Серебро под патиной

      Есть места, в которых ветер шелестит тише, а солнце светит ярче. Гор в землях Властелина Камня больше, чем равнин, а там, где люди выбирают жить, и вовсе свободного нет ни клочка. Плодородные почвы заняты все: там, где не селится никто, либо в земле мало золы, либо она слишком топка, но где можно сажать культуры — обязательно посадят.       Сяо приходит сюда часто: маленький солнечный луг на отшибе деревень хорошо знает его шаги по своей земле. Раньше поводов не было — ну луг и луг, но теперь нет. Глаза помнят, каким он был три месяца назад. Тёмный, трава вся вырвана, связана в снопы. Плуг протащили от края до края. В бороздах маленькие ямки. Спустя месяц — ровными рядами выросшие всходы густых зелёных листьев. Ждут солнца, как то, что уже их коснулось. Сяо видел, как Люмин сажала их — и как быстро опустел один на двоих кулёк семечек, из которого лишнее досталось Паймон.       Теперь на их месте рослые жёлтые цветы, уже, впрочем, высохшие. Их тяжёлые головы больше не поворачиваются в сторону солнца, а клонятся вниз, к земле. Шеи пересохшие, лепестки опавшие, сердцевины чёрные — верный признак спелости. Никаких гарантий, что именно Люмин вернётся за ними, но дождаться хочется. Хотя бы убедиться, что их сорвут, а семена насыпят в мешок, и её труд не уйдёт зря. Если же она придёт сама, он просто посмотрит — с большим вниманием, чем к кому-то ещё.       Севернее, у реки, культивируют рис. Памятью приходят еë босые ноги и рабочая одежда — белое платье для таких дел не подходит. Только там Люмин ради рыбы, не риса. В канавах ставит сети, достаёт улов, распутывает стянутые снасти. Делится мелкой рыбешкой с котом, ластящимся в ноги, относит в деревню. Кажется, устала? К реке тащит с собой мыло. Смывать рыбный запах? Раз так, стоит дать уединение. Лишь бы не как тогда — со стыда хочется сгореть.       Всякий раз близость воды оборачивается чем-то из ряда вон.       В этот раз прилив стыда защитного, не дурного: глаз успевает заметить, как Паймон тянет ей по спине бинты. Когда успела только?.. Ранена? Отсюда не видно, вроде бы не сильно серьёзно, но всё равно. Просмотрел: кто, где, когда? Как, если глаз сам по привычке следит за ней, куда бы ни шла? Она ведь не зовёт, и в этот раз не звала — а нужно было.       Сяо злится на неё — только добавляет ему работы. И почему всегда, вечно молчит? Немая, как рыба. Всего одно слово, и бинты не понадобятся, но вместо отклика на зов приходится вынужденно смотреть за ней, вращаться вокруг тенью, притом не попадаться на глаза. Подумает ещё что-нибудь не то… Основания на это всё же есть.       Кажется, что Люмин не доверяет. Почему? К демонам с подозрением — так привычно. Так хотелось бы по-другому. В чëм-то жадно и снова стыдно — от желания большего именно от неё. Не только доверия, но и привязанности, возможно, — как она захочет. Сделать бы так, чтоб захотела.       Люмин в самом деле возвращается к полю. Большими садовыми ножницами кусает подсолнухам шеи и горстями достаёт семечки. Судя по всему, она тут надолго. Можно полюбоваться ей, можно, если не испугается, поговорить — только нет повода подойти. Не хочется её тревожить собой и отвлекать от дел. Думать, что скажешь, тоже не хочется.       Подсолнухи высоки и стройны, ряды их густые, прячут за собой по плечи. Срывать их удобно, удобнее, чем кукурузу, которую Люмин гнула пополам, потому что Паймон не хватало сил раздеть верхние листья, плотно обтягивающие початки. Вдвоём они переломали всё поле — а потом сидели на траве и дружно дёргали кукурузу за гладкие зеленоватые волосы. Не самые спелые, но всё равно красивые жёлтые початки Люмин складывала на землю маленькой пирамидкой. Потом поняла, что нести их не в чем — и аккуратно сложила прямо в подол юбки. Вдвоём они смеялись — всё равно в поле никто не увидит. Сяо, конечно, видел — но скромно отвёл глаза и улыбнулся, решив проводить только взглядом в спину. Вежливым и осторожным.       В этот раз Люмин подготовилась — притащила с собой целых два мешка, которые семечками наполнились довольно быстро. Подсолнухи она ощипывала горстями прямо в них. Когда пришла пора нести их, с равновесием у неë не задалось. Всё, что Сяо издалека увидел — как её светлая макушка, иногда пробегающая над подсолнухами пониже соседних, в одно мгновение ухнула вниз.       Она зажмурилась. Слух жадно впитал её вдох — судорожный, напуганный, свистящий, бегущий сквозь зубы, задевший края губ. Шорох тысяч семечек коснулся земли, взлетел, колыхая траву, в воздух, столкнул толстые льняные волокна мешка, заскрипевшие натяжением. Глухо упал на землю хвостик шнурка, зажужжал над опавшей головой подсолнуха шмель. Ветер кинул в небо юбкой, руки, треская кожу перчаток, вцепились, подхватив под лопатку, второй ладонью за пояс. Ресницы ударились друг с другом, щекотливо звеня верх о низ — верхнее веко с нижним слиплись с испуганным звуком и разошлись уже в удивлении. Выдох её застыл прямо на щеке — тоже потянув за собой цепочку самых тихих звуков.       Сяо глянул близко, посмотрел и встревоженно, и виновато — в помощи она не нуждалась, всего-то уронила мешки, но изумленная, подхваченная невесть откуда взявшимися руками, посыпанная мелко гудящей бирюзовой пылью, даже не коснувшаяся земли… Что ж, Сяо ещё не видел её такой растерянной.       Для положения, в котором иногда приходится находиться, глаза друг на друга смотрят излишне спокойно. Его — невыразительны, желты, как будто на лице и без того маска, но сквозь них пробивается странное ожидание, волнение её ответа. — Цела?       Она смутилась сильнее — того, как его лицо было и осталось совершенно спокойным. Того, как ему ничего не стоило поймать, когда совсем не ждёшь. Того, как, кажется, попалась ему на глаза задолго до этих несчастных мешков, и… — Как стервятник налетел, — вместо ответа возмутилась она, надеясь хотя бы так разгрести неловкость и вернуть себе естественную холодность, но Сяо как будто проигнорировал или вообще не воспринял как колкость.       Отпускать не торопился — и спиной она ощутила, как пальцы с лопатки аккуратно касаются края бинтов. — Ты ранена, — мягким утверждением вместо вопроса тихо выгнулись его губы, и Люмин поняла, что он либо смотрел на неё дольше, чем казалось, либо ткнул пальцем в небо и угадал, либо заметил как-то иначе. Но подползающее ощущение жестокого к граням личности, слишком пристального, в чëм-то невежливого внимания он разбил на кучу осколков. — Почему не позвала? — Ничего, с чем я бы не справилась, — всё ещё нервничая, Люмин отступила на шажок назад, когда ноги плавно коснулись земли. — Если позвать вовремя, ударов не нахватаешь, — по-прежнему спокойно и мягко укорил он.       Стало сложно оставаться холодной. Люмин почувствовала, что он будто бы невосприимчив к любым словам, которые с неё слетят от неожиданности или злости. — Так рвёшься бегать на зов? — Честно? — усмехнулся он, понимая, что в этот раз ей не увильнуть. Никаких стен — уже выдала себя. — Да. — Не хочу отвлекать, — улыбнулась она, отвернувшись. — Не отвлечешь. Лучше раны получить, по-твоему? — Нет, — пригладила она волосы, стремясь хоть чем-нибудь занять руки. — Тебе разве хочется, чтоб звала в драку? — Беречь смертных — моя обязанность, — удивился он вопросу. — Ты не понял, — засмеялась она, чувствуя себя немного счастливее, чем была до встречи с ним.       Порыв заставил её схватить его за руки, стиснуть легонько, до нежного тепла. Сяо чуть испугался, нахмурился, но ладони не вырвал. Её горячие хрупкие пальцы удержали в себе. — Разве тебе не хочется приходить… не ради драки?       Глаза её светились мягким золотым светом — как первые желтеющие листья. Сяо кивнул, с легкой волной предвкушения отпустив привязанные, неприкасаемые чувства — они сами ринулись к ней, желая и почти требуя новых слов. — Лучше я позову тебя для чего-то другого.       Слова из горла так и не вышли — застряли. Там было что-то про инструмент войны, про обязанности, про защиту… Она их просто запечатала там, не пустила наружу. Пальцы разжались, ушли в траву. Люмин присела, собирая выпавшие из мешков семечки, и он присел вместе с ней, осторожно выбирая их из земли. Собрав, аккуратно и прочно завязал на одном шнурок. Люмин улыбнулась, глянув на свой кривоватый узел, но Сяо её как будто не понял. Она просто желала увидеть разницу, возможно, заметила что-то особенное в отличиях, но он решил, что она о чём-то просит, и палец потянул за шнурок и перевязал сам.       Потом оба мешка он легко взвалил на спину, а Люмин попросилась один всё-таки отдать ей. Вздохнув, он отдал, не желая спорить. Мог бы отнести за один рывок через тьму — но теперь она шла впереди и, посмеиваясь, рассказывала о всяком, произошедшем на днях. О том, что он сам видел, но ей не сказал. Дорога кончилась быстро, но и её хватило, чтоб понять, как звать и приходить на зов в самом деле хочется не только ради драк.       Прощались за руку, неохотно разжимая по пальцу. Он даже глаза прикрыл, желая лучше запомнить, как расцепятся мизинцы. Будет ли миг задержки, или Люмин выпустит их совершенно спокойно… А она сжала его кулак ладонью, оставив внутри тепло. — Сяо, — позвала она, — спасибо.       Он кивнул и, растворяясь в тени, подумал, что обязательно дождётся, когда она придёт в горы и посадит у входа в обитель нарциссов, как обещала когда-то.       Их луковицы она хранила почти неделю. Вместе с их шорохом он услышал и долгожданное «Сяо».