Inspector Gadget

Московское солнце давно зашло за горизонт, оставляя пущий небосвод под начальство луны, что блестела серебром среди маленьких мерцающих звёзд. Ночной город медленно опускался во мрак, и сквозь небольшой туман лишь огни зажжённых в чужих квартирах лампочек были кое-как проглядны. На дороге с каждым мгновением становилось всё меньше проездных машин: гул города неспешно стихал под покровом полночи. Уставший парень лениво открыл глаза и потянулся за очками на прикроватной тумбочке. Полная луна нежно освещала комнату, разбавляя мрачную из-за темноты комнату чем-то волшебным. Казалось, будто звёзды спустились с небосвода прямо к нему, просачиваясь сквозь окно, что растянулось от пола до потолка и выводило на балкон. Фланелевые тюли прикрывали его по бокам и слегка покачивались от лёгкого сквозняка, что создавали приоткрытые окно и дверь в спальню. Разлепив окончательно веки парень поднялся и, свесив ноги с кровати, нацепил очки на переносицу, вставая в тапочки. По полу гуляла небольшая прохлада. Звуки тихих шагов раздавались мягким эхом по небольшой квартире. Эта привычка осталась после того, как они жили всей семьёй вместе — мать, отец и маленькая сестра, чей сон был для парня всегда главнее своего. Ванная комната была довольно маленькой, с душем и умывальником, над которым висело зеркало. Поток холодной воды помог взбодрить заспанное лицо, правда, совсем ненадолго. Зеркало, увидев такого растрёпаного хозяина было готовое плеваться кислотой. Оно оглядывало синие мешки под глазами от хронической бессонницы, потускневшие, белые как снег волосы, что после попыток уснуть взерошились и торчали в разные стороны. Очки, оправа которых в некоторых местах немного позеленела от окисления, и в которых одна линза была чуть-чуть потрескавшейся. Зеркалу хотелось выплеснуть всю злость за такой вид парня, но, не в силах что-то сделать, оно лишь молча наблюдало за медленными метаморфозами и изминениями в виде юноши. Ему всего двадцать два, но чувство, будто он познал весь этот мир и готов покинуть его при первой же возможности. Только недавно он с семьёй перебрался в забытый богом посёлок, познакомился с новыми людьми и пытался влиться в школьный коллектив. Только недавно он, ещё совсем маленьким юнцом катался наперегонки на велосипедах с новыми друзьями в конце мая к речке Ольшанке, после чего его пытались научить плавать в ещё немного прохладной воде. Ему давалось это тяжело, ведь однажды, будучи ещё совсем маленьким и живя в городе, семья ездила на море и он чуть не утонул, если бы спасатели не ринулись на помочь пятилетнему ребёнку. Он как сейчас помнил те времена, когда их класс на десятом году обучения, после того как половина сдрейфила после девятого, стал намного дружнее. Закончились гадкие словечки от главной занозы школы, по совместительству дочери учительницы и старосты класса. Друзья Петрова, на диво не ушедшие, умерили свой юношеский пыл и стали более покладистыми. Даже Лилия Павловна — их бывшая классная руководительница, — стала меньше препираться с неугомонными учениками. Пятифану — его близкому другу, — все же удалось покорить сердце первой скрипки школы, и оставшееся обучение они, хоть и не без ссор, провели вместе. Антону было очень интересно, что стало с их отношениями после окончания школы. Все в один миг разбрелись по разным уголкам, кажись, забыв друг о друге как о страшном сне. После выпускного балла все были озабочены расставанием с таким уже родным коллективом. Все обнимались и давали небольшие напутствия на будущее, но были за одно — рано или поздно надо будет встретиться, и, может быть, даже не один раз. Они будто породнились, пустили корни в чужие жизни, и отрывать их чтоб зажить новой жизнью было больно. Петрову было интересно, куда разошлись его школьные друзья — насколько он знает, Бяша и Пятифанов поступили в один университет, кажись, первый на инженерное дело, а второй на право. Иронично вышло, потому что местный милиционер предвещал Роману недалёкое будущее в местах не столь отдалённых. Полина вроде так и осталась с дедушкой в посёлке, пока он четыре года назад не умер. После этого она смогла поступить как и хотела — выехала в Москву и прошла отбор в местную обсерваторию. За Катьку он не знал ничего, а за остальных и подавно, так как не сильно с ними-то и общался. Сам же семнадцатилетний Антон поступил на следователя, почти в корни уничтожив свою тягу к рисованию и искусству из-за хотелки родителей, что, в общем-то, развелись когда он был в восьмом классе. Мать тогда выехала с сестрой к своей маме, а потом, немного разжившись, выехала в город и забрала Антона когда тот поступал в университет. Где сейчас отец парень не знает, но иногда с ним созванивается ради приличия. У них неплохие отношения, но встретиться, всё обговорить и прийти к одному общему итогу возможности нет. Он как сейчас помнит, как маленькая Оленька рыдала взахлёб когда родители разводились, и им приходилось выбирать с каким из них остаться. Сколько рубашек и свитеров тогда было залито слезами малышки — не сосчитать на пальцах. Сейчас Оля уже в десятом классе, и юноша никак не может смириться с тем, как быстро выросла его девочка, которую он растил как свою дочь. Её белые волосы до сих пор, как и в детстве, она завязывает в два хвостика, что мило обрамляют уже немного вытянутое личико. Несмотря на то, что она уже подросла — глаза её всё ещё с детским блеском на нежно-зелёных радужках. Они регулярно созваниваются три раза в неделю, разговаривают о её учёбе, о работе Антона, о матери и иногда о детстве в, ставшем родном, захолустье, пуская небольшую ностальгическую слезу. Сейчас у девочки новые друзья, новый распорядок по которому она живёт, новые события её жизни и много другого, но кое-что не изменилось ещё с детства — излюбленная Олей сгущёнка, что всегда стоит на полочке дверей холодильника, внизу с правой стороны. Всегда когда приезжает Антон они, как в старые добрые времена, идут в её комнату смотреть на уже потрёпанных жизнью кассетах мультики, есть бутерброды со сгущёнкой и пить чай, между этим обсуждая засмотренные до дыр сюжеты. Сейчас Петрова выдернул из пелены воспоминаний звонкий гул в ушах, из-за чего все звуки, казались, будто он находится под водой. Кончики пальцев уже слегка заледенели под потоком холодной воды, а зеркало так и плевалось в лицо блондина разными колкостями, изучая до малейших деталей каждый изгиб его скул, слегка вздёрнутого носа, бледной кожи и зелёных глаз. После университета ему предложили преподавать в этом же унике, с чем он примерно справлялся. Работа с подростками давалась ему, в принципе, на ура. Он находил с ними общий язык, и молодой препод был на примете большей половины учеников как достойный пример учителя. Из-за не совсем обычной внешности Антон Борисович был на слуху у хорошей части девушек, что обмывали, кажись, каждую косточку завидного молодого парня. Вот только принципы были его неразрушными — никаких отношений со студентами, какими бы они ни были, исключительно официальное отношение друг к другу. Сколько бы раз его не пытались задобрить, задаривать небольшими подарчонками в виде каких-то конфет или самодельного печенья — ничего больше кроме отказа или благодарности поклонницы не получали. Только всё изменилось в один день, когда за неделю до этого стали пропадать люди, а затем их находили мёртвыми. Милиция не справлялась с раскрытием этого дела, а народ выходил на митинги, которые приходилось разнимать и вновь кормить обещаниями, что это прекратится и охранники правопорядка непременно поймают преступников. Зарекомендовав себя как одного из лучших следователей, как минимум, из-за тонкостей преподавания и мельчайших деталей, которые он с ласковой нежностью рассказывал ученикам, однажды во время пары к нему зашёл офицер, по приказу генерала. Парень, хоть его изначально заставили пойти учиться на этот факультет, всё же сильно полюбил свою направленность, трепетно относясь к специальности на которую отучился, и заявка от высокослужащего стала и приятным, и неприятным событием. "Здравия желаю, Антон Борисович. Генерал Ковалёв Василий Петрович желает встретиться с вами, поэтому вам нужно проехать со мной" — как сейчас он помнит эти слова, что заставили упасть сердце в пятки. Он успел пересмотреть всю свою родословную, всю жизнь перекрутить в памяти перед глазами как фильм, рассматривая все варианты того, почему его вызывает начальство. По приезду у входа стояло два солдата, и, завидев идущих, отдали честь, на что проходящие кивнули и вошли в здание. Ничего необычного или какого-то роскошного не было — обыкновенный коридор с деревянными вставками, рамками с фотографиями почётных людей на стенах, белый потолок со встроенными в них лампочками. Пол — паркет, из-за которого каждый шаг был на слуху. Местами где-то располагались двери, где-то большие окна и диванчик в зале ожидания с небольшим столиком рядом, напротив которого стояли два кресла. Это помещение буквально дышало строгостью, но с маленькими уютными уголками, взять тот же зал или буфет, повернуть в сторону которого им не повезло, но запах выпечки всё равно было слышно. На шестом этаже, в самом конце коридора, когда повернуть налево, располагался сам кабинет генерала. Было до одури страшно, что с ним станет и зачем его вообще вызывали, но интуиция подсказывала что всё должно пройти гладко, и это придавало небольшой уверенности. Наконец, зайдя в просторный кабинет, офицер удалился, оставляя генерала и следователя один на один. К Антону повернулся мужчина в кителе, со строгой папахой на местами поседевших волосах. Его лицо было в небольших морщинах, но на вид не больше сорока пяти. Серьёзный настрой генерала вновь согнал с головы Петрова всю уверенность, подсобляя страху перед неизвестным. "Проходите, садитесь, Антон Борисович. Есть одно неотложное дело" — сказал Ковалёв, рукой приглашая сесть за длинный стол переговоров. Сам себе кивнув юноша присел, внимательно слушая речь мужчины. Он коротко рассказал о ситуации что происходит в столице, как это раздосадно и как сложно поймать человека, что виновен в тринадцати убийствах, содеянных всего за неделю. За время рассказа он успел подняться с места и, подойдя к окну, сложил руки за спиной и повествовал уже оттуда, рассматривая город за окном. "Вот к какому выводу я клоню. Вы, как один из лучших специалистов-следователей вверили доверие к вам, вашим поступкам и знаниям. Из-за этого я предлагаю создать спецагентство по борьбе с криминалитетом, в котором вы будете главным следователем. Да, я понимаю, работа не из простых, но этого требует следствие. Как вы на это смотрите?" — закончив свою длинную речь выдал генерал, разворачивая голову к слушателю и вопросительно поднимая бровь. Антона это поставило в некий ступор. Чтоб он, и в спецагентстве? Ещё и на посаду одного из глав. Это будоражило кровь и разгоняло её в бешеном темпе, отчего давление немного поднялось и в ушах начало тихо звенеть. Подумав ещё мгновение и, не в силах отказать, он обоюдно согласился. Услышав одобрение мужчина приподнял уголки губ, теперь не выглядя настолько строгим, каким показался в первый раз. Василий Петрович повернулся к нему в полный оборот, подходя и, когда Петров поднялся чтоб отдать честь, мужчина протянул ему руку. "Что ж, спасибо за сотрудничество, Петров Антон" — тон генерала теперь был более мягким, глаза смотрели с некой благодарностью, а небольшая улыбка не сползала с лица. — "С завтрашнего дня начнём работу. Кто-то из моих коллег позвонит вам завтра и скажет, куда нужно приехать" Перекинувшись ещё несколькими фразами напоследок, генерал проводил Петрова к выходу из кабинета, под которым ждал тот же офицер, но теперь чтоб доправить "гостя" обратно в университет. Как Антон подумал про себя — "нужно попрощаться с учениками", которые стали ему уже как одна большая семья. И теперь, после этого, он уже полтора года работает в Следовательном Агентстве. И сейчас, как бы ему не хотелось, сон совсем не шёл в голову, из-за чего выход был только один — разбираться с бумажной волокитой, которая назбиралась у парня на столе в спальне. Холодная вода всё никак не помогала хоть капельку взбодриться, что буквально убивало следователя, ибо никакие таблетки не действовали чтоб устранить его главную проблему и спутницу жизни. То ли это был знак вновь сходить к врачу за новыми препаратами, то ли знак того, что борьба с этим бесполезна. Так и прошла остальная половина ночи — в бессонных муках и попытках написать в отчётах что-то путное. За окном уже медленно начинало светать, и малиновый рассвет встречал заспанных учеников, что собирались на учёбу, встречал уставших работников, что стояли на остановках в ожидании автобуса. Он медленно окрашивал посеревшее небо тёплыми красками, оставляя поцелуй на тёмных дождевых тучах, что вот-вот пустят свои слёзы на бедных, не знающих о погоде людей. С кухни уже доносились голоса — утреннее радио оповестило о начале нового дня, ведущий огласил о семи часах утра. Решив закончить с переработкой отчётов и домашними бумагами в общем Петров поднялся, немного потягиваясь и направляясь на кухню. Под небольшое музыкальное сопровождение из радио парень принялся заваривать себе кофе. Он не сильно любил этот напиток, но иного способа взбодриться у него не было. Кофе, хоть и не на большой промежуток времени, всё же приводило его в чувства и давало какой-никакой заряд энергии. Обычно Антон никогда не завтракает, даже если этого требует приём таблеток. Он не любит есть с утра, потому что после еды его начинает клонить в сон, и, поскольку уснуть он не может, усталость им мотает на протяжении нескольких часов как сама того пожелает. Петров уже не помнит, когда последний раз спал нормально. Наверное, ещё в детстве, до того как его хроническая бессонница себя проявила. А показала она себя примерно лет в десять, когда вся заварушка с разводом и отцовскими похождениями только начиналась. Четырёхлетнюю малышку приходилось всегда убаюкивать, успокаивать и говорить что всё хорошо, когда родители только-только начинали ворчать и срываться на крик в соседней комнате. Времена подводящие к разводу он, наверное, не забудет никогда. А ещё он не забудет того дня, когда пропала Катька Смирнова, его одноклассница. На то время они уже переехали в посёлок и жили там около полгода. Всё шло своим чредом, пока в один момент на доске в их классе не появилось объявление о пропаже двенадцатилетней девочки. Вся школа тогда была поднята на уши. Детей из младших классов забирали родители, старшие ходили группами. Выходить гулять запрещали, и все дни либо проходили скучным залипанием в потолок, либо недолгими созвонами с друзьями. Однажды Антону удалось сбежать с дома чтоб погулять с мальчишками. Они тогда слонялись по посёлку, переговариваясь и иногда прерываясь на курение. К слову, Петров тогда ещё не курил. И вот, когда уже все приняли решение расходиться, друзья как всегда предложили проводить друга, и, хоть это и было предложение, Антон знал что отказа Рома и Бяша не примут во внимание. Идя по лесу парни заговорились, слегка в нём заблудившись. Они тогда брели по чаще в поисках дороги, но наткнулись на чёрный гараж. Игорь его боялся до одури. Никто не знает почему, может, из-за того что он его встретил в лесу ещё совсем маленьким когда потерялся, может, напридумывал что-то. Вдруг послышался глухой вскрик средь высоких сосен и елей, как раз со стороны гаража. Друзья ещё минуту переглядывались, молча решая идти сначала в ментуру или проверять своими силами. Они почти одновременно кивнули друг другу. Бяша взял небольшое полено с давно упавшего дерева, Рома крепче ухатился за свой нож бабочку в кармане. Антон шёл немного сзади, поскольку ничего оборонительного у него не было. Когда дверь со скипом немного отворилась Пятифанов заглянул внутрь. Там была кромешная темнота, а мычание усилилось. Убедившись что никаких шагов и знаков движения по полу нет Будаев открыл вторую ставню двери, пуская слабый свет в помещение. Рома прошёл вперёд, включая свет. Внутри не было ничего примечательного — гараж как гараж, вот только смущало мычание откуда-то из-под покрывала, коим была накрыта "машина". Когда все трое были в помещении они скинули ткань, открывая вид на стол, на котором сидела связанная блондинка. У неё были сбиты коленки и локти, а на голове в области затылка красовалось засохшее пятно крови. От этого вида парням стало не по себе и они ринулись на помощь. Роман достал нож, разрезая верёвки на ногах и руках девушки, разматывая их останки с только-только сформировавшейся груди и бёдер. Антон стал развязывать ткань, что закрывала рот Смирновой, из-за которой крик был настолько сдавлен. Бяша же стоял на шухере с бабочкой, которую ему передал друг, на всякий случай. На улице было до одури холодно, как раз середина зимы, а девушка была в одном лишь платье с сарафаном и тонких, белых, но замазаных в грязи колготках. Туфли, видно, затерялись где-то по дороге. Было интересно откуда её такой выцепили в это время — без куртки и шапки с лампасами, в которых она обычно ходила на улицу. Девушка вся продроглась, дрожала как осиновый лист. Когда её освободили она первым делом кинулась к Петрову, обнимая его и, неожиданно, нежно целуя. Поцелуй был недолгим и неумелым, и, смотря на эту карикатуру, Пятифанов прокашлялся, а Бяша захохотал. "Голубки, я, конечно, понимаю, воссоединение и все такое, но мне кажется нам стоит сьебывать отсюда поскорее" — этот недовольный голос в его голове всё так же как и в первый раз вызывал у Антона небольшой приступ смеха. Сняв с себя куртку парень накинул её на плечи Смирновой, Рома отдал ей свою шапку, а Бяша ботинки, оставаясь в тёплых вязаных носках. По дороге домой Катя частенько чихала и корчилась от дискомфорта в груди, временами покашливая кровью. Было видно что она еле передвигалась из-за боли как в теле, так и голове, морщась от каждого лишнего звука. Они решили первым делом зайти в милицию, вот только по дороге оказалось, что девушка совсем ничего не помнит со своей пропажи. Ни лиц, ни событий, помнит только то, как очнулась в гараже и услышала голоса мальчишек снаружи. Но в скором времени всё утихло. До тех пор, пока Антону не приспичило таки найти виновников, с чем он медленно, но верно, стал справляться. Он делал всё сам — тихо и без посторонних, потому что если бы кто-то пострадал помимо него — он бы не простил себе этого. Каждая зацепка была на вес золота. В скором времени он смог нарыть на грабителей достаточно улик, а так же он хорошо помнил их местоположение, марку машины на которой они разъезжали и её номер. В собирательстве улик никак хорошо помогал фотоаппарат Полароид, который Петров выиграл у Пятифана в ожесточённой игре в камень-ножницы-бумага. Когда мальчишка пришёл в участок, рассказав всё что видел, все что знал и подкрепил это доказатествами — лейтенант Тихонов прикрыл рот рукой в удивлении, тут же набирая своих коллег и давая рапорт на розыск. Как оказалось — похитителями были бандиты, от которых семья Петровых и переехала в эту глуш, но они все равно смогли раздобыть местонахождение Бориса, — главы семьи, — и приехали кошмарить посёлок, как бы указывая на то, что "ваша семья следующая". Антон помнит как Константин, после выдачи всех улик и прочей лабуды, которую он связал в единую логическую цепочку, подначивал парня тем, что он с лёгкостью мог бы пойти на какого-то следователя или что то в таком роде. Когда родители подъехали в участок по звонку лейтенанта мать мало не за сердце держалась, а Оленька плакала редкими слезинками и, обнимая парня, лепетала о том, что если бы с её братиком что-то случилось по ходу расследования, она бы ни за что себя не простила. Именно с этого момента и начались разговоры со стороны родителей о том, что Антону было бы очень неплохо пойти на следователя. В прочем, их хотелка всё же выиграла спор в том, что сын хотел идти на художника. И сейчас он тут — слегка побитый жизнью, в небольшой квартирке сидит на кухне под музыку из радио и пьёт кофе, медленно раскуривая сигарету. Начал он, кстати, в том же восьмом классе, после того как родители разошлись. Хотелось чем-то замять щемящую боль в сердце, и однажды он заявил Пятифану о том, что хочет дабы его научили этому. Ну, а дальше уже пошло дело привычки, и, хоть боль медленно, но прошла, страсть к курению так и осталась. Через час на работу, но он никуда не спешит. Хотелось бы позвонить кому-то, пообщаться с утра, но поговорить можно было только с Олей, а в раннее время никак не получается из-за её школы. Сейчас он очень жалеет о том, что у него нет номеров своих школьных друзей, а ведь можно было взять. Поговорить с Бяшей, например. О том, как он за эти годы, где он сейчас и чем занимается. Поговорить о всяком, вспомнить школьные времена и, может быть, даже как-то встретится. И, может, даже как-то договорится о том, чтоб взять с собой Пятифана. Или с Полиной созвонится. Она ведь тоже где-то тут, в Москве, а встретится им так и не удалось. Спросить как их отношения с Ромкой, куда она пошла после обучения на музыканта. С первой скрипкой школы у Антона всегда находилось о чём поговорить, ибо две творческие души всегда имели о чём поделиться друг с другом. Да даже с той самой Катькой — в последние три года учёбы они неплохо сдружились, даже несмотря на то, что до этого Смирнова была по уши влюблена в Антона. Помнится, она даже как-то раз подарила ему свою любимую заколку с небольшой клубничкой, когда увидела, как парень мучается с отросшей чёлкой. Сейчас эта заколка у Оли, ибо, как парню казалось, ей она нужнее. Неспеша одевшись в привычные рубашку и брюки Петров сложил все выполненные бумаги в сумку, что составляла в себе ещё футляр от очков, мятную жвачку, сигареты и наушники с плеером. Иногда, на небольшой перемене от дел агентства, где-то на обеденном перерыве или просто когда очень устал от наплыва делов парень любил выходить на улицу, куда-то за здание, сесть на лавочку с кофе в обнимку, положить наушники в уши и, раскуривая сигарету, молча смотреть куда-то в небо. Он давно уже не брался за карандаш, и, наверное, сейчас у него бы не вышло чего-то стоящего, как в детстве. Вместо рисования на подмогу пришла музыка, сигареты и кофе, с тройкой которых он уже много лет неразлучен. Только при встрече с Олей он, на время их воссоединения, забывает о своих вредных привычках, не желая травить дымом младшую сестру. Уже будучи в автобусе он не понимал почему сегодня его вновь нахлынули воспоминания о старых знакомых, но интуиция подсказывала что что-то точно должно случится. А интуиции Антон всецело доверял. В агентстве его уже ожидали коллеги, с которыми они успели хорошо так породнится. Он мог выделить, наверное, пятеро человек с которыми он действительно сильно сблизился ввиду работы. Взять лаборантку — Павлову Вику. Приятная девушка с яркими карими глазами и русыми волосами до плеч. Её энергичности позавидовал бы каждый, чем она эффективно пользуется, иногда помогая остальным работникам, но при условии. Конечно же не за бесплатно, что остальные хорошо знали, но всё равно не отказывались от помощи. Или, вот, тот же Стас Щербаков, в узких кругах ласково прозваным "Стасиком". Он самый младший из всех, ибо ему всего восемнадцать лет. За ним, как говорит Вика, — его напарница, — "глаз да глаз нужен". Девушка его любит как младшего брата, часто с ним проводя обеденные перерывы и иногда помогая с биологией или химией для школы. Сам он программист-самоучка, что даётся ему очень хорошо, ибо простяков агентство не брало. Ещё одна Антонова подруга — Василиса Четская, прозванная "Васей". Девушка с голубыми глазами и чёрными как смоль волосами, постриженная под мальчика. Иногда она напоминает Петрову о Полине, но это если только совсем чуть-чуть. Сами девушки кардинально отличаются всем — и характером, и манерой речи, и повадками. Она вечно угрюмая, но в своей компании превращается в весёлое нечто, которое частенько спаивает своих друзей после работы. Работает она на пару с Дмитрием Шиндером операми, отвечающими за места преступления и поимкой потенциальных преступников. Этот парень вечно серьёзный и рассчётливый, но стоит Васе появиться рядом, как его щёки алеют, а разговор приобретает несуразный вид. Не сказать что он прямо влюблен в неё — это, больше, простое стеснение. Рядом с такой амбициозной и сильной женщиной он частенько чувствует себя пятнадцатилетним школьником, что, в прочем, замечают и остальные члены группы. И закрывает этот хитпарад судмедэксперт Карина Вольнина. Она, наверное, самая отствественная из всей этой шайки напару с Антоном. Рабочее утро начинается с тёплых приветствий и очередной чашечки кофе до того, как надо будет садиться к бумажной волоките. — Петров, ты опять не спал? — слышен голос Карины, подходящей к стойке на небольшой импровизированой кухне, куда собираются работники чтоб пообедать или немного отдохнуть. — Ну не могу я... Мне опять таблетки перестали помогать. — он мало не поперхнулся напитком, когда его похлопали по спине тонкие женские руки. — Антош, так нельзя. Нужно с этим что-то делать. — вмешалась в разговор Вика, попутно завязывая волосы в хвостик, смотря за тем, как Вася довольно наблюдает за мучающейся девушкой, у которой резинка на три оборота не завязывается, а на два выходит слабо. Павлова закатила глаза, наблюдая в чужих немой совет, что застыл между ними ещё давно, и звучал он: "Да отрежь ты их к ебени матери и не мучайся". Заспанный Стасик мало не опоздал на работу, заходя на кухню и видя, что все уже тут. — Стааасик! — низкая девушка налетела на "брата", обнимая его и ероша и без того кудрявые чёрные волосы. — Я уже думала тебе звонить. А то вдруг продинамить рабочий день решил, и без меня! — Всё в порядке, Вик. Просто экзамены... Вся вот эта ересь... Брр. — парень скривился высовывая кончик языка, на что остальные понимающе похохотали. Им-то уже ничего сдавать кроме отчётов не нужно. Утро выдалось, на удивление, совсем не таким плохим каким было изначально дома. Работы сегодня было меньше в силу подступающих выходных, и все лишь лениво занимались своими делами, пересекаясь на кухне чаще обычного. На обеденный перерыв группа договорилась заказать пиццу, пока Вася со Стасиком сходят в магазин за пивом и другой шалупонью, ибо пятничный день перед скоро предстоящим отпуском хотелось отпраздновать. Так, маленькая алкогольная заварушка переросла в пьянку на хате у Шиндера, ибо у него она была самой большой. Антон не сильно любил алкоголь, но ради приличия мог пригубить слегонца. Специально для него Четская раскошелилась и купила бутылку вина, чтоб парень не просыхал без дела. В прочем, в пьяном угаре отдыхающих дошло до того, что все начали вспоминать былые времена до этой работы. Кто где работал, кто где учился, с кем дружил и кого не мог вспомнить без скучающей слезы. Павлова рассказывала о том, как любила одного парня в школьное время, как сохла по своей безответной любви. Говорила как однажды даже чуть не отравила соперницу мышьяком, но вовремя одумалась и в итоге увела у парня его девушку. Комната залилась смехом, а Антон на секунду задумался. Задумался о чём-то своём, далёком, с мыслей о котором его вырвал Стасик. — Борисыч, с тобой все нормально? Такое чувство будто тобой уже водить начинает — дрожись весь, взгляд стекло. — паренёк положил ему руку на плечо, немного пьяно улыбаясь, но не так пьяно как остальные. Всё же за самым младшеньким следили на счёт алкоголя, даже несмотря на его восемнадцатилетие. — Мелочь, ты кого Борисычем звать собрался? — мысли согнало ветром да со свистом, и на место хмурых бровей на лице озарилась улыбка. За ней последовало небольшое наказание в виде втрепки бедных волос, которые так любила тормошить Вика. Щербаков засмеялся во весь голос, и этот смех подхватили остальные. Было хорошо в этой компании от понимания, что никто тебя ни за что не засудит. Конечно, если только ты не убьёшь человека. Все могли свободно говорить о своих чувствах, о том кто кому нравится. Даже если кто-то из друзей друг другу начал бы нравиться — никто бы и слова лишнего не сказал, наоборот, радуясь если это бы было взаимно. Но это, конечно, всего лишь сравнение. Пьяная молодёжь решила что ну его сидеть в четырёх стенах и, собравшись, вышли на улицу. После утреннего дождя всё ещё витала лёгкая влажная свежесть, машин на дорогах уже было не так много, а улицы почти что утихли. Вечер близился на майскую Москву, оставляя после тёплого дня небольшую прохладу, что слегка отрезвляла голову. Казалось будто их компания может говорить о всём что только вздумается сутки напролёт, и это действительно было так. Один начал тему — остальные подхватили, высказывая свое мнение, может, советы и напутствия если это нужно. Они никогда не чувствовали себя каким-то скованными в присутствии друг друга. Да даже самая хмурая и серьёзная Карина веселилась на равно со всеми, забывая о работе и официальности. Вот только среди ночи Ваське позвонили. — Алло? Да. А, что? — дальше разговор был не долгим, закончившись на коротком "хорошо". — Что такое? — спросила подшофе Вика, держась одной рукой за плечо Шиндера. — На завтра у нас работка есть. Человека убили.