***
Погода в тот день выдалась по-настоящему зимней. С самого утра с неба сыпались беспрестанные хлопья. Снег заботливо украшал новогодние декорации, превращая дворы и здания маленькой Каштановой Аллеи в настоящую новогоднюю сказку. С покатых крыш домов свисали длинные сосульки. С наступлением сумерек, когда загорались повсюду праздничные украшения, мерцающие огоньки гирлянд забавно играли на ледяной глади. Холодной снежной зиме были рады все, кроме, пожалуй, коммунальных служб. Снег мог повредить чужой подарок, поэтому Се Лянь нашёл в доме подходящий пакет и понадёжнее завернул в него свою ношу. Пересчитав оставшуюся в кармане мелочь, Се Лянь убрал свои длинные волосы в тугой пучок, закутался в белый пуховик, поплотнее повязал на шее тёплый шерстяной шарф цвета соломы и вышел в снегопад. — Привет, сосед! — до слуха Се Ляня донёсся раскатистый низкий голос. — Здравствуйте, дядюшка Ван! — отозвался Се Лянь и помахал соседу рукой. Человек, окликнувший Се Ляня, был местным пекарем. Господин Ван жил с семьёй по соседству, его дом стоял справа, отгороженный низкой плетеной изгородью. В предновогодний вечер вся многочисленная семья пекаря Вана высыпала на улицу. Дети играли в снежки и строили на поляне снежную крепость. Матушка Ван вместе со старшей дочерью чутко следили за маленькими проказниками. В семье пекаря было семеро детей, и трое из них были приёмными. — Подойди-ка сюда, — позвал пекарь и вразвалочку направился к изгороди. Высотой плетеный заборчик не доходил ему даже до пояса. — С наступающим Новым Годом, дядюшка Ван, — улыбнулся Се Лянь, склоняясь в вежливом поклоне. — И тебя с праздничком. Вот, держи, угостись. Только сегодня приготовил, — сосед протянул Се Ляню бумажный кулёк, полный ароматного миндального печенья. — Спасибо, дядюшка! — улыбнулся Се Лянь, принимая подарок, — только у меня вот… Се Ляню и вправду было нечем угостить соседа в ответ. В этом году, несмотря на всю возможную экономию, на праздниках парень остался с ветром в карманах. Поэтому он отказался от приглашения Ши Циньсюаня отметить праздник в баре и решил встречать Новый Год в компании любимой кошки Жоэ да пары чарок собственноручно изготовленного рисового вина с сухофруктами. — Ничего-ничего, не беспокойся, — замахал рукой сосед, — ты мне лучше вот что скажи… Дядюшка Ван заговорщически зашептал: — Братец Се, ты женат? Или есть кто на примете? — А? — Се Лянь несколько раз глупо моргнул, и лишь потом отрицательно помотал головой, — я… нет. — Чудесно! — хлопнул в ладони дядюшка Ван, — моей старшей дочери в этом году исполняется девятнадцать. Самый чудесный возраст для замужества. Моя Банъюэ — хорошая девушка, могу ручаться за неё. Понимаешь, к чему разговор? Новый Год — новые начинания. Обрати внимание на мою красавицу. Тебе-то самому сколько? Такой хороший парень, молодой да работящий, а я за все годы не видел, чтоб ты в свой дом хозяйку приводил. Любому дому нужна нежная женская рука и зоркий женский глаз, ха-ха! Поверь старику, в наступающем году я уж тридцать лет как женат! — Мне двадцать девять, — тихо ответил Се Лянь, — дядюшка Ван, очень приятно, что вы считаете меня достойным руки вашей дочери, правда. Но только какой из меня зять? Ни дать, ни взять. Считаю копейки, не знаю родства. Работаю круглые сутки, дома только ночую. Мне правда неловко даже думать о женитьбе, мне нечего предложить взамен за вашу доброту. — Зря ты так о себе, Се Лянь, — сосед помахал мясистым пальцем, — всё же подумай, подумай. Я ж не тороплю. А со свадьбой мы ежели чего подсобим. Главное, чтобы муж был добрым, работящим и чутким человеком. А уж остальное — дело наживное. Ах-хаха! Ты думаешь, я сразу разбогател? Мы с женой ведь первое время впроголодь жили. А потом Небеса смилостивились и подарили нам Банъюе. И с её рождением тучи рассеялись. Чудо Небес, поистине чудо Небес! — Хорошо, — натянул улыбку Се Лянь, — мне пора, дядюшка. Ещё раз с праздником. Берегите себя. — Бывай, сосед, счастливого Нового Года! — махнул рукой дядюшка Ван и направился к семье. В словах Се Ляня правды было ровно наполовину. Вторая же часть истины находилась в простом факте, который Се Лянь прятал от окружения: его не привлекали женщины. Ещё в возрасте шестнадцати лет юный Се Лянь понял, что в отличие от своих сверстников, которые то и дело ухлёстывали за девчонками, он не имел никакого интереса к противоположному полу. Свою особенность он хорошо скрывал за огромной учебной нагрузкой, прикрывал книгами и затыкал любопытствующим рты каким-нибудь занимательным научным фактом. В возрасте двадцати лет Се Лянь отчаялся и забросил все свои попытки устроить личную жизнь. Он оказался гомосексуальным мужчиной в стране, где к таким как он относились с насмешкой и пренебрежением. Как подойти к своей деликатной проблеме, он даже не представлял, поэтому со временем смирился с одиночеством. Однажды подобрал с улицы белого котёнка, и на этом его личная жизнь заканчивалась.***
Каштановой Рощей назывался элитный коттеджный посёлок, находившийся в географическом центре Лицзяна. Он располагался на небольшом острове, опоясанном рекой Ло. От Каштановой Рощи к «Большой Земле» вело только четыре моста. Прежде на острове находилась настоящая каштановая роща площадью в несколько гектар, откуда это место и получило своё название. Земля в Каштановой Роще стоила невероятных денег. Далеко не каждый в Лицзяне мог позволить себе приобрести там хотя бы одну сотку. В Каштановой Роще находилось порядка пятидесяти частных домовладений, принадлежащих бизнесменам, известным актёрам, музыкантам и прочим людям, кто мог похвастаться неприличными доходами. Чтобы добраться от лицзянских предместий до Каштановой Рощи, Се Ляню потребовалось без малого три часа и две пересадки с автобуса на метро и снова на автобус. А далее — более полутора ли пешком вдоль расцвеченных огнями многочисленных дорог и дворов. На улице стремительно темнело, и когда Се Лянь сделал первый шаг по мосту через речку Ло, на город уже опустилась самая волшебная ночь в году. Темноту рассеивали фонари и новогодние иллюминации, свежевыпавший снег сверкал бриллиантами и серебром в ярких переливающихся огнях. Прежде Се Ляню не доводилось бывать в этих краях. Он вообще редко покидал окрестности своего посёлка, но о Каштановой Роще он был наслышан. Неспроста это место считалось неформальной достопримечательностью Лицзяна. Сюда даже водили экскурсии. Се Лянь шёл по широкой идеально вычищенной дороге и озирался по сторонам, выискивая номера домов. Казалось, что каждый житель Каштановой Рощи стремился перещеголять своего соседа в оригинальности собственного дома. Каждый коттедж был уникален. Вот — стоит современный дом, построенный в стиле хайтек, похожий на огромный человеческий аквариум из стекла и бетона, украшенный неоновыми огнями. И рядом с ним — старинный готический замок со стрельчатыми окнами и кованой изгородью с железными шипастыми розами; над входными воротами висит надпись готическим шрифтом: «Оставь надежду всяк сюда входящий». А следующий дом, выполненный в стиле ар-нуво, похож на обитель эльфов из рассказов Толкиена. Словом, Каштановая Роща была настоящей архитектурной энциклопедией под открытым небом. Здесь было не найти обыкновенного коттеджа, пусть и выполненного из первоклассного кирпича. Се Лянь поёжился от налетевшего с реки порыва ветра. Он уже почти не чувствовал пальцы ног, и если бы не холод, он с удовольствием бы предался созерцанию окрестных красот и архитектурных изысков. Но сейчас его главной целью было поскорее найти двенадцатый дом и вернуть чужие драгоценности их законному владельцу. Несколько минут спустя вдали показалось здание, словно сошедшее с полотен эпохи династии Мин. Это было величественное строение, способное составить достойную конкуренцию Дворцу Небесной Чистоты в Запретном Городе; точно так же, как и императорская резиденция, этот дом имел двойную черепичную крышу с острыми краями, украшенную фигурками мифических животных. По случаю Нового Года крышу расцвечивали гирлянды алых сияющих фонарей. В окнах первого этажа горел свет. Невысокий каменный забор с рыжей черепицей, укутанной снежной шапкой, окаймлял здание и прилегающий к нему участок. Адресная табличка была занесена снегом. Замёрзшей рукой Се Лянь смахнул с таблички снег, и его глазам открылась надпись, исполненная согласно городским нормативам: «Каштановая Роща, 12». Надпись странно контрастировала с древним стилем, в котором была выдержана резиденция. Се Лянь усмехнулся и подумал, что сюда скорее бы подошла каллиграфия на чжуаньшу. Арочные ворота, обитые тяжёлыми железными пластинами, были приоткрыты, словно хозяин ждал гостей. Се Лянь осторожно заглянул внутрь, и пройдя по вычищенной каменистой дорожке, наконец оказался у расписной деревянной двери с двумя створами. С одной стороны на дверном полотне был выжжен орнамент в виде дракона, с другой — двери украшал прекрасный алый феникс. Сделав один глубокий вдох, Се Лянь нажал на кнопку звонка. До слуха донеслась мелодичная трель. Прошла пара минут, прежде чем створы разъехались в стороны. Широкий дверной проём скрывался за алой газовой занавесью. Лёгкие ткани всколыхнулись от порыва ветра, и перед глазами Се Ляня предстал хозяин дома. Невесомым жестом отбросив занавесь, на пороге появился высокий мужчина в чёрных длиннополых одеяниях наподобие ханьфу. Се Лянь от неожиданности замер, разглядывая незнакомца. Полы его одежд были расшиты алыми листьями клёна, талию стягивал красный парчовый пояс с шёлковыми кисточками. Длинные чёрные волосы были заплетены в свободную косу и подхвачены алой шёлковой ленточкой. Его кожа была бледна, словно лунный свет. Правый глаз скрывала чёрная кожаная повязка, левый глаз, тёмный, словно омут, изучающе и пронзительно смотрел на Се Ляня. — Вы… — Се Лянь с усилием моргнул, — господин Хуа — это вы? Лишь задав вопрос, Се Лянь осознал, что прозвучал тот максимально глупо. — Верно, — ответил незнакомец, взгляд его остановился на пакете в руках Се Ляня, — и этому Хуа очень интересно, как будет оправдываться твоё начальство за трёхчасовую задержку. — Не было никакой задержки. Вот, — Се Лянь дрогнувшими руками всучил господину Хуа свою ношу, — мне привезли это по ошибке на Каштановую Аллею. Счастливого Нового Года, господин Хуа. Се Лянь развернулся и направился прочь. До полуночи оставалось ещё около двух часов. Если он очень поспешит, то встретит Новый Год где-нибудь в метро, благо, в Лицзяне в праздничные дни общественный транспорт ходил круглые сутки. — Подожди, — господин Хуа окликнул своего неожиданного гостя. Се Лянь его будто и не слышал. Он сделал всё от него зависящее, и больше его ничего не связывало с этим незнакомым господином. — Стой же! Быстрые шаги по каменистой тропе вовсе не были слышны. Се Лянь вздрогнул, когда тёплая рука вдруг ухватила его за запястье. — Хочешь сказать, — продолжал господин Хуа, — ты проделал путь сюда от Каштановой Аллеи, чтобы вернуть мне эту посылку? — Да, — Се Лянь обернулся и кивнул в ответ, — я… не смог никуда дозвониться, чтобы её вернуть, и решил сам отвезти. Я подумал, что кто-то очень ждёт этот дорогой подарок. Было бы неправильно заставлять кого-то ждать до того дня, когда… кхе-кхе! — он несколько раз кашлянул в кулак, — когда снова заработают службы. А мне всё равно нечем было заняться. Вы… зачем вы босиком вышли?! Заболеете! — Ничего я не заболею, — сказал господин Хуа, — а вот ты после своего путешествия можешь оказаться на больничной койке, если сейчас же не отогреешься. Пойдем. — А? Я… я не… — Се Лянь попытался вырваться из захвата, но всё было тщетно. Он поднял глаза на господина Хуа и встретился с ним взглядом. От прежней холодности не осталось и следа, на губах играла лёгкая лукавая улыбка. Тёплая кисть скользнула от запястья к ладони Се Ляня. — Какие руки ледяные! Пойдем. Давай тебя согреем, — мягко предложил хозяин дома и потянул Се Ляня за собой. Словно зачарованный, Се Лянь шёл рука об руку с высоким красивым юношей. Переступив порог дома, он словно переместился во времени на несколько сотен лет назад. Взгляд скользнул по деревянной табличке, что висела напротив входной двери: «Дом Блаженства». Иероглифы, исполненные чёрной тушью, были настолько кривыми, что едва читались. Внутренние убранства напоминали декорации из исторического кино. Здесь было не найти современных шкафов, высокого стола и техники. Всё в доме господина Хуа говорило о преклонении последнего перед историей страны. Казалось, что каждая вещь в доме дышала древностью. В камине потрескивал огонь, бросая отсветы на стены; в дровнице ровным рядом лежали поленья. Главный зал был разделен алыми занавесями на несколько комнат поменьше. У дальней стены стоял круглый шкаф со множеством небольших ниш, доверху заполненных книгами. Лунные ворота вели в кухонную зону. Хозяин дома помог своему гостю раздеться и усадил его на невысокий диванчик напротив камина. Перед диваном стоял низкий деревянный столик на резных когтистых лапах. Се Лянь утопал в мягкой перине. Стоило лишь присесть, как он ощутил, насколько замёрз. На его плечи вдруг опустилась чёрная меховая накидка. Хозяин дома присел рядом и протянул Се Ляню большую чашку с горячим дымящимся напитком. В аромате смешались различные пряные травы и вино. — Как тебя зовут? — спросил господин Хуа. — Се Лянь, — ответил гость, принимая напиток из рук хозяина дома. — Моё имя — Хуа Чэн, но мне больше нравится Саньлан, — представился господин Хуа и поднял свою чашку навстречу гостю, — будем знакомы, Се Лянь. Хуа Чэн… где же он слышал это имя? Се Лянь не следил за таблоидами, новостные ленты читал редко, но это имя он явно где-то слышал. Кутаясь в тёплую накидку, Се Лянь силился припомнить хоть что-нибудь. — Ты поистине самоотверженный человек, братец Се, — по-доброму усмехнулся Хуа Чэн, — в наши времена это большая редкость. Ради незнакомца проделать такой долгий путь в Новогоднюю Ночь… Се Лянь сделал несколько больших глотков. Пряный горячий напиток резанул по горлу, в теле стало разливаться тепло. — Саньлан, а вы… то есть ты, — поправил себя Се Лянь, — ты наверное спешишь, а я тебя задерживаю. — Вовсе нет. Вся эта праздничная суета не для меня, — Хуа Чэн уселся, скрестив ноги, — кроме курьера я сегодня никого не ждал и никуда не собирался. И надо же, какой сюрприз послали мне Небеса… настоящее новогоднее чудо. До сего дня я в чудеса не верил. Ха-ха! Хуа Чэн дотянулся до подарочного пакета и вынул оттуда всё содержимое вместе с сопроводительной запиской. Он не мог не заметить, что одна из коробок была перевязана не так, как прочие, и раскрыл её первой. Достав украшения, он бросил коробку в огонь. — Неплохо, — сказал он, примеряя браслеты, — что скажешь? — Очень… очень красиво, — шепнул Се Лянь. На запястьях Хуа Чэна эти браслеты выглядели столь гармонично, будто он всю жизнь носил их, а не примерил только что. — Я заказал эти украшения для будущего показа, — поведал Хуа Чэн, разглядывая собственные руки. Всполохи огня чарующе играли бликами на серебряных гранях И Се Ляня вдруг озарило. Не так давно в сети яро обсуждали скандал, который получил название «Один против тридцати пяти». Известный дизайнер одежды судился сразу с тридцатью пятью оппонентами, из которых только двое признали свою вину. По словам дизайнера, все эти люди, будучи прославленными модельерами, вступили в сговор и выкрали разработки его нового проекта. Скандал гремел так, что даже до Се Ляня долетели отголоски. Особенно сильно возмущался Ши Циньсюань, в красках ругая сговорившихся нечестных дельцов. Хуа Чэн получил известность благодаря популяризации истории. Он создавал одежду, вдохновляясь различными историческими эпохами. Таким образом, малоизвестные факты становились достоянием широкой публики, ведь Хуа Чэн сопровождал показы историческими фактами, рисовал на тканях узоры ушедших эпох и стихи канувших в небытие поэтов. Пока Се Лянь предавался воспоминаниям, он не заметил, как хозяин дома успел раскрыть, рассмотреть и примерить на себя все украшения, что принёс ему Се Лянь. Теперь на его шее поблёскивало тяжёлое серебряное колье с серебряными бубенцами и филигранными бабочками. Рисунок браслетов перекликался с колье. В ушах висели асимметричные серебряные серьги, инкрустированные каплями рубинов. Се Лянь с трудом оторвал взгляд от красоты, что открывалась перед ним. И без украшений Хуа Чэн был красивым статным мужчиной. Теперь же красота его приобрела особую, поистине демоническую утончённость. Серебро гармонировало с его бледной кожей, добавляя облику опасности и таинственности. В руках Хуа Чэна оставалась последняя узкая продолговатая коробочка. Раскрыв её, он вынул на тусклый свет камина длинную шпильку с двумя зубцами. Она была украшена изящной тонкокрылой бабочкой. Работа была настолько мастерской, что казалось, бабочка вот-вот — и вспорхнёт в небо. В лапках бабочка держала невесомую серебряную цепочку с бубенчиком на конце. — Это шпилька буяо, — поведал Хуа Чэн, — прежде такие украшения носили при императорском дворе династии Хань. Поднявшись со своего места, Хуа Чэн подошёл к Се Ляню и присел на колени на пол рядом с ним. — Давай примерим. — Мне?! — изумился Се Лянь. — Если ты не против. Хочу взглянуть, как она выглядит со стороны, — сказал Хуа Чэн. — Я… не против, конечно, — пробормотал в ответ гость. Ещё никогда в жизни он не примерял вещиц подобных этой шпильке. Хуа Чэн достал из рукава нефритовый гребень, попросил Се Ляня распустить волосы и присел за спиной своего гостя так, чтоб было сподручнее. Хозяин дома стал осторожно распрямлять и распутывать длинные пряди Се Ляня, убранные наспех. Хуа Чэн на удивление умело управлялся с его волосами, не причиняя боль. От ласковых осторожных движений у Се Ляня мурашки пробегали по спине. — Редко кто сейчас носит длинные волосы, — сказал Хуа Чэн, проводя гребнем по чёрным волнам, — и очень напрасно. — По правде говоря, — отозвался Се Лянь, ощущая, как краснеют щёки, — сначала я не стригся, потому что не было лишних денег на парикмахера. А потом было жалко срезать. Мне нравится, как они выглядят. Спустя несколько минут причёска была готова. Хуа Чэн убрал наверх часть передних прядей и заколол их шпилькой. Оставшиеся волосы свободно струились по спине и плечам. — Ты прекрасен, — прошептал Хуа Чэн, и тут же хмыкнул, — кхм! То есть, я хотел… хотел сказать, это очень хорошо. Пойдем, посмотрим. Се Лянь не успел ничего сказать, а Хуа Чэн уже вёл его за руку в соседнюю комнатку, где стояло ростовое зеркало. Хозяин дома включил свет, и загорелось несколько электрических канделябров с лампочками в виде мерцающих свечей. Разглядывая себя в зеркале, Се Лянь едва узнавал собственное отражение. Чёрная меховая накидка, длинные волосы, убранные серебряной шпилькой, и раскрасневшиеся от глинтвейна щёки. Сейчас Се Лянь и впрямь походил на героя исторического фильма. И Хуа Чэн… он стоял рядом, не отпуская его кисть и не сводя с него взгляда. В его тёмном взоре было сложно что-то прочитать. Хуа Чэн словно унёсся мыслями куда-то очень далеко. Однако сейчас Се Лянь, к своему смущению, не мог не признать, что смотрятся они рядом невероятно гармонично, словно персонажи даньмэй-новеллы. Оглядев Се Ляня с ног до головы, Хуа Чэн быстро потянул его за собой. Они пересекли несколько комнат и вышли к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Поднявшись наверх, Хуа Чэн повёл его длинными коридорами куда-то вглубь, и Се Лянь сбился со счёта тех поворотов и виражей, пока они не остановились у широких дверей. Хуа Чэн отодвинул в сторону дверь и пригласил Се Ляня войти. Щёлкнул выключатель, и Се Лянь обнаружил себя в святая святых Хуа Чэна! Это оказалась его мастерская. На стенах тут и там висели различные эскизы костюмов, на широком столе среди кусочков ткани и отрезков бумаги лежали инструменты для кройки и шитья. Поодаль стоял манекен, закрытый плотной белой вуалью. Хуа Чэн подошёл к манекену и сбросил покровы. Се Лянь потерял дар речи. Ничего подобного он не видел и в фильмах! На манекене было надето белоснежное ханьфу, расшитое золотыми нитями и шёлковыми ярко-розовыми бутонами сливы мэй. Одеяния казались невесомыми, но было сложно сказать, сколько слоёв они насчитывали. Вторые внутренние одеяния были тёмно-бордовыми. На талии был закреплён широкий золотой пояс с нефритовой подвеской-фениксом и длинной шёлковой кисточкой. — Я могу попросить тебя примерить это одеяние? — с придыханием спросил Хуа Чэн. Се Лянь не нашёлся с ответом. Только молча кивнул. Всё это походило на настоящую сказку. Хуа Чэн помог своему гостю раздеться до исподнего, а потом подвёл его к ростовому зеркалу-трельяжу. Он надевал прекрасные одежды на Се Ляня слой за слоем, и те были словно скроены по его фигуре. Хуа Чэн не находил никаких слов, молча и споро выполняя свою работу. Затягивал ленты внутренних одежд, крепил украшения. Когда с одеванием было покончено, он сделал шаг назад и застыл, словно зачарованный. Потом дотянулся до деревянной шкатулки, достал оттуда филигранную золотую маску и закрепил её на лице Се Ляня. Маска скрывала лицо до середины щёк, длинные золотые нити окаймляли её по нижнему краю, свисая почти до груди. Следующим шагом Хуа Чэн надел на Се Ляня пышный венец из цветов и поправил его волосы, выпустив часть прядей вперёд. В левую руку Се Ляня он вложил цветущую ветвь сливы. В правую — серебряный длинный меч с золотым эфесом… и только тогда он позволил Се Ляню взглянуть на себя в зеркало. Между Се Лянем и Хуа Чэном повисла тишина. Се Лянь грациозно взмахнул клинком. Жест получился умелым, словно Се Лянь половину жизни держал в руках меч. Сердце его зашлось, словно от долгого бега. Он и не думал, что может быть таким… таким прекрасным. — Божество, — прошептал Хуа Чэн, — истинный Бог Войны в короне из цветов. И Се Лянь был с этим полностью согласен. Обернувшись, он взглянул на Хуа Чэна и вновь взмахнул мечом. Хуа Чэн сделал шаг ему навстречу и ощутил слабость в ногах. Он преклонил колени перед Се Лянем. — Мой принц, — Хуа Чэн коснулся кисти, держащей сливовую ветвь, и та выпала у Се Ляня из рук. Хуа Чэн с благоговением поцеловал его руку. — Мой принц, через неделю состоится показ моей новой коллекции, посвящённой королевству Сяньлэ. Могу ли я просить тебя выйти на подиум в этих одеждах? Если не ты, то кто ещё достоин выйти в финале и показать их на подиуме? Мой Бог может не сомневаться, что подношение будет щедрым. Согласен ли ты стать моим Наследным принцем Сяньлэ? — Саньлан, я… — Се Лянь в ответ поймал его кисть и сжал, — я согласен. Опустившись на колени, Се Лянь отложил в сторону меч и свободной рукой ласково провёл по лицу Хуа Чэна. — Для меня будет честью побывать в руках непревзойдённого мастера. За окном вдруг раздалась канонада салютов, возвещая о наступлении Нового Года. Кто бы поверил, что такие совпадения могут случиться в жизни?.. но сегодня Се Лянь был готов поверить в новогоднее волшебство.