Целься в голову

Чужая ладонь легла на его горло, обласкала опасной близостью сильных пальцев, способных в любой момент перекрыть ему кислород, но до поры до времени выжидающих. Осторожных. Практически нежных. Соуп потянулся навстречу этой руке, а она спустилась ниже, к ключицам, к часто вздымающейся груди. Остановилась на напряжённом животе. Он облизнул губы, приподнялся на локтях, пробормотал: — Смелее, элти. Гоуст был без маски. Забавно — Соуп мог бы в любой момент посмотреть ему в лицо, исследовать каждую черту, обычно спрятанную за плотной чёрной тканью. Выучить как чёртову молитву, как свой личный псалом, обращённый к богу с винтовкой. Мог бы — но почему-то не смотрел. Жмурился, дрожал, ёрзал на матрасе, непривычно мягком для того, кто привык ночевать хоть в поле, хоть на камнях; ждал, боясь дышать. — Ну же. — Разве нам есть куда торопиться? Он никогда не слышал, чтобы Гоуст разговаривал с ним вот так — этим мягким насмешливым голосом, граничащим с чем-то немыслимым, с чем-то интимным. Это заводило ничуть не меньше, чем исследующие движения чужой ладони, теперь опустившейся на его вздыбленную ширинку. Соуп глухо чертыхнулся сквозь зубы, вскинул бёдра, прорычал: — Есть, или всё закончится, не успев начаться. Гоуст издал тихий смешок. — Ты хочешь меня, Джонни? — спросил он таким тоном, будто отдавал приказ отчитаться о ходе миссии. — Хочешь, чтобы я тебя потрогал? Расскажи мне, как давно и как часто ты думаешь о моих пальцах на твоём члене. А может, о моих губах? О моём горле? И — едва слышно: — О том, как я буду ощущаться внутри, как натяну тебя, как заставлю скулить и извиваться подо мной? Соуп беспомощно хныкнул. Прохрипел, теряя драгоценные крупицы кислорода с каждой буквой, с каждым увеличением давления этой восхитительной и безжалостной руки на его стояк: — С-сука, зачем спрашиваешь, если… бля-адь… и так обо всём знаешь? Тёмные глаза лейтенанта Райли смеялись. — Ну, — промурлыкал он бархатно, Соуп никогда в жизни не слышал, чтобы Гоуст разговаривал с такой вкрадчиво-кошачьей интонацией, но теперь, пожалуй, не успокоился бы, не передёрнув на неё пару сотен раз, — мне нравится смотреть, как ты теряешься. И вдруг переменился в лице. Откуда-то взялась балаклава, привычно укрывшая всё, кроме участка вокруг глаз — вычерненной углём кожи, светлых ресниц, золотистых крапинок на карем. Исчезла ладонь, почти готовая обхватить его твёрдый член; Гоуст будто бы стал дальше — на расстоянии прикосновения, — и Соуп обнаружил себя неспособным оторвать от пола руку, чтобы преодолеть эту дистанцию. А потом Гоуст выплюнул с совершенно другой — безразличной — интонацией: — Просыпайся. — Что… — потерянно начал было Соуп, пытаясь потянуться к нему, отдаляющемуся с каждой секундой. — Нет. Нет, не уходи. — Вставай. — Останься, твою мать. — Джонни… — Пожалуйста. Пожалуйста, элти… Ему вдруг стало холодно. Последнее слово — это дурашливое сокращение, по которому к Гоусту обращался один только Соуп — ещё звучало у него в голове и вибрировало на языке, когда его потрясли за плечо, и Соуп рывком сел в постели. …нет. Не в постели. Он сидел на бетонном полу, щека ощущалась горячей и шершавой от соприкосновения с грубой тканью куртки, которую Соуп использовал вместо подушки. В паре футов от него обнаружился Гоуст. В маске, с автоматом в руках. С этим своим знакомым взглядом, холода в котором хватило бы для того, чтобы выморозить Лох-Несс до дна. Это был сон, осознал вдруг Соуп с ошеломительной и пугающей ясностью. Просто сон. Похожий на реальность всем, кроме одного простого факта: того, что Гоуст никогда и ни за что не дотронется до меня вот так. Ничего нового. Ничего, что могло бы меня удивить. Вот только… Последние свои слова я, кажется, произнёс в действительности. — Прайс и Роуч вернулись, — Гоуст смотрел куда-то в сторону. — Слегка помяты, но живы. Раздобыли патроны. Мы с тобой выдвигаемся через десять минут. За этим последовала короткая заминка, в течение которой к горлу Соупа медленно, но верно подступал ком из осознания того, что он наговорил, и неконтролируемого, практически животного ужаса. А потом Гоуст поднялся на ноги и бросил ему, как кость тощему уличному псу: — Приведи себя в порядок. Кивнул — и Соуп, проследив за направлением этого отрывистого движения, обнаружил, что у него стоит. Он побагровел, открыл рот, не зная даже толком, что скажет и как оправдает себя — можно ли было списать всё на влажный сон с участием Джордан Данн? слышал ли Гоуст собственное звание, произнесённое в таком контексте, что даже до самого тупоголового человека в мире дошло бы, что именно снилось безмозглому сержанту МакТавишу? — но Гоуст опередил его и припечатал бескомпромиссным: — Я буду ждать внизу. Соуп не знал, чем это было — милосердием или равнодушием. Соуп знал только, что никогда, ни единого блядского разочка за всю свою жизнь, полную курьёзных случаев и сомнительных случайностей, не мечтал провалиться сквозь землю с такой отчаянной силой. — Пиздец, — прошептал он, невидяще пялясь в серую бетонную стену напротив. — Пиздец. Просто… пиздец. Более меткой характеристики для обозначения ситуации не существовало. Соуп был в дерьме. Соуп был в полной жопе. Соуп был патологически одержим уёбком, которому было на это наплевать. Когда он, кое-как вернув себе внешнее спокойствие — чего нельзя было, разумеется, сказать о внутреннем, — спустился на этаж ниже, возле мечущегося в горячке Газа обнаружился Роуч. Заслышав шаги Соупа, он поднял голову от влажного компресса, из которого выжимал лишнюю воду, и криво улыбнулся: — Порядок, приятель? На правой щеке у него виднелась глубокая кровоточащая царапина. Соуп искренне понадеялся, что Роуч не ковырялся в ней грязными пальцами — только ещё одного вышедшего из строя бойца им не хватало. — Полный, — лживо ответил он. Приблизился. Они обменялись рукопожатиями, ладонь у Роуча была мокрая и холодная. — Попали в передрягу? — Пустяки, — Роуч поскрёб щёку чуть ниже пореза и осклабился. — Наткнулись на бабульку, знаешь, типичный такой божий одуванчик. Прямо в окружении этих тварей. Может, даже не знала о том, что миру наступил пиздец, я б не удивился. Хотели её вытащить. А потом она чуть не отгрызла Прайсу башку. — Класс, — буркнул Соуп, мимолётно отметив, что ничто в нём не изумилось и не сжалось, как изумлялось и сжималось раньше, когда они сталкивались со свидетельствами того, в какую херню способен был превратить вирус безобидных с виду людей. — А где он? — Базарит с Гоустом, наверное, — Роуч пожал плечами и широко зевнул. — Гоуст сказал, вы там попрётесь в аптеку и, может, сможете пожрать чего захватить. — Ага, — интересно, тоскливо подумал Соуп, что ещё Гоуст успел тебе наговорить, — если не подохнем по пути. Там рядом гнездо. Роуч нахмурился. Хотел что-то сказать, наверняка попытаться отговорить их от этой вылазки — так же, как сам Гоуст отговаривал Соупа от самоубийственной идеи пойти одному. Потом посмотрел на Газа. Они оба посмотрели: на его посеревшее лицо, на запавшие щёки, на растрескавшиеся губы, покрытые многочисленными ранками. Газ не прожил бы и двух дней без лекарств — вот что было ясно любому. Вот что, вероятно, заставило Гоуста передумать, а Роуча — только тяжело вздохнуть и пробормотать: — Будьте осторожны, мужики. С кем мне перекидываться в картишки в Чудесном Новом Мире Выживших, если вы копыта отбросите? Соуп промолчал. Раньше — когда старина Ройс ещё был жив — они с Роучем составляли шутовской дуэт мечты. И если Соуп ориентировал свои юморески преимущественно в адрес Гоуста, которому они были что слону дробинка, то эти два дурака умели развеселить целую команду. А теперь Ройса не было, и клоунада Роуча изрядно побледнела. Впрочем, им всем с каждым днём было всё сложнее находить поводы для веселья. — Ну, я погнал, — неохотно пробормотал Соуп наконец. Похлопал Роуча по плечу и слабо усмехнулся. — Приятно понянчиться. — Пошёл ты, — ожидаемо ответил тот: это у них было вместо пожелания удачи. Соуп позволил себе ещё один короткий взгляд на Газа — взгляд, от которого у него всё внутри мерзко вздрогнуло — и покинул этаж. Капитан Прайс действительно обнаружился внизу, у выхода из здания: стоял рядом с Гоустом и о чём-то тихо ему говорил. Выглядел кэп не лучше Роуча — грязный, осунувшийся, перемазанный в крови. Но, завидев Соупа, Прайс улыбнулся в бороду и показал ему большой палец. Значит, ранен не был, только заебался. Все они здесь смертельно заебались. Соуп и не помнил, когда в последний раз им выдавался спокойный денёк. Гоуст тоже повернул к нему голову, окинул странным нечитаемым взглядом и отвернулся. Соуп нервно сглотнул. На то, чтобы приблизиться к ним, ему потребовалась изрядная доля всей остававшейся у него выдержки. Они с Прайсом обменялись рукопожатиями, кэп беззлобно усмехнулся: — Цветёшь и пахнешь. — Сам-то когда в последний раз мылся? — не остался в долгу Соуп; да уж, обыкновенная ванна стала теперь для них недостижимой роскошью. — Я тут говорил Саймону о том, что вам следует позаботиться о гнезде, — произнёс Прайс совершенно другим тоном — деловым и собранным. — Риск, что они услышат вас, слишком высок, и даже вы не сумеете отстреляться от огромной стаи. — Скажи что-нибудь новое, а? — устало буркнул Соуп. Прайс хмыкнул и пригладил усы. Гоуст хранил гробовое молчание. — Я предлагаю вам устроить небольшую диверсию, — сказал кэп наконец, когда напряжённая пауза затянулась. — Мы с Роучем нарыли не только патроны — на складе нашлась ещё и парочка гранат. Если подберётесь вплотную к гнезду незамеченными, сможете подорвать этих тварей. В идеале ещё и перекрыть им выход из здания обломками. Тогда они вас не потревожат. — А разве взрыв не привлечёт зомби-одиночек? — скептически поинтересовался Соуп, почему-то пялясь Гоусту куда-то в район плеча. — Сам знаешь, какой у них слух. Это было ещё одной вещью, которую они быстро уяснили в отношении зомби. Те постепенно слепли — в течение нескольких часов после инфицирования глаза у них затягивало мутной плёнкой, очевидно, действие вируса каким-то образом ускоряло процесс прекращения функционирования зрительной системы. Однако взамен паразит награждал их слухом, превосходящим человеческий: зомби были неспособны углядеть человека издалека, но окажись он поблизости, пни он крошечный камешек в нескольких футах от одной из этих тварей… И они безошибочно определяли местоположение источника звука. — Одиночки — меньшее зло, — задумчиво заметил Прайс. — Но, возможно, есть смысл отвлечь их. Используйте вторую гранату. Сбросьте её с крыши за пределами зоны охвата гнезда. Это даст вам время, пока одиночки не сообразят, что вы их провели. Но вам, разумеется, придётся быть… — …осторожными и бесшумными, да-да, — нетерпеливо закончил за него Соуп; он продолжал пялиться на Гоуста, а тот продолжал смотреть куда угодно, но только не на него, и, положа руку на сердце, это беспокоило его гораздо больше гипотетических незваных гостей. — Пока мы лясы точим, Газ отъезжает в мир иной. — Ваша спешка его не спасёт, — сухо прокомментировал Прайс. Потом, смягчившись, кивнул: — Впрочем, ты прав, нет смысла проговаривать одно и то же по сотому разу. Возьмите сколько сможете унести. Лекарства, бинты. Провизию. Роуч, пока мы сидели в засаде, мечтал о банке тушёнки. — Придётся стать его феей-крёстной, — ухмыльнулся Соуп. — Удачи, — Прайс обменялся рукопожатиями с ними обоими, и с Соупом, и с продолжающим молчать Гоустом. — Она вам понадобится. Соуп проводил его удаляющуюся спину взглядом. Повернулся к Гоусту. Вздрогнул: теперь тот смотрел на него в упор, и глаза у него были бесстрастные и холодные. Соуп подумал о том, чтобы обсудить с ним произошедшее, отмазаться, оправдаться… А вслух вышло одно только жалкое: — Пойдём? Гоуст кивнул и первым двинулся к выходу из здания. Соуп залип взглядом на крепкой заднице, обтянутой брюками, и тихонько вздохнул. Его жизнь определённо шла по пизде, и дело было даже не в том, что сегодня они отмечали сотый день после конца света.