Индульгенция

Глаза мужчины распахиваются, устремляя острый взгляд в полоток своей спальни. Такой же затуманенный началом он переходит на Се Ляня, волнительно сидящего рядом. — Саньлан? Мужчина садится на кровати, стараясь уладить тяжёлое дыхание. — Я чувствую твою энергию, она льётся через край, давай я помо- Хуа Чэн отдёргивается от его прикосновения. Как ошпаренный. — Ты, — хрипло, голос ломается, — Скажи правду, это всё ты? — Саньлан? Я не понимаю... — Ты... ты готовил семь шагов? Эмоция Се Ляня меняется молниеносно. — Что? Как ты... — Ваше Высочество, — садясь спиной к нему, спуская ноги с кровати, — Правда или нет? — Саньлан, я... — не слышать привычное «гэгэ» необычно. Аура, что окружает мужчину, кипит, и Се Лянь судорожно пытается понять, как он мог узнать. К тому времени Хуа Чэн поднимается. — Саньлан, я… я... Да, да, боже, но я могу объяснить, конечно, я бы не... «Стал тебе врать» остаётся неуслышанным. Се Лянь прекрасно помнил взгляды разочарования от своего народа, от своих верующих. Он помнил взгляды Фэн Синя, когда его душа начала заражаться, и он больше походил на Ци Жуна, чем на Наследного Принца. Он помнил взгляд Цзюнь У, которым он смотрел на его тело. Он помнил каждый взгляд Ши Цинсюаня и как он менялся по отношению к нему. Он помнил… Он помнил всё о взгляде Хуа Чэна. Он помнил этот трепет, нежность, желание угодить, показать себя с лучшей стороны и смотрел так… по-особенному тепло. В его бездонной радужке была влюблённость, перерастающая в нечто большее. Сейчас в нём ничего не было. Ничего. Лишь пустота и испуг. Как тогда, в бесконечном коридоре. Только Се Лянь был спасением и надеждой. Сейчас он был источником этого пустого взгляда. Не только действия, а именно он весь, целиком. — Саньлан, я... — глупое. «Уходи» не может сорваться с языка. Хуа Чэн наспех выбирает пару вещей, чувствует спиной прожигающий его взгляд. — Саньлан, нет! Я объясню, объясню! — лжебог вскакивает с кровати, хватая его одежду. Мужчина дрогает, не выпуская дорогую ткань из рук. — Пожалуйста, скажи мне, скажи как ты узнал? Когда, как, прошу, это важно… — Неужели жизнь Хэ Сюаня тебе была не важна? — взгляд опускают, руки дрожат, — И моя тоже. — Саньлан... — Пожалуйста, хватит, — Хуа Чэн тянет одежду на себя, Се Лянь ослабляет хватку, — Давай… поговорим потом. Демоническое начало ослабляется, умеряет пыл. — Я не хочу ранить тебя, — полушепотом. Дверь в ванную комнату вскоре хлопает. Се Лянь остаётся один. Он остаётся один. Эмин отходит от него, скребет пол когтями, медленно передвигает лапами, но уходит к двери, к хозяину. Лишь вечно верная Жое крепче сжимает его запястье. Черт. Твою мать. Лжебог вводит руки в волосы, судорожно осматривая комнату. Кто ему сказал? Что ему теперь делать? Копошение в ванной продолжается пару минут, после наступает мёртвая тишина. И несмотря на это, Хуа Чэн не мог сказать «уходи». Это ведь был Се Лянь, его гэгэ, его Высочество, его принц. Так давно ворвавшийся в его жизнь и так внезапно оказавшийся реальным. Отрадой Хуа Чэна была мастерская. В самые сложные периоды его жизни он рисовал его, вырезал его одежды, нежные руки, шлифуя каждый его ноготок, он чувствовал умиротворение. Чувствовал себя защищенным. Как же его сердце трепетало, видя каждую ресницу, каждую родинку и морщинку. Каждый новый вспыхивающий оттенок в радужке, он запоминал и укладывал на полочку воспоминаний, сдувая каждую пылинку. Повзрослев, он стал видеть больше, чем тот подросток. Он видел игривый блеск глаз после бокала вина, видел, как чуть расфокусированный взгляд Се Ляня замирал на его шее, ключицах. Как сильнее прогибалась его спина, когда он ждал его на постели. Как тот с краснеющими щеками пытался незаметно до него докоснуться. В конце концов, он видел, как Се Лянь на него смотрел. Не мог поверить, что настолько прекрасный человек вообще удержал на нём свой взгляд. Чувства Хуа Чэна не были его одурманивающим заклинанием! Тем более, он чувствовал тягу к Се Ляню задолго до бокала вина... или всё дело в прахе? Хуа Чэн ошибался, может, вёлся на игру. Поверить в то, что Се Лянь, тот же Се Лянь чуть не спровоцировал гибель Хэ Сюаня, заставил сказать грязные слова Инь Юю и... и хотел... Что можно ждать от демона? Разве Се Лянь не сказал об этом с первой их встречи? Может, не стоило продолжать видеть в нём бога? А может… быть вечностью в его руках, пусть и сжимающих шею, не так плохо? Раковина стойко выдерживает удар дрожащих кулаков.

***

Се Лянь уходит. Боязливо, поджав хвост. Он облачается в своё белое ханьфу, скрывает глаза головным убором и уходит, позволяя ветерку поднять его белую вуаль. Хуа Чэн попросил дать время, поговорить потом. Кто он такой, чтобы теперь его ослушаться? Пробыть… неделю? Вроде бы по человеческим меркам семь дней называются так. Пробыть неделю в скитаниях по городу было... привычно. Он скитался, когда пал с небес, он скитался, когда осознал причину жить без дыхания, он скитался, становясь сильнейшим демоном. Се Лянь снова меняет одежды, зарывается носом в шарф, свитер не греет. Холодный ветер покалывает щеки, пока он не оказывается на пороге студии «Хуалянь». После долгого пути по городу, он без телепортации хотел прийти именно сюда. В место, где есть материальное подтверждение их чувств. Се Лянь выдыхает и входит в здание сквозь стену, чтобы обогнуть появившуюся за стойкой регистрации охрану. Студия не закончена, но… Ох. Материальное подтверждение... сюжет для мелодрамы. Но он хочет увидеть, он тянется увидеть. И, заходя в мастерскую, Се Ляня встречают сотни пар его же глаз. Только на столе, на планшетке покоится ещё один холст с начинающимся вырисовываться наброском. Два силуэта были не так детализированы, как фон, но кем был бы Се Лянь, если бы не узнал их черты? Две фигуры, первая, облаченная в красный, явно выше, сложила свои руки на талии человека в ханьфу. Одежда никак не сочеталась из-за разных эпох, но это было и своеобразной изюминкой. Стоя на балконе одной из крыш, взгляд их был направлен на множество фонарей, раскинувшихся на небе, напоминая скопление звёзд. Была намечена архитектура крыш, украшений на домах... и только одно существо могло с лёгкостью угадать, что за идею хотел передать художник. Тот вечер, когда у него на груди навеки стало покоиться серебряное кольцо с замысловатыми узорами на нём. Завитки перерастают в цветы, цветы в бабочек, что становятся всё меньше, проходя к завиткам, красиво складывая все элементы в одну картину... Се Лянь приходит в себя, только касаясь холодного серебра. Мы могли бы провести следующий праздник середины осени вместе. Могли пережить с тобой холодную зиму, тёплую весну и жаркое лето. Но мы это не сделали. Я это не... ... Се Лянь чувствует тепло на кончиках пальцев и судорожно отбрасывает от себя планшетку с холстом, чтобы не поджечь. Черт. Черт! Кольцо заправляет под одежды и хочет рвать на себе волосы. Прибытие сюда было таким же эгоистичным желанием. Он должен был опустошить свои мысли, занять их чем угодно, кроме Хуа Чэна. Но он вернулся сюда. В место, где пахнет им больше всего. И сознание Се Ляня трещит по швам. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, поводок. Вскрытое горло, пово- ХВАТИТ. Тишина, до звона в ушах, голос в голове успокаивается. Ты жалок, Се Лянь. — Я не хочу, — вцепляясь в стол, голос дрожит, — Я не хочу делать больно. Задыхаясь в собственных рыданиях, опускаясь на колени. Се Лянь обхватывает себя руками, скрывая глаза волосами. Стыд, вина. Вина, как доступ к человечности? Имел ли он право носить титул человека, носить чувства человека? Руки Се Ляня сжимают свою кожу. Она будто склизкая, отвратительная. От неё будто исходит зловредная вонь. И его тянет блевать от самого себя. Рвота почти подступает к горлу, пока он её не глотает. Только не на этом полу. Только не здесь. Оскверни он Хуа Чэна ещё таким способом, не дал бы жизни себе. Не дал бы и мрачить жалкое существование своё. Если он и сорвётся, разгромив пространство, то сделает это в своём храме. Трясущиеся ноги еле держат, голова идёт кругом. Нужно в храм. Лжебог ещё не знал, что спустившись в столицу, он снова осознает слово ад.

***

— Как это не отвечает?! — Му Цин накидывает нижние одежды, второпях их завязывая. Пальцы Фэн Синя опускаются от виска, мужчина понуро опускает голову, стараясь унять дрожь в плечах. — Собрания..? Мы что, в небесном пантеоне? — Фэн Синь глушит стон в ладонях. — Се Лянь сильнейший! С чего это Цзюнь У снова ставит себя в Владыки? Фэн Синь проходит к своему мужчине с фиолетовой лентой. Берёт в руки его черную копну волос, делая высокий хвост. Закрепляет бантик внизу, чтобы с лицевой стороны его не было видно. Му Цин, кажется, немного расслабляется от рук в своих волосах, но рукава всё ещё сжимает крепче. — Мы должны связаться с ним как можно скорее, чтобы он не шёл на собрание, вся столица только и кишит сплетнями о нём и Ши Цинсюане… Чёрт! — Му Цин бухтит вслух, перевязывая пояс в третий раз. — Я понимаю, я пытаюсь, он будто отключил возможность связаться, — лжебог подходит к супругу, завязывая его пояс, — Всё будет в порядке, я буду пробовать, пока не дойдём до дворца Шэньу. В порядке всё не было. Только два демона переступили порог дворца и взглянули на бывшего императора, всё стало понятно. Отсутствие глаза, уродливый, рваный шрам на пол лица. Заживление проходило медленно даже с присущей возможностью регенерации. Самым пугающим было — Цзюнь У стоял за спиной Мэй Няньцина. Тут холод пробрался под воротник. Вид сумасшедшего, стоящего за спиной демона, принимающим решения. Как только два демона опустились в кресла рядом и переглянулись, советник начал вступительную речь. — В нашем мире существуют правила, — продолжается речь Мэй Няньцина. Всё же он должен был соблюдать какой-никакой порядок в царстве демонов. А может, это были вовсе и не его мысли, — Наша сущность не даёт возможность долго находиться в мире людей. Прямые контакты с ними также запрещены. Совсем недавно одни из демонов нарушили правила. Повелитель Ветров больше не с нами, его решением было обращение человеком. — советник делает паузу, позволяя волне шёпота пройтись по залу, — Повелитель Ветров больше не является демоном, наказание он понести не может. Но на такое обращение один он был не способен. Его помощником стал Его Высочество Наследный Принц Сяньлэ, являясь демоном, он должен отвечать за свои поступки. С этого момента, при встрече Его Высочества вы обязаны привести его во дворец Шэньу, иначе неповиновение будет караться наказанием. С этого момента официальная речь была закончена. По залу лился шёпот, и только некоторые продолжали молча переваривать информацию. Наказание в подземной столице были сродни демонам. Жестокие, неумолимые, безжалостные. Демоны научились приносить боль тем, кто был рожден с предназначением к становлению тварью. Беспощадность текла по венам, позволяя чувствовать приятный трепет от криков, визгов и молитв, вырывающихся со рта вместе с кровью. — Разве может кто-то из нас потягаться с силой Наследного Принца? — Пэй Мин складывает руки на оголённой груди. Ответ приходит от Цзюнь У: «Неуверенные в своей силе могут связаться со мной по духовной сети. Это также обязательное требование. Его Высочество скоро окажется на границе, и вы должны сообщить о его присутствии». Дело становится ещё хуже. Рука Фэн Синя крепче сжимает руку супруга, осматривая демонов. Не нужно подавать негативной реакции, нужно выйти и сконцентрироваться на связи с Се Лянем, нужно предупредить и потом решать на расстоянии как... — Его Высочество Наследный Принц на границе! — в двери забегает демон-слуга ниже рангом. Фэн Синь вскакивает, мчится к дверям, но касание к спине оказывается быстрее, чем он думал. Му Цин ловит тело мужчины, поспешно пытаясь стереть с него печать окаменения. — Не получится, Сюаньчжэнь, она нацелена на временные рамки, — Цзюнь У скрывается за вратами дворца. — Неповиновение будет строго караться, — с усталым выдохом, совсем другой интонацией произносит советник. Пэй Мин давит на ворота, но ничего не выходит. Их закрыли на время битвы между двумя сильнейшими демонами. Му Цин очень близок к нервному срыву.

***

Ветра в столице без их Повелителя разбушевались не на шутку. Белая вуаль с главного убора практически парит в воздухе от этого, но глаза скрыты, так что ничего. Поднявшаяся пыль не попадёт в глаза. Се Лянь был подавлен. Очень подавлен, всё, чего он сейчас хотел это оказаться в своём храме и хорошенько подумать над своим поведением. Там переждать время, за которое Саньлан успокоится и потом поговорить, объяснить, пасть на колени в раскаянии... Лишь бы понял, что поменял мнение и что относился как нельзя искренне тоже. А дальше, пусть сам выбирает, что сделать с ним. Раз Се Лянь дал себе право думать, что может решить его судьбу, то пусть у Саньлана тоже будет такая возможность. Рука скользит под одежды, доставая кольцо на цепочке, потёртое временем, но такое значимое. То, что навеки покоилось на его груди. — Его подарок, Сяньлэ? Как же не вовремя. Его силы струились от количества эмоций, шли за ним шлейфом, перетекая не в те меридианы и создавая дисбаланс в венах. Особенно ныли запястья, не такая уж проблема, но неприятно... — Чего тебе? — небрежно, собираясь пройти мимо, к своему храму. — Тебе вынесено наказание. За помощь Ши Цинсюаню. Он уже не живёт по нашим законам, но ты всё ещё здесь. Лжебог, в белых одеждах, раздраженно улыбается уголками губ. — Дай пройти, Уюн, я не в настроении- Резкий удар в спину оглушает на пару секунд. Се Лянь тут же взмахивает рукой, чтобы воспользоваться Жое, но запястья сдавливает невероятно, до их хруста. — Уюн! Руки заламывают, в голову остро пробивается мысль. «Я не чувствую свою духовную энергию».