Ты не спасешь мою душу

      Хенджин, на первый взгляд, казался обычным парнем с красивым личиком. В танцах он выглядит потрясающе и очень горячо, закатывая глаза, облизывая губы и умело включая томный и разрывающий взгляд, от которого невозможно оторваться. На его движения засматривались все без исключений. Включается музыка — все вокруг исчезает, остается только он. Плавные изгибы тела и рук, быстрые и плавные движения бёдрами. В этот момент он наедине с собой, и больше никого вокруг для него не существует. Мир затихает, образовывая сплошную тёмную стену вокруг.       У парня действительно был талант к танцам, который он постоянно развивал. С самого детства это была главная страсть в его жизни. Танцы разжигали его сознание, заставляли сердце биться учащенно.       И это была единственная причина, по которой он ещё существовал последние 8 лет.       Все это дополнялось неземной красотой. Если посмотреть на лицо, то в глаза бросается идеальный мягкий профиль лица, ровный разрез глаз, пухлые губы, которые он часто любил закусывать, нежная и чистая кожа. Корея, конечно, славится генетикой, пластикой, уходовыми средствами и кучей фильтров, но не в его случае. Иногда казалось, что что-то свыше слепило его внешность вручную. Не слишком высокий, но и не низкий, изящная в меру худоба. Всё в странной точности — не больше и не меньше, будто по линейке отмерили. Хенджин любил покушать, но с его рвением к танцам и постоянными тренировками, у углеводов из любимых булочек не оставалось шансов, и постоянные нагрузки делали тело идеально подтянутым.       Но за всей этой красотой должна ведь быть душа, верно? Зачастую, люди не выдают себя настоящего, показывая какой-то конкретный образ, подходящий под ту или иную ситуацию.       Так делал и Хенджин. Только делал он это забавы ради, чтобы к нему не лезли к лишними вопросами. Показывал безразличие, чтобы избежать привязанности к людям, старался не знакомиться с новыми людьми, избегал вечеринок и компаний. Для него это чуждо.       У него был только один друг, с которым он мог иногда поговорить и немного излить душу в тяжёлые эмоциональные дни. Только Минхо понимал его израненную душу и никогда не пытался её излечить. Он и сам с трудом шёл на контакт, но не был настолько закрытым как Хенджин. У него были несколько друзей, парень, который ему дорог, но которому он боялся признаться в своих чувствах. А ещё он очень любил котов. Из-за чего связал свою жизнь с работой в ветеринарной клинике. Минхо имел одно правило — иногда стоит просто не лезть в душу, а быть рядом в нужный момент.       Он поддержал его в самый трудный момент жизни. Какое-то время Хенджин даже жил у Минхо, который заботился о нем как о родном брате, и всеми способами старался вытащить его из депрессии.       Минхо был старше Хенджина на 2 года. Они учились в одном университете, Минхо изучал ветеринарное дело, Хенджин, на тот момент, горел идеей стать художником. Это было еще одним хобби, которое он хотел превратить в профессию. Но окончив университет он так и не связал свою жизнь с этой деятельностью. Танцы одержали верх, и он без остановки развивался в этом, полностью погружаясь и отдаваясь своей страсти.       Со временем он добился высоких результатов, и стал преподавать в танцевальной студии, где вёл группы без конкретных ограничений по полу и возрасту. Большая часть преподавателей отдавала предпочтение группам мужского либо женского пола с конкретным видом направления танцевальных практик. Хенджин, в свою очередь, придумал свое направление: договорился с директором студии, что будет выбирать любой вид танца для занятий и каждая группа могла включать в себя любого посетителя, будь то подросток, взрослый, женщина или мужчина. Это были свободные двухчасовые занятия, больше направленные на новичков, которые хотят попробовать себя в разных направлениях. Директор дал добро.       Зачастую некоторые посетители школы подходили к нему с запросами на индивидуальные уроки. Но Хенджин отказывался.       — Вы также можете посещать мои групповые тренировки. Если Вам требуется помощь, или есть вопросы, всегда задавайте их и не стесняйтесь, — и многие прислушиваясь к этому совету, действительно возвращались ещё не раз.       Но был один парень, который стабильно уже третий месяц ходил на два занятия в неделю. Хенджин удивлялся, ведь обычно люди не задерживались в его группах, так как танцевальные практики менялись под каждое занятие, и ученики быстро понимая, что им подходит, покупали абонементы на конкретное направление. Его группа была больше проходной. Но этот парень ходил на разные виды танцев, будто ему было без разницы какая сегодня будет хореография.       Хенджин запоминал людей по лицам и движениям. 90% посетителей впервые пытались обучаться, и выглядели зажато, скованно, боялись делать движения или сделать сразу неправильно. Ещё небольшой процент учеников чувствовали свое тело, но не умели им хорошо управлять. С такими было проще, но они, попробовав, так же уходили на абонементы на определённый вид практик. И только этот парень посещал исключительно его занятия и именно в понедельник и пятницу.       В один из дней двадцать восьмой зимы своей жизни Хенджину пришлось взять больничный. Он слег с температурой под 39, и Минхо как заботливая мама, ухаживал за ним.       — Хенджин, ну скажи, как ты умудрился? Опять после занятий с разгоряченным телом по улице ходил? Куртку конечно же не застегивал? — причитал Минхо, но с заботой очищая для друга апельсин.       — Да было всего пару раз… — закатил глаза Хенджин.       — Пара-тройка десятков раз, ты забыл уточнить.       — Не начинай.       Минхо улыбнулся своей кошачьей улыбкой и ещё 10 минут рассказывал о своих трех котиках. Да, все-таки это был единственный человек в жизни Хенджина, которого он мог спокойно и с интересом слушать.       — Как ты вообще? Ничего не беспокоит? Как работа? — невзначай спросил Минхо.       «Он либо бабка-гадалка, либо очень проницательный. Иначе как объяснить то, что именно в этот момент он решил узнать что у меня на душе?» — подумал Хенджин.       — Все как обычно. Люди приходят и уходят, а я все так же на своем месте. Разве что-то еще нужно?       — Возможно, смысл жизни и желание делать что-то еще? — Минхо отправил в свой рот дольку апельсина.       — Чтобы все было «стабильно»? Ты действительно представляешь меня в таком ритме жизни? — Хенджин закрыл глаза и вздохнул полной грудью. Сейчас бы чего-то обжигающего в горло, — Я вот не представляю. Иногда я думаю, а что если мы все живем против своей воли? Будто некая сублимация от своих реальных желаний и действий. Вот хочу я покричать пока еду в автобусе — а нельзя. Почему? Да потому что в лучшем случае на меня посмотрят как на дурака, а в худшем вызовут санитаров. А поверь мне — я бы так часто делал, если бы не общественное мнение, — запустив руки в волосы и открыв глаза, он пытался найти в потолке ту самую дыру, из которой со временем начнет светит то самое солнце, о котором он мечтает, — Или, например, не хочу я жениться. Понравится мне парень, и что? Родители с меня с живого не слезут, а то же общественное мнение… Мне плевать на него, но чтобы существовать с этом мире — нужно подстраиваться. Баста.       — Иногда стабильность — единственное, что может поддерживать тебя. Всегда будет кто-то кто сможет выдержать все твои загоны, страхи, и поможет пережить боль. Даже если будет нужен день или неделя побыть наедине с самим собой — этот «кто-то» не будет тебя трогать. Он поволнуется, но будет доверять тебе и ждать сколько нужно. Те кто не выдерживают — не уважают тебя. Так что, дорогой друг, думаю в этом мире есть кто-то кто сможет вытерпеть даже тебя, — Минхо отправил последнюю дольку другу в рот, а тот легко куснул его за палец. Минхо остался доволен — раз кусает, значит весь во внимании и удалось приоткрыть дверцу этой сложной души. Значит, что все не так плохо.       Стабильнее Минхо, наверное, нет никого. Он раз в месяц задавал эти вопросы, Хенджин, в свою очередь, называл их «допросами» и «исповедями для облегчения души», мягко прощупывая почву, чтобы знать не впал ли друг в депрессию. Неважно какая погода была, или как он себя чувствовал, Минхо всегда делал всё чётко. Хенджин в один день даже подумал как же это иногда бесит. Но мысленно быстро забрал свои слова обратно.       Стабильное и спокойное состояние — это несбыточная мечта Хенджина. Живя в вечном дисбалансе с самим собой, он даже подумать не мог, что когда-то смог бы стать более уравновешенным в эмоциональном плане.       В 25 лет в один день он принял волевое решение вытащить себя из пятилетней депрессии, с чем и работал на протяжении последних трех лет. Работа над собой всегда является тяжёлым трудом, не каждый может вернуть себя к нормальной жизни. Ощущение пустоты, беспомощности и безысходности давило на него много лет. Хенджин не чувствовал ни веры в будущее, ни смысла жизни. В чем вообще смысл его жизни? Он не мог ответить на этот вопрос. Окончить университет, найти стабильную работу, жениться и завести детей — так диктовало общество и родители. Всё твердили, мол, все будет хорошо, люди как-то живут, и ты сможешь. Но Хенджин от одной только мысли о такой жизни готов был закрыть уши и кричать пока его не начнёт тошнить. Депрессия развилась до такой степени, что он не мог есть. Дошло до того, что он начал курить, чтобы подавить желание принимать пищу. Желудок не принимал пищу, его постоянно тошнило, но мозг говорил, что нужно принимать хоть что-то. Единственное, что он хоть как-то мог иногда запихнуть в себя в качестве источника пищи — апельсины и гамбургер. Но в 24 подключился алкоголь. Мысли доходили до суицида, и алкоголь притуплял это состояние. Но в состоянии опьянения Хенджин стал приходить в состояние паники, возникающее от страха одиночества. Так он начал посещать бары, а потом клуб «Any or All».       Квартира Хенджина располагалась у огромного парка, а клуб — на противоположной стороне от парка. Дома по вечерам он пил вино, но в клубе же исключительно виски. Пока выпитое дома вино разгоняло кровь, он одевался и медленно шёл до клуба, разгоняя клубы дыма, иногда останавливаясь и поднимая мокрые от слез глаза на тёмное небо, ожидая увидеть ответы на свои вопросы. Ответов не было, но свежесть ночного воздуха отрезвляла и возвращала мысли о том, как неплохо бы было заснуть навсегда и не думать ни о чем.       Проходя к барной стойке клуба, он отключал мозг, оставляя свободное место только под громкие биты и голос барменов, что быстро запомнили симпатичного блондина. Chivas Regal обжигал горло, но Хенджин того и добивался. Вообще, он не любил крепкий алкоголь, но ощущение тепла, что растекалось от глотка горячей жидкости по всему телу до кончиков пальцев, успокаивало и будто бы обнимало. Поднимая бокал своими изящными длинными пальцами и делая очередной глоток, он закрывал глаза и смаковал виски. Глоток — прилив, сопровождающийся мурашками.       Сидя у барной стойки, он затуманенным взглядом рассматривал девушек с точеными фигурами в неприлично коротких платьях, которых прижимали к себе парни, что своим взглядом готовы были не то, что съесть, а трахнуть любую хрупкую фигурку. Им неважно было что внутри, какой цвет глаз, увидеть милые ямочки на щечках. Свою роль играло лишь то, как губы очередной девушки будут смотреться на члене и как будут вылетать стоны из этих губ. Хенджин не понимал, как можно добровольно отдаваться в лапы таких животных. Неужели самоконтроль — это настолько редкая вещь, которой пользуются лишь несколько процентов людей в мире? Из вариантов Хенджин предполагал, что люди как раз и шли за этим в подобные заведения и напивались до беспамятства. В каком-то смысле он делал так же, только его самоконтроль работал слишком сильно. Даже в самом сильном опьянении, он помнил все, что делал, что говорил. И до сих пор помнил свою первую ссору с Минхо.       Все страдания друга Минхо застал в полном объеме. Он помогал ему, когда тот мог все выходные пролежать овощем, изредка прогуливаясь до кухни за очередным бокалом вина. Минхо настоял на копии ключа от квартиры под предлогом «на всякий случай», Хенджин даже не сопротивлялся. Он приходил, оценивал состояние друга, иногда мыл посуду, приносил пиццу и выпечку, включал фильмы. Много раз он заставал Хенджина лежащим на диване в тишине с пустым взглядом в потолок, от которого он, видимо, хотел получить какие-то ответы. Потолок не отвечал, бокал с вином осушался и заполнялся по новой.       Поначалу Хенджин не реагировал на действия друга. Он просто принимал факт, что тот приходит и пытается вытащить его из режима амебы. Минхо включал фильмы, пытался вытащить его на разговоры, которые Хенджин в такое состояние просто ненавидел. Он не любил делиться мыслями о своих переживаниях, это скручивало желудок в тугой узел так сильно, что подступала тошнота. На первые фильмы Хенджин просто не обращал внимания, отключая мозг и уходя в свой мир. Но когда Минхо стал приходить чаще, он стал ловить себя на мысли, что ему приятно, когда тот сидит просто рядом. На комедиях Минхо улыбался своей кошачьей улыбкой и заливался нежным смехом. На драмах эти темные и, опять же, кошачьи глаза могла заполнять пелена слез, и глаза друга становились ярче звезд. Минхо редко показывал свои настоящие эмоции, но если показывал — то можно было по полной ощутить глубину его души.       — Приходи завтра.       — Мне послышалось? — Минхо посмотрел в зеркало и протер глаза, — Кажется, у меня галлюцинации. В апельсинах что-то было, не пойму, — он не выдавал смеха, умело контролируя свои эмоции, но в то же время действительно удивляясь приглашению друга.       — Без работы совсем тошно, я бесконечно думаю. Но не буду же я болеть в одиночестве. Приходи, правда. Я буду рад, — Хенджин подал куртку и облокотился на стену, — Пожаааалуйста, и захвати мандарины. Ну или гамбургеры. Или все вместе.       — Ведешь себя не как человек в депрессии с температурой, а как беременная женщина, — Минхо потянулся к ручке двери. Открыв дверь, он переступил порог и обернулся, — Но с одним условием — я приду не один, — и закрыл за собой дверь. За дверью послышался тихий смех и топот быстро бегущих по лестнице ног.       — Стоп, что…