"И в итоге я понял..."
***
– Джисон. Я эгоистичный, как говорит Хван? Крошечная детская площадка между спящими жилыми домами. Ржавые качели – единственные целые аттракционы на ней. Хулиганы только разрисовали и исписали их маркерами. Минхо прижимается к ледяной цепи щекой – она оставляет грязный ржавый след, но лучше уж так, чем прийти утром на работу с опухшим лицом. Что не говори, этот "Ëнбок" бил сильно метко. Джисон качает головой, глядя на эту картину. Присаживается на сидение соседней качели, тянется к лицу Минхо и, отодвинув его от железа, вытирает ржавчину салфеткой. Следом в руки Минхо летит упаковка с эскимо. – Лучше это приложи, а то ещё инфекцию подцепишь. Береги красоту лица, раз уж само лицо сохранять не всегда получается. Под "лицом" Джисон имел ввиду репутацию. Такой он, Хан – с пухлыми беличьими щеками и большими выразительными глазами, в которых всегда отлично получается прочитать всё, что не договорил его острый язык. Минхо видит ответ в его карих отражениях души. Кивает сам себе. Разворачивает упаковку и откусывает от мороженого добрый кусок. Морщится от сведённых зубов. Но хотя бы вкусно. – С ума сошёл, – Хан не спрашивает, констатирует. – Ну кто мороженое при такой холодине ест? – В нём около десяти градусов мороза. У меня внутри – минус тридцать два. Я греюсь. – Делай, что хочешь,– не то фыркает, не то вздыхает Джисон. Он отталкивается ногами от земли. Раскачивается на качелях – не слишком сильно и высоко, но из-за его порыва и качели, на которых сидит Лино, начинают покачиваться. Он их не останавливает. Молча ест своё угощение, позволяя Джисону его ребячество. В Хане, в отличие от Лино, человеческого сохранилось гораздо больше. – Думаю, мне стоит перед тобой извиниться. За свой эгоизм, – давит Минхо из себя. – Со всем приходится разбираться тебе. Только после произошедшего за последние сутки я понял, что доставляю много головной боли. – Ничего, я привык, – легко отзывается Джисон, но Лино видит по лицу, что тот рад принятию им своих ошибок, – У каждого свои причуды. Да и гении обычно обращают внимание только на то, что им интересно. "И ты ведь осознал, что не прав, даже не из-за заварившейся истории. А потому что Хëнджин ткнул тебя носом в проблему. Здорово, что ты прислушался к своему врагу". Эти слова остались не высказанными Джисоном. И непрочитанными Минхо. Лино уязвляло, что на его очевидную проблему обратил внимание именно его враг. Лино бы хоть толику благодарности испытывать. Но получался только слабенький намек на нее, который быстро покрывается сверху плотным покровом злости, наслаивающимся на предыдущие слои. – Я тоже не знал, что Хенджин отделается так легко, – Джисон раскачивается сильно, насколько позволяют старые скрипящие качели. – У каждого в мафии свои страхи. Мало ли, вдруг его бы казнили на рассвете, и нас с тобой до конца жизни преследовал бы его призрак. С Хвана станется. Минхо представляет призрак Хенджина за своей спиной – с черными кукольными глазами, полупрозрачными и безжизненными. И его губы, складывающиеся в беззвучные слова "Это ты убил меня". Мурашки с тела сбежали. – Что он такое, этот Хван? – Лино снова морщится от холода мороженого. Душа же от разговора оттаивает. Даже несмотря на то, что они говорят о Хенджине. – А черт его знает. Появился изниоткуда. Никто не знает ни его прошлого, ни уж тем более будущего. Хотя, – Джисон издаёт смешок, – Если Чан принял его, то, возможно, знает что-то о нём. Нас с ним нельзя назвать совсем уж близкими друзьями, но когда-то мы работали в паре, и он был вполне нормальным парнем. Точнее, нормальным, насколько позволяет наша профессия. Это после твоего появления Хенджин как с цепи сорвался. Понятия не имею, что между вами пробежало, но, имей введу, если будешь его всерьёз убивать, я не встану на твою сторону. В любом деле и любой проблеме. Но не в его убийстве. Лино пожал плечами. Джисон имел на это право, и он не собирался винить его за это. Вражда Хенджина и Минхо – это только их дело. Что между ними пробежало? Это отличный вопрос. И ответ на него: ничего конкретного и тысяча чёрных кошек. Они просто не понравились друг другу с первого взгляда, и понеслось. Лино тему не развивает. Потому что не может толком объяснить их отношения не только Джисону, но и самому себе. Вместо этого он возвращается к тому интересному, что успел услышать. – Вы работали вместе. Что случилось потом? – Повышение. У него появился Йени. У меня – ты. Хотя, в нашем с тобой случае, скорее я у тебя появился, чем ты у меня. Качели начинают замедляться. Минхо молчит, как в рот воды набрав. Стало как-то совестно перед ним, этим парнем, который в Стае гораздо дольше него, но так и не продвинулся по карьерной лестнице. Когда лицо Джисона замирает напротив, Лино всё же спрашивает: – Тебя не уязвляет, что Хенджин стал главой отряда, а ты так и остался в заместителях? Джисона пробивает на смех. – Поверь, нет! Я никогда не стремился к чему-то подобному. Чем выше сидишь, тем ярче на твоём лбу разгорается красной точкой мишень – того и гляди, чтобы тебя не подстрелили. Один неверный шаг – сместят. "Смещение" в мафии означает смерть, а, знаешь, я хочу прожить как можно дольше. То, что я твой заместитель – это уже очень много. – Думаю, если бы ты хотел остаться на самых низах, Чан не стал бы тебя заставлять, – палочка от мороженого смешно остаётся за щекой Минхо – здоровой. Джисон встаёт с насиженного места и треплет его за эту самую щëку. – Дело в тебе, мой дорогой. В тебе. Как тебя бросить, такого ничего-не-знающего? Лино шутливо хмурится исподлобья, деланно-недовольно выдыхает облачко воздуха. Поднимается на ноги и, обняв Джисона за плечи, направляется обратно к машине. Холодно здесь, на площадке. Темно. Нечего им здесь делать дольше положенного в самый жуткий предрассветный час.***
Йени, или же Ай Эна, на самом деле звали Ян Чонином. Никто не знал его настоящего имени, ведь даже документы, которые Чан и Чанбин постараются раскопать и найдут, были поддельными. Правительство тщательно стерло все следы его прошлой жизни и создало ему новую личность с одной конкретной целью – отправить шпионом в логово белого волка, Чана, и, выведав все грязные делишки, искоренить чёртову Снежную Стаю. Но они не учли одного важного факта – Ай Эн все ещё помнил, что он никто иной как Чонин. И, в первую очередь, работал сам на себя. Только он один решал, какую информацию о мафии передавать высшим кругам. Более того, он копался в правительственных архивах и незаметно сливал информацию мафии. Живя жизнью двойного агента, он знал, что такая жизнь не может продлиться долго. Нет-нет, и одна из нависших над его горлом пастей – аллигатора-правительства или волка-мафии – защелкнет зубы. И алая кровь окропит бледную кожу. В общем, когда малыш-лис пришёл в Снежную Стаю, он чистосердечно заявил, что боится крокодилов и волков. Выпутаться сам из обвивших лап пут он не мог. Но был один человек, который, вполне возможно, мог ему помочь. В мафии его называли "Неуловимым".