Серебро под патиной

      День сегодня не задался. Ещё бы, совсем недавно он треснул пополам со звуком пружинящей сырой доски и булькнул мокрой грязью. Люмин с досадой всплеснула локтями — вот же угораздило. Болото… Сразу стало противно и липко, а ещё ужасно холодно и густо — стоять вроде можно, но вылезти как-то не выходит.       Поначалу это не казалось проблемой, но совсем скоро… — …нет, ты этого не сделаешь! — заупрямилась Люмин, пытаясь схватиться за обломок доски. — Тогда так и останешься вкопанной в грязь.       Положение, в котором Люмин находилась, ничто не описывало красноречивее и прямолинейнее. Она топталась в топком болоте, увязнув уже по грудь. — Подожди, давай попробуем ещё… И… Эть! А-а-а…       Люмин попробовала сделать ещё шажок в сторону берега, но провалилась в трясину глубже и теперь жмурилась как котёнок, пока со лба противными маленькими капельками текла капнувшая грязь. — Только не волосы!       Паймон, держащая на весу над ней длинные пряди, чтоб не увязли в болоте, завизжала вместе с ней. Потом заглянула ей за спину на мокрый грязный затылок и покачала головой. — Не-а, уже не спасём. Так что, надо помощь звать. Догадываешься, кого? — Только не его, — взмолилась Люмин, — не в таком же виде. — То есть, ты тонешь в болоте и думаешь, как бы не выглядеть грязной? Ты нормальная вообще? — Скорее, не хочу выглядеть идиоткой. — Тогда плавай в болоте и жди, пока кто-нибудь пройдёт мимо и захочет тебя выловить. Сяо точно никому не скажет. А вот кто-то другой… — Ну уж нет. — Нет? Я при всём желании тебя не достану. — Ты можешь слетать до ближайшей деревни. — А если ты совсем с головой уйдёшь? — Ладно, — согласилась Люмин, со страхом чувствуя, как противно и холодно хлюпает в ботинках. — Пора… Я начинаю замерзать. — Доплавалась? Всё, зову. Ся-я-я-о! — Ч-ш-ш! — Ся-я-я-я-я-я-о! — крикнула Паймон ещё громче. — Не слышит? — Не слышит, — поморщилась Люмин, понимая, что придётся звать самой. — Я сейчас. Соберусь с силами… — Будет что вспомнить, — пожала плечами Паймон, кружа сверху с соломенными волосами в руках. — И чего ты так стесняешься? Ты же нравишься ему, и он… Он обязательно поможет. Он же не умеет по-другому.       Люмин промолчала, подавив смущение. Она не сомневалась, что не останется без помощи, но отчаянно сопротивлялась любой раздражающей мелочи. Дать разрушить свой уже сложившийся перед ним образ? Ни за что! Никаких глупостей. Безупречная репутация. Целеустремлённость, сворачивающая горы. Холодная одержимость целью. Тяга к знаниям. Вечный компромисс. Интеллект и аккуратность. Аура запретности? Возможно. И тут… болото! Уму непостижимо. Владелица чужих сердец в грязной луже. Ещё и стеснительно просит вытащить её. Чумазая, в черном топком торфе… Люмин вдруг попробовала представить себе его лицо и не смогла удержаться от смеха. — У тебя уже истерика? — Да я… Представь его лицо… — Он скажет «тц», и всё. А потом ты уже будешь стоять во-он там, хлопать глазами и смотреть на пустое место. Даже спасибо сказать не даст.       Люмин вздохнула, посерьëзнев. — Ты полностью права. — Просить помощи не позорно. Тем более… Ты же нравишься ему, слышишь? — она схватила Люмин за щëки, старательно пытаясь образумить. — Сяо будет рад тебе помочь. Обязан! И… разве плохо дать ему понять, что… — Нет-нет, не плохо, — стремительно перебила её Люмин, не желая, чтобы она озвучила то, о чëм не хотелось признаваться вслух, но и так было очевидно. — Но лучше не надо. Никаких намёков. Вытащит и всё. — Тогда зови. Выбора нет. — Не могу. — Смоги. Давай, зови. Позовëшь сейчас, когда мы только что посплетничали, и не выдашь себя. Вон как сразу нахмурилась. А если ещё просидишь, опять засмущаешься. Так и под воду уйдёшь. Не тяни. — Ладно. Надеюсь, ты права. О, Архонты…       Люмин не знала, что произнесёт это за сегодня ещё не раз. — Хорошо, — прошептала она, — только не стыди меня, Сяо. Пожалуйста…       Она услышала тихий плеск где-то недалеко — так топкие кочки уходят вниз и плюхают водой. Вон он. Спрыгнул из ниоткуда, выпрямился. Спиной стоит, что-то разглядывает в болоте. Теперь позвать в пять раз стыднее, когда видишь так близко.       Внезапно Сяо обернулся на звук её вздоха, и первым, что изобразило его лицо на миге встречи их глаз, было недоумение. — Привет… А мы тут тонем, — первой жалобно протянула Паймон, чувствуя отвратительно стыдную тишину. Голова Люмин под ней неуверенно закивала и вымученно улыбнулась. Люмин бы сделала что-то ещё, но больше, увы, ничего не могла — она сложила руки в подмышках, напоминая цыплёнка, и пыталась не погружаться локтями в грязь. — Я понял, — хмыкнул он, скользнув взглядом по треснувшей доске на середине трясины. — Не шевелись, пока не скажу.       Люмин кивнула, чувствуя облегчение, что не придётся ничего объяснять. Паймон выпустила её волосы и пересела на берег, не казавшийся таким топким. — Дай, — Сяо подошёл к самому краю трясины и без всяких раздумий шагнул сразу по колено, — руку. Покрепче.       Люмин почувствовала, как проскальзывает мокрая и грязная ладонь. Сяо нахмурился, схватил дальше, за запястье, и потребовал того же от неё. — Готова? Не карабкайся, а просто… Оттолкнись, если можешь. Попробуй хотя бы оказаться повыше. — Сейчас сам улетишь, — поджевала она губы и тотчас пожалела — все в земле. — Ты хочешь вылезти или нет? — Извини, — стушевалась она и разом забыла, что он только что сказал, — ай!       Её резко швырнуло вверх, а грудь прокатилась по верхнему слою грязи, полному взбаламученной воды и мелкого мусора с деревьев.       Сяо действительно чуть не вылетел с берега, но теперь удовлетворённо смотрел, как она поднимается с земли, попутно вправляя сам себе вывихнутое плечо. Люмин притворилась, что не заметила — сокрушенно подумала, что проявления участия он не терпит. О боли Люмин догадалась только по двум продольным морщинкам на лбу. — Цела? — Да, а ты? Ой… Вот же…       Он ничего не ответил, только обернулся на её тихое «ой»… и заметил, как они с Паймон переглядываются, еле сдерживая смешки. Люмин стояла чумазая в рыжей глинистой грязи до побородка и в одном ботинке. Другая её босая нога сквозь грязь задорно блестела где-то проглядывающей расцарапанной голой кожей и накрашенными ногтями на поджатых пальцах. Между пальцев выглядывал мелкий мусор: листики и хвоинки, тоже полностью рыжие. — Сапог…       Он ругнулся, прикрыв лицо рукой. Тихо-тихо, неслышно. Нельзя было смотреть, как она смеётся. Смеяться с ней — тем более. — Сяо, — позвала она сквозь смех, — можешь достать? Пожалуйста…       Он глухо вздохнул и отвернулся, надеясь, что со спины выглядит достаточно раздражëнным, чтобы так просто согласиться. — Ничего не обещаю.       Люмин моментально отсмеялась, снова чувствуя вину — уже за слишком издевательскую просьбу. Помог — и более чем достаточно.       Но тут он в самом деле полез в болото по шею. — Стой. Застрянешь же… — прошептала она тревожно.       Сяо услышал, но вида не подал. Во-первых, он был слишком сосредоточен на деле. Во-вторых, она беспокоилась о слишком глупых вещах. Всего-то один потусторонний шёпот, и он спрыгнет из тени на берегу. К чему чужая помощь? В-третьих… она беспокоилась..? Какая глупость. Он фыркнул, брызгая грязью и пытаясь нащупать что-то под ногами. Она разве умеет беспокоиться? Слишком приятное сегодня воображение.       Он нашарил под ногами вроде бы сапог, но понял, что никак его не достанет, если не нырнет. Подцепить копьём? Ничего не видно. На всякий случай он попробовал, но только извозил плечи в грязи. Потом попробовал снова, испытывая на прочность собственное самомнение. Не смочь выловить какой-то ботинок? Да она на смех поднимет. Нет, так не годится.       Он попробовал пнуть его вверх ещё раз и ещё, пока не начал плеваться мелкой тиной, потому что неожиданно рухнул в грязь по подбородок. — Он как одержимый, — шепнула в ухо Паймон. — Ну-ка вылазь, — скомандовала Люмин в растерянности, — не можешь — не мучайся. — Ну уж нет. — Сяо! Вылези… У меня есть план, — просияла она. — Научный! Попробуем по-другому.       Он обернулся, удивлённый, но противиться не стал — маска накрыла лицо и рассыпалась уже на берегу. — Иди сюда, — поманила она нахмурившись, — присядь.       На влажной земле она палочкой начертила три волнистые чёрточки, как будто рисовала море — потом поджала губы, решив, что для болота это сомнительное обозначение — тем более Сяо непонимающе заморгал — но в целом сгодится. Потом нарисовала кривенький башмак — с круглым носом и с острым каблуком. Потом обрисовала дно и берег рядом… — Смотри… Чтобы достать, тебе просто надо приложить вот сюда силу, — палочка нарисовала жирную стрелочку рядом с ботинком. — А чтобы её там приложить, надо там оказаться…       Стрелочка добавилась над толщей. Потом рядом замелькали какие-то формулы… — Так… Плотность глины примерно… Плюс плотность воды… Сколько ты весишь?.. — она оценивающе глянула на руки и плечи. — Допустим, семьдесят… Ага, теперь высота, подпрыгнешь на… Нет, надо выше, не хватает… — Что ты считаешь? — нахмурился он. — Так сколько? — пробубнила она, явно увлёкшись, с азартом что-то высчитывая.       Сяо не захотел отвечать. По жирной стрелке он понял, что нужно куда-то туда с силой бахнуть, и что она там высчитывала, разницы не имело, главное посильнее. Бахать посильнее он умел. Так что он втайне ухмыльнулся тому, как Люмин, с ног до головы перемазанная и с тиной на ушах, вместе с Паймон склонившаяся над странным чертежом и ловко орудующая палочкой, даже не заметила, как он исчез… Зато заметила яростный плеск и тонну взмывшей в небо грязи, когда он, разогнавшись, отпрыгнул от копья и ногами влетел в болото, рисуя себе в голове воображаемую стрелочку. Ботинок вылетел, вытолкнутый, пролетев по воздуху дугу, и торжественно шлепнулся в отдалении на поверхность болота, где так и остался горделиво стоять и пафосно булькать. Люмин, перепуганная внезапным разлетом брызг, теперь была действительно вымазана с ног до головы: на ней не было чистого места. Впрочем, Сяо тоже был замызган не меньше, только в его лице читалось какое-то странное торжество, если его вообще можно было назвать торжественным. Он бодро вылез, подцепил копьём несчастный башмак с воды и кинул ей под ноги.       Люмин подняла его, словно замедленная — она хлопала ресницами и выглядела невыразимо обескураженной. Ему захотелось ухмыльнуться напоказ, но ладонь ловко спрятала лицо за жестом, вытирающим грязь. Едва он отвернулся, как Люмин сначала хрюкнула от смеха, а потом снова жалобно зашмыгала носом. — Сяо… Ещё чулок…       Он обернулся, мгновенно нагнав в себе негодование, а потом глупо уставился на её голую грязную ногу — действительно, в ботинке, но без чулка. — О, Архонты…       Люмин вымученно улыбнулась и показала на воду. — Вон он, плавает. — Тебе сегодня очень повезло, — проворчал он, снова вытягивая копьём. — Смотри под ноги в следующий раз. — Я же не виновата, что доски трухлявые, — иронично оскорбилась она, натягивая чулок под его слишком пристальным взглядом, — и что за болотной дорогой никто не следит. — Зачем ты сюда пришла?       Люмин переглянулась с Паймон и решила не отвечать — узнает, что по глупости, разозлится ещё больше. — Ну? — нажал он. — Будешь молчать? — Да какая разница? Пришла и пришла. Теперь буду думать, как уйти.       Она придирчиво оглядела себя, лишний раз подчеркнув комичность ситуации, и перевела взгляд на него. — Скажи, где тут ближайший водоём?       Сяо не стал издеваться, что ближайший вообще-то в шаге за спиной. Он задумчиво посмотрел, как она стряхивает с рук капающую глину, и подумал, что ей в какой-то степени действительно важен внешний вид — притом больше, чем кажется на первый взгляд. Когда ты везде для всех чужая, располагаешь к себе для начала опрятностью. Он легко сумел себе представить, как её оценивают незнакомцы, а потом подумал, каких усилий ей стоило поддерживать себя в чистоте: всегда, при любых условиях, путешествуя по нескончаемой дороге среди миров и нигде не задерживаясь дольше положенного. — Умыться? — кивнул он в сторону. — Пойдём, провожу.

***

— С этим справится только прачечная, — вздохнула Люмин, безуспешно пытаясь прополоскать прилипшую к ногам жёлтую юбку. — Почему ты ненавидишь стирать? — спросила Паймон, старательно жмакая в воде её голубые шарфы. — За братом приходилось частенько отстирывать, — не утаивая, ответила Люмин, — так сказать, последствия его… увлечений. — Он так часто пачкался? — Чаще, чем думаешь, — помрачнела Люмин, вспоминая сырые, бурые от крови брюки и плащи.       Она могла и не прятать смятение. Паймон догадывалась о куда большем, чем они обсуждали вслух. Первая их встреча была наполнена невыразимым облегчением: тогда Паймон надрывно и слишком пугающе для такого маленького тельца кашляла, сплёвывала воду и вытирала сопли, а Люмин штопала на её спине дырочку от рыболовного крючка — и глотала редкие слëзы, что одна больше не останется.       Люмин возвращалась, чтобы разрушать. Или наоборот, чтобы восстанавливать — она так и не определилась, какой дорогой идти. Без Итэра когда-то было грустно, когда-то — свободно, когда-то трепетно и даже радостно, а теперь было как будто пресно и рутинно. Она быстро поняла, что никакой первый встречный ей не расскажет, куда пошёл по-безликому красивый странник с косой ниже пояса и с пером в ухе — если он вообще здесь проходил. Если все, кто его видел, вообще хотели поделиться этой тайной.       Люмин с грустью понимала, что Итэр одурачит других с такой лёгкостью, что ей только и учиться… В этот раз никаких слуг, никаких рабов. Всё сделает сама. Никакой зависимости от чужого плеча. Никакой вины и топкого, под стать болоту, стыда, когда беспомощность обязывает положиться на других. Вздорно — сверху мажется слой вины, как будто никаких усилий не хватит за помощь отплатить, так что лучше уж не влезать в долги вовсе…       Или же…       Люмин нахмурилась, понимая, что одностороннее покровительство принимала весьма охотно. Такое, над которым не приходилось думать, что же дать взамен. Скорее, игривое, чуть кокетливое — похлопай ресницами, и помогут… Но ей это претило — потому что часто удавалось. Ещё пара удачных попыток, и она совсем потеряла веру в людей.       Паймон же появилась так спонтанно и так вовремя, что… Ещё чуть-чуть, и Люмин бы снова глотала слëзы. Никаких крыльев и звёздного меча — силы померкли, плечи как будто сами сгорбились, руки опустились. В волшебном кармане только удочка да скучная книжка по астрономии.       Люмин ощутила себя слабой. Как будто совсем как раньше, когда из света рядом с кроватью только маленькая свечка. Одеяло бережёт тепло, само сбегающее невидимой струей, бегущее прочь дальше, туда, где Итэр сидит один, и лёгкие занавески отделяют её уютный вечер от его непроглядной тьмы. Он смотрит с балкона вниз, в тепло чужих огней, и его рыжий блеск в глазу уже не рыж и не ясен. На пересыхающих губах недвижный шёпот — ему кажется, что он молчит, но на самом деле бормочет. Люмин хочется спрятаться. Её сил недостаёт, чтоб помочь ему — она может только сопротивляться сама. Глушить в голове Бездну, говорящую чужими губами.       Бессмысленная слабость. Каждый сам за себя. И он, и она. И Дайнслейф — хмурится её бровь. Он тоже оказался… предатель. Но Паймон…       Выловив её, оправившись от шока, так изумившего Люмин, что достала существо живое, дышащее и говорящее, она не сразу поняла, что теперь ей не придётся говорить самой с собой; и Паймон кашляла, а Люмин думала, что неужели хоть что-то руки сделали сами? Достали, зашили, накормили? Излечили, фактически. Пригодились? Хоть разочек состоялись, как руки искреннего, самостоятельного добра? — Получается, я больше не слабая? — пробормотала Люмин, обхватив колени руками и безжизненно смотря, как её новая спутница с аппетитом лопает жареную на костре рыбу. — Я что-то сделала сама?.. — Что? Не понимаю тебя. — Ты… — опомнилась, подбирая слова, — случайно не видела моего брата? Невысокий, светлые волосы в косе, красивая улыбка… Добрый на вид… На меня похож. — Брата? — задумалась Паймон, — нет, прости. Других таких красивых, как ты, я ещё не видела… Я бы точно заметила. Но мы можем спросить в Мондтштате, это недалеко. Там много людей… Кто-то точно его видел! А как ты сюда попала? Ой, удочка... Ты рыбачишь, да?.. А что это за книжка? Ты умеешь читать звëзды? Ого!.. А можно посмотреть?..       Люмин тогда улыбнулась и по очереди начала отвечать на каждый её вопрос. Она надеялась, что больше никогда не останется одна. В одиночестве не было ничего плохого, но чтобы признать бессилие, достаточно и собственной головы. А вот чтобы снова заставить себя поверить в то, как руки способны на большее, и чтобы не остаться ослеплëнной той мыслью, что в моменте кажется единственно верной, кто-то рядом необходим.       Люмин не стала говорить, что безумно рада новой компании. Она только надеялась, что дойдёт до Мондтштата без приключений, и что маленькая спутница её не покинет в скором времени. Люмин ещё не успела привыкнуть к её обществу, но уже отчего-то решила, что долгим знакомство не будет. — Всё ещё не понимаю, — пожала плечами Паймон, выводя из воспоминаний, — мог и сам постирать. Могли и вместе.       Люмин вздохнула, не ответив. Она не хотела, но протест внутри поднимался сам — за несправедливую обиду. За собственную, наверное, глупость — за закрытые глаза там, где следовало не отвернуться, а осудить. Обсудить хотя бы, но нет — Итэр возвращался, покрытый кровью, а она тëрла доску для стирки, и красные костяшки противно щипало от грязной мыльной пены. Обелять других — невероятная глупость. Только сейчас она поняла, что больше никогда так не сделает.       Сяо невольно поежился, чувствуя почти могильный холод от солнца перед собой. Казалось, оно легко уместится в ладони, но его свет был холодным и отвратительно белым, как будто лез в самые глухие уголки души. Он быстро отогнал наваждение, вспоминая, как вместо пляжа ему не так давно мерещился берег из костей. Люмин тогда попросила о чëм-то глупом, и он выполнил… Но, кажется, сделал это, лишь бы не показаться грубым. Странное очарование чем-то гнусным — как будто воровка сердец способна на мягкий греющий свет. Сейчас он ощутил, как она грустит о чём-то далёком и затëртом, и испытал то же чувство, что и тогда — толкнувшее шагнуть в воду. — Я думала, ты ушёл, — вздрогнула Люмин, обернувшись на плеск. — Могу помочь? — Не заставлять же тебя стирать, — невесело усмехнулась она и посерьезнела, — ты уже помог… Спасибо. — Не стоит. Иногда ты ради болтовни зовёшь, а тут… — Что? — нервно потёрла платье.       Он хотел сказать, что ради такого, как сегодня, звать и стоило, но решил, что звучит это так, как будто все другие разы не стоили ничего. — Ничего, — в тон мыслям хмуро ответил Сяо, не желая продолжать.       Люмин ощутила себя слишком уязвимой — будто бы мокрое желтоватое от грязи платье не прячет её смятения. Ей показалось, как будто она обидела его — хотя на самом деле на него всего лишь наложились мысли о прошлом, но ощущение было, как будто он услышал и умышленно надел их на себя. Жестокие мысли о том, как нельзя обелять других, и чем это грозит.       Она хотела ему ещё что-то сказать, но он исчез, прижав руку к лицу. Он чувствовал, как противно щиплет глаза от накрапывающей слезы — и не захотел, чтоб она видела.       Сяо отчаянно душил желание привязаться к ней — ей ведь этого не нужно. А притвориться, что не видит его черноты, она уже притворилась — как будто выдала себя, что другим говорит про них только хорошее.       Он хотел хорошего, но правду хотел больше. А ещё он хотел, чтобы ей не пришлось снова устраивать с собой торги и к себе пускать вместо чистого сердца клубок зла.