Вспышка

      Куромаку не имел завышенную самооценку и не любил приукрашивать, а уж тем более откровенно врать, но он всегда смело мог сказать, что является наиболее стрессоустойчивым и умным клоном из всей восьмёрки. Так считал не он один, потому что это было очевидно, и спроси тот у оставшихся семи, согласились бы как минимум четверо.       Тем не менее, внезапное появление детей не входило в его планы и не влезало ни в какие рамки. Его нельзя было рассчитать и сдвинуть в график, а значит — это действительно выбило трефа из колеи.       Малыши оказались неугомонными. После окончательного освоения куромаковой комнаты они решили, что сидеть на месте было бы непозволительной роскошью, стремясь потрогать всё, до чего в теории могли дотянуться. Следующее утро Куромаку начал с салок — попыток аж пять раз подряд усадить расползающихся в разные стороны мальчиков на место, несмотря на то, что те никак не могли успокоиться.       Затем наступило затишье, когда энергии в них вдруг поубавилось, но продлилось оно недолго, потому что в следующее мгновение кудрявый малыш заплакал.       Куромаку подумал, что лучше бы они вернули импровизированные салочки, а сразу после этого осознал, насколько скудны его познания о детях. Да, он мог умножать четырёхзначные числа в уме, с лёгкостью составлял графики, обладал выдающимися способностями в сфере инженерии, но не имел понятия, как ухаживать за малышами, и следовать мог только логике.       Среди немногочисленных вариантов того, почему мальчик вдруг разразился слезами, а за ним подхватил и второй, Куромаку выбрал самый подходящий — пора было есть.       От этого научное исследование новоприобретённых детей откладывалось ещё на время, а во главе всего вставала другая проблема — нужно было найти что-то, чем можно было бы без проблем их накормить.       Выстроенное под нужды и нормы вполне себе взрослых коммунаров меню пищеблока, разумеется, не подходило, так что по главной башне Куромаку скакал долго. И дело было не столько в том, что было много вариантов того, куда и к кому пойти, немедленно раздав приказы, сколько в том, что двойняшек, к тому времени поуспокоившихся, но всё ещё совершенно расстроенных и недовольных, пришлось нести с собой.       Куромаку не знал, кому может их доверить, учтя, что с малышами нужно обходиться бережно и трепетно, пока они ещё не изучены, а ещё не знал — почему он так нервничает?       Мальчиков, впрочем, компания совершенно не волновала, потому что один был слишком занят тем, чтобы покусывать собственную руку, с причастным взглядом оборачиваясь то туда, то сюда; а второй вдруг так заинтересовался галстуком новоявленного отца, что совсем не выпускал его из рук, кажется, на время даже забыв о голоде.       В конце концов Куромаку сдался.       И если бы пару-тройку дней назад ему сказали, что энергию генератора он станет тратить не на необходимое количество строительных материалов, благородные металлы или сокращающее все сроки оборудование, а на детское пюре...       О, он бы не поверил ни единому слову.       Но сейчас Куромаку был вынужден это признать, а затем поставить баночку детского питания на стол.       Мальчики не умели держать ложку и были совсем растеряны, так что кормить их пришлось самостоятельно. Две порции опустели так, что Куромаку этого даже не заметил, а теперь наблюдал, как двойняшки, заразившись друг от друга, неумело, но уж очень увлечённо перекладывали содержимое стола. Крышку от баночки они положили справа, слева — алюминиевую чайную ложечку, которой кормились всего мгновение назад, а посередине водрузили саму баночку, неуклюже тюкнув ей по столу.       Затем седовласому мальчишке не понравилось, как она стоит, и тот решил переставить банку ближе к краю стола. На это его брат, пролепетав что-то невнятное, но крайне недовольное, было схватил её, чтобы вернуть назад, но его бесстрастно прервали.       — Не надо играться за столом, — Куромаку, строго посмотрев на сыновей, забрал банку и отставил так, чтобы вновь взять её не представлялось возможным.       Говорить с двойняшками было бесполезно — ответить они не могли. Но осуждающие, совершенно расстроенные детские лица, которые воззрились на него после этого, не менее, чем мысленно обзывая отца предателем, заставили клона неловко поджать губу.       Что ж.       Вскоре Куромаку пришлось изучить не меньше двух десятков развивающих игр, в попытке узнать, какая будет наиболее полезна и интересна для этих детей. Несмотря на происхождение, мальчикам, как и всем малышам их — примерного — возраста нужно было заниматься полезными активностями и познавать мир.       Ничего из того, что могло бы в этом помочь, у Куромаку, естественно, не было. Он прокрутил в мыслях всё, что только знал о детских играх, затем догадался заглянуть в библиотеку и, усадив малышей на читательскую скамью, принялся искать что-то, что могло бы дать ему более точную информацию. Нельзя было создать им игрушки наобум — это был бы ужасно безалаберный подход!       «Введение в аэродинамику» — так называлась книга, которую Куромаку положил раскрытой перед сыновьями. Конечно, в его библиотеке все книги были расставлены на полках по тематике и алфавитному порядку слева направо, и нужный Куромаку раздел найти было легче лёгкого, но дети оставались всё такими же неугомонными, так что даже на этот промежуток их нужно было чем-то занять.       Куромаку перебирал пальцами корешки, кривил лицо от тонкого слоя пыли, обнаружившегося после этого, и вновь периодически посматривал в сторону малышей, неаккуратно ощупывающих книжную обложку.       Неужели он проигнорировал эту тему? Настолько, что за двадцать минут не нашёл совсем ничего?       Ответа на эти вопросы не последовало. Друг за другом случились две катастрофы: сначала Куромаку услышал, как болезненно порвалась страница «Введения в аэродинамику», благосклонно предоставленного двойняшкам на растерзание.       Разозлиться он не успел, потому что потом услышал уже иное — голос Курона, неожиданно оскорблённый и рокочущий.       — Остановитесь немедленно! Несмотря на ваше известное мне положение, вы не имеете никакого права вот так врываться к товарищу Куромаку... — яростные слова прозвучали раньше, чем произнёсший их коммунар появился в поле зрения.       Хотя бы потому, что первее в поле зрения появился Вару... Вару?!       — Куромаку! Я тебя обыскался! Почему ты не в своём кабинете? Обычно ты у нас такой занятой, что совсем оттуда не выходишь, — появившаяся в проходе бестия радостно раскинула руки, улыбаясь во все тридцать два зуба. Зелёные очки торжественно засверкали под продолжение речи. — Ну что, ещё не стал Куро-мамкой? Вижу, ты как раз в процессе!       Куромаку хотелось сказать, что у него нет слов, но слова были. И цензурными они не значились.       — Ты что здесь делаешь?! — взгляд у него перескочил с зелёных кудрей на порванную детьми книжку, и руки начали подрагивать.       — Пришёл тебе помочь, вообще-то, — обладатель кудрей улыбнулся ещё шире, оказавшись ближе. — Ты не рад меня видеть? Разве «немедленное изучение» — это задача не для двоих?       — Нет, — Куромаку стойко проигнорировал напыщенное разочарование партнёра, всё равно почувствовав, как внутри что-то теплеет, — тебе следовало остаться в своём государстве, так как в твоём случае помощь контрпродуктивна.       Таких умных слов Вару не знал. Но знал, что в прекрасном Варуленде ему не сиделось на месте, руки чесались, мысли вертелись совсем непонятно — всё было не так и не то, обстановку нужно было сменить немедленно, в самое неожиданное время прибыв в Куроград во всей красе.       Уж точно не, чтобы увидеть детей, нет.       — Ну так как продвигается изучение без меня? Наверняка ужасно продуктивно, — съязвил Вару. Куромаку грузно свёл брови к переносице и поспешил отодвинуть от двойняшек пострадавшую книгу.       — Хватит паясничать, Вару, — в движениях у него сквозило что-то неловкое и ломанное. Так что Вару, приблизившись к новоявленной семье, взял его за руку, и тот продолжил уже смиреннее: — Дети, если ты не знал, это большая ответственность. Сомневаюсь, что ты действительно понимаешь, что из-за тебя произошло! Я здесь второй день трачу силы и время на то, чтобы поддерживать их состояние в норме, а ты...       — Ой, ладно тебе занудствовать. Я же пришёл! — Вару отпустил его руку, позволив трефу поставить потрёпанное «Введение в аэродинамику» на полку и цокнуть, чуть закатив глаза.       Упомянутые мальчишки тем временем засуетились, а оставшись без источника внимания вновь заскучали. Седовласый малыш размахивал маленькими ручками, весело что-то лепетал и чуть не задел своего брата, широко раскрывшего глаза и рассматривающего появившегося в помещении отца. Второго.       — А назвал-то ты их как? — он, усмехнувшись, опустил голову на уровень малышей, сунув её между ними. — Подопытный номер Один-точка-пять, подопытный номер Один-точка-два как успехи? Сдаёте тесты на лучший балл, я надеюсь?       Дети, склонив головы в сторону отца, по понятным причинам отвечать не спешили. Один из них, тот, что похож на Вару своими кудряшками, взялся за его одежду, и сам Вару позволил сыну быстро оказаться у него на руках. Ребёнок, казалось, совсем ничего не весил — маленький, хрупкий.       — Об этой перспективе я ещё не думал, — затем признался Куромаку.       — Ну так одного уже я назвал! — на это Вару дёрнул плечами, не имея возможности сделать то же занятыми сыном руками. — Этот — Вару Второй. А вот тот пусть будет Куромаку Младший. Делов-то!       — Хватит, Вару, — измученно выдохнул треф. «Куромаку Младшего» он подхватил под мышки, чтобы поудобнее усадить на месте.       — Нет? Тогда Сергей, — пожал плечами пятый.       — Вару.       — Значит... Олег.       — Вару, — предложения Куромаку отчего-то совершенно не ценил, но и свои варианты не предлагал. Так что пиковый продолжил:       — Ну, ещё можно Теру.       — Вару! Это...       На мгновение Куромаку замолчал, подняв взгляд на инициативного папашу. Тот удивительно добродушно улыбнулся, когда малыш на его руках, промычав нечто нечленораздельное, потянул к чужому лицу маленькие ладошки, пытаясь что-то сказать.       — ...это на удивление неплохо звучит, — заключил Куромаку, провертев имя на языке: — Теру.       Будто бы подтверждая, ребёнок вдруг кратко что-то промычал, а Вару, до того зачем-то показывающий ему два пальца, позволил короне-генератору засверкать и заисточать салатовое свечение, прямо как тогда, когда эти двойняшки появились на свет. В руках у него неожиданно оказался незнакомый Куромаку предмет: пародия не то на цепь, не то на брелок, пестрящая оттенками зелёного и по-странному мягким покрытием. Клон, ухмыльнувшись до ушей, протянул материализовавшуюся вещь сыну, и малыш — к искреннему удивлению его партнёра — с восторгом принял её в маленькую ладошку, не отрывая глаз.       — Это... это ещё что? — не выдержал тогда Куромаку, почти готовый разводить руками.       — Игрушка, Куромаку, — криво улыбнулся Вару, когда малыш резко потянул одно из колец «цепи» в рот. — Я знал, что, если приглядеться, твои хвалёные знания приобретут узконаправленный оттенок, но такие простые вещи ты уже должен был знать.       И Куромаку, конечно, знал, но эту вещь — к неожиданно возникшему стыду — видел впервые.       — И твой сын сейчас выпрыгнет из штанов, — последовало прежде, чем король смог ответить. — Удели ему внимание!       Благодаря тут же спохватившемуся взрослому мальчик, который усердно и недовольно тянулся к братишке, пока никто этого не замечал, также оказался на руках родителя и залепетал, потянувшись к игрушке.       — Скучно им тут с тобой, Мак, — заключил Вару, протягивая второму сыну другой конец игрушки. — Надо это срочно исправить, а в твой Куроград завозить катастрофическое количество варулендских развивающих игр.       Теру тем временем легко получает большую часть игрушки, ведь его братишка, невинно похлопав ресницами, почти протянул её вместе с папой. Он улыбнулся, фыркнул и поднял большие серые глаза на Куромаку.       — Иннокентий, — мгновенно решил он, смотря на эту картину.       — Чего? — непонимающе отозвался его партнёр. — Меня, вообще-то, Вару зовут.       — А его будут звать Иннокентий. Это имя означает «невинный» или «безобидный».       — То есть Кеша... — начал Вару, но Куромаку его перебил:       — То есть Иннокентий.       — Очень в твоём стиле, — улыбается Вару на это бессмысленное замечание, а затем тянется за поцелуем, таким тесным и близким, что в мгновение дети, находящиеся у родителей на руках, могли дотронуться друг до друга.