Индульгенция

— Отчёты за вчерашний день, — Инь Юй кладёт небольшую папку на край прозрачной столешницы. Хуа Чэн поднимает уставший взгляд на своего работника. С хмыком кивает ему, мысленно не понимая, как он может выглядеть таким бодрым с утра. Рука не тянется к отчётам, чтобы проверить, вместо этого кончики пальцев проводят по бейджику, в золотом стиле, с выгрированными инициалами Х.Ч и нижней строкой должности. «Генеральный директор». Как скучно. К отчётам всё же стоит притронуться. Иначе получится как в прошлом месяце, когда он оставлял на потом, а как раз потом и разгребал их две ночи подряд. Неприятненько. Послав Инь Юя за кофе, Хуа Чэн всё же стал перебирать бумаги. Одна печать, вторая, подпись, еще одна подпись. Ошибка в критериях, нужно перепечатать. Рука с длинными пальцами ложится на компьютерную мышь. Уже как влитая. Два из пяти тонких пальцев обрамлены серебряными кольцами, от кольца на среднем, идёт цепочка, скрывающаяся под красным рукавом пиджака. С каждым движением мышки цепочка едва слышно подрагивает. Время проходит быстро. Серый свет от пасмурной погоды сменяется чёрным, небо застлано облаками, а по стёклам окон стекают капли дождя. Хуа Чэн косится на красный зонт у двери. Легко пройдёт к машине на стоянке, не придётся сушить волосы дома. Мужчина складывает документы в папку, подписывает её размашистым, кривым почерком. Инь Юй потом как-то разберётся. Ботинки на едва заметном каблуке цокают по начисто выдраенной плитке коридора. Дальше ступени, пропуск по карте через турникеты и свежий воздух. Хуа Чэн поспешно открывает зонт. Как вдруг глаз, привыкший к яркому свету фонарей, замечает у стены девушку. Невысокую, в совсем лёгком пиджаке, трущую себя руками от холода. Хуа Чэн помнил большинство своих сотрудников, но только тех, кто работал с ним напрямую или же часто бывал у Инь Юя. Компания большая, так что памяти запоминать всех до единого не хватит. Девушка, видимо, новенькая и занимает низкую должность, да и не появляется на парковке, Хуа Чэн её там не видел. Значит, машины нет. Здание их компании располагалось не так близко к центру, собственно, до остановки идти далеко. Неудачное расположение для работников без машины. Девушка отмирает от своих мыслей и смотрит влево, видимо, замечая яркий акцент среди всей этой тёмной картины. Сначала всматривается неуверенно, но потом буквально восклицает. — Господин Хуа! Здравствуйте, — опускает руки вниз, дабы не показывать, что замёрзла. Хуа Чэн со вздохом отдаёт ей свой зонт. — Держи, — всё же не утруждает себя перейти на вы. — Занесёшь в понедельник к Инь Юю, он отдаст мне. И с таким же вздохом удаляется от раскрасневшейся девушки, которая так и не смогла вымолвить ни слова. Зачем? Почему нет? Всегда ровная осанка расслабляется, руки кладёт в карманы, как только скрывается за зданием, на парковке. Капли дождя неприятно бьют по идеальной укладке, а ветер делает всё только хуже. Ветер вообще совсем разбушевался. Когда он в последний раз проявлял к кому-то хоть и завуалированное, но внимание? В старшей школе? Вроде нет, он не мог никого припомнить. Безумно обаятельный, состоявшийся, на вершине своей карьерной лестницы, уже бьющий потолок, но как бы сказало общество: «Не остепенившийся». С такими большими успехами в карьере, но без красавицы жены и двух детей? Ай-ай-ай, господин Хуа, о чем же вы думаете? Впрочем, эта часть его никогда не интересовала. Но всё же, обаятельности он был не лишён, а флиртовать более чем получалось. Вот только пригождалось это только, чтобы подразнить и вывести на ревность мужа Инь Юя - Цюань Ичжэня, на совместных ужинах в праздники. Инь Юй на его слова уже никак не реагировал, а Циин каждый раз заводился так быстро, как и успокаивался, услышав от любимого: «Он шутит». Раз уж начали упоминать небольшой круг знакомых, то можно выделить Хэ Сюаня. Но у этого владельца небольшой сети кафе основанных на домашнем питании, дела любовные обстоят ещё хуже. Казалось, его интересует только еда. Кстати, нужно пересчитать размер его долга, для создания этой же сети, опять забыл. Вспомнит как-нибудь потом.

***

Путь к остановке долгий, такая уж местность. Нежно бежевые туфли опускаются в глубокие лужи на разбитых тротуарах. Но остальную фигуру девушки защищает красный зонт, на губах играет счастливая улыбка, на щеках ещё не спал румянец от ситуации. Не от холода. В груди разливается тепло, а взгляд одного чёрного глаза, красиво блестящий в свете фонарей, запал глубоко в мыслях. Нежно-бежевые каблуки опускаются с тротуара на пешеходный переход. Тёмное время суток вещает тишину, машин нет, лишь одиночные автобусы сменяются с периодом десять минут. Цок-цок. Сжимает в руке ручку красного зонта, когда ветер усиливается. Ни звука машин, ни фар. Лишь вой ветра. Переход длинный, но девушка быстро оказывается на его середине. Машина несущаяся без фар, со скоростью явно больше сто сорока километров в час налетает на девушку. Не успевая даже вскрикнуть, тело пролетает через весь кузов автомобиля, падая головой на чистый асфальт. Шея искажается под неестественным углом с громким хрустом. Перелом кости в затылочной области, кожа в этом месте отображает рельеф асфальта. Смерть мгновенная. Зонт отлетел на приличное расстояние, прямо к ногам человека в белом. Фигура стоит на тротуаре, неподалёку от аварии. Взгляд медовых глаз пустой, без единого блика от фонаря, но чётко направленный на изуродованное тело. Фигура вообще очень выбивается. На неё будто и вовсе не падает свет, оставляя вечно в тени. Не попадает вода, оставляя в идеальном состоянии, а одежды не колышутся на ветру. Руки с длинными белыми рукавами тянутся к зонту, поднимают и бережно отряхивают от грязи. Так заботливо и трепетно, будто не контролируют машину без водителя. Контроль машины. Мёд во взгляде переливается в тёмную бронзу. Машина отъезжает назад. Дождь льёт слёзы, проявляет сострадание, но белой фигуры не касается, гнев её страшнее. Надеется, что искорёженному телу проявят снисхождение. Машина снова набирает скорость. Небольшую. Подбирает тело под колёса, безжалостно, каким-то образом не давая вылететь из-под неё. Сдирает кожу об асфальт, доламывает кости. За машиной остаётся шлейф крови, не смываемый даже усилившимся дождём. Фигура Се Ляня скрывается в тени под красным зонтом.

***

Хуа Чэна встречает огромная квартира, холодная и пустая. Проходит по масштабной комнате, голые ступни касаются мягкого ковра. Раздвигает шторы, чтобы открыть вид на панорамные окна, а там и вид на весь город с шестнадцатого этажа. Красиво. Невольно задерживает взгляд на успокоившимся городе, который ещё утром пестрил жизнью. Плавно дневная, яркая жизнь перетечет в ночную и уже более тёмную. Как по атмосфере, так и по делам. Есть не хочется, вместо этого Хуа Чэн садится за стол, открывает ежедневник, чтобы пройтись по планам на ближайшие даты. Нужно пройтись когда-то к главному ресторанчику Хэ Сюаня, узнать как у него дела и не нужна ли помощь. В прошлый раз у него не хватило средств на грузчиков и им втроём пришлось самим таскать коробки. Под свой же недовольный  бубнеж, но всё же. Хуа Чэн так и не понял почему нельзя было просто скинуть всю работу на Циина, а тем более не позвать его. Спать тоже подозрительно не хотелось, организм ощущал себя даже возбуждённо, готовый к новым свершениям. Обычно он наспех ест и после душа засыпает под ленту или какую-нибудь книжку, не продержавшись на этих занятиях и пятнадцати минут. Сегодня было что-то не так. Странные мысли лезли в голову, а руки подрагивали от перенапряжения. Попытавшись поесть, он отчётливо видел дрожь палочек. Может, заболел? Побыстрее принять душ и лечь спать, посмотрит на своё состояние завтра. Но уснуть не получилось, а боковым зрением, в полной темноте, он то и дело ловил быстрые, размытые силуэты. Тёр глаза, но они всё продолжали плавно уплывать от взора. Не зацепиться. Оставив попытки и скинув всё на переутомление, Хуа Чэн всё же попытался заснуть. И сначала даже немного получается провалиться в дрёму, пока он не чувствует на себе прикосновения рук. В голове мысль — Эмин. Просто напросто, потому что в квартире больше никого не было и никто не мог к нему прикасаться. Но Эмин в ветеринарной клинике и заберёт его Хуа Чэн только завтра. А руки слишком похожи на человеческие. Мужчина рвано вдыхает, сразу раскрывает глаза, откидывает одеяло. Ничего на себе так и не видит, но чувствует отчётливо. Ни сбоку, ни спереди. Он лежал на спине, прикосновения обволакивали сзади, что чувствовалось ещё непривычно-страннее. — Что.. — только и вырвалось хриплое. В голове мысли сбились в запутавшийся клубок и распутывать их сил нет. Хуа Чэна окутывает жар. Постепенно, обволакивающе, даже немного звенит в ушах. Руки оглаживают торс, проводят от ключиц до низа живота и водят-водят. Одновременно чувствует касание к шее. Глаза распахиваются, ожидает, что горло сдавит и придётся срочно принимать меры, но этого не происходит. Наоборот, жадные, быстрые движения рук сменяются медленными и нежными, ласкающими. Жар немного отступает, пересохшее горло больше не саднит. С движением рук по кадыку, он будто делает глоток желанной воды. В момент хочется поддаться этим мягким ощущениям, пусть и плодом его фантазии от переутомления или температуры. Хуа Чэн пока не придумал чем именно. Се Лянь не обретает оболочку, он – успокаивающие касания, свежий воздух в душном помещении, холодная прохлада, проходящая по лбу с испариной. — Ммм.. — тихое. Хуа Чэн поднимает руку, кладёт её на свою грудь, но касание взять не получается и с складкой меж бровей слышится ещё один стон, уже более разочарованный. Губы вмиг останавливаются, меж них вылетает только свестящий звук, что шёл ещё из груди. — Моему Саньлану нравится? Шёпот. Хуа Чэн отчётливо понимает, что звучит он у него в голове. И не может понять, как его мозг смог сгенерировать нечто настолько прекрасное. Или что вообще происходит? Он так давно не упоминал этого прозвища, так почему же вспомнил? — Не злись на меня, — так наигранно извиняюще. Хуа Чэн представляет как так же наигранно источник голоса надувает пухлые губы. Больше шёпот не слышен, как бы не хотелось. Голос был очень приятным, а касания по местам, где Хуа Чэна никогда не трогали завораживали. Но вместе с шёпотом исчезают и прикосновения. Поворот головы, щекой упирается в подушку. Накрывает рукой сердце и чувствует как оно быстро бьётся. До гула в ушах. Заснуть получается сразу. Начало неразрывной цепочки, пометка. То, что он не вспомнит наутро, но то, что будет ответом на будущее вопросы. Се Лянь бессовестно метит.

***

Мужчина опускается на колени посреди ветеринарной клиники, игнорирует других людей, что смотрят то хмуро, то с пониманием. Сейчас дела до этого нет. Серого пса спускает с поводка милая девушка в медицинской форме пастельных цветов. Улыбается, смотря на воссоединение и относит бумаги с уходом о животном к кассе, хозяину передадут. — Эмин, — Хуа Чэн с улыбкой берёт подбежавшего к нему пса на руки. Даёт пару раз облизать щеки, но потом всё же берёт за туловище и осматривает глаза животного. На правом глазница пустует, вокруг неё заметные шрамы, некоторые зашиты. Хуа Чэн не стирает с лица улыбки, но что-то внутри разбивается, а затем долго будет ныть. Не смогли спасти глаз. В один из дней Эмин сбежал и попал в передрягу с бродячими собаками. В конце концов нашёлся в том же районе, но с разраненной половиной морды. Хуа Чэн тогда так разволновался, что заставил Инь Юя подключить к поиску работников компании. В итоге его принёс как раз один из отдела кадров, выглядящий растерянно. — Ко мне просто подошёл человек и отдал его.. он- Хуа Чэн уже не хотел слушать подробности. Псу срочно нужно было спасать глаз. Не будет же он теперь как его хозяин? *** Серый пёс с вымокшей под дождём шерстью забился в угол подворотни. С слабым скулежом и уже пораненным глазом, он всё жался к стенам, желая уйти от наступающей на него рычащей своры. Хотелось обратно домой, он так и не понял как ему удалось убежать. Вот хозяин гуляет с ним рядом, а вот он уже в непонятном месте с порванной верёвкой, которая скрепляла их. Птица сразу выпадает изо рта, а морда всё метается туда-сюда в поиске хозяина. Но вокруг только незнакомые люди, незнакомые запахи. Как-то так и получилось. В конце концов он мокрый, грязный, голодный и очень напуган. Пару раз он старался сопротивляться этой своре, но они побеждали количеством. Стоило принять свою судьбу, как с помощью тусклого света мигающего фонаря, у Эмина получается рассмотреть человеческий силуэт, заходящий в подворотню. Человек в белом прогоняет свору собак, одно движение руки и они тут же скуля убегают. Эмину тоже хочется убежать, невзирая на то, что человек помог ему, от него исходит аура в тысячи, сотни тысяч раз, тяжелее и опаснее, чем у тех собак. — Эмин, он переживает, — Се Лянь опускается на корточки, марая своё небесно-чистое одеяние. Эмин не до конца понимает, как могут выглядеть люди, но от хозяина и его друзей он сильно отличался. Но тянет к нему руки. — Идём домой, я отведу тебя. Эмин не решается. Се Лянь вздыхает, дёргает кончиками пушистых крыльев за ушами. И аура потихоньку начинает меняться. Белые одежды сменяются красным костюмом. Длинные, прямо льющиеся каштановые, будто выгоревшие на солнце волосы сменяются смольно-чёрными, вьющимися на концах. Се Лянь открывает чёрный глаз и наблюдает за резко начавшимся у Эмина вилянием хвоста. — Идём домой, Эмин, — голос не свой, но до жути знакомый. Конечно, пёс сразу побежит к «хозяину». А затем заснёт на крепких руках, укутанный в красный пиджак.

***

Хуа Чэн рассматривает пустую глазницу, держа пса на коленях. Прикрытое, впадающее немного веко, шрам рядом. С грустью подмечает, что не хочет видеть напоминание в лице верного друга, но что поделаешь, так? — Теперь мы с тобой похожи, — мужчина улыбается, всё же подмечает вслух. Пытается так внушить самому себе, что это не так страшно. Быстрый переговор с персоналом, подписывание пары бумажек и писк терминала. Теперь в пустой квартире будет не так пахнуть одиночеством.

***

— Завтра мы идём к Хэ Сюаню, помнишь? — Хуа Чэн чухает уши ластившегося к нему животного, — Уверен он очень за тобой соскучился, да, малыш? — хитрый смех. Эмин крутится у него на коленях, радостно виляя хвостом. — Возьмём с собой Инь Юя, да? — снова с прежней улыбкой. Которая, постепенно с мыслями, начинает спадать с лица. Зачем ему Инь Юй там? Чтобы, имея доброту душевную, вступился за этого малоимущего? Доброта Хуа Чэна не вечна, нужно зайти в финансовый отдел компании и просчитать все проценты, которых они не установили. Из мыслей выдерает скулёж Эмина. Хуа Чэн резко убирает от него руки. До этого сжимал кулаки, видимо, слишком сильно. — Прости, Эмин, — с нервной улыбкой, прикладывая руку к голове, — Я похоже.. Прав? Зачем ему оправдываться? Да что происходит? Мужчина крутит головой, чтобы смахнуть назойливые мысли. — Сдался мне этот долг? По сравнению с тем сколько получаю я, это ничто, но для Хэ Сюаня, — говорит вслух, мысли не слушаются. Приходится делать паузы. Голова начинает болеть, наказывает за то, что не слушается им ему. Эмин медленно переходит в другой конец кровати. Поджимает хвост, смотря по сторонам. Хуа Чэн цыкает, выключает лампу на тумбочке и ложится засыпать уже без книги и телефона. Навязчивые мысли злят, кружат в голове, как рой надоедливых мух. Накрывается одеялом, хочется с головой, но уже не маленький, Эмин проезжает на одеяле ближе к хозяину. Лежит пару минут, но потом всё равно подходит к краю, что-то высматривая в стенах. Тень стоит в углу, теперь уже, с слепой стороны Эмина. Смотрит на ворочающуюся, не спящую фигуру. Проскальзывает перед Эмином и скрывается в тени, играючи. Эмин разряжается лаем. — Эмин! — Хуа Чэн подрывается, — Да что с тобой?! Пёс спрыгивает с кровати, лает в сторону тени, но ничего из неё не выходит. — Эмин! Молчи! — раздражённо встаёт с кровати, неожиданно для Эмина, берёт его на руки и садит обратно, — Тихо! Хуа Чэн трёт глаз, садится рядом. А потом приходит осознание. На что, черт возьми, он лаял? Мужчина смотрит на собаку, всё ещё смотрящего на тёмный угол. Молчаливого, поджавшего уши. Мохнатую макушку накрывает рука. Поглаживает. Хуа Чэн не знает кого именно из них двоих он хочет успокоить. — Тише.. И только сейчас вспоминает. Вспоминает руки, приятно блуждающие по груди, вспоминает тени, медленно передвигающие по его стенам. Хуа Чэн переводит взгляд на Эмина, тот не успокаивается под его прикосновениями, лишь продолжает смотреть в сторону угла. Хун с детства знал, что бояться нужно реальных людей, но реальных людей тут быть не могло. Шестнадцатый этаж, хороший дом, внизу система по пропускным карточкам. Да и у него стоит сигнализация. А потом снова воспоминания рук. Зрачок сужается, когда Эмин начинает рычать и медленно поворачивать головой. Хуа давит детское желание залезть с головой под одеяло. Пёс точно наблюдает за чем-то, поворачивает морду в сторону двери. И сердце Хуа Чэна даже начинает успокаиваться. Здорово, штука которую он даже не видит уходит через дверь! Уголки губ дрогают. Эмин поворачивает голову дальше, теперь смотрит хозяину за спину. — Эмин.. — чуть ли не писком. Пёс уже не рычит, лишь смотрит выше головы хозяина своим не мигающим красным глазом. Хуа Чэн вздрагивает, когда на его плечи опускаются руки. Хуа Чэн сжимает в руках одеяло, смотрит в никуда. Ладони ведут от плеч к шее, проводят по скулам, очерчивают подбородок. Замирают на висках и мужчина закрывает глаза, проваливаясь в сон. Се Лянь с улыбкой смотрит на обмякшее тело и не сводя взгляда, пропадает в тени.

***

Фигура в белом ханьфу медленно идёт к алтарю с палочкой благовоний в руке. Терпкий аромат щекочет аккуратный нос, дымок проходит дальше по лицу, но глаза скрыты парой крыльев растущих от висков. Вдобавок их накрывает головной убор — единственный аксессуар. Массивный, золотой, точно тяжёлый, обычный человек бы не вынес, но лжебогу на вес, как перо. Из основания, которое крепится на голову идут горизонтальные, длинные шипы, легко порезаться. К шипам присоединена ткань, прозрачно-белая, колышется от лёгкого дуновения ветра. Крылья на ушах тоже подрагивают с тканью, но не от ветра, от звука за Се Лянем. А может, это синонимы. В храме появляется ещё один лжебог, наряд более пёстрый, бирюзовые и голубые тона преобладают. В одной руке сразу держит две вещи: веер и палочку благовоний. Схожесть в двух лжебогах есть – небольшие крылья на голове. Количество пар же их отличалось. Глаза второй пришедший не скрывает, да и головной убор не имеет, смотрит чисто бирюзовыми глазами на белую фигуру. Вся пёстрость заключалась в наряде. Он сильно контрастировал с обычным белым ханьфу человека у алтаря. Длинные рукава, в которых скрывались тонкие руки облеченные в множество браслетов. Полы ханьфу тоже длиннее, за ними ещё тянутся белые и бирюзовые ленты. — Ваше превосходительство Повелитель Ветров Цинсюань, — начинает существо у алтаря, как только ставит палочку в подставку. — Его Королевское Высочество Наследный Принц, — смешок. — К чему полные титулы? Атмосфера храма светлая. Бронзовые оттенки, солнечный свет, что падает с окон, красиво переливающиеся витражи. Ши Цинсюань ставит палочку в подставку, перед этим что-то мысленно произнося. — Я пришел с разговором, — Ши переходит на серьёзный тон. — Ты никогда раньше не увлекался перетягиванием людей на нашу сторону. Наша сторона. Здание напоминает храм, здесь стоят иконы, есть алтари для подношений, картины «богов». Так и не скажешь, что существа, одежды которых переливаются нежными, яркими цветами относятся к высшей расе демонов. Лжебоги. Сторона греховности, сторона человеческих пороков, страданий и боли. Се Лянь молчит, не отворачивается от алтаря, лишь кивает другу на его слова. Повелитель Ветров продолжает. — Меня волнует, что от твоих делишек, — меняет слово на более уменьшительное. Успокаивает сам себя, — Может пострадать человек с фамилией Хэ. И ты знаешь о ком я. Се Лянь улыбается уголками губ. Знает больше, чем ты, Цинсюань. — Ну как он может пострадать? — Я знаю, что в твоём понимании пострадать, — перебивает. — Пострадать — это не только в конце оставить крохотный шанс на выживание, Ваше Высочество. — Ваше Превосходительство, — улыбка не сходит с лица, — Разве вы не были замечены за перетягиванием людей на нашу сторону? — Ваше Высочество, это предупреждение. Я вас предупреждаю, очень серьёзно, — переводит взгляд с принца на картину перед ними. Демон Войны, Увенчанный Цветами. Се Лянь открывает свои ярко-золотые глаза, смотрит на картину уже без улыбки. — Не смею ослушаться Повелителя Ветров. — Ваш чин выше моего. — Да, — Се Лянь улыбается, следующие слова остаются не произнесены. Ши Цинсюань небрежно кланяется, а затем уходит из храма. «— Да. Так с чего ты решил, что я буду тебя слушать?»

***

Хуа Чэн подпирает щеку рукой, бездумно проводит усталым взором по экрану монитора. Кривит губы от отсутствия писем на почте. — Опаздывает на три дня, — тянет последнюю гласную, одновременно заходя на другой сайт. Вот бы Инь Юй принёс печенюшки из ресторанчика Хэ Сюаня. Хуа Чэн вздыхает. С чаем. Дверь в кабинет открывается и Хуа Чэн сразу же выпрямляет спину, готовый грозно посмотреть на того, кто посмел войти без стука. — Хуа Чэн, — Инь Юй с улыбкой закрывает дверь ногой. Проходит к столу начальника, расставляя чашку с пиалой печенья на стол. — Инь Юй! Только подумал о тебе, — Хуа Чэн светится, откидывает компьютерную мышку на край стола. Инь Юй добро смеётся, оставляет одну чашку с пиалой на подносе и садится на диванчик. — Не захотел ждать до окончания смены. Тем более Хэ Сюань отправил утром свежую выпечку, я не мог ждать, пока она засохнет. — делает глоток чая, о чем-то резко вспоминая, — Я снова подал заявление по поиску работников в бухгалтерию. — Разве ты не нашёл пару девушек? Я думал, для них это было весьма выгодное предложение, хоть и с большим объёмом работы. Накопилось там, конечно.. — Ох, да, одна уволилась, вторая же, — Инь Юй задумчиво покрутил жидкость в чашке, — Тело нашли в выходные на трассе рядом. Это оказалась она. Хуа Чэн перестаёт жевать, хмурится. — Тело? — мрачная догадка, — Убили? — Сбили насмерть и скрылись с места преступления. Ты же знаешь кусок дороги, выезжающий с лесной? Там ни камер, фонари через раз горят. Я сколько не подаю прошений, они никак не хотят обустроить этот кусок. Вот и плоды. — Ужасно, — Хуа Чэн откидывается на спинку стула, — Мы не можем сами заняться той частью дороги? Инь Юй вертит головой. — Нет, она хоть и близко, но не наша территория. Подразумеваю, что и не государственная, — закидывает ногу на ногу. — Тем более у нас много проектов и планов. Те тебе отписались? Хуа Чэн пожимает плечами, снова беря в руки мышку. — Не знаю, может у них заминки в понедельник, подождём ещё завтрашнего дня, — о работе говорить никак не хочется. — Как там Хэ Сюань? Рука на мышке дрогает, со своими же словами. Хуа Чэн нахмурено сжимает и разжимает пальцы. — О, хорошо, идёт в гору, — искренне улыбается, — Я так горд за него. Он грезил этой идеей с восьмого класса. Хуа Чэн делает глоток чая, будто он совсем не при чем. — Юй всегда в курсе всех событий. Как дела у вас с Циином? Инь Юй делает паузу, прячет смущённую улыбку в чашке. — Да ладно? — Хуа хитро улыбается, приподнимая брови. — Что «да ладно»? — Инь Юй выпрямляется, стараясь сдержать улыбку. — Мы супруги, как у нас могут быть дела? Всё хорошо. — Ох Циин, Циин, бедный мальчишка, — Хуа Чэн отводит взгляд, чтобы не видеть покрасневших щек. — Ох, всё! Демон.

***

Другой красный зонт нависает над чёрной макушкой. В последнее время очень дождливо. Чёрные ботинки то и дело опускаются в неглубокие лужи, а машины сбавляют скорость на тротуарах. Хуа Чэн крепко держит в руке поводок, мало ли. Эмину зато погода очень нравится, он в своей нелепой красной курточке прыгает в каждую лужу, виляя хвостом. Прохожие собаки, которые сидят на руках своих хозяев, боясь намочить лапки, смотрят с неодобрением. Поводок дёргается и Эмина ведут к лесенкам тёмного здания. Хуа Чэн смотрит пару секунд на вывеску в жёлтых тонах, с скелетом рыбы над названием. Не то чтобы аппетитно, но Хэ Сюань был точно уверен, что это прекрасный логотип. Хуа Чэн с Инь Юем криво улыбались и кивали. «— Рыбьи кости здесь только на рисунках – не в моих блюдах. Что непонятного?» Хуа Чэн, смотря на вывеску, пожал плечами. Не его это дело. Да и вроде неплохая идея. Вытирает ботинки о коврик, смотрит на лапы Эмина и с улыбкой мысленно сочувствует уборщице. Хэ Сюань, замечая того в стеклянной двери, перестаёт переговариваться с персоналом. Перед тем, как подойти, вырывает у мимо проходящей официантки полотенце. Колокольчик на входе приятно звенит и сразу льётся тихая, непринуждённая музыка. Хэ Сюань подлетает к Эмину. — Эмин! Дружище, — скрипит зубами. Эмин недовольно вьётся, хочет пробежать по помещению, но поводок крепко зафиксировали, что он не мог сделать и пару шагов от ног хозяина. Хэ Сюань наспех вытирает его лапы и живот, выпрямляется с еле слышным кряхтением, положив руку на поясницу.  Полотенце летит к подоспевшей уборщице, что уже заметила одноглазую причину своих ночных кошмаров. Хэ Сюань необычайно как с ней солидарен. Выдыхает, жмёт Хуа Чэну руку и идёт с ним к одному из столиков. — Много работы? — Хуа осматривает наполненное помещение. — Нормально. Справляемся, — в голосе проскальзывают гордые нотки. Хуа Чэн садится за дальний столик. Хэ Сюань пару минут смотрит на зал, сотрудников и с вздохом всё же позволяет себе сесть перед другом. — Как идут дела у компании? — Хэ переворачивает меню, что поднесла официантка, лицевой стороной к Хуа Чэну. Показывает пальцем на пару блюд, у которых рядом пестрят буквы «новинка!», — Очень вкусные баоцзы, соус к ним я сам разрабатывал, — переворачивает страницу, — Или вот, полезные супы, — поднимает взгляд на Хуа Чэна. Уголки губ Сюаня приподнимаются вверх, — Мало чем ты там питаешься сам. — Процветает, — Чэн с интересом разглядывает супы, — Буду очень рад, если ты разделишь трапезу со мной. За мой счёт, конечно. Хэ Сюань с улыбкой выдыхает. Попутно крутит головой в знак отрицания. — Я многим обязан тебе. Дай угостить. — Тогда не отказываюсь, — всё равно ведь придумает как оставить пару сотен в копилке Хэ.

***

Хэ Сюань хмурится, стоя перед столом Хуа Чэна. Инь Юй выловил его сегодня перед кабинетом, тараторил, что начальник, друг сегодня сам не свой и лучше вообще было перенести беседу. Но чего Хэ Сюаню бояться? Оказалось, вполне стоило. Взгляд цепляется за содержание бумаг на краю прозрачного стола. «Финансовый отдел» «Проценты» «Остаточный долг» А потом Хуа Чэн поворачивает бумагу лицом к Хэ Сюаню. И тот, прочитав абзац, уже садится на кожаный стул. Хэ Сюань смотрит на него, хочет увидеть в глазах Хуа Чэна добрые смешки, улыбку, что говорит, это всё шутка. С девятнадцатым августа, Сюань! Но Хэ смотрит на него и видит лишь лисий прищур, да гадкую усмешку. — Мне придётся продать всю сеть, — будто пытается открыть Хуа глаза, вразумить, но тот лишь кивает. — Нет, — пауза, Хуа Чэн смакует слова, — И этого не хватит. Хэ Сюань сжимает в руках документы, видит подпись Хуа Чэна в конце листа. Может, Инь Юй был прав. Хэ Сюань ставит подпись, делать нечего, затем ставит ещё и ещё, закладывая, то о чём так долго мечтал. Но слово заложить не подходит, он не сможет найти ещё такую же сумму, чтобы купить всё обратно. Выходит из кабинета с опущенной головой и копиями бумаг с огромной суммой. Для кого-то лишь взмах руки, для кого-то это ценник нового красного пиджака. А для кого-то шаг в пропасть с идеально гладкими стенами. Наверх никак. Мужчина чувствует улыбку и прищур чёрного глаза, направленный в спину. Сволочь.

***

Хэ Сюань пьёт. Хэ Сюань пытался найти работу, пытался выплатить. А потом его вышвырнули из своего же кафе люди из охраны Хуа Чэна. А за ними стоял Инь Юй. Стоял и смотрел, держа телефон у уха. И с сожалением на лице, нехотя, но говорил. «— Да. Хэ Сюань здесь больше не появится. Мы позаботимся об этом.» А после тоже сидел на кухне. С Цюань Ичжэнем, который медленно поглаживал его спину. — Где мы будем праздновать последний месяц весны? — Циин спрашивает дома. Надеется на обычный ответ с улыбкой «С ребятами у Хэ Сюаня, конечно». Но Инь Юй натягивает печальную улыбку. Понимает прекрасно, что начальник абсолютно законно мог так поступить. Вписать ещё моральную компенсацию. И он вписал, вот только Инь Юй вычеркнул хотя бы это в финансовом отделе. — Может.. сходим в парк, на пикник, хочешь? И Циин понимает.

***

Хэ Сюань сидит на кухне. Вот только вместо дорогого человека у него бутылка с крепким, дешёвым алкоголем. Как он мог? Как он мог поверить? Не создать законный договор, лишь смеясь, две бумаги от руки с подписями. Подарок на день рождения. А затем через пару лет принести удар под дых. Вполне в стиле Господина Хуа. Вот только для него стало в привычку говорить, не «Господин Хуа», а «Хун» или «Чэн». Не в стиле Хуа Чэна было так поступать с близкими людьми. Следующий поток мыслей глушит обжигающий горло напиток.

***

Ветер развивает чёрные, распущенные волосы. У Хэ Сюаня они не длинные, ненамного ниже плеч. Воздух морозный, ещё ведь не лето, ночи холодные. Выйдя в одной домашней одежде, конечно, замёрзнешь. Яркий свет от фар бьёт в глаза. Затуманенному алкоголем сознанию хочется злиться, но моральных сил уже нет. Уныние сильнее. Машины начинают сигналить, когда Хэ Сюань доходит до края моста. Что у него в голове? Ни одной мысли, если честно. Все варианты выхода из ситуации он рассматривал в бессонные ночи. А потом начал засыпать за кухонным столом. Жутко спонтанное решение. Он хотел найти выход, но раз за разом всё же оказывался выкинутым за порог. Мобильный оператор Хуа Чэна ещё неделю назад заблокировал все его номера. Шаг за перила, держится только лишь руками, смотря в чёрную воду. Она даже не позволяет сверкать глади в свете луны. Она черна и завлекает, немо кричит, что без него неполноценна, и только нырнув с головой, он почувствует себя хорошо, в её объятьях. Хэ Сюань любил воду. Последняя мысль, что появляется в пустой голове это момент как они втроём сидят за столом, что-то тихо обговаривая. Циин тогда ушёл за тортом. Очень уж в два часа ночи захотелось сладкого. И Хэ Сюань улыбается, вспоминая вкус. Делает шаг. С громким всплеском вода поглощает. Заливается в нос, вес одежды тянет вниз. Река глубокая, дно с острыми камнями слишком далеко. Чёрные волосы красиво распутываются из хвоста, они разлетаются, сливаются с тьмой под водой. Воздух, что задержался в легких выпускает, наблюдает за пузырьками, уходящими вверх. Они такие интересные, разного размера и такие быстрые, они тянутся наверх, но, вынырнув, исчезают навсегда. Хэ Сюань проводит аналогию, прикрывая глаза. Не многое меняется, он отдаёт себя всего воде, безвозвратно и навсегда. И эта мысль не пугает даже, когда со вздохом вода попадает в лёгкие. Рефлексы срабатывают, но вода такая холодная, что он не чувствует ног и пальцев рук. Его тело уже слишком глубоко погрузилось, чтобы успеть вынырнуть, не контролируя собственные конечности. Они становятся одним целым и в своей, по шуткам, привычной среде обитания умереть даже спокойнее. Так опрометчиво. Самый «лёгкий» путь, для заполучения демоном человека это семь пунктов. Заставить человека ощутить на себе семь грехов, после душа не сможет упокоиться и сильное бессмертное существо сможет забрать душу, сделать оболочку копией той, что была при жизни. Се Лянь приготовил семь палочек. Ши Цинсюань ничего не готовил. Парень с разбега бросается в воду, с берега. Его тело уставшее, ноги подкашиваются, он слишком долго искал и слишком много потратил духовных сил. Но Цинсюань не может оставить его. Джинсы мокнут и становятся тяжелее, но это к лучшему, он быстрее уйдёт на дно и сможет найти желанное тело. Которое должно не потерять возможность дышать. — Хэ Сюань! — отрываясь ногами от камней, обувь покоится на берегу. Голос срывает, орёт, что есть силы, пока не ныряет в чёрные воды. Свет бирюзовых глаз озаряет, даёт возможность ориентироваться, но внутри ничего. Он выкручивает этот свет на максимум, хмурится от боли кашляет от недостатка воздуха, захлебывается. Но воздух не нужен уже пятый век, поэтому спазмы игнорируют, разгребая воду руками. — Хэ Сюань!! — отчаянное бульканье. Под водой нет ветров. Лишь течение, которое, наверняка, разделяет их. И только когда надежда испаряется, вдалеке виднеется чёрный смутный силуэт. Парень ускоряется, уже плывет не по выточенной тактике, из последних сил он гребёт руками, отталкивается ногами, чувствуя боль в мышцах. Хэ Сюаня хватают, вскидывают голову, но не видят ничего. Ши Цинсюань на миг теряется, пока в голове роем мечутся десятки мыслей. Ноги не слушаются, мышцы уже не ноют, а ревут. Он не только долго бежал, потерял, уму не приложить, сколько духовных сил, да ещё и плыл пару метров. Мифы о передачи воздуха под водой сразу откидывает, однако есть мысль вытекающая из этой. «Во имя Наследного Принца, лишь бы на тебе осталось демоническое начало с Хуа Чэна!» И обхватив щеки уже потерявшего сознание Хэ Сюаня, глубоко целует его, стараясь всосать в себя хоть какую-то часть духовной энергии, что могла налипнуть на человека. Кусок маленький, совсем, на один глоток. Но с решимостью Ши Цинсюаня этого хватает. Последующие движения, гребки, как в тумане. Он практически не дышит по привычке, потому что это слишком долго, он потеряет время. Люди такие хрустальные и он должен оберегать своего человека всеми силами. Как этого можно не понимать? Ши Цинсюань царапает свою спину о камни, раздирает оболочку до крови, но держит Хэ Сюаня на себе, чтобы тот не поранился. Дальше по памяти, пульс есть, дыхание слабое. Перекинуть, уложить животом на колено, голова ниже груди. Движения рук грубые, рваные моментами, но они не останавливаются, ведут снизу вверх, выталкивая воду. И она вытекает вместе с розоватой пеной, с примесью крови. Кашель раздробляет пространство и Ши Цинсюань истерично смеётся, продолжая гладить того по спине. Звуки продолжаются ещё пару минут, пока парень не слышит уже более ровный вдох. Только после ещё время Ши укладывает податливое тело на свои колени. Убирает мокрые волосы со лба, утирает уголки его губ и кладёт руку на его сердце, слыша блаженный стук. Хэ Сюань разлепляет веки и смотрит на небо. Оно чёрное, без единой звезды, такое же, как вода в реке. Парень, держащий его устало улыбается, говорит своим звонким голосом. Хэ думается одно — яркий. Он поворачивает тяжёлую голову, смотрит на яркого и даже внешне он соответствует голосу. Белая свободная футболка с бирюзовым принтом листьев намокла, на таких обычно спереди маленький рисунок, а сзади большой, на всю спину. Он ещё не знает, что на ней грубые, кровоточащие порезы. Волосы, думается, у него очень красивые. Длинные, точно длиннее, чем у него, русые, спадают на плечи и вьются на концах, даже будучи мокрыми. А ещё у него в развалившемся пучке какая-то красивая заколка, тоже в виде листьев на ветру. А ещё глаза у него красивые такие, яркие, но когда Хэ Сюань смотрит в них, они тут же тускнеют. Перебрал, наверное, думает. — Красивые, — выдаёт пошатанное сознание. — Что? — Ши Цинсюань приподнимает одну бровь. Руки подрагивают. — Глаза. Красивые, — Хэ Сюань снова улыбается. Этот мрачный парень, которого все принимали за гота тоже умел чувствовать. Перед смертью решил вдоволь наулыбаться. Хотя смерть грубовато прервали. Глаза яркого снова загораются. Свет фонарей не так хорошо освещает местность, как фары, они мелькают быстро и только заставляют напрягать зрение. Но его глаза горят как две лампочки, Хэ Сюань уверен, что на его лице можно увидеть бирюзовый перелив. Ши Цинсюань прикладывает два пальца к виску мужчины в его руках. Отнесёт домой, а потом сделает нечто очень грубое.

***

Се Ляня всегда можно найти в этом храме. Конечно, являлся ведь он его. Не официально, конечно, тут были ещё изображения лжебогов, но они были либо приближенные к Се Ляню, либо если не так, были достойны его уважения. Остальные существа этому немому правилу молча следовали. Единственный храм на всё подземное царство — пристанище Наследного принца. Были и другие постройки, только статус храма они уже не носили. Например, у покровителя Блуда, Пэй Мина, была надзирательная. Надзирания там проводились такие себе конечно. Их дело — переворачивать естественный порядок вещей. Слова под эту гребёнку тоже попали. Зданий в подземном царстве было достаточно, хотя обычно демоны высшего ранга предпочитали находиться без человекоподобной оболочки. В храме было не так много изображений лжебогов. Уважаемые другими существами считались генерал Сюаньчжэнь и генерал Наньян. Изображались в большинстве случаев вместе, хоть отношения имели... экстравагантные. То ругаются на всё подземное, то когда один ранится, второй в первых рядах ему помогает и расцеловывает. Наследный принц их, честно, уважал. Нет, не потому, что он был знаком с одним из них до того, как взошли на такой высокий чин. Ещё из картин на него смотрели уставшие глаза Наньгун Цзе, совершенной владыки Линвэнь, на следующей вечно спокойные Повелительницы Дождя, Юйши Хуан, был и Ши Цинсюаня, в конце зала был большой портрет по пояс Мэй Наньцина. Всё. Почему картины остальных со временем исчезли Се Лянь умалчивал. Точнее, Пэй Мин сначала спросил, а потом, познав на себе гнев, больше не спрашивал. Остальные тоже, да и зачем, когда были свои, порой намного больше, владения? По крайней мере, признание Его Высочества было очень почтительно. Лжебог — понятие весьма размытое. Да и сравнение с богами не всем нравилось. Одни предпочитали — совершенный владыка, другие — просто демон, третьи и вовсе придумывали себе оригинальное обращение. Какие правила могут быть в царстве грехов, страданий и боли? Се Ляню больше нравилось лжебог. Да и ему оно больше всех подходило — изгнанному когда-то с небес богу. Просто со временем стало понятно, лжебог — значит очень сильный демон, а истории у всех разные. Да и чины понятие размытое. Нельзя было в таком месте так чётко определять границы, кто сильнее, а кто нет. Молча все и так знали, кому вставлять палки в колёса, чтобы подняться вверх по рангам, а начнёшь разделять — перебьются в открытую. Се Лянь ставит палочку благовоний перед своим изображением. Молитвы тут не читают, да и алтари под картинами других существ давно запылились бы, если бы Се Лянь их не прибирал. У того, скорее, привычка. Странная, но другим дела не было. Проявляет уважение —точно, ну, а как именно, какая уже разница? Ши Цинсюань влетает в зал. Быстро проходит к Се Ляню, лицо которого не скрывал головной убор и резко поворачивает того за плечо к себе. Эхом по залу раздаётся звук пощёчины. Сильной, с размаха, полной бури эмоций. Се Лянь не дрогает, лишь закрывает глаза на соприкосновении кожи. Красный след надолго не остаётся, быстро сходит, будто на коже его и не было. Ши Цинсюань дышит рвано, хотя дышать уже как лет пятьсот не обязательно. Смотрит в ярко-жёлтые глаза и только со временем понимает, что натворил. — Я предупреждал! — зло. — Ты так похож на своего брата сейчас. Абсолютно резко. Ши Цинсюаню кажется, что эту пощёчину сейчас дали ему. — Что..? Цинсюань осекается, смотрит в сторону нижнего витража и видит в отражении не своё лицо. Моргает растерянно и снова на него смотрят знакомые, свои черты. Се Лянь знает за что тянуть. — Он тоже прибегал так, пытался спасти одного человека от неминуемой гибели. Немного другими способами уговоров, первое время, но потом совершенно так же. Младший Ши молчал. — Ши Уду прибегал сюда, чтобы спасти тебя. Знаешь, что он сделал? Младший Ши то открывает рот, то закрывает. — Он поменял свою судьбу с твоей. Я могу сделать так же с твоим, с фамилией Хэ. — Ты можешь? — Ши Цинсюань метает взгляд по полу, не замечает поднятых уголков губ Се. — Могу. Вот только что, теперь удары по щекам я буду принимать уже от него? Ши распахивает глаза, не успевает ответить. — Я удивлён как ты умудрился вляпаться в это, — Се Лянь улыбается, — Взрослей, Ши Цинсюань. Твоим просьбам, кроме брата никто потакать не будет. Хочешь — препятствуй мне, но знаешь где твой брат сейчас? Душа развеяна. «Он мёртв» как бы сказал человек. Ши Цинсюань хочет замахнуться ещё раз. Но давит это желание. Пулей вылетает из храма. Се Ляню думается: «Вернётся.» Рядом с привычной подставкой под палочки стоит ещё одна. Лжебог ставит одну палочку в неё. Всего отделений семь. В одном уже стоит палочка. Се Лянь расплывается в улыбке. — Сребролюбие, — смакует слова, — Хун-эр, такой хороший мальчик.

***

Ночь обволакивает город своими тёмными рукавами. Инь Юй уже без прошлой воодушевленности ходит в кабинет начальника. С того случая прошло больше месяца, но осадок остался. А ещё на его плечи упало всё больше обязанностей. В прошлом Хуа Чэн давал ему поблажки, они любили выпить чаю после долгого и трудного  рабочего дня. В прошлом? Совсем недавно он заходил в его кабинет и мог на время выдохнуть. Сейчас же, Инь Юю требовалось постоять перед дверью пару минут, прежде чем войти. Инь Юй заходит в кабинет с последней папкой на сегодня. Натягивает на лицо фальшивую улыбку. Щеки не поднимаются, в уголках глаз не ложится морщинка. Улыбка Хуа Чэна стала такой же фальшивой. Он только раздражался, когда видел его. Взаимно это не было. Инь Юй ощущал лишь пустоту, либо давящий на плечи груз ответственности. Он отчаянно тянул с увольнением персонала и сносом всех кафе. Не нанимал людей, «коллекторов», чтобы долг быстрее был выплачен. Хуа Чэн был безжалостен. Хуа Чэн стал безжалостен. Хэ Сюаня спасли на мосту. Почему-то Инь Юй не был удивлен с выбранным местом, друга всегда тянуло к воде. А ещё он был рад, что если бы это произошло в любом случае.. То хорошо, что мост. Там много людей. У Хэ Сюаня появился новый знакомый. Имени Инь Юй не знал, друг называл его просто «яркий». Не должно было так произойти. Всё было фальшиво и неправильно. Тонкая нить их отношений, что наматывалась в клубок годами, проходя прочность на доверие, помощь, заботу. За такое короткое время всё просто пропало. Инь Юй не был на него зол. Инь Юй видел, как он пропадает. Видел, как меняется его выражение лица, когда никто не должен видеть, видел, как он понуро опускает голову, прислоняет ладонь к глазам и как изгибаются губы. Видел, как тот стоял у окна целый час после новости про Хэ Сюаня. И, честно, не понимал, как он в тоже время настолько быстро переключается на бесчувственного человека. И молчать больше, честно, не хотелось. Инь Юй проходит к столу, кладёт папку на край и садится перед начальником. Хуа Чэн поднимает безразличный взгляд и приподнимает одну бровь, когда замечает, что Инь Юй не уходит. — Что с тобой? — Инь Юй начинает с вопроса в лоб. Хуа Чэн приподнимает правый уголок губ. — А что не так? Какой же детский разговор. — Хуа Чэн, всё не так. С чего такие резкие решения про дела с Хэ Сюанем? Вы ведь не ссорились. Нам ведь ни к чему эти деньги, компания процветает. Я не понимаю. Хуа Чэн выпрямляется, откидывает немного голову и смотрит на Инь Юя, будто сверху вниз. Уголки губ приподняты. — А почему я не могу забрать то, что принадлежит мне? — Потому что не принадлежит. Это кафе Хэ Сюаня, ты не имел права, — Инь Юй кривится и отводит взгляд, когда понимает как прозвучали его слова. Хуа Чэн поднимается резко, с громким ударом по столу. Инь Юй поднимается за ним и удивлённо смотрит на стол, что выдержал такой удар. Хуа Чэн сначала вскидывает брови, а потом сводит их к переносице. — Я не имел права? Я?! — поднимает голос. Инь Юй ёжится. Разве у него был триггер за эти слова? — Хуа Чэн. — Ты забыл на кого ты работаешь и чьим приказам подчиняешься? — глаза сужаются, принимают заостренную форму. — Приказам? Хуа Чэн, прекрати так выражаться, — повторяет имя, надеется, что так услышат лучше. Но мужчина не слышит. — Приказам, Инь Юй. Где бы ты был сейчас, если бы не я? Работал бы уборщиком в забегаловке? — намекает. Инь Юй кривит губы, метает взгляд по кабинету, пока Хуа Чэн смотрит в упор на него. Это было отчасти правдой. Когда Инь Юя выкинули с прошлой работы, испортив его репутацию, никто не хотел его брать на достойную должность. А Хуа Чэн взял. И с того дня больше никогда не говорил об этом, часто подталкивая работника по карьерной лестнице. — Хватит! Ты не должен говорить об этом, ты.. — хочется добавить «не такой», но его перебивают. — Какой, Инь Юй? Не такой? — Хуа Чэн выходит из-за стола. Возвышается в росте по сравнению с другом. Мужчина делает шаг назад. — А какой ты? Не устал постоянно рвать бумаги и переписывать их, чтобы не сгорело дело Хэ Сюаня? Знал, получается? Хуа Чэн сжимает кулаки, когда руки начинают подрагивать. Почему? — Это неправильно по отношению к нему, ты ведь это не планировал, что произошло? Я был о тебе лучшего мнения, ты.. — Лучшего мнения? — Хуа Чэн перебивает, — Лучшего мнения?! — ударяет рукой по папке лежащей на краю стола, — Да ты хоть знаешь насколько ты был жалким, когда пришёл сюда? И знаешь что? Ты как был тогда никем, так и остался никем, на потягушках. — Хуа Чэн! Мужчина выглядит разъяренным. Точно в гневе. Но подозрительно долго выдерживает паузу. Сжимает, то разжимает руки. Инь Юй пугается его нервного смешка. Искаженная улыбка сходит так же быстро, как и появилась. — Ты уволен, Инь Юй. Инь Юй вздрагивает. Хуа Чэн стоит перед ним, слышит он эти снова перед собой, но чувствует их на спине, вместе с пробежавшим холодом. — Что? — тихое. — Ты. уволен. Видеть тебя не хочу. Нож в спине проворачивают. Медленно, больно. Почему? Почему? Замолчи! Замолчи, Хуа Чэн! Замолчи замолчи замолчи замолчи замолчи замолчи замолчи. Что же ты делаешь?! Что же я делаю? Инь Юй сжимает кулаки. Смотрит на друга пару минут прежде чем уйти, хлопнув дверью. Хочется думать, что это на эмоциях, завтра он придёт для ещё одного разговора и всё решится мирно. Хуа Чэн не был таким человеком. Цюань Ичжэнь осторожно подступает, чтобы начать разговор с мужем, но никак не получается. Молчаливый Инь Юй не реагирует. Лишь сжимает его руку и смотрит в окно.

***

Эмин прячется в другой комнате, жмется к стене, пока в привычной спальне ад. Хуа Чэн, переворачивает стол. На пол летит чашка, заливает водой все документы, разбивается, ноутбук валится туда же, с подозрительно громким звуком. На пол летят книги с полок, фигурки, рамки с фотографиями. Половина всего ломается, ударяясь об стены, куда их швыряет хозяин дома. Хуа Чэн хватается за волосы, что-то кричит, грязно ругается. Се Лянь стоит в углу комнаты с не зажжённой палочкой благовоний в руках. И впервые не знает, что чувствует.

***

Храм. Палочка зажигается и опускается в держательницу. Ши Цинсюань приходит снова. Уже в привычном, статном облике. Хмурится, от того, что чужие глаза закрывает головной убор. — Меня ближайшее время не будет в столице. Если что-то понадобится, шли послание по ветру, но не приходи. И уходит, не дождавшись ответа. Се Лянь не знает, что чувствует. Но с уверенностью смотрит на оставшиеся пять ячеек. Следующие три обещают быть приятными. Когда Хуа Чэн пройдёт все семь — после смерти не сможет упокоиться. Жестокий план, в конце — смерть, такая неизбежная. Се Лянь улыбается уголками губ. Такая сладкая, такая долгожданная.

***

Хуа Чэн опускается посреди разваленной комнаты. Игнорирует осколки, которые больно впиваются в колени. Игнорирует мокрые щеки, лишь смотрит приоткрытым ртом и пустым взглядом в никуда. Зачем? Почему? В день, когда Хэ Сюань совершил попытку произошло тоже самое. И Хун в конце концов наступил на те же грабли. Зачем он наговорил всё это Инь Юю, когда совсем так не думал? Когда он перестал понимать грань, которую чётко выстраивал? Обращаться так с родным людьми — нет. С посторонними — легко. Когда он перестал понимать грань? Когда он перестал понимать самого себя? Хуа Чэн снова вводит подрагивающие пальцы в растрепанные, чёрные волосы. Когда сознание проясняется, он, не вставая с колен, начинает собирать документы, сжимает губы, когда понимает, что некоторые были важными. Ноутбук не включается, второго падения не пережил. Осколки, что впиваются в колени, хоть немного проясняют сознание. Он тихонько ставит фигурки на место, одни оставляет на столе, чтобы склеить. Одна фоторамка тоже разбилась. Хуа Чэн горько улыбается, когда по превеликому совпадению это оказывается их совместное фото. Тоже оставляет на столе, чтобы склеить. Протирает разлитую воду, выкидывает бумаги, грустно стоит над мусоркой, с осколками любимой кружки в руках. К тому времени начинает светать. Короткое сообщение Инь Юю «Приезжай на работу». Стоит извиниться, точно стоит извиниться и написать Хэ Сюаню. В те моменты, когда его не охватывала какая-либо эмоция с головой, Хуа Чэн прекрасно понимал, что происходит. Понимал, но сделать ничего не мог. Успокаивало, что тот парень, появившийся из неоткуда, до сих пор приходит к Хэ Сюаню и заботится о нём. В один момент Хуа Чэн успокаивается, что тот в порядке, а в следующий уже подаёт бумаги в коллекторное агентство. Почему? Фоторамка. Мысленно так и тянется, дрожит, когда снова берёт в руки. Тот самый день рождения Хэ Сюаня.

***

По пути чуть не врезается в машину на светофоре, проваливается в мысли. Недостаток сна играет своё дело. Вовремя жмёт на тормоз. А потом ловит себя на мысли, что мог и не жать. С каждым днём он ловит себя на одной мысли мрачнее другой. Машина стояла на парковке. Хуа Чэн смотрит в зеркальце над стеклом. Внизу вместе с пакетиком-пахучкой качается белая бабочка. Мужчина зацепляет усталый взгляд за переливающее серебро на свету. Моргает. Лицо бледное, даже бледнее привычной бледной кожи. Под глазами темнеют синяки, причёска растрепанная, волосы торчат во все стороны. Зачем он вообще приехал на работу сегодня, а не остался дома? Находиться там в последнее время становилось жутко. Горло пересохло. Встреча с Инь Юем произошла быстро. Заметив боковым зрением их машину, Хуа Чэн встречается взглядом с Цюань Ичжэнем, который паркует свой оранжевый хёндай. Яркая.. Взгляд почему-то туманится, за пару секунд затмевается белой пеленой. Хуа Чэн выходит из машины. — Господин Хуа, — Инь Юй легко кланеется. Безэмоционально, — Я могу приступить к работе? Да. Извини, Инь Юй, я.. Эй? Почему у него такое лицо? Разве новость.. Не должна порадовать? Хуа Чэн касается пальцами своего лица. Странный жест, учитывая, что эмоция на лице абсолютно уверенная. Хитрая улыбка. Что? Инь Юй, извини меня! Что происходит? Давай поговорим о деле Хэ Сюаня? Юй? Цюань Ичжэнь выходит из машины, толкает Хуа Чэна в плечи. Так грозно. Что я только что сказал? Инь Юй сразу хватает супруга за руку, выглядит безумно потрясённым, но всё равно не даёт сильно приблизиться к Хуа Чэну. Второй даже не может сделать шаг назад, хотя очень хочет. Если Циин хочет его ударить, то он бы точно не хотел ранить его в ответ. Но кулаки сжимаются. Из рта вылетают совсем не те слова, которые он хочет сказать. С каждой минутой он начинает и хуже слышать, будто из под слоя воды. Паршивое чувство, как когда нужно бежать во сне, но никак не получается, хочешь кричать, но выходит точно сиплые попытки. Инь Юй! Извини меня! Пожалуйста! Кто-нибудь? — Сяньлэ, ты срочно нужен на другом конце столицы. Несколько лжебогов не на шутку разбушевались. Нужен ты, — Цзюнь У входит поспешно, даже с одышкой. Се Лянь резко взмахивает руками, роняет палочку для благовоний. — Что?! Они сами могут это решить, уже не маленькие, им не нужен я! Хуа Чэн вырывается из накрывающей пелены сознания и стоит ему лицу поменяться на растерянное, в нос прилетает кулак. — Блять! — Ичжэнь! — Инь Юй использует рывок Циина назад уже в полную силу, — Я же сказал прекрати! Шумы до сих пор доходят плохо. Как только он снова начал обретать контроль над своим телом, оно будто обмякло. Хуа Чэн вскидывает руку, хочет зацепиться за что-то, но промахивается, машина стоит дальше. Он бы мог вынести удар, но не в этом состоянии. Когда Се Лянь секундой смотрит на мир глазами Хуа Чэна, он тут же оказывается в ярости. Ураганом поворачивается лицом к Цзюнь У. С этим движением затухают все зажженные свечи, в том числе и на люстре. Цзюнь У на миг прикрывает щеку, чтобы закрыть лицо, которое взвизгивает. Се Лянь проносится мимо него таким же белым ураганом, на лестницах снимая оболочку, чтобы быстро добраться до другого конца столицы. Ветер не помогает потоку энергии, значит, Ши Цинсюань сейчас в мире людей. Отвратительно. Хуа Чэн хватается другой рукой за нос, смотрит на кровь на кончиках пальцев. Черт.. Как до этого дошло? Се Лянь обретает оболочку уже подходя к месту, второпях указанном Цзюнь У, который пытался его догнать. Двери замка распахиваются и трое находящиеся в нём вмиг замолкают, когда видят Се Ляня. Фэн Синь пытается всячески растормошить обмякшего в его руках Ши Цинсюаня. Му Цин стоит достаточно далеко, но его крик Се Лянь слышал ещё на улице. Так ветра нет в столице.. Се Лянь проходит к двум лжебогам, перед этим захлопнув врата, оставляя Цзюнь У за ними, вешая купол, что не даст услышать их дальнейший разговор. Садится возле Фэн Синя с Ши Цинсюанем, чувствует взгляд Му Цина в спину. Се Лянь берет руку лжебога ветра, касается запястья кончиками пальцев, концентрируясь на его духовной энергии. Капля. Во всём теле. Ветра нет в столице, потому что ответственный за это не в состоянии вызвать его. Так он не пытался вывести Се Ляня из себя или заставить не искать. Он правда надолго спустился в мир людей. Се Лянь встаёт с пола, смотрит на двух демонов высшего ранга. — Ваше Высочество, — Фэн Синь начинает. Если Му Цин не хочет говорить первым, то дела действительно плохи, — Ши Цинсюань, он.. Ему придётся долго восстанавливать свою энергию. — Ты не скажешь про то, что он не хотел её восстанавливать? — Му Цин не смотрит на Се Ляня, ни на него, ни на других в помещении. Вот оно что. Се Лянь хмурит брови. К запястью льнёт шёлковая лента, успокаивая хозяина. — Он хочет покинуть пост, — утверждение. Фэн Синь с Му Цином переглядываются. — Мы не должны допустить этого, — Му Цин трёт переносицу. Подходит к Фэн Синю, когда тот поднимается на ноги с Ши на руках. — Отнесите в его дворец. Без глаз, чтобы никто не посмел узнать, ясно? Я разберусь с Цзюнь У. Выходите через запасной ход в другом крыле здания, — с этими словами Се Лянь удаляется. Нервы сдают. Он оставил Хуа Чэна одного и сейчас никак не может перенестись к нему. Се Лянь перебирает пальцами Жое, что скользит между ними. Задушить бы ею этого «Владыку». Слишком кошмарное прошлое их связывает. С каждым разом, видя его лицо. Лица. Перед собой. Прекраснейшая память Се Ляня играет с ним злую шутку. События, когда он правил в небесной столице, события, когда светлый образ возводили в изваяния и подносили подношения. Когда молитвы были искренны и светлы. Когда боготворение и уважение исходило из веры, а не из страха. Се Лянь смотрит на чёрное «небо» перед тем, как посмотреть на Цзюнь У. — Я всё уладил, — Се Лянь смотрит перед собой. Лица на лице демона рядом неприятные. Пищат в долгие паузы. — Ваше Высочество как всегда.. — уголки губ того приподнимаются. «всесилен» остаётся непроизнесённым, — превосходен. Се кривит губы в отвращении. Статус не позволяет. — У меня есть важные дела. Загляни к Линвэнь, она даст тебе работу.

***

Хуа Чэн падает назад, в сторону машины и, наверняка бы, ударился головой, если бы не руки, схватившие его под подмышки. — Что у вас здесь, черт подери, происходит? — Хэ Сюань одной рукой придерживает Хуа Чэна, второй же открывает заднюю дверь его машины. Садит с трудом, тяжёлый всё таки, озирается по сторонам, — Хорошо, что вы приходите на работу на час раньше остальных сотрудников, но что было с их уважением, увидя они это? Цюань Ичжэнь определённо хочет, что-то сказать, открывает рот для этого, но Инь Юй перебивает: — Хэ Сюань, это.. — тараторит, — Я не знаю как так вышло, — осекается. — Что с ним вообще? — Хэ не унимается. Щёлкает пару раз перед прикрытыми глазами Хуа Чэна. Мужчина убирает Хуну руку от своего лица, вместо этого достаёт платок, осторожно проверяя нос. Нервно выдыхает, когда убеждается, что он не сломан.

***

— У тебя ведь нос сломан! Маленький мальчик, лет восьми, озирается по сторонам. Дети, по виду старше, только что скрылись за аркой в старом доме. Площадка остаётся пустой. Площадкой, по правде назвать сложно. Ржавые качели, скрипящие на всю улицу, металлическая горка, которая раскаляется на солнце до, по ощущениям, двухсот градусов и становится смертельно холодной в мороз. Какая-то склонившаяся на бок крутилка, с которой легко упасть и стереть ладони об прутья в кровь. В таком месте легче убиться, чем хорошо провести время. Песочница, на бортике которой сидел мальчик, явно младше Хэ Сюаня, и прикрывал голову маленькими ручками, не позволяя взглянуть в лицо. Хэ Сюань забрел в этот район по ошибке, пошёл гулять с одноклассниками и, провожая одного из них домой, заметил как дети от двенадцати до четырнадцати, активно делали что-то в кругу, из которого доносится сквозь их смех, то писк, то злобные крики. Хэ Сюань, будучи мальчиком смышленым, сначала подошёл ко всей ораве, стараясь сойти за своего и узнать, что они делают. Но будучи быстро выпихнутым с площадки с парой матов в спину, придумал другой план. Видимо, не до конца вышел из образа «плохого парня» ну и решил играть по их правилам. Вооружился булыжником и, приметив самого низкого, но громче всех смеющегося пацана, бросил тому камень в голову. А потом ещё и ещё более мелких, чтобы точно распугать шпану. Может повезло, а может вид крови, потекшей по затылку их так испугал, что разбежались они мгновенно. И вот Хэ Сюань сидит на коленях перед мальчиком лет шести, с перебинтованной половиной лица и носом, из которого хлещет кровь. Удивительно, что заплакал он только тогда, когда обидчики скрылись из виду. Зато как заплакал, заревел, что Хэ Сюань не мог услышать от него ни слова первые десять минут. Только, когда мальчик успокоился и стал держать платок Хэ Сюаня у носа, наконец ответил на некоторые вопросы. — Где твой дом? Я отведу тебя к маме. — Не надо! Не надо к маме! И снова залился слезами. Только ещё через время Хэ Сюань узнал, что мальчика зовут Хун и его дом прямо напротив площадки. Только домой он идти отчаянно не хотел, на глазах снова и снова появлялись слезы после упоминания родителей. А после Хун вообще вцепился в Хэ Сюаня, как в спасательный круг и не хотел отпускать. Сюаню пришлось нести его на спине к себе домой, говоря, что его мама хорошая и никому ничего не скажет, только посмотрит нос. Ну, а ещё, видимо, малыша напугало слово «сломан».. А ещё стало понятно, что ему правда шесть, показал одну ладонь и один палец на другой, неряшливо уронив платок на землю. Сразу поднял и снова прижал к носу как-то виновато..  Вот только почему его избивали четырнадцатилетки, он так и не понял. — То есть.. — Хэ Сюань медленно шагал к своему дому, — Тебя бьют из-за глаза? — Они думали, что я украл, — детский голос звучал устало после недавней истерики, — Но я не крал! Мне нужно было для сестры! Он отдал, а потом.. Хэ Сюань устало выдохнул. Дал, а потом обвинил в краже. Мама Хэ Сюаня обработала Хуну нос и он даже оказался не сломал. Пришлось полечить другие синяки на теле. Хэ Сюань был рад, что они помогли ребёнку, но затем понял, что лучше бы этих синяков там никогда не было. С тех пор Хэ Сюань приходил на ту площадку, уводил Хуна на ту, что возле своего дома, а вечером отводил до дома. А потом Хуна всё же отправили в школу и они начали видеться и там. Хуа Чэн любил вспомнить эту историю.

***

Хэ Сюань мотает головой пару раз, прежде чем снова затормошить Хуа Чэна за плечо. — Хуа Чэн? Хуа Чэн! — Хэ Сюань грязно ругается, когда тот наконец-то поворачивается к нему, — Черт тебя дери. Хэ отворачивается, как только Хуа сгибается берясь за голову. — Ради всего святого, дай ему выходной сегодня. Инь Юй, вырываясь из своих мыслей, поспешно кивает. — Отвези его домой, а после..  — вздыхает, — А после приходи в кабинет, разберёмся наконец.

***

Хуа Чэн не помнит. Не помнит как упал на подоспевшего Хэ Сюаня, не помнит как смотрел на пролетающие перед глазами улицы. Не помнил печального взгляда Хэ Сюаня, что смотрел на него через зеркало, с водительского сидения. Второго явно что-то гложет, мучает. Душа рвётся между привязанностью, дружбы и.. И мыслях, что должен понять и это. Почему-то после разговора с ярким злость отступила. Ши Цинсюань говорил так уверенно обо всём на свете, так уверенно, что Сюань верил. Дал себе поверить и пока не пожалел. Машина паркуется у многоэтажки, дома Хуа Чэна. Возвращаясь к пассажиру сзади, тот потихоньку приходит в сознание. Смотрит на запотевшие окна машины, по которым стекают капли дождя. Рука уже тянется к дверной ручке, как Хэ Сюань подаёт голос. Хуа Чэн закрывает глаза, уголки губ заламываются вниз. Поджимаются. Ему стыдно. — Ты.. — тяжёлый вздох. Будто совсем не хочет слышать ответ, — Отдаёшь Инь Юю полномочия на сегодня? — Не сводит взгляда с Хуа Чэна. Уголки губ дрогают вверх. «Ты даёшь исправить, то что ты блять натворил?» — Да. Хуа Чэн аккуратно складывает платок в карман. Постирает и вернёт. И выходит из своего чёрного лексуса. Место консьержки, миловидной женщины, пустует. Хуа Чэн не обращает внимание, но на подкорке искренне удивляется, обычно всегда пунктуальная, оставляет вместо себя охранника. Но будка в коридоре тоже пустая. Подрагивающими пальцами нажимает на кнопку вызова лифта. Глаза скользят выше. Едет с двадцатого, последнего этажа.. Время тянется мучительно долго, а так хочется опуститься на мягкие одеяла и зарыться в них с головой. Как он, здоровый мужчина, имеющий замечательных друзей и хорошую работу, живущий самой обычной жизнью, может абсолютно неожиданно терять над собой контроль? Он-то курит раз в год, в особо тяжёлые дни, а здесь.. Хуа трёт глаза, заходит в открывающие двери лифта. Табло над раздвигающими дверьми показывает седьмой.. шестой.. пятый.. Хуа Чэн не в настоящем лифте. Се Лянь выравнивает дыхание у алтаря, держа в руках палочку благовоний. Под картиной Повелителя Ветров стоит такая же, не догоревшая. Возвести молитву за демона, звучит достаточно неестественно, правда? Палочки в руках три. Четвёртая, пятая и шестая. Вдох. Выдох. Хуа Чэн выходит на своём, шестнадцатом, этаже. Проходит к привычной чёрной двери, с номером триста шестьдесят шесть. Ключ проворачивается два раза с громким звуком, он отражается от плитки эхом и пролетает дальше по коридору. Хуа уже мыслит как опустится в постель и позволит себе опустошить голову на время. — Блять, — тихо вырывается. Хуа Чэн промаргивается и почти уверен, что он под чем-то. Потому что вместо привычного светлого коридора своей квартиры, он видит такой же, в котором он находится сейчас. Номера такие же, он даже видит вдалеке свою триста шестьдесят шестую дверь. Немного погодя, осторожно, держась рукой о дверной косяк, он делает шаг в коридор. Медленно ступает по нему, потом постепенно ускоряется. Снова хочет провернуть ключ, но в кармане красного пиджака ничего нет. Он не вынул его из прошлой двери. По загривку проходит холодок. Хуа Чэн давит в себе испуг, пересиливает и поворачивается. Где, мать твою, дверь? Он проходит к стене, ощупывает светло-бежевую стену. Гладкая. Оказывается в несколько шагов у своей двери, дёргает за ручку, но безуспешно. Хуа льнёт к двери, прислушивается. Эмин ведь в квартире, он ведь в порядке? Что происходит? Нервы зашкаливают, терпение заканчивается. Наплевав на приличия, Чэн дёргает ручки соседних дверей. Поддаётся только одна – двести пятнадцатая. Уже войдя в такой же коридор, Хуа рвано дышит. — Ключ, — себе под нос. Его брелок с бабочкой торчит из той же двести пятнадцатой. «Разве на этом месте не должна быть шестьсот шестьдесят седьмая?» Тот же коридор. Хуа Чэн проходит к своей двери, руки подрагивают вводя ключ. — Да чтож?! — смотрит на номер двери. Шестьсот шестьдесят вторая. Осматривает коридор. Его номера нет. Снова проходит в двести пятнадцатую. Тот же коридор. Тот же коридор. Тот же коридор. Тот же коридор. Света нет. Хуа Чэн мечется, пытается подобрать ключ к другим дверям. Мужчину уже откровенно бьёт истерика, изо рта вырываются то ругательства, то нервные вздохи. Как же я хочу домой. Хуа Чэн не знал, когда его дом стал настолько огромным. Не знал, когда его жизнь превратилась в этот нарастающий кошмар. Ноги ослабевают, коридоры не заканчиваются, двери всё открываются и открываются, сменяются другими, но ведут в никуда, абсолютно в никуда. Животный страх. Свет пропал ещё несколько коридоров назад. Помещение освещает лишь маленький фонарик, встроенный в брелок бабочки. Подарок от Хэ Сюаня в шутку. Телефона Хуа Чэн при себе не находит. Уголок глаза намокает, грудная клетка сжимается. Думает, что сходит с ума, мечется между комнатами. Бежит из коридора в коридор и ни разу не попадает на лестницу. Этаж не может быть настолько длинным. Тем более сам вид коридора не меняется. Лай. Хуа Чэн бросается к своей двери, пытается всунуть ключ, но он не входит. Выбить дверь? — Эмин?! — один удар плечом. Одышка. Он уже растерял половину сил, которых и так было немного. Лай постепенно прекращается перерастая в скулёж. — Эмин! — второй удар. Не поддаётся. Хуа Чэн сползает по двери вниз, зарывается руками в волосы. Лай прекращается. Кажется, с последней надеждой. Се Лянь ставит зажжённую палочку в подставку. Спина ровная. Слишком ровная.  Фигура не расслаблена, в груди что-то отчётливо мечется. Резкий выдох. Хуа Чэн чувствует как на макушку опускается чужая рука. Вздрагивает, падает в сторону от прикосновения. Боязно вскидывает голову, устремляя взгляд на белую фигуру. Се Лянь убирает руку, потерянность, что мелькнула во взгляде не видно из-за головного убора. — Что.. — Саньлан, — Се Лянь опускается на колени рядом с Хуа Чэном. Прижимает его голову к своей груди, мягко поглаживая. Убаюкивая. Ключ выпадает из рук с громким ударом о плитку. — Так нужно, Саньлан, — не останавливает мягких поглаживаний. Прижимает мужчину ближе к себе, поглаживая и по спине. Хуа Чэн смотрит в темноту, слабо освещенную фонарём. Эмоция абсолютно непонятная, потерянная. Аура Се Ляня угнетающая, злобная, но не с Хуа Чэном. Он пытается максимально расслабить напрягшие плечи мужчины, целует виски. Второй удивлён как острые шипы головного убора ещё не прошли сквозь его череп. Но честно, эта мысль возникает где-то на подкорке, где-то далеко внутри. Мысли, что сейчас громко звучали в голове Хуа Чэна — это «Какие тёплые объятия». Се Лянь улыбается, стирает слёзы с белых щёк, приподнимает повязку, чтобы вытереть и там. Чэн сразу тянется рукой к глазу, но его плавно останавливают. — Я знаю, что ты слеп на него. Красиво помутневший глаз, будто кровь с молоком.. Хуа Чэн делает глоток вязкой слюны. Закрывает глаза под прикосновениями, не может сопротивляться. Раствориться, чувствуя себя защищенным, хотелось ужасно сильно. И он засыпает, уже не чувствуя, как его поднимают на руки. Как открывают дверь, под которой он упал, лёгким движением. Се Лянь улыбается, продолжает целовать чёрные волосы на макушке, плавно ступая по полу к кровати. — Моему Саньлану осталось потерпеть ещё немного. Кладёт тело на кровать. Смотрит жадно на вздымающуюся грудь. Хуа Чэн склоняет голову на бок, приоткрывает глаза. Родные стены собственной спальни успокаивают, Чэн чувствует себя в безопасности. Трётся щекой о подушку, чувствуя пот на висках. Раз он здесь, всё в порядке, а об странном инциденте задуматься стоит завтра. Обманчивое чувство. Се Лянь опускается на кровать, отмечает мысленно насколько она мягкая. Перекидывает ногу через пояс Хуа Чэна, перемещая вес то на мужчину, то на свои ноги. Ханьфу мнётся, расплываясь по телу под ним и кровати. Хуа Чэн сжимая в руках ткань одеял, смотрит на Се Ляня выровняв голову. И не знает, что чувствовать. — Кто вы? — опасаясь. Се Лянь улыбается, видя хмурое замешательство. Кончик носа Хуа Чэна ещё красный, глаза немного опухли и блестят, несмотря на небольшое количество света. Лжебог вздыхает, нехотя отвечая на вопрос. — Я старше тебя. Можешь звать меня гэгэ, — подёргивает крыльями за ушами. Ещё немного и заурчит, как кот, явно наслаждаясь происходящим. Подёргивает чем? Хуа Чэн наконец приходит в сознание, привстаёт на локтях. Старается игнорировать такой странный вид человека над ним. — Послушайте, вы не должны находится в моей кварти- МНХ, — полувскрик, полустон. Хуа Чэн сжимает в руках одеяло, отворачивается, стараясь не смотреть, где именно его тронули. Се Лянь задумчиво разжимает член через одежду. Даёт секундную передышку и снова сжимает чувствительную головку. — Перестаньте, что вы.. — тянется рукой к рукам лжебога. Останавливает их. Переводит дыхание. Демон подчиняется. — Осквернение бога соитием с демоном — один. Грубо-чувственное половое влечение — два. Должен ведь ты понимать, — проводит рукой по щеке растерянного лица, — Что сейчас будет происходить. Хуа Чэн вздрагивает, когда открытая дверь в его комнату захлопывается с громким звуком. Что происходит? Се Лянь склоняется к лицу Хуа Чэна. Второй хватается рукой за длинный шип головного убора, чтобы он всего то не пронзил его череп насквозь. — Не пронзит, — немного нервно. — Пронзит, — старается скинуть тело со своих ног. Се Лянь хмурится. Хуа Чэн видит только редкие движения губ. Они то сжимаются в недовольстве, то расплываются в хитрой улыбке. Не видит глаз, бровей, лба, так.. непривычно, хочется снять. — Сними, — говорит на выдохе. Здравый смысл покинул его ещё на четвёртом коридоре. Возвращался, старался узнать, что вообще происходит. Но, не находя ответа, кроме «Под чем это я?», снова пропадал в бездну. Се Лянь снимает. Медлит, тщательно обдумывает. Видеть глаза высшего демона не каждый достоин. Если не говорить о том, чтобы в целом видеть самого демона. Се Лянь видит через головной убор, конечно видит. Видит растерянный взгляд Хуа Чэна, что не может зацепиться за зеркало души и теряется. Се Лянь видит как его рассудок пошатывается. И хотя это даже к более лёгкому пути достижения цели.. Се Ляню очень этого не хочется. Ладони обхватывают за прутья, что соединяют линию шипов и линию, прилегающую к волосам. Рукава ханьфу спадают к локтям, обнажая забинтованные запястья. Лента, что накрывает бинты скользит под одежды, скрываясь, прижимаясь к телу хозяина. Хуа Чэн наблюдает с интересом за живой лентой, пока его внимание не приковывают ярко- жёлтые глаза. От них даже идёт свечение, что режет взор, но с каждой минутой они становятся всё тусклее. Не хочет доставлять дискомфорт. И, когда Хуа Чэн может рассмотреть всё лицо полностью, ему кажется, что он сейчас вознесётся. Мягкие черты лица, аккуратный нос, тонкие брови. Сначала они сведены к переносице, но вскоре разглаживаются, под шокированным взглядом. Убор исчезает в руках лжебога и теперь Хуа Чэн может лучше заметить пучок, чуть выглядывающий сверху. Когда шипы были на нём, всё внимание приковывали к себе. Человек привстаёт, заводит руку за голову демона и… И трогает мягкий пучок. Се Лянь хватает того за плечи, толкает обратно в кровать. Хорошо, что не прикладывает всю силу, иначе Хун лежал бы уже на полу, под проломанными досками. — Гэгэ хочет взять меня? — заинтересованно. Что за мысли?! Се Лянь невинно моргает пару раз. — Да, — с одним словом, слетевшим с мягких губ, возвращается к прежнему настрою. Бешено бившееся сердце Хуа Чэна потихоньку успокаивается. Он смотрит по сторонам, пытается выиграть время, чтобы понять, в реальном мире ли он вообще. За день происходит слишком много. Хуа Чэн поворачивает голову к стене и на миг выпадает. Инь Юй сейчас должен разгрести всё дело Хэ Сюаня, снова поставить его на ноги. По документам это будет долго, сотрудникам объяснить ещё дольше. Чэн резко переводит взгляд на существо на нём, когда чувствует, что его рубашку рвут. — Эй, — максимально растерянно. Вскоре от рубашки остаются только куски ткани, — Подожди! — хватает за руки. Лжебог ниже, фигуру скрывают просторные одежды, но Хуа уверен – под ними мускулы. Потому что иллюзию, что делает белая ткань не получается продолжить, когда с крепкими рукам невозможно тягаться силой. Не то чтобы Хуа Чэн был щуплым, порой он даже находил время сходить в зал, но выигрывал в большей степени фигурой, а не крепкостью мышц. У него есть талия, можно даже заметить очертания пресса! Он правда был. Но под мощной аурой он сейчас расплавится. Се Лянь, кстати, после его слов останавливается. И заметно нервничает, прокручивает что-то в голове. «Если он и дальше будет так упираться, то я не смогу» — искренне признается себе. — Я могу сделать сотню таких. Хуа Чэн моргает, смотря на мужчину. Тело теперь ощущает каждый поток ветра, только сейчас понимает, окно открыто на проветривание. Солнце не видно, лишь тучи, что его прячут. В комнате постепенно становится темнее. Ещё темнее, когда шторы сами по себе закрываются. Хуа только потом замечает движение руки Се. — Смотри на меня. Хватит отводить взгляд. И очень хочется подчиниться. Чёрная радужка больше не мечется туда-сюда. Се Лянь развязывает пояс на своём ханьфу, пальцы едва заметно подрагивают. Хуа Чэн даёт себе рассмотреть одежды существа над ним. Чисто белые, но не режут взгляд, как цвет глаз. Идеально выглаженные и не мнутся, удивительно. Что-то напоминают. Не может же такого быть. Ткань сгибается, складывается под движениями и чёрная радужка обводит широкие плечи. Одежды делали силуэт более узким, но сейчас.. Сейчас, когда фарфоровая кожа освобождается от ханьфу, Хуа жадно глотает слюну, потому что в горле резко пересыхает. А затем.. Затем выражение лица лжебога на пару секунд сменяется. Хоть он и терялся до этого, выглядел более уязвимым, сейчас лицо поменялось в корне. Он сам опустил глаза, на пресс Хуа Чэна, не решаясь приподняться, чтобы полностью раздеться. Щеки заполняет едва заметный румянец, но Хуа близко. Он видит. Пулей в висок становится тот момент, когда Се Лянь заводит прядь волос за ухо, чтобы не мешала, в то же время второй рукой спуская одежды. И кровь, что должна потечь по виску, расцветает белыми цветами. Бутонами Гардений. Хуа Чэн приоткрывает рот в изумлении. И уже не важно иллюзия, галлюцинация или ещё какой-то плод воображения. Если мысли Хуа смогли создать нечто настолько прекрасное, он не знает на что способен ещё. Осквернение? Да, конечно, давайте. Как бы не осквернить это воплощение красоты? Лжебог путается в одеждах, после чего они быстро вылетают от одного взмаха руки из-под его тела на пол. Брюки Хуа Чэна тоже вскоре оказываются там. — Как твоё имя? — завороженно. Се Лянь поднимает удивлённый взгляд, из которого пропадает искорка, пока руки блуждали по бедрам Хуа Чэна. — Его Королевское Высочество Наследный Принц, — прикусывая маленький кусочек губы, — У демонов нет имени. Хуа запоминает титул. Произносит в мыслях пару раз, перед тем, как заговорить снова. — Должно быть. Как тебя звали при жизни? Се Лянь, кажется, впервые слышит этот вопрос. Не объяснишь же человеку, что в подземном царстве это очень грубый тон. Кто знал его имя? Фэн Синь и Му Цин, что знали его человеком. Цзюнь У, что знал его небожителем, богом. Ши Цинсюань, Ци Жун.. О нём вспоминать сейчас не хотелось. Но очень хотелось, чтобы человек, лежащий под ним входил в этот узкий круг доверия. — Фамилия Се, имя Лянь, — непривычно. В основном к Се Ляню обращаются как «Ваше Высочество», «Наследный принц», «Сяньлэ». «Се Лянь» «Се Лянь.. Се Лянь» Хуа Чэн улыбается уголками губ. Не решается произнести вслух, будто догадывается, пока нельзя. Но сохраняет имя глубоко в сердце. Не замечает, если честно, когда остаётся без брюк. Кажется, слишком провалился в свои мысли.. Се Лянь всё ещё остаётся в нижней одежде, свободных штанах. Хуа Чэн решает сделать хоть что-то, а не лежать, как, решает сам, «бревно», и глупо улыбаться. Руки тянутся к поясу и аккуратно развязывают, с паузой, медленно приспуская. Хуа Чэн сглатывает. Сначала выглядывает массивная головка, значит, встал раньше, чем у него. Затем весь член, явно не уступая его размерам. Из мыслей вырывает рваный вдох. Се Лянь возвращается в прежнее состояние. Как оказывается ненадолго. Стоит коснуться кончиками пальцев крайней плоти, как он вздрагивает, цепляясь в плечи Хуа Чэна. — Не так, — звучит как угроза. Хуа Чэн убирает руки, снова ложась на кровать. Сцепляет руки в замочек на груди, смотря за действиями лжебожества. Если быть честным, он не уверен, что делает всё правильно.. Хотелось оглаживать плечи, сжать в руках талию, спустить руки на бедра, пару раз сжимая и разжимая. Хотелось коснуться большим пальцем нижней пухлой губы, провести по ней, затем протолкнуть и почувствовать горячий язык. Хотелось, хотелось, хотелось, но знать, что конкретно должно произойти, чтобы прошло осквернение как-то не доходило. Конечно, Хуа Чэн знал как ублажить женщину. Не очень находится время на все романтические штуки, когда тебя это и не интересует. А ещё, оставшись сиротой, забраться так высоко по карьерной лестнице без связей тоже имеет свою цену. Забываешь обо всём и работаешь, работаешь, работаешь, достигаешь результатов. Что происходит в теории тоже знал, но вот.. До того, что происходит сейчас, опыт у него был только в фантазиях. Почему его никто не предупредил?! Он бы подготовился! Как не опозориться перед этим воплощением прекрасного? Хуа Чэн начинает нервничать. Когда с него снимают трусы, нервничать он начинает ещё больше, конечно. Се Лянь откидывает их в сторону, уже в привычную кучку одежды. — Ох, обувь.. — мысль Хуа произносит вслух. Лжебог оборачивается, смотрит на их ноги. Чэн сгибает их. Белые ботинки Се Ляня уже лежат в месте «для скидывания одежды». Человек рвано вздыхает, хочет уже ощутить эту магию взмаха руки, но этого не происходит. Наоборот, Се Лянь слишком долго задерживает на ногах Хуа Чэна свой взгляд. Лакированные туфли с высокими носками, чуть ниже привычных гольф, обычная рабочая.. Кадык Се Ляня дёргается. Конечно, людская одежда необычна, проживя, и познав существование после смерти, сотни лет, не очень хочешь изменять своим вкусам. В подземной столице популярны ханьфу, другая традиционная одежда, аксессуары, некоторые предпочитают доспехи.. И хотя Ши Цинсюань всячески познавал земную моду, не все разделяли его взгляды. Людские поколения сменяются так быстро, так же быстро как и вкусы, мода.. Чёрт, почему этот человек выглядит так сексуально в обычных, мать его, туфлях?? Се Лянь сдвигается ниже, руками раздвигает его ноги, садясь между ними и приподнимая. Хуа Чэну хочется самому приподнять их. Несмотря на явную преобладающую физическую подготовку, в мыслях промелькивают моменты, где Се Лянь стоял в полный рост и явно был ниже Хуа Чэна. Но когда крепкие руки держат икры, делать что-то самому не приходится. Руки не напрягаются, Се Лянь будто поднимает что-то совсем лёгкое. Упавший карандаш, но явно не ноги взрослого человека. Хун прикрывает нижнюю часть лица тыльной стороной ладони. Склоняет голову немного в бок, но не отводит взгляд. Се Ляня отодвигается ещё немного, чтобы был доступ к ступням и не приходилось слишком сильно уж сгибать, не знает какая у человеческого тела растяжка. Закидывает одну из длинных ног себе на плечо, по очереди избавляя от туфель с носками. Хуа Чэн не помнил когда находился перед кем-то полностью обнаженным. Казалось, его грудная клетка сейчас раздвинет ставни и откроет внимательному взору самые сокровенные чувства. Кадык Хуа Чэна дёргается. Член тоже. — С.. Гэгэ, слушайте, ха.. Се Лянь опускает ногу с своего плеча, усаживается между раздвинутых ног, поглаживая внешнюю сторону бедра. Движение протяжное, Се немного сжимает пальцы, давая почувствовать хватку. Ведёт долго, оглаживая каждый рельеф. От таза до самого колена. В сознании Хуа Чэна, где у мысли кружат не меньше агрессивного роя пчёл, всё же находится место этим прикосновениям. Он их.. уже чувствовал. И понимание накрывает с головой, с резким вдохом. Се Лянь ведёт от таза к пупку, от пупка к груди, оглаживая и её. Касается подушечками больших пальцев твёрдых сосков. Ведётся на поводу у какой-то внутренней натуры, слегка оттягивая один, от чего Хуа Чэн издаёт тихое «М!» и растерянно хмурит брови. В руках ощущается власть тяжелее управления подземной столицы. Приятная власть над человеком, который смотрит из под ресниц с неприкрытым интересом. Хуа Чэн поджимает пальцы на ногах, когда одна из ладоней скользит ещё выше, к шее, несильно сжимая её. Вдох. Сожмёт сильнее — позвонки хрустнут. Выдох. Хуа машинально тянется рукой к члену, почему-то мысль, что ему этой рукой свернут шею очень возбуждает. Се Лянь рассчитывает силу, сжимает сильнее. Из приоткрытых губ вылетает сдавленный стон, рука проводит по члену, глаза закатываются. Глаз. Лжебог убирает руку с горла, игнорирует недовольное мычание вместе со вдохом. Приоритеты.. удивляют. Развязывает узелок, замедляясь, при касании с копной чёрных волос. Пропускает гладкие пряди сквозь пальцы, замедляя дыхание. До Хуа Чэна наконец доходит. — Стой! — Хватает за руку, — Не снимай, — со сбитым дыханием. Се Лянь удивляется. — Почему? Хуа Чэн моргает пару раз быстро-быстро, после чего неуверенно сводит взгляд. — Не на что там смотреть, — налаживая дыхание. Сжимает ноги, что не даёт сделать тело между ними, но сами движение говорят за себя — ему некомфортно. Се Ляню это не нравится. Он поглаживает щеки Чэна двумя руками, целует в повязку, шепча быстро и монотонно, как молитву. «Красивый, красивый, красивый. В Саньлане не может быть ничего уродливого». Но всё же повязку не снимает. Хуа Чэну хочется хныкать, но вместо этого он дёргает тазом от ощущения капель совсем рядом с членом. Он не заметил, когда Се Лянь медленно убрал одну руку, заменяя её губами, и сейчас она хозяйничала внизу.. Воспроизводя масло прямо из ладони. Оно собиралось в центре, медленно стекало вниз по длинным пальцам, и капало с подушечек прямо на бедра Хуа. — Как.. — Могу воспроизвести много чего, масло — пустяк — Как удобно.. — Сейчас может быть, — понижает тон голоса. Смазывает маслом член, затем ниже — к мошонке, и ещё ниже. Оглаживает колечко мышц, что сжимается под его прикосновениями, — немного неприятно. И вводит совсем немного, одну фалангу. Хуа Чэн размеренно дышит и смеётся под действиями лжебога. — Знаешь, я могу и бо- Гэгэ! — Встречается взглядом с Се Лянем, в упор смотрящим за ним. Ввёл палец до третей фаланги, касаясь рядом вторым, как бы уже намекая. — Гэгэ, — хнычет, цепляется в плечи. Утыкается в них то лбом, то носом. Се Лянь слыша срывающийся шёпот, касается губами шеи, с целью отвлечь. Поглаживает второй рукой талию Хуа Чэна, одновременно прижимая её к кровати. Он так и норовит вскинуть бёдрами, а сейчас резкими движениями стоит не злоупотреблять. Средний палец проталкивается дальше, доходит до конца и Се Лянь останавливает руку, давая привыкнуть. Зацеловывает шею. Хуа Чэну кажется, что он сейчас обратится в лужицу, так тает под прикосновениями. — Давай, — прикусывает губу, зацепляя взгляд на губах напротив. Се Лянь разводит пальцы, смотрит жадно на запрокидывающуюся голову. И прикладывает силу, чтобы удержать в талии. Грудная клетка Хуа Чэна вздымается, с члена стекает масло. Третий палец. Хуа Чэн кусает губы, смотря в медные глаза напротив. Скользит рукой с плеча к шее, оставляет ладонь на щеке, колеблясь. Может, раз Се Лянь не целовал его, значит не хочет? Может, те слова были для расслабления его тела.. Лжебог тихо фыркает, впивается в желанные губы сразу после этого. Давно забытое, окаменевшее временем сердце ярко трепещет, когда демон ощущает в поцелуе улыбку. Его улыбку. В мыслях промелькивают моменты этой же комнаты, но с кучей вещей на полу и несчастным человеком посреди неё. Се Лянь делает шумный, резкий вдох и открывает глаза, желая снова увидеть его счастливое выражение лица. Не искаженное болью. Неправильно.. Хуа Чэн практически икает, когда пальцы выходят и на смену приходит что-то помасштабнее. Се Лянь опускает взгляд, полностью концентрируясь на количестве масла в тех местах. У Се Ляня.. В самом начале, были немного другие планы. Прийти, напугать, безжалостно взять. Тогда останется последний пункт «Зависть» и итог — смерть Хуа Чэна. Так понравившийся человек, у которого больше не будет выбора быть с кем-то, кроме него. С момента первого греха, у него отнималось кое-что очень важное. И это выбор. Но сейчас.. Сейчас.. — Я вставляю. Се Лянь проталкивает головку внутрь, не отводя взгляд от лица напротив. Хуа Чэн крепко держит его за плечи. Смотрит немного ниже, не в глаза, на губы. Девственное тело реагирует отчуждающе, вначале неприятно. Хун жмурится кусая губы. Сейчас.. Грубо войти во всю длину, увидеть слёзы, чтобы в конце было легко. Чтобы поступать как следует демону высшего ранга. Зажать рот, чтобы не раздражать себя лишними звуками. Закрыть то, что отчётливо хочет сказать что-то под грудной клеткой. Перевернуть на живот, чтобы не утруждать себя. Смотреть как дрожит спина, как пальцы сжимают простыни. А он всё болезненно мычит, задыхаясь в собственных стонах. Сяньлэ. Ну же? Се Лянь убирает руку с его талии. Поднимает выше. Хлопок? Оглаживает щеку, заставляя открыть глаза. Хуа Чэн слышно выдыхает, разжимает пальцы на плечах. — Больно? — тон Се Ляня обеспокоенный, — Давай я выйду и растяну ещё. — Гэгэ, — улыбка, — Гэгэ, пожалуйста, продолжай. Се Лянь опускает голову, позволяя волосам упасть на красное лицо. — Хорошо, — делает движение тазом, улыбаясь с шумного вдоха. Движения плавные, Се вводит до конца и останавливается, даёт привыкнуть. Всё, что угодно готов дать, чтобы видеть эту блаженную улыбку с раскрасневшимися щеками на бледной коже. — Давай, — Хуа обнимает, крепко держит, проводят ладонями по спине. Его член трётся о чужой живот. Се Лянь ведёт руку вниз, чувствует как масло бежит с пальцев. Затем опирается рукой возле головы Чэна, второй же обнимает того в ответ, прижимаясь к телу ещё ближе. Се Лянь начинает двигаться, сначала плавно, не спешно, внимательно чувствуя эмоции человека, сам не сдерживает тихих стонов. Меняет немного положение.. — Гэгэ! Ах, чёрт! — человек прижимается ближе, впиваясь ногтями в кожу спины, — Сделай так ещё раз, — практически хнычет, пытаясь двинуть бёдрами навстречу. Се Лянь утыкается носом в изящную шею. Хуа Чэн отчётливо чувствует его частое дыхание на ней, не в силах сдержать постанываний. Ему так горячо, так хорошо и всякие мысли, что твердят о здравом смысле посылаются к черту. Лишь бы продолжать ощущать прикосновения Се Ляня, такие внимательные. Мысль не появляется, чтобы пожелать в этот момент чего-то другого, кого-то другого. Всецело ему отдаться, лишь бы приятно, лишь бы с ним. Се Лянь начинает толкаться и привлекательные звуки, слетающие с губ Хуа Чэна становятся регулярными. С каждым толчком, выбивающиеся стоны из горла с придыханием «гэгэ», когда гэгэ замедляется на пару мгновений. Хуа Чэну правда интересно откуда он вообще так умеет и что вообще умеет издавать такие звуки. В особо смелые вечера, лаская член в одиночестве, под тела двух парней со скрытыми лицами на экране телефона, из его рта срывались только тихие вздохи с мычанием на кульминации. — Гэгэ! — мужчина запрокидывает голову, сильнее сжимая плечи. Чувствует укус на шее, — Только не постоянно так! — Смотрит на Се Ляня, — Гэгэ! Подожди! И снова с громким стоном запрокидывает голову, видя улыбку в лице напротив. Хуа Чэн тянется рукой к своему члену, пальцы подрагивают. Руку перехватывают. — Гэгэ.. — практически писком. — Разве ты не просил сделать так ещё раз? — Вынимает член, проходя им по чужому. Мужчина падает на простыни, чувствует как тело дрожит от предвкушения к разрядке. — Мой Саньлан такой красивый, — Се Лянь сцеловывает слюну в уголках губ, — Ещё немного и вспыхнет, — трётся носом о щеку. Саньлан приподнимает руку, вводя пальцы в каштановые волосы. Оглаживает голову, ведёт руку к спине. Быть снизу приятно. Под горячим телом, что кажется самым, что ни на есть каменной стеной, что защитит. Вытрахает все мысли из головы. Хуа Чэн думал сейчас, честно, другой головкой, но трахом бы всё, что происходит сейчас не назвал. Его дразнили, оттягивали оргазм, но делали это умело и приятно(!). Шептали на ухо нежности и только изредка что-то пошлое. — Мой Саньлан так хорош собой, так красив. — Мой Саньлан так хорошо справляется. — Мой Саньлан настоящий умница. — Саньлан, видел бы ты как ты натягиваешься вокруг моего члена, — следующее произносит уже для себя, под нос, еле слышно, — Потрясающе. Хуа Чэн улыбается, чувствуя как простынь под спиной уже намокла и смялась. Се Лянь старался поправлять её, чтобы было удобно, но простынь сбивались снова и снова. — Вот так, — под ежесекундные стоны Хуа Чэна, — Мой цветок готов излиться. Я так счастлив. И цветок изливается с такими громкими звуками, что после перерастают в протяжные, тихие. С члена продолжает капать сперма, так завораживающе, прямо на плоский живот. Кончил. Без рук. Се Лянь выпускает свой член, снова проводя им по члену Хуа Чэна. Ловит им каплю и растирает по своему. Подбирает ноги мужчины под колени, поднимая их, заставляя полностью открыться. И пару взглядов на позу и трения о внутреннюю часть бедра хватает, чтобы излиться за ним. Сперма растекается по ноге, течёт ниже к ягодицам. Глаза Хуа Чэна закрыты, грудная клетка постепенно успокаивается и он выглядит таким.. беззащитно милым настолько, что Се Лянь хочет его зацеловать, а потом съесть. Но съесть получается лишь половину, пальцы лжебога зачерпывают капли спермы, чтобы опустить их на свой язык. Просмаковать, а затем, не дав Хуа Чэну открыть глаза, вернуть комнате порядок, с прежним видом. Хуа Чэну ведь приснилось. Демон уходит с вкусом своего человека на языке.

***

Просыпаться с ноющей поясницей так себе удовольствие. Неужели он так много раз её выгибал? Хуа Чэн открывает глаз, принимая сидячее положение на кровати. То есть он, сначала попал в какой-то магически-уебанский коридор, а потом занялся сексом с... с кем?? Кому он отдал свою девственность?? Имя он помнил, конечно помнил, Се Лянь был очень.. очень приятной кандидатурой на эту роль. Не то чтобы были ещё кандидаты. Но чёрт, появившийся из неоткуда фокусник? В мыслях мигает лампочка. Хуа Чэн смотрит по сторонам, не находит никого в своей комнате и ведёт рукой к члену. Проводит ниже к колечку мышц и тихо вздыхает, убирая руку. Вторую прикладывает к глазам, издавая усталый стон. Масла нет, ему это приснилось? Ещё шипы на голове, потом исчезнувшие, в каком фильме он их видел, что мозг запросто воссоздал? А может, Се Лянь соблюдал правила хорошего партнёра и обмыл его после того, как он отключился? О боже, он просто отключился после процесса? До сцены соития и плохого коридора память хранила ещё кое-что. — Твою мать! На экране мобильника: будний день. Он должен был быть как два часа на работе. Десять пропущенных от Инь Юя, пять на личный, пять на рабочий телефон внушали ещё больший ужас. Как он объяснит ему всё происходящее? Прости, Инь Юй, ночью я осквернял бога и поэтому не поставил будильник. Что за бред? Хуа Чэн второпях бежит к ванной комнате, чуть не спотыкается об Эмина, который недовольно на него фыркает. Привести внешность в порядок немного попроще, чем мысли. По крайней мере, в его случае. Плеснуть в лицо воды, почистить зубы, выбрать что-то из шкафа. На кухню он заглядывать даже не думал, но краем глаза заметил там беспорядок. Подавив спешку, всё же прошёл на неё, осматривая рабочую поверхность раковины. Хуа не уверен, что именно пытались тут приготовить, но где-то была рассыпана мука с сахаром, где-то колбасные изделия. Ещё подарочный набор полотенец был открыт, видимо, всё старались прибрать, но в конце концов сбежали с места преступления. В миске Эмина тоже было нечто странное то ли каша, то ли паштет. Быстро сменив это на привычный премиум корм холистик. Выбрасывать всё же не хотелось, кто-то отчаянно, но старался. Скинув варево в другую тарелку, взгляд всё же метнулся на стол, где стояла одна кружка. Хун поднёс жидкость к носу и, к удивлению, заметил, что кружка тёплая, вместе с напитком в ней. На запах был обычный растворимый кофе, его один раз оставил Хэ Сюань, конечно Хуа Чэн такое не пьёт. Сделав пару глотков и приятно вздохнув от тепла по горлу, мужчина поставил кружку на место, торопливо ища ключи от квартиры.

***

Нрав Се Ляня вернулся как только он пересёк границы столицы. С первого его шага в храм, его остановил Фэн Синь, сразу начиная что-то судорожно рассказывать. В скомканной речи, то и слышалась нецензурная брань. Позади стоял Му Цин, мрачнее тучи, кажется, эти самые тучи сейчас начнут собираться над его головой. А после.. А после Се Лянь заметил и остальных лжебогов. Сразу напрягаясь и наконец поворачивая голову, скрытую головным убором, к Фэн Синю. Сбивчивую речь не получалось понять. Мэй Наньцин вышел из одного коридора, сразу заставляя всех поежиться от своего присутствия. Самый старший из демонов, наставник двух сильнейших во всём загробном. Полы его тёмно-фиолетового ханьфу величественно касаются земли. Он шагает медленно, лёгкой поступью, за которой идёт тяжёлая, грубая. Цзюнь У. Му Цин кидает на вошедших злой взгляд. Се Лянь осматривает других чиновников и что-то ёкает, когда он видит потерянный взгляд Пэй Мина и потускневший Линвэнь. Девушка даже не стала принимать мужское обличие, что напрягало ещё больше. Еле слышит их переговор. — ..бы Ши Уду был здесь.. — ...оба Ши.......не заслуживают.. Ши Цинсюань. Се Лянь метает полный ярости взгляд на Цзюнь У. Конечно! О чем он думал, когда ставил купол от него? Прямо перед главным алтарём стоит Цинсюань. Выбивается ужасно сильно от всех других находящихся. Ярко синие джинсы, поверх свободная белая футболка с небольшим принтом. Белые кроссовки.. Се Лянь заводит руки за спину, приподнимает подбородок. Поза уверенная, но руки скрывает, чтобы сжать кулаки. — Ваше Высочество, — начинает Мэй. — Сразу к делу, — осаждает. Всё происходит в его храме, на его территории. Уверенность прибавляет. — Я хочу снизойти в людской мир! — Ши Цинсюань делает шаг вперёд. Пошатывается, еле держится на ногах. — Нет. Почему-то Се Лянь слышит не свой голос. Горло саднит, прокашляться нельзя, взгляд отводит. — Ваше Высочество, — повторяет Мэй Наньцин, — За такие слова не отправляют в людской мир. Вы должны понимать правила, — тон наставника ровный. Но что-то в его движениях не так. В отличие от Цзюнь У. Тот стоит слишком уверенно. На лице Се Ляня расползается кривая улыбка. Один уголок губ тянется вверх, а вот второй.. — Ши Цинсюань нарушает правила, — начинает Цзюнь У, — которые тебе известны как никому другому. К чему это сейчас? — За принятие любого другого решения вы будете рассмотрены так же, как и господин Ши. — Продолжает. — А может, — Се Лянь склоняет голову, — Вы наконец осознаете произошедшее событие таких давних лет, Верховный Бог Войны? Мы не на небесах, чтобы следовать правилам. Забыли? — Приподнимается и второй угол губ, — Ши Цинсюань, мне по мосту тебя туда отвести? — взгляд Се Ляня находится явно не на Повелителе Ветров. Шёпот, который царил в зале резко замолкает. Мэй Наньцин сильнее сжимает челюсти. До хруста. — Хватит указывать мне, в моём храме. Вы привели сюда Ши Цинсюаня, молодцы. Но совать меня носом в правила не нужно. Я устанавливаю здесь правила и сам решу, что делать с Повелителем Ветров. Или вы не для этого притащили его в мой храм? — проводит взглядом по всем демонам, — Возражений не слышу. Позвольте откланяться, — сам же лжебог плечами и не дёргает. Фэн Синь отдаёт несильный поклон, но остаётся в храме. Наблюдает за выходящими чиновниками, хмурит брови, когда видит Цзюнь У, явно не собирающегося уходить. Мэй Наньцин кидает ему пару слов и, кивая Се Ляню, выходит из храма. Се кивает в ответ. Когда храм пустеет, а Фэн Синь с Му Цином остаются возле Ши Цинсюаня, который падает на пол, Цзюнь У отводит Се Ляня на личный разговор. Останавливаясь в конце одного из коридоров, прямо перед портретом. — Ты сам к кому-то наведаешься, — Цзюнь У, склоняется над Се Лянем. Пытается давить, явно превышая в росте, — Не хочешь ничего мне рассказать, Сяньлэ? Склоняется близко, но не настолько, чтобы откровенно влезть в личное пространство. Сам остерегается заостренных элементов головного убора. Так бы отбросил нормы приличия. — Не обязан, — стойкий тон, — Доказательства? — Чувствую тебя. — Доказательств нет, — в отвращении искажает губы. Цзюнь У касается рукой одного из длинных пик, поворачивает убор так, чтобы мог приблизиться ещё ближе. — Наш союз будет.. — Не будет, — Се Лянь разворачивается, уходя в сторону зала, — Уходи, Уюн. Ты знаешь, где второй выход.

***

Белые полы ханьфу тянутся по полу. Ши Цинсюань сразу хватает предложенную руку Се Ляня, по которой сразу начинает течь энергия. — Запах масла, — Му Цин, до этого придерживающий Ши Цинсюаня, приподнимает одну бровь. Се Лянь на секунду мешкается, распахивая глаза. — Ничего не чувствую, — тихое. Глаза Ши вновь обретают ярко-бирюзовый оттенок. Голова перестаёт кружиться, а ноги казаться ватными. Ши Цинсюань берёт руку Се Ляня обеими своими. — Се Лянь, ты же знаешь! Ты же можешь? Отправь меня в людской мир! — Ты не доживешь до конца этого века. — Мне всё равно! Он тоже не доживёт, значит и мне нет смысла.. — просящий взгляд Ши сменяется растерянным. Се Лянь хмурится. — Он?

***

Се Лянь ставит две зажжённые палочки благовоний. С трепетом смотрит на последнюю ячейку. В груди метает чувство перед масштабным, грандиозным событием. Последний этап — Зависть. Он был весьма сложен в организации. Кому столь изысканному человеку, как Хуа Чэн завидовать? Разве что, самому лжебогу, но этот вариант отметался сразу. Во-первых, эффект должен быть не тот. А во-вторых.. Во-вторых, Се Лянь не был уверен, что его глаза смогут смотреть на него по-другому. Без восхищения и трепета, а с склизкой завистью. Остаётся думать, смотреть ситуации и выхватывать нужный момент. Хочется быстрее-быстрее к итогу. Уголки губ опускаются. Итогу.

***

— Он? Ши Цинсюань практически вздрагивает, отпуская руку Се Ляня. Он не видит его глаз, но ощущает взгляд. Му Цин тихо ругается, отворачиваясь от этой картины. Фэн Синь, на удивление, молчалив. — Он.. Хэ Сюань, я увидел, заинтересовался им ещё давно. Сначала было просто интересно, но потом.. потом, — Ши Цинсюань опускает голову. — А потом он показался перед ним, — Фэн Синь наконец подаёт голос, — И истратил все свои духовные силы. Се Лянь сглатывает. Держит лицо. Некоторые люди имеют отчётливое отношение к потустороннему. Не важно в какой из прошлых жизней это было, не важно зародилось ли само. Лжебоги, демоны, небожители, видят таких сразу. И если последние принимают этот маячок за дар вознестись, в основном получалось не так. Своеобразная метка. Не много людей ей владеют, не говоря уже о небожителях. Там царили другие законы. Се Лянь заставляет Жое выскользнуть на руки. Льнёт, играет между его пальцев, Се перебирает ими, чтобы выйти из глубоких дум. — Хэ Сюань, — повторяет про себя Се Лянь, — За которого ты меня ударил? — демон заводит руки за спину. Му Цин приподнимает брови. Фэн Синь удивлённо оборачивается на Ши Цинсюаня, сжимая кулаки. — Я.. — Не стоит. О чём мы? В мир людей хочешь? — Се Лянь протирает алтарь, выравнивает изображение божества над ним. Жое обвивается на его шее, льнёт за воротник к спине, — Дав узнать об этом всей столице, включая Мэй Наньцина и Цзюнь У? — Я же знаю, что тебе всё равно на их мнение, — Ши Цинсюань встаёт с колен, держится увереннее от переливающейся энергии по венам, — Они тебе не ровня, ты же, — парень замолкает, — Ты же знаешь, мне не нравится твой ход. Это.. бесчеловечно. — Демон говорит о человечности, — Фэн Синь разжимает кулаки, поворачивается к Му Цину, больше не желая участвовать с разговоре. — Ты будешь судить меня? — Се Лянь останавливается в уборке алтаря. Чувствует как Цинсюань теряется, понимая, что подобрал не те слова, — Черт с тобой! Ладно. Два остальных лжебога в храме с возгласом поворачивается к Се Ляню.

***

Любовь. Увлечение. Роман.. Се Лянь устало вздыхает, когда поворачивается и видит улыбку. Улыбку и надежду. Что-то слишком личное, но масштабное. Готовность изменить и укоротить свою тысячелетнюю жизнь в длину меньше века. Ради одного. Се Ляню не нравится прислушиваться к своим чувствам, к своим мыслям. Представлять себя на месте глупого Цинсюаня. Се Ляню для совершения отправки в мир людей демона до того, как его тело не сгниёт нужно находится в двух концах одновременно. Цзюнь У просить совсем не хотелось, Мэй Наньцин, скорее, запрет его в храме. Обычный лжебог не подойдёт, с учётом.. С учётом, что у него есть идея. Отличная с понятием «низвергнуть» у небожителей. Совершив проступок, прах демона уничтожают, всё просто. Никаких попыток снова оказаться на месте. Слишком жестоко. Проживёт Ши Цинсюань меньше века, как и хотел, будет человеком, не ощущая духовной энергии. Но не ощущать, не не знать и не суметь воспользоваться. План Се Ляня был такой: оставить ядро с духовной энергией, чтобы Цинсюань мог даже без сил взорвать его и воспользоваться бывшими духовными силами ветра. Один раз. На всякий случай, мало ли с чем ему придётся столкнуться. А с мнением и наказанием, что придумает Мэй Наньцин он разберётся. Тем более. Се Лянь ставит пиалу с чаем на стол. Смотрит на Му Цина, который чистит семечки для Фэн Синя, который в свою же очередь подливает в его пиалу чай. Милая картина. Ши Цинсюаня отправили отдыхать, и набираться физический сил, они ему понадобятся. — Только не говори, что.. — начинают практически одновременно. — Самый сложный этап — толчок из столицы и приземления в мир людей, уже без сил, — «Но с образующимся ядром» друзьям говорить это не стоило, слишком много сил потеряет. Заволнуются.. Се Лянь берёт палочку соломки, кладёт на неё одну семечку. Ищет в пиалах орешек и кладёт его под палочку.  Одним движением пальца нажимает на другой край соломки и семечка недалеко взлетает. — Перемещение идёт с его силами, они будут с ним до тех пор, пока он не приземлится. Точнее, должны быть, ему должно их хватить, я буду следить за этим, чтобы отдать свои в случае конца. Глаза Му Цина и Фэн Синя следят за падающий семечкой. — Если он прибудет в тело человека до того, как приземлится, — резкий удар кулака по столу, чудом не разбивает этот самый стол. Семечка разлетается на малые кусочки, — Его разорвёт. — Просто отлично. Мы можем этого не делать? — Фэн Синь прижимает к себе пиалу орешков. Се Лянь вертит головой: Должны.

***

В следующие дни Наследному принцу просто нужно было хранить силы. И с появлением Хуа Чэна это делать стало очень трудно. Для Се Ляня, как для одного из высших демонов, перемещение в мир людей дело пустяковое, но чтобы совершить желание Ши Цинсюаня, важно иметь полный запас. Се Лянь перебирает в руках Жое, повторяет некоторые трюки. С ней будет легче, она кишит этой духовной энергией и готова всецело и до последней капли отдать её хозяину. В храме было пусто, Ши Цинсюаня он отдал на присмотр друзьям, самому набираться сил было удобнее в одиночестве. И это желание прекрасно сохранялось до тех пор, пока двери храма не поддались чьм-то сильным рукам. Жое падает на пол и приходит в боевую позу, готовая защищать спину Се Ляня. — Сяньлэ. Нервный вздох. Жое по приказу обвивается у ноги и останавливается на грудной клетке. Се разворачивается лицом к Цзюнь У, выгибая одну бровь. — Редко встретишь тебя без головного убора. Я успел соскучится по твоим прекрасным глазам. Се Лянь кривит губы. — Что привело принца Уюна в мой храм? Цзюнь У подходит ближе. Шаг назад сделать не получается, оттолкнуть алтарь для подношений тоже не вариант. Демон игнорирует обращение пропитанное прошлой болью. — Ты ведь знаешь, что от помощи Ши Цинсюаню пойдёт наказание, — снова подходит ближе. Се Лянь терпит. Цзюнь У нависает над ухом, понижает тон. — Я могу помочь тебе, передавая энергию. ... Се Лянь выскальзывает из-под напора, отходя от алтаря. Смотрит нахмуренно, про себя представляя эту сцену и сдерживая приступ тошноты. — Уходи. Я могу справиться без чьей-то помощи. — Наказание, Сяньлэ. — Я сильнее тебя. От наказаний, которые смог стерпеть я, ты бы умер. Цзюнь У приподнимает подбородок, чувствует преимущество, смотря сверху вниз, но слова всё равно задевают.

***

Ши Цинсюань садится на длинный алтарь в центре одной из комнат храма. На стенах — его портреты, картины и в полный рост. Под ними — свечи, когда процесс пойдёт они должны сорваться с стен и сгореть. Жутко. Он готов. Неделю восстанавливал свои силы. Немного меньше, но Се Лянь оставил ему седьмой день для раздумий. И он думал. Думал о чёрных длинных волосах, о глазах цвета золота. О красивых длинных серьгах в цвет глаз. И руках, которые держали его, всё не желая отпускать. Но отпустили и, честно говоря, Ши не знал, что тот чувствует, пока тот не оставил ни весточки. Не мог, но это шаг к своеобразной вечности. Короткой вечности. К такому выводу пришёл бывший Повелитель Ветров. Наверное, не такой судьбы хотел ему Ши Уду с Се Лянем.. Выбор сделан. Он не желает другого. Ши Цинсюань одет в лёгкое бирюзовое ханьфу. Ноги босые и он даже с каким-то смущением закидывает их на алтарь. Се Лянь входит в комнату последним, после Му Цина с Фэн Синем, что держатся за руки до его прибытия. — В какое именно место я приземлюсь? — Ши медлит, чтобы лечь, вздыхает попутно от вида пик на голове Се Ляня. — Мы приземлимся. Буду целиться в какой-то закоулок или ещё лучше – квартиру твоего Хэ. Он вроде не разговорчивый, лишних вопросов задавать не будет. — Откуда ты знаешь где его квартира? «Следил за Саньланом..» — Просто знаю. Так что? Не передумал? Ши Цинсюань ложится на алтарь. Холодный камень обжигает пока холодную кожу. — Я начну использовать духовные силы. Когда в один момент исчезну не пугаться, тем более не прерывать. Просто, когда пропаду я, поддерживайте в Жое духовную силу. Му Цин. — Что? — Она может прорваться в процессе.. — Я понял, Се Лянь. Просто делай свое дело, я её зашью. Фэн Синь вздыхает, смотря на Цинсюаня, видно, что хочет сказать что-то. Му Цин чувствует напряжение рядом, опирается на другую ногу, прижимаясь плечом к плечу к мужчине. Се Лянь поднимает руки, из одного рукава выскальзывает Жое, совершая круговые движения над Ши Цинсюанем. Лжебог под ней, шурится из-за яркого света, который исходит от ленты. Кружась и создавай некий вакуум, в который вмещается весь алтарь и ещё три демона, Жое ускоряется. Принц хмурит брови, но за головным убором этого не видно. Духовная энергия с той же скоростью вытекает из него, быстро, мощно вливаясь в ветер, что проносится по храму. Му Цин цепляется в руку Фэн Синя, его волосы собранные в высокий хвост случайно бьют мужчину по лицу. Фэн Синь терпеливо, убирает их из своего рта. Волосы Се Ляня особенно непослушны, они колышутся во все стороны, а лента, что скрепляла пучок давно выпала и крутится где-то в пространстве. В помещении начинается настоящий ураган. Ши Цинсюаню кажется, что он к черту слетит с этого алтаря и поэтому давит желание вцепиться в него руками. Руки Се Ляня складываются в различные жесты, от чего Жое трепещет ещё сильнее. А когда с губ начинает слетать шепот, вообще сходит с ума. Ши Цинсюаню страшно, он зажмуривается, чувствуя, что его сейчас разорвёт от нахлынувших чувств. Суставы ломит, будто ломает. Он сжимает челюсти настолько сильно, что на секунду боится за свои зубы. Воздуха не хватает, ветер бьёт в лицо и вдохнуть не получается. Портреты слетают, зажигаются об свечи, и по комнате уже летают зажжённые фрески. Му Цин прикрывает голову Фэн Синя руками. А позже, видя дрожащие руки Се Ляня, зажмуривается, закрывая ладонью глаза. Столб ярчайшего света пробивает потолок храма. Кожа Ши Цинсюаня моментально сгорает, Се Лянь видит кости, внутренности на алтаре, и начинается самое сложное. Дрожащие руки формируют шар — ядро и кладут ниже сердца, чувствуя как ноги не держат. Дыхание сбивается, голова вмиг тяжелеет, а пот скатывается по вискам. — Се Лянь! Всё в порядке?! — Фэн Синь не сдерживает длительного молчания, прижимая к себе тело своего лжебога. Приходится кричать, от урагана в помещении. Демоны даже слышат как в столице звенят колокола. Лишь бы успеть, пока не сбежался народ. — С-секунду! — голос срывается, дрожит, вместе с телом. Его будто бьёт лихорадка, но это точно страшнее, — Готово! Кости сгорают вместе с каждой связкой и на алтаре становится пусто. А затем пропадает и свет вместе с Се Лянем. Барьер чуть ли не падает, Му Цин вовремя поднимает руки, чувствуя как ноги вмиг подкашиваются. Лжебог чувствует крепкие руки на талии, что поддерживают его. Фэн Синь. Се Лянь не чувствует себя, но чувствует поток энергии Ши Цинсюаня. Второе очень хорошо, с первым разберётся потом. Он пытается направить человеческое тело в нужную точку, сформировать его и всё получается. Пока энергия Ши Цинсюаня не пропадает, а Се Лянь не начинает чувствовать свою. По идее, человек приземлился в нужную точку, если бы лжебог чувствовал в этот момент и себя, отправился бы за ним. Без него Цинсюань будет в разы слабее при прибытии, но именно дом Хэ Сюаня, как место прибытия успокаивал. По идее, в безопасности. Но всё же что-то идёт не так. Где Се Лянь? Что Се Лянь? Он Се Лянь? Он пока чувствует себя, чувствует свой разум, чувствует.. как постепенно разум начинает разрушаться. По крупице, но очень стремительно. Действовать надо быстро, но ему даже страшно. Страшно потеряться в неизвестности и вечности. Темно. Тихо и темно. У кого есть достаточно сил, чтобы ему помочь? У Мэй Наньцина, Цзюнь У.. Цзюнь У.. Даже если от Се Ляня сейчас осталось хоть что-то, он чувствует этой частью отвращение. Он пытается найти в воспоминаниях ещё кого-то или что-то за что можно зацепиться и не остаться навсегда в неизвестности. Страшно перестать существовать. Кажется, он перестаёт помнить своё прошлое. Как появилась Жое, почему его извергли с небес, почему он лжебог, а не небожитель? Крупица за крупицей и уже можно насобирать горсть риса, что просыпается между пальцев. Вдох. Затолкнуть страх подальше и думать. Думать, думать, что-то нужно придумать. Удушающая пустота. Что-то всплывает на уровне рефлексов. Ни сознания, ни мыслей, что-то настолько въевшееся в сердце, что с губ слетает не привычное и далёкое «матушка». Саньлан. Саньлан! Саньлан, помоги мне! Вырывающийся из лёгких выдох.

***

Раннее утро приятно отдаёт холодным ветром по впавшим синякам под глазами. Инь Юй прекрасный руководитель, так быстро восстановить сеть. Правда всё же оставались мелкие заботы и все их Хуа Чэн взял на себя. Поэтому не вылазив из кабинета второй день, Хэ Сюань лично позвонил ему и если цитировать: «Свали нахуй домой, идиот» Хуа Чэн со всем был согласен, даже с идиотом, поэтому, закрывая здание лично, ретировался домой к утру. В пять часов так атмосферно, если не считать полупустой, полубольной головы. Мужчина уже предвкушает как опустится лицом на подушку. В последнее время в постели было.. мокро. От пота, в котором он просыпался после каждого сна, похожего на самый первый и самый реалистичный. Остальные были либо обрывками, либо фантазией об этом изящном парне. О его улыбке, ярких глазах, острых плечах. Однажды Хуа Чэну приснился даже максимально невинный сон! Как они сидят в кафе, но образ Се Ляня был настолько размыт и не сложен, что по пробуждению это даже расстраивало. Его парковочное место заняли, судя по всему чьи-то гости и пришлось оставлять машину дальше от подъезда. В руки Хуа Чэна из неоткуда падает тело. Наваливается на него всем весом, не удерживаясь на ногах. Мужчина удерживается, крепко хватает незнакомца, не давая тому упасть на асфальт. И замирает с ним в руках. Первое, что Хуа Чэн видит опустив голову, копну длинных каштановых волос, красиво переливающихся на раннем свете солнца. Потом приподнимает его и встречается взглядом с знакомым лицом. Кажется, расплывчатый лик во снах теперь навсегда станет чётким. Потому что красоту, что выражена на расслабленном лице забыть кажется невозможным. Се Ляню хочется ухватиться крепко за одежду, прижаться ближе от того, что было страшно. От понимания на задворках, что какое-то глубокое и неизведанное ранее чувство им двигало. Не прошлое желание овладеть, что-то.. что-то более.. Хуа Чэн так и замирает, растерянно и завороженно бегая взглядом по чертам. Уже потом видится и белая одежда, и узнаваемый головной убор, что будто распался на части и теперь на голове только кусок основания без шипов. Хуа не долго думая подхватывает Се Ляня на руки, чувствует вес мышц, но особых усилий всё равно не прикладывает. Не зря, что ли, ходил в зал? Хуа Чэн аккуратно опускает голову Се Ляня на своё плечо, чтобы ему было удобнее. Тело совсем в бессознательном состоянии, кажется, даже дыхания не слышно. Мужчина начинает паниковать. — Подожди немного, Се Лянь, подожди.. — быстро заходит в лифт, борясь с желанием зацеловать макушку. Волосы растрепаны, он уверен, что в прошлый раз на принце была причёска с пучком и двумя прядями, которые от нижней части волос отделяли аккуратные ушки. И крылышки. Сознание Се Ляня потихоньку приходит в себя. Как Хуа Чэн открывает дверь он не помнит. Лишь понимает, что его держат одной рукой некоторое время. И только потом приходит осознание, что он реально в руках Саньлана, что так заботливо шепчет ему на ухо. Сил нет совсем, он даже не уверен, что может стоять на ногах или держать голову. Но усталость не сравнить с отсутствием духовных сил, а они были на месте. Слава.. Пусть будет слава его любимому Саньлану. Се Лянь открывает глаза только после второго пробуждения, когда накопилось хоть чуточку сил, чтобы поднять веки. Саньлан сидит рядом, сгорбленный и сам до жути уставший, но рядом. Се Ляню хочется разрыдаться от переполняющих его чувств, каждый раз находясь рядом с ним, холодная маска сходит с лица и остаётся только самое оголенное и искреннее, что так сложно доверить. — Ши.. Хуа Чэн сразу же выпрямляется, смотря на Се Ляня в своей кровати. — Что? Слова почему-то даются с трудом, язык заплетается. — Хэ.. — Се Лянь замолкает, с надеждой смотря на парня. — ...Сюань? — Пробует. Се Лянь поспешно кивает, пытаясь приподнять руку, чтобы показать жест телефона, но конечности кажутся чересчур тяжёлыми. Лжебог улыбается, когда видит, что Хуа Чэн вынимает из кармана пиджака телефон и моментально нажимает на контакт, включая громкую связь. Гудки долгие. Проходит штук шесть-семь, прежде чем раздаётся нервным с нотками испуга голос. — Хун-эр? — Сюань...эм? Ши? Се Лянь поспешно кивает. — Ши что? Цинсюань? Он со мной.. у нас.. — голос будто отдаляется от трубки, что-то говоря другому человеку, — Ши Цинсюань спрашивает про какого-то Се Ляня? Ты знаешь такого? — Да! Я.. я знаю, он со мной.. Разговор звучит странно и неестественно. Все три человека и один демон волнуются, и уже непонятно кто за кого больше. Се Лянь после пары немых вопросов затихает, прикрывая глаза. — Хааа, хорошо, что с Ши Цинсюанем всё хорошо, — Хуа Чэн говорит на автомате, — Позаботься о нём... — Да, — Хэ Сюань снова отвлекается на другого человека рядом. Потом понимает слова друга и уже говорит осознанней, — Да. До встречи Сброс. Се Лянь не уверен, он ли посылал слова в голову Хуа Чэна или он даже находясь одной ногой во сне понимал его с пары звуков. По крайней мере, с Ши Цинсюанем всё в порядке и он хотя бы живой. Теперь в прямом смысле. Значит, у Фэн Синя с Му Цином всё тоже должно быть хорошо. Пару минут перерыва будут полезны. Только пару минут.. Се Лянь прикрывает глаза, но заснуть не даёт отчётливо ощущающийся взгляд. Хорошо, потом. Лжебог резко садится на кровать, хватается рукой за голову, раздражённо шипя. Сразу чувствует руки на плечах. Когда этот парень успел к нему привязаться? Се Лянь открывает глаза, смотрит на Хуа Чэна и.. И опускает взгляд, просто не ожидая увидеть такое трепещущее волнение. Желание прямо сейчас рвануть к Ши Цинсюаню и убедиться, как всё прошло на время отступает. Эта скрытая черта, желающая захватить мужчину в красном в свои руки. Какой хороший мальчик.. Се Лянь проводит рукой по чёрным длинным волосам, буквально чувствуя кончиками пальцев энергию льющуюся из него. Как приятно.. —...Гэгэ? — Нам нужно к Ши Цинсюаню, — проводит рукой дальше, наматывая чёрный волос на палец, — Просто дай мне секунду. И ведь не Се Лянь посылал ему эти сны. Он даже о них не догадывался. Хуа Чэн принимает прикосновения, сонливость как рукой сняло.

***

К этому он был не готов. Чертовски не готов. Ладно, может он видел Се Ляня без одежды, но.. Но! Но? Но...?! Лжебог поправляет свободную красную рубашку, самую простую, что есть в его гардеробе. Но она.. большая ему. Хоть в плечах Се Лянь и не был таким щуплым, но уступал в размере из-за роста, поэтому.. поэтому красная рубашка болтается, а чёрные брюки наверняка подчёркивают талию. И он этого не видит. Черт. Если честно, он мог бы предложить что-то поменьше, более подходящее, белое, бежевое. Если у Хуа Чэна были предпочтения в цветах, не значит, что он никогда не носит другие. У него есть и белый пиджак и водолазка.. Но Се Лянь, только услышав, что шкаф в его распоряжении решил всё сам. С искорками интереса. Хуа не мог не повиноваться. Но вопросы оставались. Всё же, как бы не хотелось, красивые парни не могут свалиться с неба. И хоть Се Лянь чувствовался рядом до одури правильно, здравый смысл ещё был. Кто он? Кто сейчас роется в его шкафу? Ангел? Хуа Чэн был уверен, что это его игры сознания и сны, просто сны, но ведь.. но ведь не может он настолько долго спать или ловить галлюцинации? Се Лянь хмурит брови, оборачивается на буравящий его взгляд. Складывает другие вещи в ровную стопочку. — Гэгэ? Откуда ты родом? — Хуа Чэн склоняет голову, видя как Се Лянь резко замер. — Сяньлэ, — непонимающе. Хуа Чэн уверен, что где-то слышал это название. На данный момент таких стран точно не было, но раз он слышал.. Не слышал. Видел в учебнике истории. Государство которое погибло в результате эпидемии и войн. И всё бы ничего, но цифра восемьсот лет назад отчётливо засела в его голове. — Кто ты такой?