джемпере. Ведь ты же понял, что его принес я? — умиляется телохранитель быстро покрасневшим ушкам парня.
Чимин начинает суетиться, не знает, куда деть руки, и крутит блюдце по столу. Играет взглядом с предметами. Ведь, по правде сказать, он и сам не знает, почему соврал.
— Не знаю, — честно отвечает он. — Я слышал, как ты ругался с папой, и не хотел усугублять положение, — голос дергается. — Ведь он настаивал, что бы ты меня охранял.
Чимин вмиг становится грустным, вспоминая утренние события. Прошло пол дня, а он до сих пор помнит это гнусное слово «щенок», которое сидит в голове, не отпуская обиду. Он обижено опускает подбородок. — Ты не хотел… — не договаривает.
— Прости, — перебивает его Намджун, ошарашенный тем, что парнишка слышал так много. И если бы альфа знал, что через шесть часов будет умирать от стыда за каждое сказанное слово, он откусил бы свой язык и скормил своему волку. Но слова на то и слова, чтобы, вырвавшись птицами, не вернуться назад.
Чимин надувает губы, кивает головой в знак примирения. Его взгляд забирается Джуну под кожу. Парень смотрит с укором и обидой, потом, что-то решив для себя, расплывается в обворожительной улыбке. Это тепло щекочет легкие альфы, и он улыбается в ответ.
Громкий звук мобильного прерывает обмен любезностями, начиная призывно вибрировать в кармане пиджака Намджуна.
— Извини, мне надо поговорить, — бросает альфа в сторону парня и, не дождавшись разрешения, быстро встает и отходит к панорамному окну, отвечая на звонок.
— Да, Юнги, что-то случилось? — угрожающе спокойно спрашивает альфа, превращаясь опять в грозного лидера. Он подходит к кристально чистому стеклу так близко, что оно мутнеет от теплого дыхания. — Очень плохо, — рычит в трубку мужчина после минутного рассказа. — Мы в каком-то кафе в торговом центре, — Джун оборачивается в поисках названия, — оно одно тут, на третьем этаже, — злится альфа, когда так и не находит вывеску. Он отворачивается обратно к окну, убирая руку в карман. — Хорошо, жду, — отключает телефон.
Серые стальные облака плывут тяжелым строем, закрывая собой последние робкие лучи солнца, которые еще успевают вырваться наружу. В отражении окна он с легкостью может наблюдать за Чимином. Парень сверлит его спину изучающим взглядом, совершенно не отрываясь, как завороженный. От чего у альфы начинает дрожать все естество. Рука в кармане придерживает рвущееся возбуждение, и Намджун еще сильнее опаляет дыханием холодное окно. Он цепляется за голубой взгляд парня, и секунду их глаза живут в тонком прозрачном мире стекла. И только сейчас, тайно заглядывая в глаза Чимина, альфа понимает, что его любовь — нечто несомненно правильное. Наверное, поэтому его и тянуло к Сокджину, ведь Чимин — его частичка.
Намджун возвращается к столу только через пару минут после разговора. Суровое выражения лица сразу обдает холодом, как будто и не было часа тепла и непринужденных улыбок. Между бровей альфы залегает глубокая морщинка, а губы сжимаются в тонкую линию. Он молча садится на место, откидывает телефон на стол, который грохотом сообщает, что у альфы пропало все настроение.
— Что-то случилось, — осторожно подает голос Чимин, поправляя волосы. Он немного нависает над столом, заглядывая в еще не потухший экран.
— Нет, — неуверенно врет Джун и натягивает уже дежурную улыбку. — Ты хотел познакомиться с моими друзьями?
Намджун молчит, не получив ответа.
— Они сейчас подъедут.
Чимин замечает фальшь в голосе, но не горит желания узнавать правду, которая так изменила маску альфы.
— Чимин-и, а что насчет тебя, — спрашивает альфа, заполняя остаток времени до приезда ребят. — Как получилось так, что ты прожил половину своей жизни в Скалодаре? Чем там занимался? — Джун задает обычные вопросы, не желая самому давать ответы. А то, что у Чимина в его голове их родилось много, он уверен. Джун не хочет говорить с ним о работе. Этот линия жизни только его, и Паку вряд ли понравится то, чем он занимается в свободное от охраны время. — Я хочу все знать о своем подопечном. Я надеюсь, мы все же будем друзьями? — язвит альфа.
— Будешь много знать… — подыгрывает ему молодой хозяин. Ведь слово «друзья» — это уже гораздо лучше, чем работа и обязанность. Он смакует это слово, пропуская его через вкусовые рецепторы. Оно дает Паку надежду на не скорое, но все же будущее. — Меня там прятали… — начинает свой рассказ Чимин.
Он без утайки рассказывает все дозволенное. Конечно, немного приукрашивает самые яркие моменты. От души хвастается достижениями в спорте, не забывая подкрепить активный рассказ жестикуляцией. Даже делится маленькими секретами. Признается, что без ума от скорости и запаха железа в спортивном зале, на что Намджун обещает его покатать на мотоцикле.
Звонкий голос Чимина наполнен эмоциями, и Джуну кажется, что именно так поет хрусталь. Он не отрывает восторженных глаз от парня, с наслаждением запоминая все сказанное. Его внутренний зверь сидит тихонько в своем углу, прижимает рыжие уши и наслаждается еле уловимым ароматом истинного, который подвластен пока только ему. Намджун желает, чтобы весь мир вымер, и в этом одиночестве остались только они. Поэтому он грозно, недовольно скалит зубы, когда видит приближающихся альф и слышит довольное «А вот и мы»! — от Хосока.
***
Чимин только и успевает сильнее вжаться в спинку стула и широко распахнуть миндалевидные глаза, когда Хосок подлетает к нему и с энтузиазмом сжимает плечи. Парень вздрагивает от таких дружеских действий, не зная, как на все это реагировать. Младший похлопывает молодого альфу по спине, чуть прижимаясь. Чимин смущается, с непониманием пытается отодвинуться и, взглядом указывая на прилипалу, спрашивает у Намджуна: «Какого черта тут происходит»? Дерзкий запах черного перца струится по черной челке младшего, которая щекочет висок парня. Он морщит нос, сдерживая раздражающий слизистую чих, в надежде не испортить первое впечатление от знакомства. Хосок немного отстраняется, почуяв недовольство, но так и остается стоять за спиной молодого хозяина. Следом за балагуром с грацией крадущегося тигра к столу подходит Юнги.
— Хосок, уймись и держи дистанцию! — сразу возмущается оплот строгости и равновесия, заметив недобрый блеск в устрашающе спокойных глазах Намджуна.
Младший поспешно вытягивается в струну, смотрит на все еще обескураженного Чимина и протягивает свою руку в приветствии. Пак медлит, не решительно разглядывая утонченный профиль парня. Строгие узкие линии носа плавно спускаются вниз до скул и к подбородку, переходят в длинную шею и обрываются на выпирающих ключицах. Омежья сущность обрезается о ровные тонкие линии, и Чимин немного вздрагивает, выдавая свой трепет. Хосок замечает секундное замешательство, приподнимает бровь. В его черных как смоль глазах загораются чертята в ожидании ответного приветствия.
— Привет, я Чон Хосок, — двигает вперед рукой младший. Он улыбается, и Чимину кажется, что в этот момент из-за грозовых темных туч выскальзывает потерявшийся лучик солнца. Улыбка полностью овладевает лицом альфы и становится непозволительно большой, теплой и ослепительной. — Мы виделись с тобой в аэропорту, помнишь?
Чимин все же разрывает зрительный контакт и пожимает протянутую теплую ладонь парня, сам отвечая на улыбку.
Хосок задерживает рукопожатие чуть дольше под недовольное фырканье Намджуна, который с трудом берет под контроль свои эмоции. Младший отмечает для себя сильную мужскую хватку, но маленькие пальчики Чимина не позволяют думать, что эти руки тягают железо в спортзале и вымещают свою неуемную энергию волка на боксерской груше, как это делают почти все уважающие себя альфы. Тонкие запястья с синими переплетениями вен похожи на скульптурное искусство, а узкое кольцо из белого золота на указательном пальце венчает весь этот изыск. Внутренний волк Чона готов поклясться, что на одну секунду в голове его хозяина зарождается желание поцеловать кисть Чимина в приветствии. Младший пугается своего намерения, замирает от глупых мыслей и тянет носом воздух, принюхиваясь к пустоте.
Жмет сильнее руку парня и бросает непонимающий взгляд на сурового, вмиг окаменевшего Джуна.
— Все нормально, Хосок, — успевает прервать поток вопросов старший, увидев приоткрывшийся рот парня. — Может, ты все же отпустишь его?
Чимину становится неловко. Он вырывает кисть из крепкой хватки и прячет руку за спину. Младший делает растерянный шаг назад, осознавая всю свою глупость.
— Привет, я Пак Чимин, — приходит в себя молодой альфа.
Пак поднимается с места, стул со скрипом отъезжает в сторону. Чужие заинтересованные взгляды и непонимающие переглядки обдают его холодным неприятным ощущением брезгливости. Именно так Чимин ощущает их на себе, когда люди рядом понимают, в чем дело. Эти тонкие пренебрежительные нити взглядов неодобрительно пронзают пространство, раня похуже тысячи стрел. Пак знает, что он не вписывается в стандартные шаблоны, словно испорченная кукла, красивая, но в то же время с непозволительным дефектом. Смесь интереса и отвращения с каждым годом оставляют у него в душе все больше и больше ран, заставляя ненавидеть себя еще сильнее. Но все эти взгляды недопонимания дают Чимину силу держать высоко голову и прятаться под маской безразличия. Они становятся источником его внутренней энергии, которая так необходима для войны с собой и с устоявшимися стереотипами их мира. С годами Пак научился проглатывать обиду, латать кровоточащие раны и широко улыбаться, но жестокость и пренебрежение монотонно делают свое дело, каждый раз превращая заштопанные раны в новые уродливые ошметки. Он давно не чувствует этой боли, он просто к ней привык. И вот сейчас, поймав взгляд Хосока, он лишь ехидно приподнимает уголок рта в улыбке.
— Привет, я Мин Юнги, — прерывает его раздумья грубоватый голос.
К нему подходит низкий, коренастый альфа, старше его, но все же моложе Намджуна. Он бесцеремонно задевает плечом Хосока, от чего парень отшатывается в сторону, делая неуклюжие шаги. Мин тоже протягивает руку в вежливом приветствии.
— Не обращай на него внимание, — ухмыляется альфа. Его голос звучит грубо, но не угрожающе, как будто очень хочет намерено оттолкнуть собеседника, но не напугать. — Он совсем еще молодой и поэтому глупый. Не знает, как вести себя в обществе, — надменно приподнимает подбородок Мин и кивает в сторону младшего.
Хосок за спиной Пака обиженно хмыкает, стискивает зубы, чтобы не оскалить их на друга. Волна его негодования обдает теплой волной шею Чимина. Чон совершенно не понимает, чем заслужил столь обидные слова от Юнги. Парень присматривает себе свободное место рядом с Джуном и присаживается, заранее получив одобрительный кивок от старшего. Юнги не обращает на парней внимание. Он крепко жмет руку молодому хозяину и с почтением склоняется высказывая уважение. Все его действия ровные и четкие, как будто цифровая программа, не разу не дававшая сбой. Этот альфа заинтересовывает Чимина гораздо больше, чем его шумный друг. Он придирчиво, но с долей интереса разглядывает мужчину, что не скрывается от Джуна. Мин похож на дворового хулигана, что совершенно не сочетается с легким воздушным стилем Хосока и классикой Намджуна.
Чон сидит за столом в голубых, очень узких джинсах и серой рубашке оверсайз на выпуск. Подчеркивает образ разноцветная спортивная сумочка на перевес. Его рукава закатаны по локоть, оголяя накаченные руки с тугими переплетениями вен от долгих физических нагрузок, а голова мирно покоится в замке кистей и наблюдает за происходящим.
Юнги же перед молодым альфой сверкает черной кожаной курткой с явными потертостями на локтях. Его широкие черные джинсы в свободном крое свисают по ногам и укладываются в гармошку прямо на белые кеды в тон к такой же белой майке, которая пятном выбиваясь из общего черного стиля. Да и волнистые светлые волосы альфы немного разбавляют этот образ. Мин смотрит суровым зеленым цветом, но приятный запах сандала и открытые в широкой улыбке десна помогают Чимину проникнуться этим мужчиной. Намджун следит за безобразным интересом со стороны Чимина, поддается вперед, но сжимает кулаки, не позволяя играть своей природе, а крови закипать сильнее.
Ревность сразу царапает горло, и альфа сожалеет, что в белом фарфоре не осталось жидкости. Старший сглатывает колючую проволоку, совершенно не понимая, как сдерживать все эти эмоции и как не переубивать своих друзей с особой жестокостью. А то, что его волк уже стоит на страже в ожидания крови, он чувствует по привкусу железа во рту. Это срочно надо как-то решать, иначе добром все это не кончится. Чимин чувствует усилившийся запах конопли, который сразу сводит с ума и приводит в трепетный ужас. Парень вопросительно, чуть исподлобья смотрит на альфу, пытаясь понять, что же так его разозлило, но пристальные взгляды со стороны ребят заставляют спрятать глаза. Он чувствует себя не комфортно и, чтобы хоть как-то отвлечься от быстро нарастающего раздражения, тянет на себя остатки сырного десерта, с жадностью начинает поглощать шарики, набивая ими рот. Сахарная пудра давно подсохла, впитав в себя сок, и теперь таит на розовых губах Чимина, оставляя соблазнительные отпечатки. Хосок сглатывает накопившуюся вязкую слюну, ощущая во рту фантомную сладость. Ведет плечом, совершенно растерянный этими чувствами. Пак же, как на зло, запихивает очередной шарик в рот, помогая себе маленькими пальчиками, по очереди облизывая каждый. Чимин не сразу замечает округлившиеся глаза младшего, который, видимо, забыл о все делах разом. Невзирая на то, что перед ним альфа, Хосок откровенно залипает на коктейле из пошлости, детской непринужденности и строгости чуть оскаленных зубов.
— Джун, давай отойдем, — Юнги огибает стол, оставляя Чимина наедине с едой и залипшим Хосоком. — Нам надо поговорить, — понижает голос на полтона лишь бы посторонние уши не услышали.
— Намджун, — уже настойчивее зовет альфа, перехватывая его за локоть. Он прослеживает взгляд старшего, пугаясь сочетанию нежности и ярости, с которой он смотрит на молодого хозяина. Юнги незаметно втягивает воздух носом. Конопля начинает горчить на кончике языка — плохой знак. — Эй, Джун, пойдем, поговорим, — дергает сильнее за руку, привлекая к себе внимание.
Намджун с трудом отлипает от сладких губ Пака, признавая, что близость к истинному делает его растерянным, слабым и вспыльчивым. Сейчас, глядя, как Хосок в прямом смысле поедает глазами десерт вместе с Чимином и развлекает его глупыми шутками, ему хочется вцепиться другу в горло, вырвать кадык, который постоянно дергается от частых сглатываний. Кажется, что может прочитать кричащие мысли в суженных блестящих глазах Чона. От всего этого голова идет кругом, альфа чувствует себя сломанным и совершенно никчемным. Он ужасно не любит быть слабым, не любит терять контроль над своим разумом и поступками. А сейчас ему остается только с силой сжимать полы пиджака, раздирая ткань, удерживая себя от злости, которая снежной лавиной скоро сойдет на всех присутствующих.
— Пойдем, — продирает связки старший и отворачивается от стола, дабы не провоцировать зверя. Оставлять Чимина с Хосоком кажется легкомысленным поступком, но он вряд ли что-то сделает парню, да и против Сокджина не пойдет, а рабочие моменты поважнее шуток младшего. Джун встает и делает уверенные шаги к окну под давящей рукой Юнги.
— Что случилось? В чем такая срочность? — альфа опирается одной рукой на стекло, другую убирает в карман брюк, нервно сжимая и разжимая кулак под звонкий смех Пака.
Намджун бросает острый взгляд из-за плеча на Чона. Младший тушуется, прикрывает свой рот длинной изящной ладонью и тихо хихикает, когда Чимин театрально закатывает глаза к потолку, изображая своего телохранителя.
— Не тяни Юн, — возвращает свое внимание к альфе старший.
— Товар Сокджина опять задержали на таможне, — на выдохе сообщает плохие новости Юнги, — а там и наши таблетки, и если они что-то найдут… — недоговаривает альфа, дергает Джуна за плечо, чтобы придвинуть к себе ближе. — Надо срочно что-то решать, — шепотом в самое ухо.
Мин отстраняется от главного, осматриваясь по сторонам, проверяя, не слышал ли их разговор кто-то из посторонних.
Намджун задумывается, смотрит в окно, где грозовые облака, как гематомы, украшают безмятежное небо. Такие же фиолетовые пятна тревоги расползаются внутри него. Если таможня найдет среди этой поставки лекарств его препараты, то в первую очередь пострадает репутация Сокджина. Хотя этот хитрый лис сам и придумал всю схему провоза нелегальных препаратов. Намджун следит за темными сгустками на небе, перебирает в голове все возможные варианты. Все мысли тормозят чувства, как будто его шестеренки залили сладкой патокой. Хладнокровный разум превращается в карамель, под названием Чимин.
— Хосок, — не отрывая холодного взгляда от неба, громче чем собирался, зовет он друга.
— Да, босс, — отрывается от очередной шутки альфа и придает лицу более серьезное выражение.
— Отвези Чимина домой, — приказывает, так и не обернувшись.
— Но… — не успевает возмутиться Пак.
Он встает, опирается на край стола наклоняясь вперед. Парень открывает рот для дальнейшего диалога, но пугается блеска в прозрачном стекле, которое, кажется, еще мгновение и расползется паутиной, осыплется мелкими осколками к ногам альфы.
— Никаких но, — резко обрывает все попытки возразить. Если Намджун не научится контролировать свои чувства, то все дела его пойдут прахом и пострадает множество народа. Его любовь к Чимину не должна настолько туманить разум.
Пак смотрит обиженно и немного напугано. Что-то обрывается в груди, и он обнимает себя руками, чтобы удержать от предательской дрожи. Его опять бросают, оставляют одного, лишая чувства безопасности. Он окидывает альф разочарованным взглядом, поджимая губы. Хосок вроде хороший парень, и не доверять ему нет никаких причин. Но он с грустью понимает, что Джуну все равно, на кого оставить мелкого «щенка». У него есть дела и поважнее, — вспоминает услужливый разум.
— Хосок отвезет тебя домой, — ставит точку в разговоре Намджун. Он видит потухший взгляд парня под пеленой обиды и сдерживает рваные удары сердца, которые сообщают о скорой гибели альфы. Но отступать нельзя, и поддаваться на чувства тоже. Чимин слушается альфу, сдается и утопает в сыпучих барханах его приказа. Аура старшего расползается на метры, от чего даже Юнги сглатывает вязкий неприятный ком и в успокоительном жесте похлопывает старшего по спине.
Хосок понимает все без лишних слов. Он залпом допивает свой чай, который успел заказать официанту, спокойно встает, поправляет съехавшую на плече рубашку и кивает на выход возмущённому до предела Чимину.
Парень гордо приподнимает подбородок, бросает уничтожающий взгляд, не сулящий ничего хорошего, на альфу. Потом разворачивается на пятках, удаляется по коридору, даже не подождав Хосока, который подхватывает пакеты с покупками и устремляется вслед за своенравным парнишкой. В уме громко кляня старшего.
— Ты его просто прогнал, — делает нелепое замечание Юнги, глядя, как Намджун пытается успокоиться. Выпад остается без внимания, и друг продолжает, — и что будем делать? — вырывает из мыслей альфу, который продолжает сверлить спину Чимина через запотевшее стекло. В душе как-то сразу становится пусто и холодно, а протяжный вой зверя закладывает уши. Намджун чувствует, как частичка чего-то живого и до боли родного покидает его. Он потирает область сердца, где больнее всего, и переводит взгляд на друга, когда стройный силуэт Чимина скрывается за стеклянной дверью.
— У меня в таможне есть свои люди, — как не в чем не бывало, спокойно произносил Намджун. Его чувства разбились, но показать это он не в праве. Он подходит к столу, где эхом еще слышится смех Чимина, расплачивается за кофе. Кидает пару купюр на стол, так и не посмотрев в чек, на радость уставшему официанту.
— Пойдем у нас пару часов, пока Джин не прознал о товаре, — говорит старший, направляясь к дверям. — И да, Юнги, готовь деньги…
— Уже, босс.
***
Поздний вечер все же разрывается ливнем, который смывает последние яркие листья с вековых деревьев. Намджун идет под большим черным зонтом, скрываясь от прямых крупных слез. Он устало сутулит плечи под порывом ветра, который треплет одежду и подталкивает альфу в спину, подгоняя. Джун сомневается, что сделал правильно, оставив свой внедорожник в гараже домика для гостей, где живет уже, кажется, долгие пять лет. Как быстро пробежало время. Он тогда без сожаления оставил свою маленькую квартиру на окраине Россуса и с одной лишь сумкой переехал в особняк, чтобы быть ближе к Сокджину. Тогда это было так правильно и немного наивно. Но теперь эта близость кажется кощунством. Если с Чимином мало- мальски все понятно, то как быть с Джином, альфа не понимает. Объяснить перемену в отношениях сейчас невозможно, для этого надо раскрыть всю правду, которая по сути, является непозволительной и не только для омеги, но и для самого альфы.
Порывы ветра усиливаются, и альфа прибавляет шаг. Капли дождя барабанят по натянутым лопастям зонта, сливаясь в единый монотонный звук с ветром. Этот ритм успокаивает альфу, который уже глохнет от своих же мыслей, и позволяет сосредоточиться на более важных вопросах. Проблемы с таможней они успели уладить до огласки в компании, и Намджун искренне верит, что Джин пока еще ничего не знает. Иначе ко всему остальному прибавится и гнев господина Сокджина. Альфа ухмыляется, прогибаясь сильнее под настырным ветром, который уже изрядно охладил горящую изнутри кожу. Природа плачет по уходящему лету, сообщая горестным ревом о приближении зимы. Джун не любит зиму, она превращает его жизнь в серую картину, которую лишили навсегда ярких красок.
Зима — это боль расставания с родными. Зима — это холод утраты и меланхолия. Намджун не любит снег, не любит лед и не любит грязный белый цвет. В зиме он видит аналогию собственного внутреннего холода, в котором отсутствует постоянное тепло. И все самое плохое с ним случается почему-то именно зимой. Вот и сейчас, отсчитывая дни до прихода этой белой старухи, он с ужасом представляет, что же она подарит ему на этот раз. Альфа на секунду тормозит, задумавшись о будущем, царапает лакированные туфли по белому, умытому грязью гравию и одергивает рукава, которые все же немного намокли от капель, падающих с зонта. Он смотрит вперед, из-за своего укрытия видит утопающий в бледном свете особняк и нехотя продолжает свой путь, не желая промокнуть окончательно. Здание вырастает серым пятном с грязными разводами на фасадах, погруженный в полумрак вечера.
Лишь слабые всполохи фонарей разряжают плотную стену дождя, освещая дорогу к дому. Когда для Намджуна особняк Кимов стал местом, который он называет дом? Альфа не помнит. Наверное, это случилось тогда, когда Тэун в первый раз позволил молодому охраннику переночевать в гостевом доме, так как у него была ранняя утренняя смена, а ночная закончилась под утро, и на сон оставалось всего пару часов. В эту предрассветную рань к нему и пришел сам Сокджин. Думал ли тогда альфа о правильности своего поступка? Думал ли о повышении, когда страстно сцеловывал цветочные ноты с разгоряченного тела Джина под собой? Конечно же, нет. Он думал лишь о блаженстве, которое ему дарил омега. После, через каких-то пару месяцев, Джун перестал ночевать и в гостевом доме, возвращаясь туда лишь изредка за вещами или переночевать, когда Джина не было дома. Спальня омеги стала для альфы тем теплым и надежным уголком призрачной семьи, в которой так нуждался тогда молодой телохранитель.
Намджун останавливается у белой мраморной лестнице особняка, стряхивает с зонта мокрые разводы и, сложив его, прячется под нависающий козырек. Любил ли он Джина все эти годы? Наверное, да, — сомневается сердце. Слезы дождя стекают по колоннам и стеклам, размазывают золотую листву по гравию. Уныние вместе с погодой забирается в душу к мужчине, бередят прошлое. Да, любил, — подтверждает Намджун. Только чувства эти были нечто иным, не тем что он сейчас испытывает к Чимину. Любовь к молодому альфе родилась молниеносно, в одну секунду. Как взрыв планеты. Громко, красочно, но очень больно. Уже там, в аэропорту, когда сердце загорелось огнем, а страх от этого сковал тело, он осознал, что именно этот парнишка будет принадлежать ему душой и желательно телом.
Любовь к альфе пришла как шторм и перевернула жизнь с ног на голову за какие-то считанные часы. Что не может не пугать. Взгляд Чимина стал ключом к закрытой двери неизведанных, настоящих чувств, которые открыли альфе новый мир. Теперь его сердце подчиняется не только ему. Оно бьется в унисон с сердцем молодого альфы. На фоне всего этого чувства к Джину потерялись в адреналиновой зависимости перед голубыми глазами, курносым носом и персиковыми губами.
Намджун знает, что Чимин — подарок небес, ангел, который был рожден для спасения его души. Но разве он достоин его? Может ли он пойти против всего их общества, чтобы доказать свою любовь к альфе? Нет, он не может втягивать Чимина в этот водоворот неправильной любви.
Намджун долго переминается у парадного входа в особняк. Не решается войти. Поток изнуряющих мыслей захватывает альфу, и теперь он не знает, как смотреть в две пары родных глаз. Он не сможет сыграть новую роль достойно. Джин не заслуживает вранья, а Чимин — жестокой правды. Но уйти сейчас от омеги и отказаться от всего — тоже безумие. Джун, многое имеет благодаря Джину, да и оборвать своими же руками одну единственную ниточку, которая связывает его с истинным, непозволительно. Вряд ли Сокджин после расставания захочет видеть альфу подле наследника. Намджун в немой истерике ерошит свои волосы, вырывая их из-под тугой резинки. Он чувствует себя раненым зверем, который попал в клетку и не видит ни малейшего выхода, нежели смерть. В любом случае итог один. Нет, — мотает головой альфа, принимая решение. Он должен не выдать себя. Должен удерживать волка на привязи и постараться решить все мирно. Быть с Сокджином и любить его сына — подло, но это единственный выход на данный момент, который видит альфа.
— Господин Намджун! — окликает его голос со стороны. Перед альфой стоит охранник, похожий на живую палатку, в огромном плаще и капюшоном на голове. Подчиненный поднимает руку и что-то быстро говорит в рацию, разбрызгивая капли воды в разные стороны. Аппаратура громко жужжит, извергая из себя грубый голос.
— Извините, что потревожил, — склоняется в поклоне охранник. — Я из-за ливня не узнал вас. Подчиненный немного тушуется перед начальником, потом, доложив обстановку, скрывается за стеной дождя. Намджун смотрит в спину удаляющемуся парню и ловит себя на мысли, что тянет время, боится идти внутрь, но делает разворот и открывает дверь.
Он идет быстро, уже заученной дорогой, прямо в гостиную, не давая себе даже шанса на побег. Из глубины доносится звонкий хрустальный смех его ангела и в альфе на мгновение все замирает. Оживают древние бабочки. Этот весенний ручеек сразу смывает из мыслей все ненужное, убивает сомнения и страхи, заполняя воспоминания собой. Намджун останавливается у больших межкомнатных дверей, приводит себя в порядок, надевая строгую маску безразличия, и распахивает их. Он делает несколько шагов, уже давно не гость, поэтому позволяет себе не приветствовать прислугу и замершего у стола Тэуна. Свет в гостиной приглушенный и разливается от маленьких подвесных бра и двух канделябров со свечами на столе. Сокджин, почуяв альфу, сразу прерывает оживленный разговор с сыном и поднимает глаза. Намджун поддается желаниям, не обращает на омегу внимание и в упор смотрит, как тень от пламени ласкает раскрасневшиеся щеки Чимина. И нет ничего прекрасней этого румянца, хитро прищуренных глаз и острых колючек, на которые сразу натыкается альфа. Прошло всего четыре часа, как они расстались в кафе, а у альфа пол жизни в кромешной тьме перед глазами пробегает. Минуту все молчат. Ужин уже подошел к концу, но Тэун просыпается и дает распоряжение накрыть на стол для альфы. По привычке несет набор посуды к противоположной стороне стола.
— Господин Сокджин, — Намджун отрывает взгляд от парня, который так же, как и все, замирает в ожидании дальнейших событий, облизывает кончиком языка пересохшие губы и смыкает их, чуть закусывая.
— Охрана сменилась. На территории все спокойно, — отчеканивает каждое слово альфа, вспоминая, как это делал раньше. — Я могу узнать дальнейшие ваши распоряжения? — спрашивает Джун, чуть приближаясь к омеге, стараясь не дышать гарденией и не бросать заинтересованные взгляды на Чимина.
Сокджин сидит во главе стола, совсем домашний, что совершенно не часто увидишь. Розовый водопад волос хаотично спадает на плечи, которые оголяет глубокий вырез футболки. Он немного растерян, а глаза опущены. Омега явно не ожидал появления своего альфы. Чимин ловит каждый взгляд папы на телохранителе, сам усиленно кусает губы, отдирая подсохшую кожу. Замечает, как меняется голос альфы при папе и как он через раз втягивает глубоко воздух. Вздрагивает, когда их взгляды на секунду пересекаются, как будто у них одна тайна на двоих. Эта тайна поглотит их без остатка, заставит страдать от любви и посыплет пеплом выжженные дотла сердца.
— Все хорошо, Намджун. Ты можешь быть свободен, — чуть высокомерно кивает ему Джин. У омеги горят легкие от конопли, которая почему-то немного сластит слизистую. Он смотрит на альфу из-за плеча, держит марку перед сыном, убеждая себя, что Джун должен все понять правильно и простить холодный тон. Им сейчас нельзя расслабляться, ведь на кону их будущее, которого, к сожалению, уже нет.
— А что, господин Намджун не будет сегодня ужинать? — как обычно, по-домашнему выдает Тэун, поздно поняв, что сказал. Он натыкается на убийственный взгляд Джина, который мечет молнии в сторону глупого советника и строго поджимает губы. Сон вжимает плечи и отходит от стола, убирая пустые приборы в желании побыстрее скрыться и перехватить прислугу.
— Нет, Намджун поест у себя, — делает глоток своего красного вина Джин.
Алый напиток оставляет каплю на губах, как бусину крови. Джин сглатывает терпкий вкус и чувствует, как напрягается его альфа. Слова омеги больно бьют мужчину в солнечное сплетение, разлетаясь воспоминаниями о задорном пьяном смехе Юнги. Но теперь это и к лучшему. Деловые отношения и расстояние дадут время подумать и найти правильное решение для сложившейся ситуации. Намджун смиряет Тэуна взглядом, скупо хмыкает в улыбке, как бы говоря, что он все понял и нет проблем.
— Да, господин, — откланивается Джун, повышая тон. Он разворачивается к омеге спиной, не смотрит на Чимина и направляется к дверям.
— Не забудь, что ты завтра сопровождаешь Чимина на торжество, — напоминает омега, бросая слова в спину альфе. Намджун останавливается, услышав любимое имя, чуть кивает в согласии и выходит из гостиной, понимая, что завтра будет еще один сложный день.
Чимин срывается из-за стола сразу же, как за альфой закрывается дверь. Все происходит быстро под возмущенный взгляд папы и Тэуна, как будто невидимая сила нажала на курок стартового пистолета, и молодой альфа сорвался на бег.
Холодный порыв ветра обдает горячие щеки парня, когда он в одной футболке выскакивает под проливной дождь в надежде догнать.
Догнать зачем? Чимин еще не до конца понимает, почему побежал, что он хочет сказать и как будет потом оправдываться перед папой. Ему сейчас просто надо до дрожи в кончиках пальцев, до взрыва вкусовых рецепторов, просто жизненно необходимо. Чимин мечется взглядом по темным сторонам дороги, не обращая внимание на огромные мурашки и на крупные капли дождя, которые разбиваются о его кожу. Замечает удаляющуюся фигуру альфы уже на середине длинной дороги и снова срывается на бег, глотая холод ртом.
— Намджун! — кричит он, спотыкаясь о неровные выступы. — Намджун…
Альфа резко останавливается, оборачивается на звук любимого голоса и принимает в объятия Чимина, который чуть не падает на грязный гравий дороги. Секундное замешательство. Намджун прижимает парня за тонкую талию, одной рукой, укрывая их зонтом от смеющегося дождя. Две частички одного целого, слишком близко и очень правильно. Тело парня мокрое и холодное под широкой ладонью альфы. Пак жмется сильнее, утопая в конопле, как в океанских волнах, чувствует тепло и тыкается носом в шею альфе, дабы впитать побольше его аромата.
Джун не шевелится, все его мышцы парализовало от этих интимных действий. Он держит ангела в крепких объятиях, взывает к небесам, благодарный за непогоду и неуклюжесть парнишки. Делится остатками своего тепла. Внизу живота скручивается нарастающее возбуждение, которое поднимает потоки удовольствия внутри альфы и желанием пронзает конечности. Парень дышит глубоко, греет холодный нос в теплой ямочке на шее и не желает признавать глупость своего поступка. Загорается ярче пламени.
— Чимин-и, что случилось, — первым приходит в себя альфа от легкого прикосновения холодных пальцев парня к его ладони на ручке зонта.
Он пытается отстранить Чимина. Мягко цепляет его за подбородок и заглядывает в глаза. — Ты весь дрожишь…
Сказка, которая овладела ими секунду назад, как-то сразу исчезает. Отпускает пару, быстро и жестоко возвращает их в реальность.
— Не смей меня трогать! — отталкивает альфу Чимин, понимая весь масштаб случившегося.
Зрачки его неестественно расширяются, как будто он только что надышался убийственной дозой наркотика. Он делает резкие шаги назад, убегая из-под зонта, подставляя тело дождю, — а дрожу я от злости…
Намджун отгоняет наваждение и вытягивает руку с зонтом, чтобы Чимин окончательно не промок. Чувствует, как дождь забирается ему под ворот пиджака, как намокает рубашка, неприятно прилипая к спине. Волосы мокрыми прядями спадают на шею и лоб. Вода бежит по рукавам и, немного задержавшись, спадает на брюки и ботинки. Намджун ждет, ждет объяснений, стараясь забыть о минутной слабости перед Чимином.
Они стоят под общим дождем, словно разделенные невидимой стеной, несмотря на духовную близость. Капли становятся невольными свидетелями их скрытых чувств и тайных эмоций, которые разрывают влюбленных изнутри. Они молчат, ведут внутренний разговор, и в этом молчании рождается осознание взаимности. В каждом движении, в каждом взгляде они чувствуют друг друга, но не могут подойти ближе, признаться и принять случившиеся. Они тянут красные нити в разные стороны, разрывая связь под давящими сомнениями и страхом перед обстоятельствами.
— Я запрещаю тебе бросать меня на своих псов! — почему-то кричит Чимин, стараясь бороться с шумом дождя. — Я твой хозяин, а ты мой телохранитель, — больно бьет альфу словами. — Впредь потрудись выполнять свои обязанности лучше. Я не намерен терпеть такое обращение, — последнее, что выговаривает Чимин в сторону Намджуна.
Он не знает, почему именно это все было сказано в глаза альфе, почему он постарался посильнее обидеть его, но знает одно, что сердце не простит ему такой выходки.
Чимин выхватывает зонтик из рук охранника, который уже совершенно промок до нитки и стоит с поджатыми синими губами в свете тусклого фонаря. Он разворачивается и уходит к особняку, дрожа как лист, но не от холода, а от своей же глупости. Намджун ещё долго стоит. Он поднимает глаза к черному, как смоль небу, позволяет каплям больно колотить и умывать горящее от чужих слов лицо и закипает огненной яростью.
***
Намджун врывается в комнату, как грозовой ветер, с невыразимой яростью в глазах. Он, кажется, сносит все на своем пути, не щадя антиквариат и предметы мебели. Вещи стонут под кулаками альфы от напора такой стихийной силы, но в этом хаосе внутренних эмоций звучит беспокойный рокот любви.
Дурак, как он мог заподозрить взаимность! — бьет со всей силы по стене альфа. Он на ходу скидывает с себя мокрую одежду, направляясь в ванную, чтобы согреть в миг заледеневшее сердце. Ядовитые слова Чимина витают как эхо в воздухе, напоминая Джуну о том, кто он есть на самом деле. Он лишь охрана при молодом хозяине, и все, баста. Но все же среди своего безумства в голове мелькает шальная мысль, что все это всего лишь поверхностный и напускной театр для одного зрителя. Намджун видел, как в глазах парня блестел огонек, чувствовал холодное прикосновение его носа и ощутил, как ему показалось, любовь.
Мысли начинают прогонять их разговор по кругу, когда альфа, стягивая последнюю одежду, и залезает под горячие потоки воды в душе. Сердце желает верить в то, что все, что сказал ему Чимин, не было направлено против него, а скорее всего против сложившихся обстоятельств. Возможно, это был всего лишь способ выразить свое разочарование поступком Намджуна. И внутренний голос альфы твердит, что каждый крик таит в себе шепот, будто Чимин ждал, что его услышат и поймут.
Намджун смывает с себя остатки ярости, которые грязным потоком скрываются в водостоке. Он проходится по кубикам упругого торса и, рисуя в памяти Чимина, отдается во власть теплой воды. Его кожа сразу покрывается мурашками, которые бесцеремонно пробегаются по позвоночнику к пояснице. Джун прикрывает глаза, чтобы отчетливее видеть портрет истинного, проходит рукой по волосам, освобождая их из тугого плена. Член альфы реагирует сразу, как только Намджун вспоминает холодное прикосновение носа Чимина.
Вот и сейчас впадина на шее покрывается коркой льда, не отдавая это воспоминание. Намджун не любит удовлетворять себя сам, всегда в момент возбуждения берет омегу, но сейчас желание разрывает его изнутри, грозясь превратить альфу в ошметки на темном кафеле ванной комнаты. Он не может сейчас взять «своего» омегу, и ему не доступен любимый альфа. Поэтому Джун спускает крепкую, все еще холодную ладонь на член и размазывает по стволу быстро выделившуюся смазку. Ведет ладонью по твердому налитому стволу, задевая яички. Намджун стонет громко и надрывно, с повторяющимися поступательными движениями выстанывает имя молодого альфы.
Воздух в ванной исчезает, заменив себя на возбуждающий вязкий эфир конопли. Джун толкается себе в руку, пугается своей природы, которая взяла над ним верх и затопила всеми чувствами разом.
Ярость — толчок, обида — еще, безграничная любовь — усиленные движения рукой по члену.
Его мысли сами собой растворяются в окутывающем тело возбуждении, а перед закрытыми глазами — беловолосый сладкий мальчик с сахарной пудрой на губах. Намджун вздрагивает от крышесносного оргазма и тихо спускается спиной по влажной плитке душевой, повторяя, как в бреду, любимое имя.
Примечания:
Если понравилось - жду Лайк! =))