Индульгенция

Жизнь с Се Лянем была похожа на жизнь с какой-то летучей мышью. Только иногда, конечно. Настолько разнообразная. В одну из первых ночей, когда Хуа Чэн ложился в кровать, чувствуя, как спина выпрямляется после долгого и тяжёлого дня в положении по струнке смирно было... равно некоторому экстазу. Эмин шуршит когтями об пол, разваливается в своей огромной лежанке. Жое же, смотрит на него глазами белого пуделя и, прикидывая размеры, запрыгивает Эмину на спину белым шпицем. Животные рядом, тёплое, тяжёлое одеяло на нём, сон уже зовёт в свои руки, как… Хуа Чэн открывает глаза и понимает, что не хватает главного. Главного, кто должен лежать на соседней стороне кровати, а лучше обнимать его, переплетаясь ногами. В квартире полностью темно и тихо. Природа молчит, хотя окна открыты. Боится разбудить сокровище страшного лжебога. Но сейчас-то это сокровище и не спит из-за него! С трудом откидывая одеяло, Хуа Чэн садится на кровать. Глаза вновь привыкают в темноте. Трудно, долго. Ноги уже касаются холодного пола, даже не обувая тапочки, человек бредёт к коридору. Холодно. Холод достигает и плеч, озноб проходит по позвоночнику. И он вновь ощущает себя маленькой букашкой под давлением тьмы. Взгляд фокусируется, Хуа Чэн поднимает голову. И замирает, моментально чувствуя, как в ушах стучит сердце. Бешено колотится. Усталый мозг, видя перед собой лишь три золотых глаза, один из которых больше всех и смотрит прямо на него, точно не подумает: «А! Это же мой супруг! Он всего лишь демон, хаха!» Хуа Чэн в ужасе стоит на месте, пока это привидение не подходит ближе. Оно злобно приближается, хочет поглотить и сожрать. Переварить его кости, перед этим разжевав их острой пастью. Сотни фильмов ужасов, что Хуа Чэн смотрел в прошлом, проносятся в голове. И тысячи событий из них заполняют все его мысли. Взгляд становится вопросительным. — Саньлан? — А! А- А...гэгэ.... В душе отмирает. Страх медленно стухает на нет, когда Се Лянь становится под свет луны. — Милый, всё в порядке? Я напугал тебя? Руки тянутся к нему, и Хуа Чэн с выдохом позволяет себя обнять. — Я был у Фэн-Му, думал, вернусь и приготовлю тебе ужин, но засиделись. Прости, Саньлан. Голова человека укладывается на плечо и, заметно успокоившись, он прикрывает глаза. Рука лжебога скользит к его сердцу, успокаивает теплом. — Я напугал тебя. — Совсем немного. — проваливаясь в сон, — Он снова здесь. — оглаживая веко глаза. — Оказывается, могу принимать части из той формы. Мы обсуждали нашу свадьбу, и я перевозбудился. Хуа Чэн улыбается: «И он появился?» — И он появился. — Очень мило, гэгэ. А теперь неси меня в кровать. Не хочу, чтобы до меня в темноте добралась ещё одна бабайка. — Саньлан, я ведь не дам тебя в обиду, — поднимая на руки.