Индульгенция

Запястья сжимают золотые цепи, такого же цвета, как его золотые узоры на парадном ханьфу, которое он носил ещё сотни лет назад. Ими не то что больно двинуть, это невозможно. Его силу будто вмиг обрубили. Тело обмякло. Давно забытое чувство человеческого слабого тела накатывает вместе с паникой. — УЮН! — зло, срывая голос. Взгляд мечется по мертвым улицам, ни одного демона. Только два Высочества, таких же мёртвых государств, как и они сами. — Что ж тебе от меня нужно?! — Что нужно? — хватая лицо Се Ляня одной рукой и сдавливая его челюсть, — Ты никак не идёшь рядом со мной, всегда сопротивляешься, только когда ты слишком жалок спускаешься до меня. Получаешь помощь, но в ответ её не даёшь, — звонкий удар ладони об щеку. — Мне надоело твоё непослушание, Сяньлэ, что всё вокруг тебя идёт не так, как нужно, — начиная тащить ослабевшее тело лжебога к главной площади, — Тебя ждёт наказание. Оно могло быть сладким, как наша прошлая ночь вместе, помнишь? Но ты не только противоречишь мне, но и изменяешь. Внезапная догадка позволяет сделать движение и не взвыть от боли. Выть он мог только от ярости, царапая колени о грубую щебень.  — Это ты ему всё показал! Как ты, блять, посмел? — Се Лянь снова дёргается, поднимая взгляд, на подоспевших низших демонов. Цзюнь У не отвечает, лишь двигает лицо Се Ляня в сторону сооружения в центре площади. Вместо сотни лет сухого фонтана, воздвигалась пустая деревянная сцена. И только сильно присмотревшись, Се Лянь заметил держатели для конечностей в полу. Рой мыслей мечется, но за свою шкуру становится страшно. Се Лянь дёргает запястьями, стараясь посмотреть назад, на свои руки. Цепь, безусловно, невероятно сильный артефакт, вытягивающий силу высшего демона. Цзюнь У делал его, ориентируясь на свою силу, так что должна быть малая грань, лазейка, что может сломать кандалы. Но убить демона сложно, праха Се Ляня у Цзюнь У нет, так что должно быть ещё что-то. Ужас растекается потом по затылку, когда низшие демоны, начинают разрывать верх его ханьфу. Но изнасилование слишком приятная пытка для бывшего императора, должно быть что-то ещё. Волновало и отсутствие остальных демонов: Му Цина, Фэн Синя, Советника. Се Лянь помнил, что стало с бывшим пантеоном небес, что существовал до Цзюнь У. И как же он наделся, что в нем осталась хоть капля человечности. Рывок, боль в запястьях спадала, но тело только слабело. Если цепь впитывает его силы, Жое никак больше не поможет. Да и быть разорванной, лжебог не хотел такой судьбы для верной подруги. Головной убор рассыпается на глазах, в то же время у принца подкашиваются ноги. Крылья трепещут, пока из одного Цзюнь У не выдергивает перо, с показательной нежностью проводя по нему кончиками пальцев. На Се Ляне остаются лоскуты ткани, открыта спина, копчик, ягодицы скрывает же. Он запутывается в ней, падает, вонзая, в голую кожу занозы, когда его ведут на сцену. Снова рывки ослабевшим телом, Се Лянь пробует сломать себе большое пальцы, чтобы вынуть руки из наручей, но его болевой порог оказался настолько низок, что от удара в уголках глаз чуть не выступили слёзы. Позор от открытых плечей, от видных шрамов, на некогда фарфоровой коже. Отторжение настоящего, его окружают низшие существа, держат его, закрывают глаза, перерезают медианы на запястье, чтобы ограничить доступ духовной энергии. Его боятся. И Цзюнь У в их числе. Только сложно быть уверенным, даже когда запястья перестаёт стягивать цепь на пару секунд, но прилива силы он не чувствует. Старая картина перед глазами, его тело, которое выглядит, как груда фарша с не перемолотыми костями, следствие плохой мясорубки. Руки сцепляют снова, но уже спереди, их пристёгивают к деревянному полу как и колени, лодыжки. Положение неловкое, он может только выгибать спину и вертеть головой. Брошенный взгляд скользит на свои руки. В кожу неприятно вонзаются щепки, хорошо, что она огрубела со временем. Зато они чувствовали тепло рук Саньлана. И сознание откидывает куда-то далеко, в тот спокойный день, когда они могли остаться наедине. Он не видит изображений, но вспоминает тепло его объятий, влажные от волнения ладони, которые Се Лянь так любит брать в свои. Вся его жизнь это Саньлан, с времен, когда он был маленьким мальчиком, когда Се Лянь чувствовал только тепло и желание позаботиться о ребёнке, друге. В день своего, чёрт знает какого по счету, дня рождения, его взгляд скользит по вытянувшемуся с годами телу, и, рассматривая узоры кольца, он впервые смотрит на Саньлана по-другому. Не сейчас, мысленно в будущее. Он уверен, что хочет увидеть как он возмужает и почувствовать романтические чувства. А затем он видит, и демоническое заражение сводит его с ума. Оно заставляет мечтать завладеть, подчинить. Оно заставляет следить за каждым шагом, смотреть на спящее тело, пока солнце вновь не появится за горизонтом. И сейчас. Сейчас, когда за короткое по сути время, Саньлан наконец вошёл в сердце Се Ляня, в место, которое он подготовил с узоров кольца. Вошёл не как друг или объект помешательства, а как дорогой возлюбленный. Но итога не бывает без пути, дороги к нему. И этот путь хлещет Се Ляня по щекам. Безжалостно напоминая о своём присутствии. Именно тогда, когда наваждение тепла Саньлана уходит, Се Лянь получает первый удар кнутом по спине, разрывающий его плоть. Ещё один артефакт заставляет сильнейшего демона заорать от боли. Регенерация не может дойти не то что до раны, даже до спины. Кровь тёплыми струями течёт по бокам, Се Лянь изгибается как только может, лишь бы уйти от предполагаемого удара. Тело ломит ужасно, боль не проходит. Он прислоняется головой к полу, заглушая вырывающиеся жалобные стоны после душераздирающего крика. Цзюнь У подготовился. За возвышающимися стенами храма, остальные демоны замирают. — Блять, — откашливается Фэн Синь, с трудом поднимаясь и облокачиваясь на супруга, — Мать вашу, не говорите мне что… — Это крик Се Ляня, — заканчивает Му Цин, как можно осторожнее поддерживая Фэн Синя за талию, — Это крик Се Ляня, Советник! Демон трёт переносицу, кривя губы. — Просто дайте им самим разобраться. Пэй Мин пытается проломить дверь. — Разобраться?! — Му Цин вскрикивает, — Он его пытает! Какой раз! — Генерал Сюаньчжэнь! — Всё равно, — Фэн Синь облокачивается об стол, прикрывая глаза, — Мы не можем выйти, Мингуан, он запечатал здание? — Боюсь он запечатал все здания — Но он не запечатал всё, кроме... сцены. Вы должны найти способ, — Мэй Няньцин, протирает стекло монокля, дрожащими пальцами. — Вы! — Му Цин вспыхивает. — Под его командованием младшие служащие, — Линвэнь подаёт голос впервые за столько времени, — Они не проблема, но Его Высочество Уюн сильнее с артефактами, чем Его Высочество Сяньлэ. Нам нужен кто-то… — Кто-то за пределами столицы… — заканчивает Фэн Синь, отрывая взгляд от стола. — Даже не смотри на меня! — Му Цин нервно поправляет рукава, — Я не знаю как связаться с его хахалем... — Разве это не запре- — Молчи, Мингуан. — Линвэнь отворачивает голову. Синяки под её глазами переливаются на свету. — Ши Цинсюань. Все демоны, участвующие в диалоге, поворачивают голову на Советника. — Что? — Фэн Синь выгибает бровь. — Вам нужен Ши Цинсюань. В нём ядро с духовной энергией, — пальцы постукивают по столу, — Он сможет что-то сделать, особенно связаться с Хуа Чэном. — Откуда вы? — Се Лянь не стал бы выполнять такие сложные задачи без изучения и обговоренности. — Но Цзюнь У наверняка узнал об этом намного раньше. — Му Цин хмурится, — Не на его стороне ли вы, Советник? — Присутствие золотого ядра пропитывает и меридианы. Оно не способно на многое, но на банальное духовное общение сойдёт. Сложнее вам, подстроить демоническое начало, чтобы уловить волну. Как чёртово радио. Фэн Синь кладёт руку в ладонь Му Цина, чувствуя покалывание в венах от передачи ему духовной энергии. Глаза закрывает, снова постепенно опускаясь на колени, проваливаясь в себя. Анализ собственных чувств и их настрой не так прост. Му Цин опускается на пол за супругом, не на секунду не переставая его поддерживать. Вопросы по крайней мере задаёт. — Цзюнь У знает о Хуа Чэне? — Знает. Сумеет ли он что-то сделать другой вопрос. — Почему вы так уверены в его силах? — Другой вопрос. Этот старик так его раздражает! — Сколько времени уйдёт на попытки связаться с Ши Цинсюанем? Мэй Няньцин склоняет голову, опуская взгляд на свои руки. — Вы не настолько сильны, как Их Высочества. Высокий ранг и боевая сила ещё не значит, что вы в совершенстве умеете анализировать свои чувства. Последние пару слов звучат одновременно с душераздирающим криком. — Несколько часов.

***

Хуа Чэн чувствовал… ничего и всё одновременно. Вина была особым гостем. Выходя из ванной комнаты, он ожидал увидеть пустую, холодную комнату. Но ещё тёплые простыни… Такое душераздирающее сочетание. Се Ляня всё ещё хотелось видеть там. И в этом моменте начиналась вина. Вина перед Хэ Сюанем, Инь Юем, собственным чувством достоинства и гордости. Он не хотел просить уйти. Желание броситься в ноги и просить простить этого никчемного верующего было больше. И диссонанс, разлом поселяется в его душе. Это не здорóво. Это не здоровое отношение. Человеческие рамки. Могли ли быть здоровые отношения с демоном? Хуа Чэн ведь человек. Может, нет, но он ощущает себя им. Позиционирует себя как человека, представится как человек... А может вся его жизнь до этого одна сплошная ложь. Издевательство судьбы и так над неудачливым мальчиком под неудачной звездой. Зря он прогнал Се Ляня. Следующая мысль, после роя и долгого затишья, приходит, смотря на разряженный мобильник. Он холодный, чтобы поставить его на зарядку нужно пройти к зарядному устройству на комоде. А это ступить обнаженными ступнями на такой же холодный пол. Мысль не влечет, так что он остаётся на кровати, закутанный в одеяло, обманчиво дарящее тепло, которое Се Лянь оставил на ней. Демон изредка забывал об изменении температуры. Но ему было невероятно важно касаться Хуа Чэна тёплыми ладонями. У Саньлана кожа нежная, оболочка хрупка. Он должен быть согрет и вовремя накормлен. Обязательно ступать по плитке только в тапочках. Но в бездумии они остались в ванной, а чтобы дойти до неё, нужно ощутить такой омерзительный холод.  Се Лянь всё замечал с полувзгляда. Хуа Чэн прикладывает два пальца к виску. — Одну тысячу раз прочти наизусть Дао дэ цзин. Вот и всё. Тишина. Вдох. Дрожащий. Сжимая пальцами одеяло. — Одну тысячу раз прочти наизусть Дао дэ цзин. Вот и всё. — Одну тысячу раз прочти наизусть Дао дэ цзин, — кривя губы, зажмуривая глаза, — Вот и всё. — Одну тысячу раз прочти наизусть Дао дэ цзин. Вот и всё. — Одну тысячу раз прочти наизусть Дао дэ цзин. Вот и всё. — Одну тысячу раз прочти наизусть Дао дэ цзин. Вот и всё. — Одну тысячу раз… Голова падает на колени. Не имеет смысла. Руки холодные, тело будто не понимает, пока разум осознает и борется. Тело тянется к желаемому теплу, к текстуре его кожи, и пусть даже к металлу на коже. Молодой парень, всего добился! Каков молодец, но как же любовь? — от рандомных старушек. Тоже будто один во всем мире? Без второй половинки, имею ввиду — от Хэ Сюаня на выпускном, протягивающего сигарету. Хун-эр, неужели нет никакой благородной ветви с яшмовыми листьями? — от А-Ли. А-Ли. Всё произошло так быстро, всё раскрутилось так спонтанно. Хун-эр дрожащими пальцами втыкает шнур в телефон и ищет контакт. В комнате противно темно, солнечным лучам не дают протиснуться шторы, а для приятной темноты ещё не вечер. В комнате душно, он чувствует что ему тяжело дышать, но пройти по холодному полу ещё раз... Это усилие было всё, на что он способен. — Хун-эр?? — весёлый голос в динамике. Хуа Чэн даже не убирает телефон от уха, с удовольствием слыша звонкий голос. — А-Ли. — У тебя сиплый голос, — шаги, видимо, отходит от кого-то, — Что-то случилось? У Хуа Чэна дрожат плечи. Такой молодой и такой успешный! — А-Ли. — Ваше семейное положение? — монотонно-спокойный голос женщины психолога. Его нет. — Влюблены? «Зависим от образа» — не сказано. — Вы долго молчите, Господин Хуа. Хотите перенести сеанс? — Да, пожалуйста. Больше он не возвращался в тот уютно-бежевый кабинет. — А-Ли… моя благородная ветвь с яшмовыми листьями… Секундное молчание. Радостный вдох, а затем мужской всхлип в трубке. — Хун-эр? Твоя ветвь..? — Она… она такая замечательная знаешь, — закрывая глаза рукой, — Но всё это время, я кое-что не знал и... он меня очень обидел, это нельзя простить, но как же… я не чувствую больше злости, это неправильно, он так плохо обошёлся с Хэ Сюанем, и Инь Юем, и мной, и мне... я должен беспокоиться за себя, но у меня не выходит, — на грани истерики, — У меня не получается, я хочу, чтобы он вернулся, я хочу услышать его оправдания, хотя бы их, но я прогнал, я так испугался, а потом он… он ушёл и я… — сенсорный экран влажный, дрожащими руками он опускает руку к щеке, поднимая голову наверх, будто пытаясь увидеть послание судьбы на потолке или не дать ещё одним каплям слёз стечь с уголков, — Я вспоминаю его улыбку, ту, которую он дарил мне, и мне ужасно стыдно, что я посмел подумать плохо, всё это... Всё это так неправильно, я ведь не должен так реагировать, А-Ли, я ведь... — долгое молчание. И девушка, делая глубокий вдох, говорит: — Есть веская причина? — Демоническое заражение души, — искренне бросает, совершенно не задумываясь. А-Ли ещё спросит Хэ Сюаня в какую секту попал её брат и почему он его оттуда не вытащил. — Раз есть… нужно выслушать, раз можешь простить, есть причина. У тебя доброе сердце, Хун-эр, ты точно не отдал его кому-то не тому? — колкие слова для проверки реакции. — Тому! Конечно тому, — не задумываясь. А-Ли тяжело вздыхает, но говорит с улыбкой: «Тогда подумай хорошо, позвони ему вечером». Такой симпатичный! И нет никого? Да не вешайте лапшу на уши! Вот-вот. Наверняка ещё не остепенился, просто скрытно гуляет. В таком возрасте нужно хорошенько нагуляться! Куда ему двойняшек в обе руки?? Каждый его вдох и каждый его выдох. Каждая морщинка, каждая оглаженная его пальцами венка на запястье. Как же можно? — А-Ли, я люблю его, а он был готов  подставить нож к моему горлу. И это совсем... совсем-совсем не сходится с тем образом, что был перед моими глазами… Сестра давит испуганный вдох глотком слюны. — Это даже звучит так страшно! Но мне… мне так трепетно от этого, то, что я тогда был бы с ним всегда. А-Ли вновь давит возражение. — Скажи, что он делал? — Он очень мил! Очень, добр, мил, его улыбка может осветить весь мир. Он спас меня тогда, ты не помнишь? Ты помнишь того человека в даосских одеждах? Хэ Сюань вспомнил и ты вспомнишь, это он, он... Мы красили вывеску вместе, он даже смог меня поднять! Мы ходили на свидания, каждое из них заложено в самых уютных уголках моего сердца, мы целовались на них, и то, как он смотрел на меня нельзя, А-Ли, нельзя ведь подделать такой взгляд… Я ведь могу отличить зависимость от любви, могу, А-Ли... Он нашёл Эмина и привёл домой, диалоги с ним — это самое интересное, что со мной случалось, и он смотрел мне в глаза, изредка его потуплял, смущенно, но и тогда брал мои руки, он не смотрел в разрез, не смотрел на мою грудь, не зацикливался на ключицах, я не чувствовал, что он раздевает меня взглядом. Он принимал то, что я делаю для него, но как же он принимал, он… А-Ли, нельзя же притвориться..? Сестра молчит, и тогда Хуа Чэн кусает губы, чувствуя как и прах в глазу обрамляют слёзы. Се Лянь ломает свои кости, его руки вывихнуты, лишь бы уйти от режущих ударов, а даже несмотря на это, боль от кнута несравнима с болью понимания, что Хуа Чэн плачет. Грудь сжимается и само его истинное нутро кричит «Что ты наделал?? Как ты мог его обидеть?!». Он готов уничтожить себя лишь бы стало легче, блаженно развеяться на ветру с мыслью, что Хуа Чэн больше не будет плакать. — Нет, — твёрдое. А-Ли вздрагивает: «Хун-эр?» — Я узнаю больше, сначала я узнаю больше. Нельзя подделать чувства, а я их видел. Видел его прахом. Но связаться не получается. И с трудом, большим усилием и горечью от бездействия он ждёт. Говорит про себя пароль от духовной сети и ждёт. До одного момента.

***

Копна светло-коричневых волос опадает на лицо. Пряди покачиваются от тяжелых вздохов их обладателя. Запах с кухни проскальзывает сквозь щели двери в ванную комнату и как бы Ши Цинсюаню не хотелось назвать это ароматом... Он встаёт на колени перед унитазом, выворачивая из себя остатки ужина. Он чувствовал себя так… странно-неправильно. Будто что-то в нём ломалось, но он не мог понять что. Вырваться из мыслей получается, только чувствуя крепкую хватку на волосах в следующем приступе рвоты. Руки Хэ Сюаня сильные и точные от работы, может, он месил тесто и не успел переключился на «нежный режим», который был доступен только Ши Цинсюаню и порой очень завуалированный Хуа Чэну с Инь Юем. Но речь шла не об этом. Человеческое тело Ши Цинсюаня упрямо что-то в нём отвергало. И вряд ли это была вчерашняя курица кари. — Цинсюань? Цинсюань! Слышишь меня? Глухой звук «Да», звук «а», из которого заглушает новый порыв с всплесками воды. — Мне вызвать скорую? Мы так и не сделали тебе удостоверение личности, черт... Мужчина, вцепившийся в унитаз, крутит головой. Если в бою он был слаб, то анализ собственных чувств возмещал. Бог Ветра, быстр, как ветер, спокоен, как ветер, присутствующий везде и знающий обо всём, ветер. И если до этого момента он отчётливо отрицал позывы собственного тела, его крики о незаконченности прошлого существования, то теперь... — У меня есть золотое ядро, — Ши Цинсюань делает шумный вдох, кашляет, сплёвывая противно-вязкую слюну. Она желтая, тянется с пухлых губ и никак не хочет отсоединятся от него. Рвотный позыв давит. Хэ Сюань смахивает нить слюны своей рукой, отпуская волнистые волосы. — И боюсь, кому-то оно отчётливо нужно. Хэ Сюань скользит к полотенцу и обратно к мужчине, помогает подняться на ноги, пройти к раковине, чтобы промыть рот. — Нужно найти Се Ляня. — Я могу позвонить Хуа Чэну. — Не дело, — рот заполняется холодной водой, зубы сводят, — Мало, что он наговорит по телефону. Нужно поговорить лицом к лицу, ощущать исходящую атмосферу. Ши Цинсюань поднимает усталый взгляд, от выворачивания собственного желудка, к открытой двери, через неё видно незашторенное окно. И солнце, что ещё с утра будило людей тёплыми касаниями щёк лучами, в ужасе спряталось за тёмными тучами. Лишь бы забыли, что оно вообще существует. Если ещё утром Хэ Сюань недовольно закрывал окно под радостные крики детей, то теперь был слышен лишь вой ветра.

***

Ши Цинсюань вываливается из подъезда, еле стоя на ногах. Не падает только от рук, твёрдо поддерживающих его. Пальто не согревает, он делает вдох холодного, морозного воздуха. На улице никого. Только вой ветра. Ни непонятных криков вдали, ни идущих с работы прохожих, не проезжающих автомобилей. Они будто попали в неизвестную аномалию и встреча с кем-то живым равняется ещё большей тревоге, чем отсутствие живого. Как ты можешь знать, что выдающее себя за человека им является? Эта парочка... эта парочка крови с молоком, черт возьми, идеально подходит под описание. И как бы Ши Цинсюань не скрывал страх к лжебогу Сяньлэ, он был. Если бы он мог объяснить, насколько Се Лянь и лжебог Сяньлэ разные... Ноябрь встретил их первым снегом. Хлопьями, что практически сразу же таяли на земле, но врезались в нежную, тёплую, живую кожу. Атмосфера настолько чужеродная, что Хэ Сюань прерывает тишину собственным голосом. — Почему всё... такое? — Нужно добраться до Се Ляня. Я не могу утверждать.. Ни одной птицы. Ни одного насекомого. — Нужно узнать в ком из них это зарождается. — Цинсюань? — Се Лянь одна сплошная аномалия, я надеюсь у него нет здесь ушей, но это так. Я не знаю, что он сейчас чувствует, но это точно не к добру, раз всё живое испуганно прячется. Ещё хуже будет, если это Хуа Чэн, про природу которого вообще никому неизвестно. — Хуа Чэн — человек, всё это звучит странно. — Я очень надеюсь, что Се Лянь ошибается и человеческого в нём больше, но… Но Се Лянь, хоть и ошибается, он очень умен в демонических делах. Ши Цинсюань останавливается, заставляя остановиться и Хэ Сюаня. — Хэ-сюн. Тишина ответом. — Хэ-сюн, — беря его лицо в свои ладони. Чёрные пряди, стекловидные. Не вьющиеся и не непослушные, как у Хуа Чэна, наоборот прямые, словно спокойный водопад, без единых брызг и пены. — Ты не говоришь, что Се Лянь не сделал бы ему больно, — хмуря брови, ломая губы. Ши Цинсюань опускает взгляд. Это лучше того, что Хэ Сюань боится в его глазах увидеть больше всего. Сочувствие. Ответ не размытый, Хэ Сюаню не хочется врать. — Я уверен, Хуа Чэн может за себя постоять, в нём есть… сила. А ещё, я уверен, что то, как Се Лянь на него смотрит, не приравнивается к желанию навредить. Ты не знаешь Се Ляня, он неустойчив не по своей вине. Его рассудок это одно из самых спорных вещей и то, о чем я точно не могу говорить, но… ты их видел. — Я их видел, — на выдохе, прикрывая глаза на пару секунд. Ши Цинсюань понимает. Ему нужно собраться с мыслями, утихомирить уже свой рассудок. Но за него отвечает Цинсюань, и надлому осуществиться не даст. — Идём. Путь медленный и тихий. Ши Цинсюань даже в один момент считает шаги. Существование машины даже в голову не пришло. Будто сейчас всё современное было чуждо и неправильно. Будто не должно участвовать и существовать именно сейчас. Но на лифте Хэ Сюань настаивает. Они шли час, не торопясь, вёл Хэ Сюань, знающий короткие пути к дому Хуа Чэна через запутанные тропинки дворов. Колени трясутся, но Ши Цинсюань стучит первым. Хэ Сюань тянется к звонку, но после снова стучит, только сильнее, не боясь разбить костяшки. Новая дверь, в новом доме, противно скрипит, будто не смазывали её с прошлого десятилетия. В коридоре находится Хуа Чэн. Только Ши Цинсюаню нужно опустить голову, прежде чем увидеть обезглавленное тело, приклоняющее колени. Мужчина настолько сильно дёргается назад, что наверняка бы упал, если бы не Хэ Сюань стоящий рядом. — Ребята? — Хуа Чэн неуютно ёжится, интуитивно делая шаг назад. Ши округляет глаза, смотря на живого и целого мужчину. — Цинсюа- — Где Се Лянь? Кажется, свет от лампы в коридоре, отражающийся в его чёрном глазе и то гаснет. — Ты знаешь, — вводит руку в волосы, убирая их назад, мечется взглядом по окружению, — Он рассказал? — Мужчина… именуемый Уюном? Рассказал мне, я во всём не уверен, но... — Цзюнь У?! Нет-нет-нет!! — Ши Цинсюань бросается к Хуа Чэну, вцепляется в его плечи, практически яростно, если бы это тело не было так слабо, — Где Се Лянь?! Ты сказал ему об этом?! Растерянное, напуганное «Нет». Се Лянь не знает. И именно в этот момент в голове громом разносится голос Фэн Синя. — Хуа Чэн нужен нам здесь! Сейчас же!