***
В самый тёмный час жизни, Когда руки были по локоть в крови, а от души остались только рваные ошметки, перед ним появился тот, кто посмотрел ему в ослепленные горем глаза и улыбнулся тепло и мягко. На дне этих глаз плескалась такая же скорбь. Даже гораздо глубже. Родная душа нашлась там, где обычно не ищут. Она сжимала покрытыми царапинами пальцами холодные решётки. И Чанбин боялся, что этот странный человек отпустит их. И уйдёт. Но ещё больше боялся, что он останется. Было в нём что-то неправильное. Не связанное со свежими шрамами и хромающей походкой, которой он явился в это мрачное место из ниоткуда. Возможно, просто само существование этого человека было неправильным. Об этом шутил он сам, с горькой усмешкой, тысячи раз желая перестать существовать. Однако не имея права на подобную роскошь. Но Чанбин со временем нашёл настоящий ответ на свой вопрос. Да. Существование Чана было неправильным. Потому что мир подобных людей просто не заслуживает.***
Оконченная с отличием школа. Поступление в университет, в который всегда хотел. После окончания учёбы – работа. Возможно, семья, там уж как сложится. Сложно заглядывать далеко вперёд, когда хочется жить здесь и сейчас, глядя на мир широко распахнутыми глазами, утопая в любви ко всему и всем, кто тебя окружает. Дни беззаботной юности катились своим чередом, не принося в душу ряби беспокойства о будущем. Хотя Чанбин был абсолютно уверен, что впереди его ждёт только всё самое лучшее, доброе – в ответ на его собственную доброту. Это бы было справедливо. Но справедливости в этом мире, к сожалению, нет.***
Он нашёл их, вернувшись домой после занятий. Чанбин запомнил на всю жизнь, что его так задержало – куратор решил провести внеплановое общее собрание, которое в итоге растянулось далеко не на час, как обещалось. Начали с выбора подарков преподавателям к предстоящему празднику, продолжили проблемой курения, окончили тем, что всю группу наказали мытьём полов во всём здании. Ничего нового в подобном опыте не было. Нервы, конечно, подзакоротило, но под конец работы они с товарищами улизнули из-под носа преподавателей и ещё долго гуляли по улицам. Пока ноги не начали отваливаться от ходьбы, а ужасное событие вдруг не превратилось в прекрасное воспоминание. На город опустилась мгла. Неуютная, вязкая. Она ещё на входе в подъезд перехватила дыхание, заставив ускорить шаг. Но странное ощущение исчезло, стоило вновь ступить в ореол света. На лифте на свой этаж. Звонок в дверь. И тишина с обратной стороны. Чанбин перебирал возможные варианты, куда родители могли отправиться в подобное время. Он пропустил чей-то день рождения? Или, может быть, просто не услышали? Бросив бесполезные попытки дозваться домашних, Чанбин откопал в сумке ключи с брелоком кролика. Вставил в замок. И дверь неожиданно оказалась незапертой. Брови тревожно нахмурились. В коридоре не горел свет. Да и вся квартира была погружена во мрак – только старенький круглосуточно горящий ночник привычно его согревал. Должен был согревать. Как всегда. Но сейчас подсвечивал чёрную лужу на полу. Запах металла зацарапал лёгкие. Горло сдавил ужас. Он боялся включать свет. Потому что уже знал, что увидит. Знал. И не верил. Ступая в темноте, оставляя следом за собой кровавые отпечатки, он дошёл до гостиной. И осел у входа. Пачкая руки в красном. Душу – в чёрном.***
Его отец работал судьей. И, насколько ещё совсем юный Чанбин знал, судил он всех одинаково справедливо, следуя законам, а не личным целям или взяткам. О последних даже речи не шло – жили они довольно скромно, но ни в чем не нуждаясь. И именно из-за подобного честного отношения к работе его отец заработал себе так много врагов. Чем больше преступников посадишь, тем больше раз будешь оглядываться по сторонам на улице. Потому что рано или поздно эти типы выходят. Если только их не посадили на пожизненное. Одному из преступников сократили срок за примерное поведение и выпустили раньше. Сразу после этого он выследил виновника своих многолетних мучений. И вырезал всю его семью. Если бы Чанбин в тот день не задержался, он бы умер вместе со всеми. Такая удача могла бы радовать, если бы не расколовшая сердце скорбь. Зачем ему такая жизнь? К чему этот непонятный подарок, если любимых больше никогда не будет рядом? В чем был не прав его отец, когда судил преступника по справедливости закона? За совершенное дело нужно платить, причём здесь судья и его семья, если ошибку совершил преступник? Получается, справедливости в этой жизни нет вовсе. Мысли, бесконечно крутившиеся в голове, затушили последний огонёк тепла. В душе разразилась морозная вьюга, засыпала снежинками зрение, затуманила мозг. Искусанные в кровь губы грозились больше никогда не сложиться в улыбку. Зачем нужна такая жизнь? Зачем? Но лишь одно остаётся неизменным. Совершив проступок, человек обязан за него платить. Преступника нашли довольно быстро – совершив новое преступление сразу же после окончания заключения, он даже не пытался скрыться как следует. На этот раз его точно упекут за решётку на остаток его короткого жизненного срока. Но что это изменит? Вернёт погибших от его руки людей? Будет ли преступник страдать так же, будет ли ему так же больно? Отец. Мама. Сестра. У Чанбина слезы не сходили с глаз от мыслей о них, о том, что они испытали. Он был пострадавшим. И должен был присутствовать на новом суде. Вряд ли ему станет легче от вида наручников на руках убийцы. Удар молотка. Присяжные начинают расходиться. Чанбин уходит вместе со всеми. Уши отдалённо ловят слова соболезнования. Многие знали его уважаемую семью. Его самого видели здесь не раз вместе с отцом. Конечно, всем сложно поверить в произошедшее. То, что совсем ещё юный мальчишка остался круглым сиротой из-за какого-то ублюдка – огромное горе. Но соответствующие органы сделали для Чанбина всё, что могли. Следуя справедливости. Которой на самом деле не существовало. Был только её призрак, воспеваемый приличными людьми. И игнорирующийся остальными. Чанбин хорошо знал здание, так что ему не пришлось следить за передвижениями преступника и сопровождающих его полицейских. Он выждал в коридоре некоторое время, натянул капюшон толстовки на глаза и направился к камерам временного заключения. По правилам его не могли впустить к преступнику, тем более сейчас, сразу после суда. Но Чанбин очень надеялся на свои небольшие привилегии. И надежды ожидаемо оправдались.***
Скрип двери. Мужчина в камере на него даже не отреагировал. Продолжал сидеть с прикрытыми веками, погрузившись в собственные мысли. Или, возможно, спокойно спал. Сопровождающий полицейский заметил замешательство Чанбина, но не торопил его. Как и многие здесь, он знал этого мальчишку с детства, и вон как всё в итоге сложилось. Большое чудо, что Чанбин всё ещё способен передвигаться на ногах после пережитого шока. Предаваться соболезнованиям оказалось ошибкой. Полицейский ослабил бдительность и получил удар под дых. Следующим его вырубили. Он не ожидал от парня подвоха, надеясь на его порядочность. Оказалось, зря. Услышав неестественный шум, преступник наконец слегка приоткрыл щелочки глаз. И посмотрел на Чанбина весёлым издевательским взглядом. – Принц здешней обители пожаловал. Ты знаешь, что бывает за нападение на лиц при исполнении? Хочешь присесть рядом со мной и всё как следует обсудить? Чанбин замер у решёток. Пустой взгляд смотрел сквозь мужчину. – Из-за твоего отца я прошёл через ад. Возможно, и его сыну стоит пережить то же самое. То, что ты выжил в тот день – счастливое совпадение. Подарок судьбы. Увлёкшись односторонним разговором, мужчина подался вперёд, стремясь получше разглядеть лицо того, над кем издевается. Но вместо ожидаемых эмоций столкнулся с морозящим душу льдом. А ещё на него смотрело дуло пистолета. Чанбин не стал слушать, что ему ещё захотят поведать. Две пули с оглушительным грохотом покинули ствол, пронзив грудь и живот мужчины. Он согнулся пополам от боли, а потом его безвольное тело соскользнуло на пол. Безразличные глаза Чанбина наполнились слезами. В коридоре уже слышался шум – его поступок не мог остаться незамеченным. Но своё дело он сделал. Осталась только одна крошечная деталь. Дрожащая рука подняла пистолет к виску. Какой же он тяжёлый. Какой же холодный. Не даёт пальцам согреться. Пусть и может принести душе облегчение. И свободу. Палец ложится на спусковой крючок. Чанбин не даёт себе подумать, зажмуривает глаза и... Ничего не происходит. Пули абсолютно точно должны были остаться. Но ничего не происходит. Почему... – Почему? – складываются губы в слова. Он пробует снова и снова, но без толку. Машина для убийства сломалась, не наказав убийцу. Почему? Почему он должен жить? Дрожащая рука роняет пистолет. Дорожки слез на щеках переходят в рыдания.***
На новом суде он был уже не свидетелем, а подсудимым. Он легко признался в своих грехах. И его упекли за решётку, туда, где должен был сидеть убийца его семьи. Эта история оглушительно прогремела на весь город. Но по-настоящему зацепила и интересовала в основном только знакомых Чанбина – они пришли на суд и покинули его, не желая больше иметь с ним ничего общего. Остальные же люди привычно посмотрели занимательный репортаж в новостях, поохали над нелёгкой судьбой способного парня и его семьи. И выбросили их из головы. Как и положено. Как было с каждым новым днём после появления следующих свежих новостей. Так Со Чанбин остался один. Честно говоря, его это мало волновало. От него самого мало что осталось. Удивительно, как он ещё способен дышать. Чанбин сжался маленьким комочком в холодном углу камеры и смотрел в одну точку. Когда уставал – засыпал в таком же положении. Так прошло довольно много времени. А может ничего не прошло и вовсе – Чанбин не знал. Первым разом, когда его внимание что-то привлекло, был медленный, неровный стук ботинок мимо его камеры. Взгляд невольно проводил незнакомца. Он был без сопровождения. И при этом одет не по форме. Слишком молод для важной шишки, которая могла бы здесь так легко расхаживать. И недостаточно стар, чтобы так сильно хромать. Подозрительный тип остановился у камеры напротив. Запихнул руки в карманы брюк, посмотрел вглубь, за решётки. Чанбину было доступно только разглядывание спины. Он видел, что несмотря на то, что парень выглядел довольно расслаблено, плечи его были напряжены, будто он готовится к драке. – Ну, как тебе квартирка, ничего? – донёсся в тишине шёпот. – Чтоб ты сдох, сукин сын. – отозвался человек из камеры. – Это я уже слышал. Много раз и не только от тебя. Я конкретный вопрос задал, квартирка-то как? А то планирую тебя здесь оставить. У меня есть куча доказательств твоей причастности ко многим преступлениям. Тебе грозит минимум двадцатка. Так что обустраивайся поудобнее. – с нотками насмешки проговорил незнакомец. – Когда выйду, лучше не попадайся мне на глаза, – огрызнулись из камеры. – Когда выйдешь, тебе придётся посоперничать за мою голову. Удачного отпуска. Парень развернулся и уже собрался отправиться восвояси. Но скрывающаяся в темноте камеры напротив неприметная фигурка привлекла его внимание. И ноги замерли спустя пару шагов. – Почему такой крольчонок сидит здесь? Тон очень мягкий. Совершенно не похож на тот, каким он только что разговаривал с другим заключённым. Будто ему действительно было интересно. Безразличные глаза Чанбина оглядывают пепел волос. Исполосованное шрамами лицо. Натыкаются на теплую улыбку. Изъеденное болью сердце сжимается. Смотреть на такую яркую улыбку тяжело. Ослепляет. Чанбин отводит глаза, не собираясь давать ответ. – Нет-нет, смотри на меня, – расстояние между неизвестным и решётками сокращается. Пальцы хватаются за прутья, несколько раз дёргают запертую дверцу. Будто оценивая прочность замка. И создавая этим шум, вновь привлекающий внимание Чанбина. Он поднимает взгляд. И натыкается на исполосованные свежими, едва покрывшимися корочками царапинами запястья. Губы сами складываются в слова. – Даже крольчонок должен сидеть в тюрьме, если совершил убийство. Чанбин видит на незнакомом лице недоверие. А в глазах... плещется скорбь. Кажется, только что произошедшую с ним беду поняли без лишних объяснений. Неизвестный опустился на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с Чанбином. И понизил голос до шёпота. – Через полчаса будет обход. Назови моё имя и получишь свободу. Провести за решёткой много лет – то же самое, что пройти через ад. Со мной, конечно, будет гораздо хуже. Но выбирать только тебе. Глаза Чанбина вновь мечут холодные иглы. Интерес к предложению даже не подумал вспыхнуть – сразу вызвал отторжение. – Преступник должен сидеть в тюрьме, – коротко ответил он. И отвернулся. Однако неизвестный и не подумал расстраиваться. Хлопнул себя ладонями по коленям, слегка сжал зубы от боли, поднимаясь на ноги. И звонко постучал пальцами по замку. – И всё же я подожду у входа. Сказав так, парень исчез так же внезапно, как и появился. Чанбин не знал, кто он такой, чтобы спокойно расхаживать по тюрьме и даровать свободу каждому встречному. И, пусть парень и был тем, кто проявил к нему искренний интерес, не хотел знать. Потому что он совершил преступление. А за ним всегда должно идти в паре наказание. Во время обхода Чанбин не обронил и слова. Так его остаткам души будет спокойнее.***
Чан, как и обещал, ждал Чанбина у входа. За отведённые парню полчаса успел начать капать дождь. Но он не покинул своего поста – стоял, прислонившись к двери машины, и поглядывал на циферблат часов, совсем не боясь промокнуть. Спрячься Чан в машине, и они с парнем могут случайно разминуться. Однако ни спустя сорок минут, ни через час парень так и не появился. – Преступник должен сидеть в тюрьме, – повторил Чан слова Чанбина с улыбкой. – Такой честный. Ему это понравилось. И ему это определённо надо. Причём в срочном порядке.***
В кабинете начальника тюрьмы витали клубы дыма. Чан заскрипел дверью и отмахнулся от них, получив со стороны рабочего стола "Я занят". Его даже взглядом не удостоили. Но он совершенно не обиделся – проскользнул в кабинет и развалился в кресле напротив "большой шишки". Тогда на него наконец соизволили обратить внимание. И уже собрались разразиться громкой тирадой. Но заметили, что это всего лишь он, Чан. Извечная головная боль. – Что, ещё не сдох? – недовольно отзываются, снова углубившись в работу. – Конечно! Всем назло! – сладко улыбается Чан. Пододвигает кресло поближе к столу. И старается поймать глаза напротив, но шанса не дают – знают этот его трюк хитрого вымогательства. – Есть один мальчик... – в конце концов всё равно начинает Чан. – Ты уже забирал отсюда мальчика. И он подмешал тебе яд в чай, – глаз всё ещё не поднимают. – Я вернул мальчика с праздничным бантиком верёвки вокруг запястий. – Что я могу сделать, если он сам не хочет идти с тобой? – Выгони его! Скажи, что будешь взимать квартплату за проживание в камере! Придумай что-нибудь, ты же здесь главный! Чан отбирает из рук "большой шишки" документы, наконец устанавливая зрительный контакт. Кладёт их на стол. Друг тяжело вздыхает. Знает, что не отвяжется от него. – Ты посмотри, – Чан демонстрирует ему свою израненную руку. – Разве меня можно уже чем-то удивить? Оппонент уже почти сдался, Чан видел. Однако аргументы у него всё ещё были припасены – об этом свидетельствовала протянутая папка. – А ты посмотри в его досье. Психиатр сказал, что он склонен к самоубийству. Оно тебе надо? Чан пожал плечами. Пошуршал листами, проглядывая информацию. – При бережном обращении всё должно наладиться. О. Незаконченное юридическое. Преподаватели хвалили. Остановимся на этом моменте его жизни и проигнорируем остальное. – Ты всегда стараешься видеть в людях только хорошее. Что ты получил за свою доброту? Папка недовольно захлопывается. Но не возвращается – оставит себе для подробного изучения. – Он не виноват, что его жизнь сложилась именно так. Да, он убил человека и это, безусловно, плохо. Но этот человек убил всю его семью. Сложно сказать, кто в итоге неправ. Чан ненадолго прервался, обдумывая свои следующие слова. – Наверное, будь на мне меньше ответственности, я бы добровольно сел в тюрьму. Мы с тобой тоже убийцы, но расхаживаем на свободе. Это тоже по-своему несправедливо. Однако такую роскошь, как справедливость, позволить себе мы не можем. На это возразить его другу было нечего. Потому ему только и оставалось, что возмущённо пробубнеть: – Сдался он тебе. – Конечно. Место правой руки ведь как всегда пустует. Чан уже видел, что победил, потому засобирался уходить. Знал, что его появление здесь не жалуют. Пусть они и хорошие друзья, но проблем от Чана не оберешься. – Тогда жду его вещи. И мы пошли, – бросил он напоследок и, не прощаясь, выскользнул в коридор.***
Вещей парня по имени Со Чанбин в тюрьме, как и полагается, хранилось совсем немного. Только одежда, телефон и ключи. На последних был прицеплен брелок с кроликом. Покрутив их в руках так и эдак, Чан тяжело вздохнул. Крольчонок. Угораздило же. И его так вляпаться. И Чана оказаться у его камеры. Но, возможно, из этого что-то да выйдет.***
– Сорок шестой, на выход! Чанбин уже успел задремать, потому, когда назвали его номер, среагировал не сразу. А лишь когда дверь камеры отворили. Он не знал точной причины, почему его вызвали. Вроде бы для свиданий не время, да и вряд ли остались люди, желающие его навестить. Так в чем же проблема? На запястьях защелкнулись наручники. И он пошёл вслед за провожатыми, перебирая в голове все возможное. Может быть, проблема в разговоре с тем странным парнем? Не стоило заводить диалог. Вряд ли ему было разрешено бродить здесь. Теперь вот, возможно, на допрос. А что было бы, прими Чанбин предложение? Цепочку мыслей прервала остановившаяся процессия. – Забирай и вали отсюда! – проскрипел сквозь зубы шедший впереди провожатый. Ключи от наручников со звоном перебросили в чужие ладони. И отошли на шаг, открывая Чанбину вид на человека, который болтал с ним у решёток. Чан кивнул своему другу, поднёс ладонь к виску, отдавая честь. В ответ на это только фыркнули. Начальник тюрьмы поправил свою фуражку и, махнув своим подчинённым, удалился. – Парень! Если он вдруг захочет тебя вернуть, лучше найди способ посадить его самого! Он меня уже достал! – донеслось со стороны коридора явно адресованное Чанбину. – Я тоже тебя люблю, Дэн! – обиженно послал ему Чан. – Гадюка ты такая, я к тебе со всей своей гнилой душой, а ты!... Тяжёлый вздох, чтобы немного успокоиться. Улыбка всё равно наползает на губы. Его старый товарищ всегда был таким сварливым. Может и хорошо, что он не меняется. Чанбин перед ним находился в полной растерянности. Смотрел на Чана расширившимися от ужаса глазами. Скованные наручниками запястья ударяют Чану по сердцу. Ужас какой. Он наклоняется, отпирает их и, спрятав в кармане вместе с ключом, приобнимает парня за плечи и ведёт в сторону выхода. На улице бушует непогода. Которую по прогнозу не передавали. В этом холодном городе, носившем кличку "Фриз", всегда было так – всегда он был неласков, как не пытайся в нём ужиться. Чану Фриз не был родным. Но стал, потому что он сам так пожелал. Хотя это и не меняло его мнения, что этот город – та ещё заноза. По скользким от ливня ступеням вниз. Чанбин наконец осознал всю подозрительность ситуации и попробовал дернуться. Но вырваться не вышло. Хватка на плечах была стальной. – Прости, но теперь твоя тюрьма – это я. – разорвал шум ливня тихий голос. Прозвучавший для Чанбина громом. И сбежавший по телу мурашками. Двери машины хлопнули. Но заводить её незнакомец не спешил. – Я жду вопросов, – как бы между прочим вставил он, глядя не на Чанбина, а на здание тюрьмы. – Да. Играть в молчанку действительно глупо. – признал Чанбин. Он растер замёрзшие запястья и бросил на парня нервный взгляд. – Кто ты? – Я? Бан Чан, – непринужденное пожатие плечами. – глава Снежной Стаи, группировки мерзких типов Фриза, творящей беспредел. Мы специализируемся на особенно крупных преступлениях – чем зловреднее, тем лучше. Нас интересует только денежная выгода А ещё мы любим, когда люди страдают. Чанбина от услышанного прошиб холодный пот. Дрожащие пальцы вцепились в обивку сидения. Паника грозилась захлестнуть с головой. Но собеседник вдруг улыбнулся, полностью меняя прежний настрой. – Такова легенда, которой мы придерживаемся, – добавил Чан. – На самом деле у нас совсем другое предназначение – быть преступниками, чтобы бороться с преступностью. Чанбин ему не верил. Этот парень мог быть кем угодно. Пока мозг в отчаянии пытался отыскать возможные пути побега, губы прошептали: – И зачем тебе понадобился я? Чан усмехнулся. Испуганный тон Крольчонка вызывал жалость и умиление. Он завёл машину и плавно направил её в общий поток. Только тогда, не отвлекаясь от дороги, Чан ответил: – Мне нужна правая рука. Несмотря на испуг, Чанбин шутливо приподнял бровь и обвёл нового знакомого изучающим взглядом. Чан был прекрасно сложен, физическая форма тоже явно выше среднего. Если такому типу нужна правая рука, то какую работу она должна выполнять, если не физическую? Это обескураживало. – А может, лучше нога? Только выдав ответ, Чанбин осознал, что шутка вышла обидной, и испугался, что задел ею Чана. Пусть это и результат нервозности, не стоит вот так распускать язык. – Ну, нога бы тоже не помешала, – однако вполне себе согласился Чан. – Буду рад, если захочешь подставить плечо. Но всё зависит от тебя. Если ты сам не захочешь делать что-то, я не смогу тебя заставить. – Кажется, грубой силой можно заставить сделать что угодно, – Чанбин не мог вот просто так взять и поверить в искренность человека, с которым они познакомились самое большее три часа назад. – Можно, – Чан согласно кивнул. Бросил короткий взгляд на Чанбина. – И грош цена тогда будет доверию между нами. Грубой силой можно подчинить, но нельзя к себе привязать – стоит вспыхнуть пожару опасности, узел верёвки просто сгорит. Как и виновник истязаний пожнет плоды – будет медленно гореть, пока прежняя жертва – поддавать в огонëк жару. Масла там. Бензина. Любые действия имеют последствия. Его слова заставили Чанбина глубоко задуматься. Да и Чан ненадолго поубавил свою разговорчивость. Сам перетасовывал сказанное. Не было ли оно слишком откровенным для первого знакомства? В любом случае слова обратно не вернешь. Спустя примерно полчаса машина притормозила у неприметного серого здания. Чанбин едва успел начать считать, сколько же в нём этажей, но Чан постучал пальцами по рулю, привлекая его внимание. – Ты должен понимать, что разница между нами и преступниками очень мала. Многие переступают разделяющую нас тонкую черту. И получают за это наказание. Потому наша группировка пока что всего лишь маленькая шайка, в которой доверять следует не всем. Я не знаю, сколько среди нас предателей. Нужно быть осторожными. – Может, я просто вернусь в тюрьму? Честно говоря, предложение не очень нравится. – сделал попытку Чанбин. Чан на это заулыбался. Да так широко, что улыбка затерялась в ямочках на щеках. – Нет-нет, выбора я тебе не давал. А рассказываю всё это потому, что ты должен быть готов к трудностям. Он стянул пиджак, демонстрируя подкачанные руки. И наплечные кобуры, которые снял и протянул Чанбину. – И да, прости. Я эгоист. Жизнь рядом со мной сахаром не будет, золотых гор не обещаю. Но в тюрьме сидеть тоже не вариант. Потратишь время впустую, хотя вместо этого можешь заняться чем-то полезным. Чан не стал ждать, когда Чанбин наконец примет решение, потому вручил их прямо в руки. Которые дрожали. И били по сердцу. Но так будет лучше. Правда будет. Пусть он, Чан, и эгоист.***
– Добро пожаловать в Снежную Стаю. На территорию гончих снежного королевства, Фриза. Неизвестно, привезём ли мы в него лекарство или добьём, заразив чумой, но попытаться всё же стоит. На территории Стаи лучше сразу объяснить наши нынешние роли, чтобы остальные поняли... Чан прервался, услышав щелчок предохранителя. Сохранявшаяся на губах улыбка приобрела горьковатый оттенок. Перед глазами промелькнула вспышка. Морозная. Снежная. Смерть дышала в спину. В который уже раз? Чан медленно обернулся. Спокойно посмотрел на глядящее в его сторону дуло пистолета. Чанбина, руки которого едва выдерживали его вес. Не из-за недостатка физической силы. Душевной. – Чтобы вернуться в тюрьму, мне нужно убить тебя? – звучит очень ожидаемо. Чан вздыхает. Делает твердый шаг в его направлении. Второй – хромающий. – Во-первых, – улыбка становится сладкой, – Это место, пусть и паршивое, но теперь твой дом. И дома нужно вести себя нормально. Чан подходит вплотную. Дуло пистолета утыкается в грудь. Пальцы Чанбина на спусковом крючке напрягаются. – Во-вторых, я не верю, что ты хочешь меня убивать. В третьих... Чан легко вырвал пистолет из его рук. – Если ты попытаешься, то у тебя не получится. Чан покрутил пистолет в руках. И сунул обратно Чанбину рукояткой вперёд. Бин не спешил принимать его обратно. Потому Чан поубавил вокруг себя убийствненную ауру. И сам вложил пистолет в его ладонь, загибая на рукоятке палец за пальцем. Поймал пустой взгляд Чанбина своим. Очень серьёзным. Но нежным. – С собой бы тоже ничего делать не рекомендовал. Твои родители бы расстроились. Сказав так, Чан похлопал Бина по спине, подгоняя идти вперёд себя. У Чанбина от взгляда Чана появилось ощущение, будто он действительно за него переживает. За незнакомого мальчишку-убийцу, которого собирается использовать в своих целях. Почему? Какой Чану от этого прок? Чанбин бы, наверное, хотел узнать. Зачем превратившаяся в ад жизнь подкинула ему ещё и демона.