***
Следующим утром Шерон, загримированная на всякий случай, приехала на кладбище. Водила она неважно, поэтому взяла такси. Мама объяснила ей по телефону, как добраться до памятника — сама не стала сопровождать её, чтобы не привлекать внимания журналистов. Поплутав среди надгробий, Шерон остановилась около того, на котором было выбито её собственное имя, и передёрнулась. — «Цветы эти ещё… бррр. Я бы ни за что такие не выбрала. Кто вообще надоумил маму сделать настолько уродскую гравировку?» Стараясь не срываться на бег, она спешно покинула кладбище и снова вызвала такси. Гулять по городу ей резко расхотелось — по крайней мере, до тех пор, пока её могильную плиту не демонтируют. Шерон чувствовала себя сбежавшим привидением, неприкаянным бесплотным существом, и это ощущение ей совсем не нравилось. По пути домой она вспомнила, что в гробу под памятником гнила несчастная бродяжка, тело которой мама выкупила из морга, и ей стало ещё хуже. — «Ладно, я могла бы навсегда застрять в спидфорсе. Я случайно попала сюда… но назад, в тридцать второй, я точно не собираюсь. Наигралась в борьбу за справедливость, хватит». Самым сложным моментом, как ни странно, оказались не отношения внутри семьи, а официальное воскрешение Шерон. Ей пришлось мобилизовать все свои актёрские способности, чтобы выдумать историю о похищении и долгом заточении; она судорожно всхлипывала на камеру, картинно дрожала, кричала — «нет, нет, я не могу говорить, простите!» Детектор лжи она обманывала с лёгкостью, добровольно ускоряя или замедляя свой сердечный ритм. Отпечатки пальцев, очевидно, принадлежали ей, и всевозможные ДНК-тесты тоже подтвердили её личность. Так Шерон вернулась к жизни под старыми документами, мысленно оплакивая «Мэри» и «Уэст». Ей назначили сессии с психотерапевтом, но Шерон прогуливала их — боялась, что профессионал всё-таки вытянет из неё правду, и история получит новый, нежелательный виток. — «Блин, — думала она, — ну, сменю фамилию, когда стану совершеннолетней. Журналистам скажу, что это в честь какого-нибудь кумира. Или вообще без повода — сошла с ума, пока была в плену, и внезапно решила переименоваться в Шерон Мэри Уэст. Кто мне запретит?» Отчим долго не мог поверить, что Шерон действительно вернулась, сторонился её, избегал, а она, в свою очередь, страдала из-за того, что ей запретили рассказывать кому-либо о спидфорсе и параллельных мирах, чтобы её не упрятали в сумасшедший дом. Подросшая Рут косилась на неё с подозрением, но молчала — вряд ли та успела запомнить старшую сестру до того, как она исчезла. Для Замены Шерон была совершенно чужим человеком, помехой, конкуренткой за родительскую любовь. Рут получилась несуразная и смешная: вроде бы, похожая на маму, но начисто лишённая её стати — крупная для своего возраста, с отцовской «широкой костью», растерянным взглядом и выражением лица человека, которому грустно, но он забыл, почему. Как и её папа, Замена смеялась редко — развеселить её не помогали даже мультики. Она смотрела их все, включая комедии, вдумчиво, а не ради развлечения. Шерон не дразнила сестру и не издевалась над ней, не считая прилипшего прозвища — Замена, потому что у неё больше не было причин это делать. Наоборот, она помогала медленно соображающей Рут с уроками и водила её гулять по вечерам. — Тебе было страшно? — спрашивала Замена. — Сидеть в том подвале. — Я плохо помню, — отмахивалась Шерон. — Не знаю. — Почему тебя похитили? — Из-за сломанных генов. Врачи сговорились между собой и выдали меня чокнутым учёным на опыты. Думали, что я всё равно наполовину в могиле, а так хоть науку продвину. — Их же накажут за это? — испугалась Рут. — Уже наказали, — как можно твёрже ответила Шерон. — Как ты не умерла после опытов? — На мне всё быстро заживает, — эту особенность она от сестры не прятала. — Вот, погляди, — она подобрала с земли камешек с острым краем, сдула с него грязь и провела им по тонкой коже предплечья, чтобы получилась небольшая царапина. Ранка затянулась за несколько секунд, и Рут восхищённо ахнула. — Я тоже так хочу! — Не хочешь, — строго отрезала Шерон. — Я чуть не сдохла от боли до того, как меня украли. Не желаю тебе таких ощущений. — Но тогда учёные спасли тебя, а не убили, — Рут задумчиво, точь-в-точь, как её отец, свела брови на переносице. — И их нужно отпустить. — Их судили за похищение и издевательство над ребёнком… кхм, ну, надо мной, то есть, — она старалась звучать солидно. — То, что я осталась жива — это случайность, а не их достижение. — М-м… — Рут собралась окончательно провалиться в свои мысли, но внезапно встрепенулась. — Шерон! Шерон, там ещё белка! Дай мне орехи! Быстрее, а то мы не успеем! — Побежали, Заменыш, — она почти ласково потрепала сестру по волосам. Чтобы поддерживать здоровый вес и достаточный уровень сил, Шерон была вынуждена практически безостановочно есть; это выливалось её семье в весьма внушительную сумму денег, а поварам — в лишние часы работы. Мама подсчитала расходы, призадумалась и решилась обратиться за консультацией к доктору Уэйну. Тот поразился самому факту пусть не выздоровления, но стабилизации состояния Шерон. В версию с мистическим похищением он едва ли поверил, но с расспросами не полез — молча взял у Шерон анализы, чтобы убедиться, что перед ним действительно была она. Изучив результаты, он задал ей всего один вопрос: — Ты нашла своего отца, Шерон? — Нет, — солгала она. Лицо доктора Уэйна исказилось в скептической гримасе, и он отвернулся. Шерон чуть не разрыдалась от отчаяния, потому что оказалась в абсолютно безвыходном положении: если она рассказала бы всю правду, то её бы приняли за сумасшедшую и заперли в психбольнице, а если соврала бы, то сочли бы преступницей, которая кого-то покрывала. Но доктор Уэйн не стал заниматься ни психоанализом, ни детективными расследованиями. Вместо этого он вывел маму Шерон на группу знакомых учёных — химиков, биологов… Вскоре где-то на задворках штата Вашингтон открылась небольшая подпольная лаборатория: мама арендовала помещение, купила оборудование и выписала сотрудникам неофициальную заработную плату. Сам же доктор Уэйн получил разрешение подробно описать «болезнь» Шерон в своих научных трудах. К зиме учёные продемонстрировали первые успехи — создали формулы питательных смесей, которые практически полностью заменили бы «больному ребёнку» еду. Мама осталась не слишком довольна этими результатами и попросила доработать концепт. Лишь через несколько месяцев, когда Шерон уже возненавидела все продукты на планете и сам процесс поглощения пищи, для неё изобрели особые батончики и энергетические коктейли в порционных бутылочках. Доктор Уэйн предупредил, что поставить производство подобных вещей на массовый поток будет невозможно, но маме этого и не требовалось. — Нам только на одну персону, хоть и надолго, — спокойно сказала она. — Благодарю Вас, мистер Уэйн. Готовую продукцию Шерон не оценила — получившиеся батончики по вкусу напоминали не жжёный сахар, не карамель, а мокрую бумагу с ароматом типографской краски. Коктейли и вовсе пахли школьным кабинетом химии, пить их было очень тяжело. Но они давали ей силы, позволяли есть гораздо меньше и реже, поэтому она смирилась и тоже, как мама, поблагодарила доктора Уэйна за помощь. Повторно освоившись в прошлом, Шерон вернулась в элитную гимназию, где училась до болезни. Статус «звёздного отпрыска» смущал её и вызывал смешанные эмоции — она, может, и хотела быть в центре внимания, но одновременно боялась спровоцировать лишний интерес к своей персоне, стать объектом сплетен и обсуждений. Как и прежде, на уроках она тосковала за предпоследней партой у окна и слушала преподавателей вполуха, размышляя о чём-то своём. Одноклассники не особо стремились с ней дружить и не звали её на закрытые вечеринки. Но Шерон и не думала унывать по этому поводу: радуясь обретённой свободе, она посещала концерты разных музыкальных групп и экскурсии, потом попробовала по очереди алкоголь, табак и марихуану — ничего из этого на неё не подействовало. Она с благодарностью проживала каждый миг: рисовала, пела, играла на гитаре, ночевала в палаточном лагере под открытым небом, путешествовала на пароме... Из забитого, нервного «огненного лобка» к выпускному классу Шерон превратилась в шуструю, смешливую и сообразительную девушку с нетипичной, яркой внешностью. Мальчишек, которые вились вокруг неё, она безжалостно отвергала, потому что они не задевали те самые струны её души — ну, или Шерон попросту пока не созрела для романтических отношений. На выпускной бал она пришла без пары, но это её совершенно не огорчило — она считала, что всё ещё впереди. К тому же, под конец вечера одноклассницы всё-таки выдернули её из толпы на сцену, и Шерон, хохоча, как безумная, отплясывала там вместе с их компанией под бодрую, ритмичную музыку. Все мысли о конспирации вылетели из её головы, и она позволила себе веселиться наравне с другими. Возможно, в последний раз — Шерон чувствовала, как суровая взрослая жизнь, приближаясь со скоростью света, хищно дышала своим холодом ей в затылок.***
Потянулись относительно спокойные, благополучные и сытые годы. Окончив школу, Шерон поступила в музыкальное училище на отделение эстрадного вокала. Она не собиралась становиться известной певицей, да и данные у неё были средние — Шерон просто надеялась, что мама потом пристроит её куда-нибудь, и проблема поиска работы разрешится сама собой. Но и учёба, и музыка практически сразу наскучили ей. Кое-как Шерон преодолела программу двух курсов и твёрдо убедилась: она не на своём месте, нужно срочно что-то менять, иначе будет только хуже. Виновато сутулясь, она пришла к маме и робко призналась, что захотела отчислиться. — Почему? — удивилась мама. — У тебя хорошо получается. — Это... не моё, — Шерон опустила голову. — Вдохновения нет, что ли… Я не знаю, как объяснить. — У тебя есть альтернатива? — На самом деле… — она замялась… — да, есть. Но она тебе не понравится. — Ну-ка? — мама любопытно прищурилась. — Я хочу работать детективом. — Полицейским?.. — та чуть не подавилась. — В тебе проснулись гены Уолли? Шерон, пойми, ты не пройдёшь медицинскую комиссию, состав твоей крови… — Нет, частным, — она, перебив маму, покраснела и сцепила руки перед собой. — В агентстве. — Ловить сбежавших собак, искать украденные кошельки, следить за неверными супругами? — Вроде того. — Ну… — мама озадаченно потёрла лоб. — Узнавай, что для этого нужно, готовься. Не самый плохой выбор, в целом. — Я… — Шерон сглотнула, — короче… У меня же есть способности, да? Я… хочу использовать их где-то. Мне обидно, что они пропадают… — …так возвращайся к отцу? — Нет! — выкрикнула она. — Нет, они там ерундой занимаются, мам, почти всегда. А единственного парня, который спорил с супергероями об их методах и просил быть жёстче, убили два раза! — Как… как его имя? — мама отчего-то побледнела. — Джей-что-то… — забубнила Шерон, — Джейсон?.. Прозвище помню, потому что оно дурацкое — Красный Колпак, а насчёт имени не уверена. — Джейсон Тодд? Сводный брат Ричарда Грейсона? Приёмный сын Бэтмена? — Да, кажется, это он, — несмело ответила она. — Такой мощный, чёрненький, чёлка седая... но это уже у взрослого. Я только фотки видела… ну, и мне рассказывали про него. Для папы и Ричарда он — парень-как-делать-не-надо. — Значит, в будущем Джейсон дважды мёртв. — Мама обхватила голову руками и судорожно втянула носом воздух. — Бедный ребёнок… как же мне жаль… — Ма, ты что, его знала? — Шерон осторожно приблизилась к ней. — Мы дружили, — глухо ответила она, — если это можно было назвать дружбой. Он учил меня драться... но это уже неважно. Оставь меня одну, Шерон. — Мам… — Пожалуйста. Обеспокоенная и растерянная, Шерон послушалась. Она старалась больше не ругаться с матерью, не расстраивать её — та, если собрать её собственные рассказы и информацию от папы в одну картинку, пережила куда больше дерьма, чем сама Шерон, и заслуживала уважения.***
Почти сразу после этого разговора Шерон отчислилась из училища и временно осела дома. Пока она готовилась к экзаменам по новым дисциплинам, у неё катастрофически сбился режим дня — она засыпала под утро и вставала только после обеда, ближе к вечеру. По ночам она читала статьи и учебники, выполняла задания в дистанционном формате, просто бродила по Интернету и периодически совершала набеги на холодильник. Как-то раз, проходя мимо спальни Рут, Шерон услышала всхлипывания и моментально насторожилась. Замена не блистала успехами в классе и иногда откровенно «тормозила»; её могли дразнить за это, обижать, оскорблять — дети жестоки по своей природе, Шерон отлично помнила себя в их возрасте. Она деликатно постучалась в дверь, но Рут не ответила. Беспокойство усилилось, и Шерон постучала снова — настойчивее. Из-за створки донёсся шорох, что-то лёгкое упало на пол, и всхлипывания прекратились. — «Поговорю с ней утром», — подумала она. Но завтрак Шерон проспала, обед — тоже, а к ужину Замена слишком устала для задушевных бесед: зевала, тёрла глаза кулаками и отвечала на вопросы невпопад, с задержкой. Сидя за столом, Шерон отметила, что сестра выглядела нездоровой — бледная, с припухшими веками… «Сдавать» её родителям сразу она не захотела: решила сначала разобраться, в чём крылась проблема, и заодно потренировать навыки детектива. — Мы сегодня не пойдём в парк, — сказала Шерон вслух, — Замена приболела. — …а? — Рут медленно моргнула. — «Загрузка файла… выполнено десять процентов, ждите», — мысленно пошутила она. — Но я не… — робко начала та. — Приболела? — встревожился отчим. — Ага, у них в классе грипп разбушевался. Ничего страшного, да, Замена? — Шерон пихнула её ногой под столом. — М… да? — эхом повторила Рут. — У меня болит голова, — это, наверное, было правдой. — Я передам водителю, что завтра ты отлежишься дома. — Мама вытерла руки о салфетку и поднялась из-за стола. — Нечего разносить микробов по городу. — Может, стоит съездить в больницу? — предложил отчим. — Вдруг с ней что-то серьёзное? — Посмотрим по симптомам, паникёр, — фыркнула мама. — Если к утру ничего не изменится, то я позвоню нашему доктору. — Ещё скажи, что я такой не без повода, — огрызнулся он. — Пошли, мелочь, — Шерон беззлобно подтолкнула сестру в бок, — а то и нам сейчас за что-нибудь влетит. Замена не любила духоту и закрытые форточки, поэтому в её спальне всегда было очень холодно — даже по меркам Шерон. Рут растерянно остановилась посреди комнаты и оглянулась. Шерон включила свет. — Зачем ты выдумала, что я болею? Это же враньё! — рассердилась Рут. — И ударила меня ногой! — Почему ты ревёшь по ночам? — прямо поинтересовалась Шерон. — Что у тебя случилось? Поругалась с кем-то в школе? Не доделала проект и получила двойку? Влюбилась? — …я реву? — тускло-серые глаза сестры округлились, и в них вспыхнул чистый страх. — Да. — Я думала, что только во сне плачу, — Рут села на кровать и обеими руками схватилась за край покрывала. — Не по-настоящему. — Из-за чего ты плачешь во сне, Заменыш? — Шерон сглотнула, чтобы снять внезапно сжавший её горло спазм. — Не скажу, — пробормотала та и отвернулась к окну. Тяжёлые тёмные локоны упали на её побелевшее лицо. — Ты будешь надо мной издеваться. — С чего бы? — скривилась она. — Ты зовёшь меня Замена. — От большой любви! — Ты не любишь меня. Не притворяйся. — В детстве ты меня бесила, это факт, — пожала плечами Шерон. — Но я не ненавидела тебя саму, я злилась на родителей. А теперь я взрослая, и обижаться мне уже не на что. Скоро поступлю в другое училище и уеду от вас. Давай, признавайся! Мы с тобой друзья, или как?.. — Когда я засыпаю, — Рут провела указательным пальцем по подоконнику, чтобы полировка противно скрипнула, — я вижу… всякие… ужасные вещи! — её передёрнуло, и она резко замолчала. — Какие именно вещи?.. — Шерон напряглась. — Можно я нарисую? Словами тяжело… — Да, конечно. Где твой альбом? По мере того, как картинка на бумаге становилась чётче, у Шерон холодела спина. Рут хорошо рисовала, и в её «пейзаже» Шерон без труда узнала тот самый металлический сетчатый тоннель, которого когда-то боялась сама. Но в кошмарах сестры жили другие монстры: не доброжелательные полупрозрачные призраки, а изувеченные человеческие фигуры — без рук, без глаз, без лиц, все покрытые шрамами, перепачканные бордовой кровью… Закончив работу, Рут бросила карандаши на стол, отодвинула рисунок подальше от себя и сгорбилась в изголовье кровати. Шерон подняла лист и, сосредоточенно хмурясь, принялась разглядывать каждую деталь, чтобы ничего не упустить. — Заменыш, ты ужастики смотрела в последнее время? — Нет, — насупилась та и опять занавесила лицо волосами. — Так и знала, что ты спросишь. — Читала страшные книги? — Нет. — Похожие картинки в Интернете видела? Или ролики на такую тему? — Нет же, зачем они мне нужны?! — Рут повысила голос, явно собираясь заплакать. — Я вообще не люблю ужасы! — Как давно у тебя эти сны? — Ну… неделю где-то, — задумалась Замена. — После чего они начались? — Да не знаю я! — разревелась Рут. — Просто так! — В школе точно всё в порядке? — Да! — А дома? Мама, папа не ругали тебя? — Нет! — Может, журналисты допекли на улице? Лезли со своими вопросами, камерами тыкали в лицо? — Никто меня не донимал, не кричал, не бил, — всхлипнула Рут, — всё было нормально, как всегда. Дедушка звонил на прошлых выходных… звал меня в гости на лето. Говорил, что мы когда-нибудь утонем тут, в Сиэтле, с нашими дождями. — Дедушка! — Шерон подскочила на месте. — Блин, мелочь, почему я в детстве не догадалась?! — Что, это он виноват? — испугалась та. — Нет, — она мотнула головой. — Но он кое-что знает. Я тогда не спросила… спрошу сейчас, — Шерон выпрямилась, вскинула подбородок и решительно сжала челюсти. — Прорвёмся, Замена. Хочешь, я лягу с тобой? — Не хочу, — поморщилась Рут, — ты горячая. — Ну, извини, какая есть, — она положила лист на подоконник и развела руками. — Порежешь его ножницами? — попросила Замена. — Пожалуйста... мне неприятно смотреть. — Вообще без проблем. Мелочь, если тебе опять будет страшно, приходи спать ко мне. Подумаешь, горячая. Зато я тебя от любого урода отобью. — Ты ведь меня не любишь, — уже менее уверенно проговорила Рут. — Я лишняя. — Но и не ненавижу. Ты моя сестра, у нас общая мама. А ещё я старше, и… — …и что? — Мне в детстве никто не помог, я всё это дерьмо разгребала сама. Предлагаю сломать систему и воевать с монстрами вместе. Что скажешь? — Я подумаю, — Рут зевнула. — Засыпай, — Шерон щёлкнула выключателем и уселась на пол около её кровати, — я тебя посторожу. — Спасибо, — пробормотала Замена и устало закрыла глаза. Всего через несколько минут она глубоко засопела, и Шерон перебралась на кресло. Сквозняк жалобно подвывал и изредка покачивал сухоцветы, что стояли в вазе. Рут лично засушивала растения и собирала из них композиции — это было её хобби. Мёртвые бутоны и стебли, шурша, тёрлись друг о друга; звук получался одновременно зловещим и успокаивающим. — «Меня расплющило после того, как я нашла фотографию в альбоме, — Шерон пыталась уловить хоть какую-то логику в происходящем. — Родители, скорее всего, давным-давно выбросили её, так что этот вариант отпадает. К тому же, я сама была на той площадке, а Замена — нет. Она, если мама мне не врёт, вообще не выезжала из Вашингтона. Тогда почему мы с ней видим одно и то же? Почти... — она осеклась, вспомнив нарисованных Заменой монстров, — у мелкой картинки жёстче. Намного». Шерон, как и обещала, караулила сон Рут до самого утра — даже не ела. Только когда взошло солнце, она, судорожно зевая, поплелась завтракать и спать. Вечером она поймала маму и попросила её уделить ей несколько минут. — Что такое, Шерон? — та куда-то спешила и выглядела крайне недовольной. — Как вы с мужем встретились? — Я уже десять раз рассказывала тебе: я очнулась в лесу, беременная, с амнезией, а он просто проезжал мимо и согласился подвезти меня до... — Откуда он ехал? — Практикуешь навыки детектива? — Откуда он ехал, мама? — Шерон, — она тяжело вздохнула и скрестила руки на груди. — При всей моей любви к тебе... это тебя не касается. Мы с ним договорились, что больше не будем трогать эту историю. — Рут снятся кошмары. — Пусть меньше сидит за компьютером. — Они снились и мне. — У тебя хромосомная патология и буйное воображение. — Мам... — Шерон, мне правда некогда. Что-то ещё? — Нет, — она посмотрела матери вслед и закусила губу до боли.***
Страшные сны Рут не отступали, и Шерон поняла, что действовать нужно было быстрее: сестре при рождении досталась более слабая психика, чем ей самой. Спидстеры, как утверждал папа, могли приспособиться ко всему; Рут же таким преимуществом не обладала. С каждым днём Замене становилось хуже: она постоянно жаловалась на головную боль, совсем потеряла аппетит, похудела и боялась ложиться спать. Шерон устала смотреть на её мучения, потому что до сих пор прекрасно помнила, каково это — просыпаться выжатой, перепуганной, измотанной. Одним погожим вечером она обшарила свой тайник, вытащила украденное из будущего кольцо и переоделась в подзабытый уже костюм спидстера. После этого Шерон затолкала в большой походный рюкзак джинсы, толстовку, кеды, несколько банок газировки и приличный запас питательных батончиков. Убедившись, что все члены семьи разбрелись по спальням, она тихо выскользнула за ворота и на сверхскорости понеслась из Вашингтона в Массачусетс — в город, где она выросла. Её неродной дедушка, отец отчима, по-прежнему жил там, и у Шерон накопилось множество вопросов, которые она хотела бы ему задать. Её путешествие затянулось: с непривычки Шерон устала, запыхалась, проголодалась до рези в желудке, её икры свело судорогой. Прибыв на место, она объелась фастфуда в каком-то незнакомом кафе и отключилась, сытая, прямо на парковой скамейке. Очнулась она только ближе к обеду, но это было ей на руку — дедушка точно уже проснулся, позавтракал и наверняка был в благоприятном расположении духа. Заскочив по дороге в ещё один сетевой ресторанчик, Шерон переоделась в туалете, проглотила, как анаконда, пару бургеров, запила их тройной порцией кофе и прогулочным шагом направилась к дедушкиному дому. Она остановилась около почтового ящика, в сомнениях разглядывая пышные клумбы. Дедушка всегда любил садоводство — вдохновенно высаживал цветы, поливал их, удобрял, и теперь по его участку, обнимая крыльцо с двух сторон, как будто стелился большой пушистый витраж, фрагменты которого отделялись друг от друга тоненькими чёрными полосами грунта. — «Забавно даже: дед растит цветы, а Замена их убивает». Глубоко вздохнув, она прогнала ненужные мысли и позвонила в дверь. — Шерон?! — дедушка открыл почти сразу и недоверчиво вытаращил глаза. — Ты какими судьбами... — Вместо Рут, — она выдавила из себя улыбку. — Ей некогда, школа, уроки... сам понимаешь. — Хоть бы раз прилетели все вместе, порадовали старика, — он распахнул дверь шире, чтобы Шерон могла войти. — Мы зовём тебя к нам, — она старательно вытерла ноги и поставила рюкзак на обувную полку, прислонив его к стене. — Нет, Шерон, — дедушка покачал головой. За то время, пока они не виделись, он заметно постарел, но ещё не одряхлел — по-прежнему казался крепким, хоть и растерял с годами уверенность в движениях. — Я умру здесь, в этом городе, и меня похоронят рядом с моей любимой женой. Ты ночевала в отеле? Голодная? Хочешь чаю с печеньем? Кофе мне врачи запретили, я его и раздарил соседям. Если б ты предупредила, что собралась в гости, я бы приготовил что-нибудь, а так... Шерон ненавидела чай, но от угощения не отказалась — как правило, за едой люди становились более разговорчивыми и дружелюбными; этому приёму её тоже обучили на лекциях. Они с дедушкой поболтали ни о чём — о цветочных клумбах, ценах на продукты, новой профессии Шерон, семье... — Детективом, значит, хочешь быть, — он повертел в руках чайную ложку. — Да, думаю, что стоит попробовать. — Не ожидал от тебя, — признался дедушка. — А чего ожидал? — Ты ж артистка, — улыбнулся он. — Тебе на сцену надо, а не в сыщики. — Нет там ничего хорошего, — вырвалось у неё, — ни на сцене, ни за кулисами. Только грязь. Скажи, а зачем тебе все эти фотографии? — Шерон показала на стену, сплошь увешанную портретными снимками: отчим с его первой женой, отчим с мамой Шерон, и сами девочки — отдельно почему-то. — Как зачем? — удивился дедушка. — Это же история. Из песни, как говорится, слов не выкинешь. Если дереву отрубить корни, то ветви завянут. — Но ты представь картину: прилетает моя мама, а тут фотография её мужа с бывшей висит... — Какой толк ревновать к покойнице? — Она тебе нравилась? — полюбопытствовала Шерон. — Первая жена сына? — Ага. — Нет, — вдруг ответил дедушка. Это прозвучало так неожиданно, что Шерон рефлекторно проглотила листик мяты, который держала во рту. — Не то, чтоб девчонка некрасивая или глупая была... Обыкновенная, как все. Просто я говорил сыну: зачем тебе жениться так рано? Погуляй, попутешествуй, поживи для себя, пока есть возможность! А он упёрся, как старый баран — «я уже сделал ей предложение!» Я подумал — неужели беременная? Но она заболела сразу после свадьбы, какие тут дети... — дед грустно вздохнул и положил ложку на стол. — У неё был рак? — Да, какой-то очень редкий, доля процента на всю планету... Все лекарства перепробовали — толку ноль. Сгорела девочка... мучилась страшно. — Где её могила? Я не помню, чтобы мы когда-нибудь ходили... — Дурака я вырастил! — дедушка хлопнул ладонью по столу. — Сам виноват, конечно — надо было с детства следить за ним... Он мало того, что запил по-чёрному, так ещё и украл тело жены из больничного морга. — Зачем? — у Шерон отвисла челюсть. — Чтоб её не разобрали на органы, — специально коверкая слова, процитировал дед. — Нет бы помочь другим, вдруг какие-то лекарства придумали бы... Но сын решил стащить труп и поехать на родину жены, никого не предупредив. Она якобы хотела, чтоб её похоронили дома, а не здесь, у нас. — В каком году это всё случилось? Дедушка уставился на Шерон, не мигая. Она не смогла прочитать выражение его лица и растерялась — обычно этот манёвр удавался ей с лёгкостью, с самого детства. — Когда это произошло? — не отставала Шерон. — Сыщица, значит, будущая, — дедушка, кряхтя, поднялся. — Вот зачем оно тебе? — Когда? — Шерон почувствовала странный холодок во рту. — Ты точно хочешь это услышать? — Точно. — Хорошо. — Он посмотрел в окно, потом обвёл взглядом портреты... — Мой сын уехал из города с телом жены, а назад вернулся с твоей матерью. — Оу, — с её губ сорвался короткий возглас. — Я решил, что он умудрился обрюхатить любовницу, пока жена помирала в больнице, растерял весь стыд и припёр её домой, — от этих слов Шерон будто окатили кипятком. — Расспросил девицу потихоньку — кто такая, откуда, а она оказалась без памяти. В синяках, беременная, тощая... Пожалел я её, в общем, и не стал прогонять. Сына я сразу затолкал в рехаб — лечиться от алкоголизма. Потом мы с ним состряпали твоей маме удостоверение... фальшивое, конечно, для настоящего знакомств и денег не хватило. А зимой родилась ты. Я тогда посмотрел на тебя и понял — зря сердился, ты не наша кровь, рыжих у нас и близко не водилось. — Тогда почему я живу под вашей фамилией? — не вытерпела Шерон. — Так было проще. Мы тебя на сына записали. — Проще?! — взвилась она. — Все ваши общие знакомые считали мою маму беспринципной шалавой, которая спала с женатым, я уверена! Так вам двоим было проще, да?! — Ты сама прилетела за правдой, белочка-следопыт, — сухо ответил дед. — Есть вещи, о которых лучше не знать. Без них спится крепче. — Куда в тот день ездил мой отчим? В какой город? — его последняя фраза отрезвила Шерон и помогла ей вспомнить о цели визита: она собиралась спасти сестру. Дедушка спокойно назвал место. Шерон дрожащими руками вымыла за собой чашку, надела рюкзак, скомканно попрощалась и ушла, изо всех сил сдерживая слёзы. Дедушка, словно ничего не случилось, пожелал ей удачно добраться до дома и попросил, чтобы ему всё-таки привезли Рут, когда учебный год закончится.***
По телефону Шерон соврала маме, что отправилась осматривать студенческий городок — не хотела, чтобы та забеспокоилась и начала её искать, подняв всю охрану на уши. Снова переодевшись в супергеройский костюм, Шерон бежала навстречу своим воспоминаниям, и ярко-голубая линия навигатора на экране указывала ей путь. Где-то за треть мили от городка Шерон остановилась, перекусила, накинула толстовку прямо поверх костюма и переобулась в кеды. Она тщательно стянула волосы резинками и спрятала их под капюшоном: буйные рыжие кудри очень сильно мешали ей оставаться неприметной и сливаться с толпой — их обязательно кто-нибудь запоминал. Вскоре её старания были вознаграждены: Шерон узнала въезд в город. Именно его кто-то из родителей — или даже первая жена отчима — запечатлел на фото: окружённая величественными вековыми соснами площадка с одной стороны оканчивалась забором, с противоположной — парапетом, а дорога упиралась в крытый мост. В крытый решётчатый мост. Шерон затошнило. Облицовка с парапета слезла неровными кусками, оба фонаря кто-то разбил, металлический забор изрядно погнули местные хулиганы — они же, наверное, исписали все видимые поверхности матерными словами и выражениями. Шерон скривилась. Она не должна была любить эту площадку, но отчего-то у неё возникло ощущение, как будто вандалы вломились к ней в спальню, ободрали обои, изрезали одежду в шкафу и оставили дурно пахнущую кучу прямо на ковре. На щербатом асфальте у парапета сидели четверо подростков лет семнадцати: двое из них пили дешёвое пиво из жестяных банок, третий курил сигарету. Руки четвёртого были свободны, но его закатанные по локти рукава и криво набитые татуировки подсказали ей, что он ничем не отличался от своих приятелей. Вся компания бурно обсуждала что-то — парни периодически хохотали и шутливо толкались. — Привет, ребят, — навесив на лицо улыбку, Шерон подошла к ним. — «Раз смеются, то вряд ли нападут. В любом случае, убежать я всегда успею... надо хотя бы попробовать разговорить их. Если я ничего не выясню, то Замена либо умрёт, либо очутится в дурдоме». — Ни хера себе, — пробубнил самый крупный, — это что, туристка? Настоящая? — Мой отчим когда-то приезжал сюда... — пробормотала Шерон, не зная, как лучше выстроить беседу. — Угу, и чё? — второй, кудрявый и худой, сделал новый глоток пива. — Я хочу узнать... Что это за место? Раньше тут всё было... слегка не так, — она поёжилась. — Насколько раньше? — поинтересовался татуированный. — Двадцать один год назад, — прикинула Шерон. — Плюс-минус. — Мы тогда ещё не родились, — гоготнул парень с сигаретой. — То есть, ты реально туристка? — татуированный наморщил лоб. — Получается, что так, — она приподняла брови. — Сходи к моей бабушке, — посоветовал тот, — она работает в музее. — Работает! — заржал крупный. — Жопу она там протирает. Почему его до сих пор не закрыли? — Слышь, — рассердился татуированный, — я рот твой ща закрою, если не заткнёшься. — Где у вас музей? — перебила их Шерон, крайне не желая становиться свидетельницей массовой драки. — А вот прямо иди, — кудрявый жестом показал в сторону крытого моста. — Не бойся, там есть пешеходная дорожка. Как попадёшь на широкую трассу, вообще никуда не сворачивай. Но музей далеко, на другом конце города. — Ничего страшного, я люблю прогулки, — она попятилась. — Спасибо, ребят. — Лучше бы тебе поскорее убраться отсюда, — посоветовал крупный. — Это угроза? — нахмурилась Шерон. — Не, — тот разочарованно потряс опустевшую банку и погрустнел, — наоборот. Здесь очень грязный воздух, для здоровья вредно. Как раз лет двадцать назад взорвалась шахта, а там газ... Всех людей сразу вывезли из города, почистили тут что-то, отремонтировали, вроде как, но... Кое-кто вернулся, потому что бросать дома было жалко, а зря. Почти все дети с тех пор рождаются больными. Взрослые не лучше. — Ваши семьи решили остаться? — Шерон прикусила язык уже после того, как бестактный вопрос слетел с её губ. — Мы доучимся и уедем, не переживай, — пообещал татуированный. — Тебя, может, проводить? — Думаешь, тебе чё-то светит с ней? — фыркнул парень, который курил. — Нет, нет, не надо, — Шерон в ужасе замахала руками. — Я сама дойду. Удачи вам, джентльмены. — Джентльмены! — все четверо разразились бурным хохотом, и она с облегчением выдохнула. — Джентльмены, ебать! Под аккомпанемент их хмельного смеха она добралась до моста. Большая вывеска «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» издевательски маячила над ржавыми воротами. Внутри тоннеля было темно и холодно — совсем как во сне; там пахло бензином, остатками выхлопных газов, прелым мусором и мочой. Шерон шла по металлической сетке крохотными, робкими шажками, ожидая, что из стен моста вот-вот выпрыгнет какой-нибудь призрак. Но ничего подобного не случилось — она успешно миновала переход, толкнула плечом тяжёлую дверь, и та со скрипом отворилась. Из второго тоннеля, который оказался более коротким и светлым ответвлением от первого, Шерон выскочила на улицу, как ошпаренная. Мимо неё со звонким лаем пробежал лохматый щенок. За ним едва поспевал мальчишка лет шести — нёсся, раскрасневшийся от погони, и отчаянно выкрикивал кличку питомца. Никаких привидений. Никаких монстров. Самый обыкновенный город с плохой экологией. Но Шерон всё ещё была уверена, что причина их с Рут кошмаров пряталась именно здесь. Она дошла до музея примерно за сорок минут — не рискнула использовать сверхскорость и брела в обычном темпе, по пути рассматривая унылые окрестности. Заколоченные окна и двери, поросшие сорняками газоны означали лишь одно — большинство домов явно были заброшены. На некоторых висели объявления: «ПРОДАЁТСЯ, ДЁШЕВО». Даже сетевой ресторан известной фирмы в такой обстановке казался обветшалым, полинявшим, покрытым пылью. Впрочем, из колонок у входа доносилась музыка, внутри здания горел свет, а по залу, вцепившись в подносы, сновали немногочисленные посетители — их легко можно было разглядеть сквозь панорамные окна. — «Жутковато», — Шерон передёрнулась. Она бы ни за что не посчитала крошечный кирпичный домик с неожиданно дорогими резными дверями настоящим музеем, если бы его не украшали сразу две металлические — латунные, похоже — таблички: «КРАЕВЕДЧЕСКИЙ МУЗЕЙ» и «ИСТОРИЧЕСКОЕ СООБЩЕСТВО». Часы и дни работы организаций, впрочем, разнились. Шерон подумала, что там всё равно заседали одни и те же горожане — если заседали вообще, и смело потянула створку на себя. Та скрипнула так пронзительно, что у Шерон кольнуло в правом ухе. — Здравствуйте! — громко позвала она. — Здесь есть кто-нибудь? — Молодая леди! — строгая сухонькая старушка, вынырнув из соседнего зала, окинула её презрительным взглядом. — Вы в музее, а не на передвижном рынке. Говорите потише. — Ой, как здорово, что Вы тут, — обрадовалась Шерон. — Ваш... внук сказал, что у вас можно что-нибудь узнать про город. — Внук? — Ну... такой высокий парень с татуировками на руках? — Гленн, — вздохнула старушка. — Где Вы его видели? — В центре, около кафе с бургерами, — моментально сориентировалась Шерон. — Хорошо, — расслабилась та. — Для Вас я, пожалуй, буду миссис Стивенс. Что конкретно Вас интересует? — Меня зовут Шерон, Шерон Мэри Уэст. Я прилетела из Сиэтла... — Из Сиэтла?! — с миссис Стивенс едва не упали очки в старомодной, но удобной оправе. — К нам, так далеко? Вы учитесь на историческом факультете, Шерон? — Нет, я буду частным детективом. — О-о-о, вот как. Значит, Вы хотите послушать про взрыв на шахте в девяносто четвёртом году? — Я хочу послушать про всё, — Шерон посмотрела ей в глаза. — Чем больше информации, тем лучше. — Нет, так нельзя, — возразила миссис Стивенс. — Обозначьте временной промежуток. — Ну... последние лет двести? — Вы очаровательны, Шерон, — та внезапно рассмеялась. — Пройдёмте, в выставочном зале есть софа для посетителей. Следующие пару часов Шерон, как губка, впитывала в себя новые знания. Захолустный и почти мёртвый ныне городок действительно славился богатой историей — раньше в этих местах жили индейские племена, которые, по слухам, владели древней языческой магией. Шерон засомневалась бы, если бы в будущем ей лично не приходилось сталкиваться с подобным, поэтому она только охнула и с понимающим видом кивнула. Индейцев истребили, прогнали с родных земель, но у них нашлись последователи — люди верили, что смогут овладеть такой же магией, если выполнят определённые ритуалы. — Секта, — пробормотала Шерон. — Культ, — поправила её миссис Стивенс. — Вы верите в богов, Шерон? — Нет. — И я нет, — та сложила руки на коленях. — Вера — удобный инструмент для тех, кто не умеет контролировать свою жизнь. — А мне просто не нравится думать, что всё уже решено до нас. — Соглашусь... отчасти, — миссис Стивенс склонила голову набок. — Некоторые вещи действительно предрешены... но лишь потому, что мы не можем повлиять на действия других людей. И, поскольку буквально каждый шаг несёт последствия, все мы связаны друг с другом — так или иначе. — Наш разговор тоже влияет на ход всеобщей истории? — Несомненно. — А что Вы понимаете под «связаны друг с другом»? — Шла как-то кошка по подоконнику и нечаянно уронила горшок с цветком. Он упал на голову прохожему, и тот погиб на месте. У мужчины остались жена и дети — жена заболела от горя и умерла, а дети осиротели. Один из них озлобился, вырос преступником и убил пару десятков людей. Вся наша жизнь, Шерон — это бесконечная цепь из случайностей. — Но причём тут сек... то есть, культ? — Люди хотели верить, что они выше других, сильнее, умнее. Один из ритуалов и привёл ко взрыву в шахте. Не нарочно — с годами под землёй образовался газовый карман, о котором никто не знал. Но вот так маленькая группа, жаждущая власти, погубила целый город. — Мне... жаль, — пробормотала Шерон. — Мне тоже. Однажды мы собрались в большое сообщество, упорно трудились, пока о нас не узнали на всём Восточном Побережье, диссертации писали, а теперь... Нас осталось трое, здесь мы и умрём. С любовью к городу и его истории. — Можно посмотреть картины? — попросила она. — Да, конечно, — миссис Стивенс встала. — Обычно это платно, но... — Сколько? — Нисколько. Идём. Мрачные полотна в тяжёлых деревянных рамах нагнетали тоску. Шерон почувствовала, что у неё закружилась голова, и воздуха как будто не хватало. Она оглянулась в поисках вентиляционной решётки, но тут её взор зацепился за фотографию девушки. Знакомой девушки. На стене музея висел портретный снимок первой жены отчима Шерон — совсем юной, здоровой, улыбающейся. — Кто это? — дрогнувшим голосом спросила она. — А, это же... — миссис Стивенс назвала имя. — Она была дочерью одного из членов исторического сообщества, очень любознательной леди... совсем как Вы, Шерон. Она подарила нам много материала для исследований, помогала организовывать встречи... В благодарность за это мы дали ей титул почётной участницы. Потом её родители погибли — сразу оба, случилась авария на дороге. Мы поддерживали её финансово, пока она не поступила в институт. Через несколько лет она вышла замуж за парня из другого штата, и больше мы её не видели. Я даже не знаю, жива ли она сейчас. — «Нет», — едва не ляпнула Шерон. — Слушайте, а эти последователи культа... они никого не воскрешали? Ни разу? — Воскрешали?.. — та фыркнула. — Неужели я напрасно сочла Вас умным человеком, Шерон? Если бы кто-то успешно осуществил воскрешение... об этом прознал бы весь мир. Конечно же, нет. Фанатиками они были, и не более того. — «В этой вселенной с мета-генами туговато», — подумала она. — У вас есть какие-нибудь буклеты с фотографиями картин? — вслух поинтересовалась Шерон. — Что именно Вы расследуете? — Убийство, — поспешно выпалила она. — Один из подозреваемых гипотетически мог входить в местный культ... тогда, около двадцати лет назад. — Надеюсь, его посадят, — лицо миссис Стивенс исказилось от злобы, — за наш город. За всех, кто погиб при взрыве и при ликвидации утечек. За больных детей, грязный воздух и ядовитую воду. Они должны расплатиться. — Благодарю за помощь, — Шерон сглотнула, у неё задрожали руки — тело кричало о том, что ему срочно нужна еда. Прихватив с собой целый ворох буклетов и попрощавшись со словоохотливой миссис Стивенс, она отбежала дальше по широкой улице, перелезла через ограду и спряталась в тени старых могучих сосен. Убедившись, что за ней никто не наблюдал, Шерон вынула из рюкзака пару батончиков и жадно проглотила их, а потом залпом опустошила банку с газировкой. — «Итак, — она утёрла губы рукавом толстовки. — Всё, что мне говорили о первой жене отчима — правда. Она местная, её тут любили. Значит, мне осталось только сфотографировать мосты для Замены, чтобы уточнить, видит ли она во сне конкретно их, и заглянуть на кладбище — там должна быть могила той девушки». С первой частью плана она справилась играючи, однако вторая обернулась полным провалом. Шерон нарезала по небольшому кладбищу больше десятка кругов, истоптала всю траву, но так и не нашла надгробие первой жены отчима. У неё промелькнула мысль, что ту могли захоронить под чужим именем, но Шерон сразу отмела эту идею. — «Так, но если могилы нет... тогда где же тело? Куда отчим его спрятал? Зачем соврал всем, что она покоится здесь? Любая элементарная проверка...» — Шерон осеклась и застыла. До неё вдруг дошло, что никто и не собирался ничего проверять — молодая женщина умерла от рака, долго лежала в хосписе, её смерть не казалась криминальной. Но быть и казаться — не одно и то же. Шерон выпрямилась. Внезапно ей стало так жарко, как будто в её груди развели костёр. Все обрывки мыслей и разрозненные факты внезапно сложились в одну — неприглядную и ужасающую — картинку. Она хотела было вернуться в музей, показать миссис Стивенс мамино фото на телефоне и спросить, встречала ли она раньше эту женщину, но передумала — мама постоянно мелькала в телевизоре; не хватало ещё, чтобы в ней, Шерон, узнали дочь селебрити. Вместо этого она сконцентрировалась и продолжила думать. У неё есть мета-гены, она более восприимчива, чем обычные люди, и обладает выдающейся зрительной памятью — папа говорил, что для спидстера это безусловная норма. Шерон было года полтора, когда мама зачем-то привезла её в этот город. Другой ребёнок не запомнил бы ни поездку, ни пейзаж, но спидстер с примесью инопланетной крови смог — к несчастью. Мама была здесь. Не одна — с Шерон. Возможно, она и сфотографировала площадку с парапетом. Что мама могла искать? Работницы музея не в курсе, что случилось с первой женой отчима. Иначе миссис Стивенс сказала бы, что та давно мертва и похоронена на местном кладбище. Отчим лгал. В Замене половина его крови, и у неё тоже есть мета-гены — мамины. Большинство магических ритуалов строятся именно на крови. Сверхспособности могут передаваться по наследству. Значит... За ничтожную долю секунды Шерон облачилась в супергеройский костюм и понеслась домой, в Сиэтл, со скоростью баллистической ракеты. В её голове снова и снова крутилась дедушкина фраза: — «Ты сама прилетела за правдой, белочка-следопыт».