Серебро под патиной

      Ступени храма перед глазами всплыли совсем не неожиданно — закономерно, можно сказать. Прежней фатальности в шагах не было — никакая неведомая сила больше не гнала проверить цепь на прочность и получить хотя бы малые крошки воспоминаний, не отравленных чужим присутствием. Сяо пришёл, лишь бы убедиться, что собственные движения исходят от него, изнутри, а не навязаны извне. Ощутил, кажется, сам, что есть самообман, приходящий из желания успокоить нутро — таким был прошлый раз, не этот. Теперь всё выглядит обыкновенным и даже не волнительным.       «Так вот, как это… Быть вдали от… От дома?»       «Не от дома. Ты свободен. Мы можем пойти куда угодно. Вернись. Не возвращайся вовсе. Брось её. Она ненадёжна. Она прекрасна. Твои усилия не оценят. Она слепа к тебе. Послушай нас. Она тебя вознаградит. В этот раз она точно пожелает для тебя. Гнусная, грязная ложь. Желание принадлежит ей! Ты принадлежишь ей. Что в этом плохого? Она ласковая. Она похожа на землю, в которой можно забыться… Она ведьма! Она заставляет думать, что покой недостижим. Нужно уходить. Она там, внутри. Помнишь её? Она что-то оставила для нас. Не смей заходить. Наоборот, зайди. Там все её секреты. Им суждено быть нашими.»       Сяо задумался, хочет ли, и понемногу желание сошло на нет. Падшие были тут ни при чëм — их гул он не собирался слушать. Провал не манил. Он был просто… пустым.       Постоял под тенью дерева у входа в парк, но так и не решился шагнуть, ведь мир Люмин он уже видел. Своё сознание он видеть не хотел, даже если чувствовал, что не всё так плохо. Оно не пятнисто и не отрывчато, не посыпано острым камнем и не скрипит в сумеречной тени на топких уклонах болот, как лодки с проеденным дном. Туман, прятавший в густом иле утопающие развëрзлые берега, отступил. Под ним не оказалось ни грудин, ни черепов, ни извилистого хребта рёбрами вверх. Одна речная глинистая земля, слегка поросшая травой, и маленькие серые лужицы, серые от тумана, а не мутной воды. Мир его души был действительно чист.       Он понимал, что наверняка увидит то, каким видела его Люмин — хотя бы частично. Это для них, для Сошедших, всё очевидно — он бы не удивился, если б догадка, что они как-то связаны с храмом, точнее, храм с ними, верна. Дорог было в их жизнях неисчислимо — а тут как будто летопись времён сама зовёт из-за услужливо приоткрытых ворот. Наверняка есть в ней и места, где написано про других — и как бы ни хотелось Сяо знать, каким будет отрывок её жизни, посвящённый ему, он решил, что лучше узнать в процессе. Помнится, Люмин злилась на него, когда он открывал её книги с конца, потому что поначалу не мог осилить и треть. Почему, конечно же, он понимал — зачем вообще читать, если знаешь конец? Пусть всё идёт своим чередом. С другой стороны, Люмин как будто по первой же странице знала, чем всё кончится, даже если притрагивалась к книге в первый раз. — Сколько лет прошло по твоим меркам?       Сяо обернулся на щебет — маленькая белая птица где-то в голубой кроне. — Полгода, — ответил Сяо. — Всего-то? По нашим — почти два века… Чего ждёшь? Не стесняйся, зайди. Твоя звезда всё ещё с тобой?       Он кивнул, но подходить всё равно не стал. — Ну так в чëм дело? Два века прошло, а вы всё ещё вместе. Обычно всё заканчивается довольно быстро. Не успокоится, пока не победит? — Подначиваешь? — усмехнулся Сяо, думая совсем не об этом. — Скажи, это ты со мной пил в прошлый раз? — Не понимаю, о чём ты, — вздëрнула клюв птица, но Сяо ей не слишком-то поверил. — Много тут вас с каждым пить. — Зато про каждого всё-то ты знаешь.       Он вспомнил, как с крыши в их окно заглядывала кошка, и как тогда не придал ей никакого значения. Как на базарной площади посреди рынка на табурете и небольшом горшке сидел молчаливый чёрный петух, позируя для картины уличного художника. Как в шатёр вслед за Люмин забежала жирная серая крыса, которую он чуть не отпихнул сапогом. Вспомнил, и задрал подбородок выше, упрямо таращась в маленькие чёрные глаза. Совпадения? Пусть так. — Ничем не докажешь, — отозвалась птица, — но за наблюдательность хвалю. Ладно уж, раз не пойдëшь внутрь, иди тогда, куда шёл. Оставь меня в покое. — Зачем ты здесь? Неужели так много толку смотреть, кто что приходит пожелать? — Немногие с желанием зайти в итоге остаются снаружи, — неохотно ответила птица, слетев под ноги и поклевав траву, — уговорить их — только приблизить к дороге, написанной их хозяевами. Пусть у тебя хозяев может быть неисчислимо, у неё — только один. Её собственный рассудок. И в этот раз в свиток она тебя записала точно так же, как в первый. Вот и всё, что я тебе скажу, а теперь пошёл вон, раз не идëшь в храм. Не донимай меня, сноходец, иначе я скажу, что она ошиблась буквой, но не скажу, где.       Сяо не ответил. Он был, кажется, счастлив — от себя, от своих решений. От сбывшихся прогнозов на его счёт — если он умел рассчитывать, предчувствовать, когда становится плохо, то Люмин, пожалуй, сумела предсказать, когда всё будет хорошо. И ни единой ошибки не сделала — поистине картографическая точность. — Всё ещё веришь ей? Что ж, тогда жду твоё желание в книге. — Её, не моё, — хмыкнул Сяо, развернувшись.       Внезапно он потерял к храму всякий интерес — отпрашивался-то не за этим, да и пришёл по памяти — оказать честь месту, где удалось схватиться за что-то неизвестное, но не потерянное. И чувство этой знакомой не-неизвестности теперь сменилось просто лёгким приятным осадком — однако, всё же незначительным и малым. Шаги по тропам вывели его на место, тоже знакомое, тоже какое-то по памяти сумрачное: пыльный, пряный, шумный, за низкими скатами навесов и крыш укрывшийся базар. Он пах как фрукты Сумеру в жаркий день. Над ним носились лепестки, как в Инадзуме, только голубые. Воздух, втянутый ноздрями, по вкусу напоминал ветер мондтштадских мельниц — но только напоминал. Мир отражался известными качествами, а не известные качества описывали мир — всё по обещаниям Люмин. Однажды увидеть дом вдали от дома, но не начать скучать.       В парке хотя бы была тень. Над базаром от жары дрожал и плавился воздух, маленькими глотками вбиваясь в лёгкие и раскаляя горло. Солнцепек взмылил спину. Затылок плавился вместе с хором голосов внутри — они не ощущали жару, но ядовито подначивали, издевались, разжигая пекло ещё сильнее. Иначе и быть не могло — а на почве недавнего разговора и вовсе обрушились головной болью. Неутомимые в желании говорить. Неоспоримо злые. Сяо в целом был готов — ничего нового, только град непристойных словечек про Люмин и её, как скрежетали их мерзкие лязгающие языки, очередного проявления эгоизма. Одного из… скольких? Он давно уже позабыл про всякую ревность. Вопли тех, от кого не осталось и трухи, ничего нового не сказали: так, посмотри, ещё одно доказательство. А она ведь сейчас почти одна, и не на виду. Стоило бы беспокоиться. Стоило ли связывать с ней жизнь?       «Каблук. Неудачник. Ты ей доверяешь? Сомневаюсь. Иди проверь. Она ошиблась? Она не доверяет нам. Тебя опять используют. Готов собой рисковать ни за что? Опять погибнешь, а она не защитит. В прошлый раз не смогла. Этот раз — не прошлый.» — Не ошиблась, — хмыкнул Сяо, в самом деле озвучив, как считает. — Почерк кривой, и только.       «Доверить такой женщине писать судьбу? Недальновидно. Сосуд прав. Она напишет очень хорошо. С ней рядом хочется жить, как раньше. Это помешательство. Может, прекратишь отрицать, что она в самом деле хороша? Нашёлся прихлебатель. Ты даже её имени не помнишь. Помню… Лю-мин. Лю-мин… Люмин, Люмин. Содрать бы с неё кожу. Под ней бьётся тёплое сердце… Разве без неё было бы лучше? Вернись к ней. Коснись её. Я не могу забыть её рук. Я бы хотел чувствовать, как сосуд. Всего лишь чары ведьмы. У ведьм не бывает таких нежных лиц. Нежное? Её высокомерное лицо украсят только когти!..» — Боже, — хлопнул Сяо себя по лбу, — заткнитесь.       Самый злой наговорил гадостей, на что Сяо только подумал: «Ага». Тот, что подобрее, сказал, что не так уж важно, какой он по счëту, раз заимел её себе. Тот, что начинал скулить, когда она, например, причëсывалась и то прятала, то обнажала под кудряшками затылок, потребовал прямо сейчас идти к ней и разок коснуться. Обменявшись на её счёт мнениями, они снова загалдели, кто больше прав, и чем ей стоит расплатиться с ними, и Сяо почувствовал, как начинает от злости терять контроль над собой. Кратковременно — и тут же железной цепью огретые, Падшие умолкли, признав, что желания уместны, когда Люмин рядом. Ей, определённо, стоило быть рядом — дразнящие картинки её нагого тела вместе с очередной скользкой сказкой, как мрак равномерно перемешивается со светом, нравились и им, и ему, но сейчас, очевидно, были лишними, да и голова грозила расколоться. — Вы можете, блядь, помолчать, когда я один?! Обсудите что-нибудь другое. Вон, базар, например.       Он подумал, что было бы неплохо заметить, чем поборники мрака заинтересуются на рынке — уходил он с определённой целью найти что-нибудь, что понравится господину. Было бы справедливо попросить у Люмин право выбрать — свой подарок она уже дарила. Настала очередь его.       Но Падшие, заметив что-нибудь, снова начинали выть и хрипеть, не в состоянии прийти к согласию, а ноги опять брели между рядов куда придётся, пока в конце концов не остановились у каменной лавки. Сяо сел, вытер с лица пот и прислонился к стене за спиной. Противно пожгло сквозь штаны нагретым камнем. Тень от навеса была тонкой, но ему оказалось достаточно, чтоб лечь в неё глубже, подумать, что рассудок сейчас выльется через уши, закрыть глаза и провалиться во тьму.       Он пожалел, что не может позвать Люмин так же, как она его. Почему она не может явиться сквозь свет, а не мрак? Чем ближе её тёплое плечо, тем глуше в голове звук.       Спустя время он очнулся — больше чутьём, чем пробуждением. На улице было по-прежнему жарко, но голова больше не плавилась, не пульсировали виски. Настороженность запретила телу ощутить жар.       «Неуютно», — сказали голоса, и он согласился с ними.       Проверил, при себе ли личные вещи, и тут нащупал в кармане звёздочку с края шарфа — ту самую, что звенит на шарфе Люмин, если ударяется с другой. Только одну — нащупал и не вспомнил, как она там оказалась. Сразу занервничал, заозирался, как вдруг остро ощутил чужое присутствие ближе, чем дозволяли себе незнакомцы. Кто-то схватил и за рукав, и за голое плечо. — Покажись-ка… Ты, что, монах или кто-то вроде того?       Сяо обернулся и ощутил раздражение — совсем как с десяток веков назад, когда не понимал, что за прихоть толкает людей, во-первых, пялиться, во-вторых, пялиться с целью оценить. Чтоб не смотреть на женщину, обольщением в одежде неправдоподобно близко походившую скорее на куртизанку, чем на кого бы то ни было ещё, он уткнулся взглядом в расплывающийся маревом базар, рассмотрел ближайшие прилавки… Заметил, наконец, где сел — стена сзади была ничем иным как ширмой, за ней торчал шатёр, справа от входа — столик с подушками и клетки с мышами, грудой наставленные одна на одну. Какой-то театр? Нет, кажется… — Тц, — хрустнул Сяо шеей, избегая смотреть, как лоснится потом над ним загорелая грудь под цветастой пурпурной рубашкой.       Женщина отстранилась, глянув ещё более оценивающе, издала почти тысячу звуков — у неё звенели волосы и руки, но казалось, будто звенит всё, и сам базар звучит тише и скромнее, чем вся груда её браслетов, серег, колец и монист, нашитых на вуаль.       Сяо напрягся ещё сильнее — такой звон он легко расслышал бы сквозь сон, даже если б в самом деле спал. Пальцы в кармане судорожно затеребили звёздочку с шарфа Люмин.       Гадалка — а это, очевидно, была именно она — глянула на курильницу, потом на другие атрибуты его внешности и одежды, потянулась потрогать бусы, но он избежал прикосновения; вспомнив, что не обязан терпеть, посмотрел, уже не скрывая угрозы. Она посмеялась над своим предположением, оставшимся без ответа, руку убрала кокетливо-неохотно… — Мне не нужна компания. — Ты, что, повторяешь за крутым парнем, которому служишь? — Почему сразу парнем? — глухо раздался из-за тонкой матерчатой стены возмущëнный голос Люмин, и Сяо, сперва не поверив, мгновенно вернул себе спокойствие. Спросит её позже. — О, так ты не одинок? Прости. Обычно такие как ты шатаются возле таких как я лишь в некоторых… обстоятельствах.       Она улыбнулась на его сдержанную агрессивность, уже рассчитывая, как поговорит с ним ласково и на других тонах. Откуда ей было знать, что подобный фокус сработает с ним лишь единожды? Это с падкими на кокеток получалось много раз, скромные же обычно довольствовались самой первой — самой удачливой и прямолинейной, а всех остальных уже знали и как обойти, и как остудить. Но он выглядел достаточно растерянным, чтоб ободрать, как липку. Кроме того, он не отвечал. — Может, тогда тебя заинтересуют мои товары, или ты уже нашёл, что искал?       Сяо задумался. Возможно, у неё было бы что-то, что сгодилось бы как волшебный сувенир для господина, но он не стал слишком быстро соглашаться. — Молчишь? Угрюмый какой.       Он вдруг осознал, что она не смогла сперва определить, к какой касте этого мира он принадлежит, — как и восхитился и принял факт, что со стороны не выглядит добровольным рабом Сошедших, а вполне может сам притвориться ими. Что он личность, не завязанная на служении, и что внешне совсем не очевидны и его мотивы, и его болезненное прошлое. Чужой мир не ставил на него ярлыков — они исходили из него самого… И он в момент осознал тактику Люмин — убрать с себя те, что видны людям. Поменяться ради них — ради своего облика в их глазах, но себе не изменить, потому как это значит не передать другому умение ярлыки присваивать, а наоборот, себе вернуть.       Сама Люмин высунулась из шатра, обеспокоенная повышенным к нему вниманием, недовольно зыркнула на гадалку, оценила, что вроде как с ним всё в норме, и вернулась обратно. — Мы тебя потеряли, — отозвалась спрятавшаяся под навесом Паймон. — Всё хорошо? — Теперь да… Так долго ходил? — Три часа достаточно, чтоб понервничать. Но мы и нашли почти сразу. — А это? — Сяо тайком показал ей зажатую в кулаке звёздочку. — А? Люмин положила тебе в карман, а сама пошла туда.       Сяо не стал спрашивать, зачем, поняв, что его кулак изучает слишком наглая женщина. — Смотреть будешь? — так же угрюмо спросила, поняв, что никакого интереса до сих пор не вызвала.       Сяо неохотно кивнул, придирчивым прищуром трогая глазами каждый единичный хлам на столе снаружи. Всё не то. Какой-то мусор. Люмин такое даже не удостаивала взглядом. — Сперва деньги. Покажи деньги.       Он не дрогнул ни мышцей в лице. Не забыл, что деньги в кармане так только называются, и передумал их доставать. Следовало играть по правилам Люмин — не по написанным ею, а скопировать, перечертить свои. Сделать так, как она — умолчать, где-то улыбнуться, что-то о себе выдать, что-то скрыть, и мнение о себе оставить исключительное, лично и тщательно выдуманное. Заинтересовалась звёздочкой? Может, она и впрямь ценная. Люмин наверняка продумала ей цель. Неспроста же в кармане лежит.       Попробовать? В конце концов, Люмин рядом.       Он не надеялся, что получится, но, кажется, получилось. — Нет уж, сначала выберу. Что-нибудь… стоящее, — он перевёл сузившиеся зрачки с чужого лица на хлам на столе, — не это. — Иди внутрь, — поджались губы, явно недовольные его тоном.       Внутри он подошёл сразу к Люмин — она сидела над затëртым мутным тазиком, мыла в нём обломки каких-то цветных жеод и легонько скребла ногтями. — Ты откуда взялась? — шепнул он ей, делая вид, что заинтересован другим волшебным барахлом, наваленным на столы вдоль пологов. — Ой, — подняла она голову, — я думала, ты спишь. Плохо стало? — Ты вовремя, — благодарно кивнул он, прикрыв спиной от чужих глаз. — Зачем ты положила?..       Люмин глянула недоуменно в ладонь, а потом достала из-за спины шарф с небольшой дыркой. — Оторвалось на базаре, пока искала… Я и сунула к тебе. А что?       Он промолчал, решив не спрашивать, почему не в свой карман. Возможно, это был намёк для других? Или для него самого? — Допустим. А здесь что тебе надо? — Решила зайти, пока ты отлëживаешься, — она обернулась на гадалку, выбрав камень. — Я возьму этот, синий. И всё, что выберет этот молодой человек. — Я уже выбрал, — неловко сказал ей Сяо, избегая смотреть на хозяйку импровизированной лавки. — Уже? — фыркнула Люмин, глянув ему в пальцы. — Посмотри получше. Деньги не проблема.       Он ответил только лицом втрое угрюмее обычного, и она, смеясь, согласилась — выбрал так выбрал. — Прекрасно. Что-то ещё? Может, предсказание? — Предсказание? Я тоже хочу предсказание!       Люмин обернулась с улыбкой, отодвинув со стола камни и освободив место для Паймон. — Тогда ещё всем по предсказанию… Кроме меня, я, пожалуй, обойдусь.       Сяо захотел возразить, но в него уже вцепились руки, чрезвычайно жадные до денег, и профессиональным жестом скомандовали: «Перчатки долой». Он с неохотой подчинился, уныло ковыряя пальцем узелки шнурков на перчатках, потом с ещё большей неохотой плюхнул ладони в ту же противную воду, где Люмин полоскала камни…       Она хихикнула и тут же была выставлена за дверь: — Вышла вон отсюда, не мешай ему.       Смеясь, подмигнула ему, растерянному, и уселась с книгой на той самой лавке, где он уснул.

***

— Долго вы. — Ну ещё бы, — потянулась Паймон, хрустя спиной, — пока она не угадала все мои любимые блюда, я отказывалась верить, что предсказание будет настоящее. — И что в нём? — Она только с ним закончила, — вздохнула она. — Сейчас позовёт обратно. — А ты? — обернулась Люмин к Сяо, заметив, что он долго решил не задерживаться и даже перчатки ещё надеть не успел, но выйти почти что выбежал. — Что ты спросил? Про турнир? — Как ты узнала? — он покраснел на ушах, уже чувствуя себя добровольно обманутым. — А, шарлатанка. Угадай, на что у предсказателей спрос накануне турнира. — Вообще… она сказала, что нашу победу не видит. — Это чтобы ты ещё денег занёс для ответа получше. Не верь ей. Спорим, я смогу лучше? Дай-ка.       Она поймала его холодную от воды кисть и мягко размяла в пальцах. Сяо покосился на неё упрямо, но руку вырывать не стал. Ладонь покорно раскрылась, и он с улыбкой посмотрел, как низко клонятся над ней лёгкие непослушные волосы с выпадающими цветами, пока Люмин, закусив щëку, старательно читает линии руки. — Ага, посмотрим… Линия жизни вон какая длинная. Да вы, милый мой, кажется, долгожитель… Линия судьбы вообще вся кривая… Хотя у кого ровная?.. А вот линия ума могла быть и подлиннее… А вот эти припухлости, — она по очереди ткнула в его мозолистый холмик под большим пальцем и в четыре маленьких под остальными, — говорят о том, что ты великий воин, может быть, мастер меча или, может, копья… — Очень смешно, — вырвал Сяо руку, улыбнувшись её нежному смеху. — Погоди, — Люмин удержала кисть, но смотрела уже не в неё. — Теперь серьёзно. Лучше меньше слушай других. Мы все любим, когда кто-то говорит про нас. И ты — не исключение. Они этим пользуются, чтоб заработать, но деньги — самое меньшее, что можно с кого-то стрясти. — Да с меня-то что брать?.. Но ты права. Скажи серьёзно — и тебе сразу начинают верить, — согласился он. — О, — улыбнулась Люмин, — кое-что начинаешь понимать. Дай-ка гляну, может, линия ума немного подросла?       Он засопел и легонько толкнул её в плечо, и она рассмеялась. — Не сердись. Пожалуйста. — Что ты пожелаешь за победу? — внезапно спросил он, чувствуя себя намного лучше. — Покоя не даёт? — показала она язык. — Да они всё. Всю бошку затерзали, — пожаловался он, — как начали скулить, у меня виски поплыли. Ещё жарко, как в Сумеру…       Он откашлялся, подавив жалобы, но ответа ждать не перестал. — Так уверен, что победим? — Нет, — честно признался он и прищурился, — ты же не готовишься. А вообще-то обещала. — Ты вроде как решил, что сам за этим проследишь, — поддела она. — Хочешь тренировок? Пошли. Хоть прямо сейчас. — Да уже поздно. Завтра ныть будешь, что плечи болят. Тогда точно провалим. — И ты точно скажешь, что «драться надо было лучше», — передразнила Люмин его обычно недовольный тон. — А как иначе? — Никак, — согласилась она с улыбкой. — Победы удел трудолюбивых. А желать… Желать надо то, что любишь.       Рукой по плечу увлекла ближе и зашептала на ушко о том, как у неё всё есть. — Скажи, почему, говоря о будущем, я звучу так неуверенно? У меня же тоже… всё есть. И сюда я прихожу, потому что хочу идти, куда идëшь ты. И желания никакого не надо… И защиту от тебя чувствую, и… И сомнений нет, кроме этих. — Ты чего-то боишься? — Быть не там и совершать не то. Вот и всё, наверное. — С этим никаких проблем, поверь. Ты всегда на своём месте. — Тебе легко говорить, — улыбнулся он, заглянув ей за спину, где оборванный кончик шарфика переливался размохрившейся выдернутой ниткой. — Азура вела Нереварина, и ничего, — хмыкнула Люмин. — Решения в жизни — только твои, и никто на них кроме тебя не влияет. Даже я. Даже они.       Она постучала пальцем по ромбику и шутливо прищурилась. — Сейчас я их не слышу. — Зато они слышат меня. Эй, уймитесь уже. По-хорошему, а не по-плохому. — А как по-плохому? — Сиськи больше не покажу.       Сяо закрылся рукой, достоверно зная, что она смеётся — над собой или над ним? Какая разница.       Люмин не стала говорить, откуда знает, что это подействует. — Купи мне вот это, — наконец, высунулась из шатра Паймон, с трудом балансируя в воздухе с тяжёлым рогатым шлемом на голове вдвое больше себя. Голос из шлема разносился, как из бочки. — О, вот и ты. Ну… давай, — почти не удивилась Люмин её выбору, — а как предсказание? — Еды в нём нет, — мрачно отозвалась Паймон, — зато почему-то полно питья. — Ничего, исправим, — подмигнула ей Люмин, роясь в карманах в поисках, чем оплатить. — А что выбрал ты?       Сяо залез в карман и сжал кулак, не торопясь доставать. — Что там? Покажи!       Она придвинулась, донельзя смущающим движением провела от колена вверх по бедру и залезла в карман с величайшим удовлетворением и невыразимой наглостью, зная, что её никто не остановит. — Ложка? — изумленно дрогнули ресницы. — Просто ложка? А что с ней? Она волшебная? — Надеюсь, что нет, — честно ответил он, смотря, как недоумëнно Люмин вертит её в пальцах, пытаясь определить вес, и почесал бровь. — Иногда лучше просто ложка, поверь. — Ладно. Но не удивляйся, если он нажалуется, что она вычëрпывает из чайника чай прямо на стол, пока никто не видит.       Но даже если и было в чайной ложке какое-то волшебство, проявлять его она никак не захотела.