Когда человечность необходима — ты со мной

Красотка кусает его за нос. Это не самый худший вариант пробуждения, если честно. Однажды он проснулся прямо в прихожей. А тут до кровати дополз, даром, что не разделся. Только башка нещадно пульсирует. Проходит несколько долгих минут, пока до Гэвина доходит: канарейка надрывается не в голове, а в двери. В звонке, в смысле. В дверь звонят. Звонок? Надо открыть. Надо было посмотреть в глазок, потому что на лестнице стоит Ричард? RK900? — А ты, — совершенно нежданный гость смотрит куда-то вниз, — напиздел. Про что конкретно — уже не слышно, Гэвин захлопывает дверь. Он подумает об этом завтра. Когда выспится. Вместо ожидаемого настойчивого стука звонит телефон. Который брошен тут же на пол. Ну, хоть искать не надо. — Иди нахуй, — отвечает Гэвин, — пожалуйста. — Открой дверь, — звучит с противными стальными нотками. Они спорят. Уличный свет выбивается из-под плотных штор и доползает до босых ног. Гэвин поджимает пальцы и трет переносицу. Кажется, окончательно проснулся. — Позволь мне войти. — Зачем? — Чтобы я мог спасти тебя. — От чего? — От того, — Гэвин слышит этот долгий и глубокий вздох, — что я с тобой сделаю, если ты не откроешь дверь. Звучит как обещание хорошей взбучки. Гэвин Рид предпочел бы, чтобы так звучало обещание выебать. Гэвин Рид смотрит на кресло, в котором дрыхнет Красотка, на бардак в квартире, на время; мысленно командует «Не ссы! Не ной! Не тупи!». И открывает дверь. — Сожми зубы, — ласково просит Ричард. Гэвин еще и зажмуривается для пущей безопасности. Нет, он не трус, просто… не хочется откровенно пялиться на чужую шею и ключицы. Или руки. Или дурацкие красные всполохи диода. В принципе больше небезопасно смотреть на Ричарда. Прохладные пальцы на скуле. Не в ударе — в бережном касании. Все-таки Ричард бьет его. По заднице. — Метить в другое место было бы небезопасно в твоем состоянии, — говорит. В глазах пляшут чертики. — Ты, — сердце сейчас долбанется и остановится, здравствуй, инфаркт в 37, — ты пиздец. — Еще какой. Пойдём лечить твои раны, заюш. Гэвин прикусывает губу. Как-то Тина спросила, почему в лексиконе ужасного матершинника самым страшным оскорблением было «Заюша». «А ты видела их, этих зайцев? Они жуткие, — с удовольствием объяснил Гэвин, — Сейчас покажу фотки». Пока аккуратные пальцы порхают по лицу, прижигая маленькие ранки, Гэвин думает, что стал мазохистом. Он уверяется в этом, когда после особо неприятного щипка чувствует тёплый воздух на коже, и снова — мазь. Только не говорите, что восхитительное ричардово лицо сейчас в сантиметрах находится, о нет. О да. — Почему ты не сказал, что тебя зовут Ричард? — хмурится Гэвин, перехватывая чужую руку. — А ты не спрашивал. — Ну блять. Это правда. Гэвин Рид за ночь это имя на языке распробовал и обласкал. Хотелось звать: Рич — звонко, громко; Ричард — серьезно, немного растягивая «р». Ричи — с придыханием, выскуливая в темноте. Ну и Дик — когда они оба проебутся. Назвать хотелось. — Меня зовут Ричард. Андроид, присланный из Нового Иерихона. Модель RK900, — вдруг серьезно звучит в комнате. Руки убраны, без рук пусто. — Гэвин Рид, детектив. И мудак. Они пожимают друг другу ладони. Горячая, широкая (Гэвина) и прохладная, длинная (Ричи). — А теперь к делу. Из-за кое-кого — Ричард выразительно ведет глазами, — мы не получили образец нового вида наркотиков. — Пиздишь, — Гэвин щелкает пальцами и выуживает из брюк пакетик, — все здесь. Я проебусь только тогда, когда позову тебя на свидание, а ты откажешь. В полумраке переход от синего к алому у диода бьет по глазам, — Но, — звучит удивленно, — Гэвин, во всех преконструкциях я всегда соглашаюсь. За такое обычно целуют.