Сердце Бога

      В красного цвета незапечатанном конверте лежало вдвое сложенное белоснежное письмо. У тонкой бумаги загнулись края, норовя скрутиться в свиток из-за того, с каким нажимом адресант выводил буквы. Крупные дрожащие буквы.              «Сяньшен. Это мое первое письмо Вам. Скорее всего Вы будете читать это, когда я уже покину на борту «Востока» Ли Юэ и буду уже очень и очень далеко, отдаляясь с каждой секундой все дальше и дальше...»              Чжун Ли оторвал глаза от письма и посмотрел на крохотного птенца, воззрившегося на него в ответ. Желтая птичка с красной грудью повернула голову, обменявшись с ним взглядами и потопталась лапками на жердочке.              Птенец.              Чжун Ли потянулся к клетке, заставив птичку тревожно захлопать крыльями. Жердочка закачалась. Мужчина отпрянул, и только тогда пташка успокоилась.              «Я не мог позволить Вам прийти на причал. Во-первых, я помню то, о чем Вы мне сказали. Вам бы стало дурно от запаха соли и сырой рыбы. А во-вторых (и это, на самом деле, единственная причина, вынудившая меня так поступить), я бы не сел на корабль и не отдал бы приказ об отбытии. Я бы не смог. Уж простите, но даже зная о Вашем нежелании приближаться к порту, я бы связал Вас и приволок в него силой, идя на поводу у собственного желания. Я готов слушать в свой адрес одни лишь Ваши упреки, если это то единственное, чтобы бы Вам хотелось мне сказать. Они слаще цветочного меда. Даже когда пишу это письмо, я слышу Ваш голос, ругающий меня за что-то снова. Ну разве я не сошел с ума?»              Дверь в кабинет открылась, и вошел Дядюшка Мэн с подносом, на котором стояли чайник и пиала. Увидев позолоченную клетку, мужчина изумился.              — Господин Чжун Ли, Вы решили обзавестись питомцем?              Погруженный в письмо консультант, не услышав слова гробовщика, обратился к мужчине с вопросом:              — Господин Мэн, в мой кабинет кто-то проходил при Вас?              Дядюшка Мэн поставил на стол поднос и, нахмурившись, повернулся к коллеге.              — Этого не может быть. Я пришел первый, открывая «Ваншэн» своим ключом, и у нас еще не было ни одного посетителя.              Мужчина подошел к позолоченной клетке, встав плечом к плечу Чжун Ли и хмыкнул.              — Так вот, что это был за шум с утра. Какое красивое создание, — мужчина потянулся пальцем, привлекая внимание пташки. Та воззрилась на инородное нечто, стремительно приближавшееся к ней, и взмыла в воздух, подлетая к прутьям.              Дядюшка Мэн вскрикнул, подпрыгнув на месте, и затряс пальцем в воздухе. Он стал дуть на него, жалобно поглядывая на птицу, сотворившую подобное бесчинство. Округлив глаза, консультант смотрел то на взрослого мужчину, почти что рыдавшего над своим покрасневшим указательным пальцем, то на крохотного птенца с глазами-бусинками. Птичка снова потопталась на жердочке и, склонив голову, посмотрела на Чжун Ли.              — Господин Мэн, налейте в пиалу студёной воды и опустите в нее палец. Это снизит боль.              Мужчина промычал что-то невнятное и, держа впереди себя раненую руку, вышел из кабинета. Сдвинув брови, мужчина искоса глянул на птичку, которая стала тереться клювом о жердочку сначала одной стороной, затем другой, повторяя действия.              «Как жаль, что я не мог видеть Вашей реакции на мой подарок. Я так эгоистичен, что пожелал напоминать Вам о себе не только в дни, когда приходят мои письма, но и каждую минуту Вашего пребывания на работе. Этот птенец безобиден и никаких проблем Вам не создаст, а будет лишь радовать Вас своей компанией. Только не забывайте его кормить или попросите кого-то делать это за Вас, если не уверены в своей добросовестности…»              Чжун Ли фыркнул, снова посмотрев на птенца, окончившего чистить свой клюв и переключившегося на перышки правого крыла.              — Наглец, — не сдержался и сказал консультант, решив дать себе передышку после прочитанного.              Мужчина подошел к столу, положив на него письмо и налил в пиалу зеленый чай, разнося по всему кабинету чудесный цитрусовый аромат. Мужчина одной рукой покрутил емкость, слегка взбалтывая жидкость и поднес к носу, закрывая глаза. Один лишь запах чудо-напитка был способен взбодрить, и Чжун Ли вдохнул полной грудью, задерживая на секунду дыхание. Он приоткрыл один глаз, глядя на недочитанное письмо, и снова его закрыл, жмурясь. Он подул на поверхность чая, опаляя лицо жаром, и слегка наклонил емкость, немного из нее отпивая. Горячая жидкость растеклась по горлу, согревая нутро и остужая разум. Глаза открылись, осматривая письмо. Сам того не заметив, мужчина стал опускать пиалу мимо рта, и чай полился по бежевой рубашке, обжигая кожу. Одну секунду консультант стоял неподвижно, и вдруг почувствовал покалывавшую боль на ключице и скорее отстранил от себя уже пустую пиалу. Он осмотрел свою сырую рубашку и капли, стекавшие с янтарного камня на галстуке на пол. Помрачнев, мужчина дернул за галстук и оттянул воротники, оглядывая кожу под ними. Оливковый цвет кожи к плечам градиентно переходил в цвет железной руды.              Божественное тело только что было подвержено внешнему воздействию и ощутило на себе то же, что и человеческое тело. Вот каково это быть человеком? Теперь человеческие чувства не будут для него одним только теоретическим понятием. Скоро он почувствует их большой спектр на собственной шкуре. Уже начал чувствовать.              Мужчина тонкой струйкой воздуха подул на грудь, остужая кожу, подвергшуюся пролитому по неосторожности кипятку, и вдруг увидел в зеркале свой усталый вид и растрепанную одежду.              Добро пожаловать в мир людей, сяньшен. Вам предстоит на собственной шкуре ощутить все прелести нашей жизни. Со временем Вы привыкнете к этим чувствам.              За его спиной появился облик рыжеволосого юноши. Птенец зачирикал, на что Чжун Ли отвлекся. Он посмотрел в зеркало снова, но, конечно, никого там больше не было.              Чжун Ли запахнул рубашку, завязал потуже галстук и хмуро посмотрел на письмо. Мужчина вышел за дверь, застав Дядюшку Мэна за его рабочим столом и с пальцем, опущенным в пиалу с водой. Коллега был так убит горем, что можно было подумать, что несчастного укусил кто-то, по размерам превышавший собаку.              — Господин Мэн, моя консультация сегодня не требуется, так что я вернусь после обеда, чтобы заняться прочими бумажными делами.              — Да, конечно, — вытирая ливший градом пот со лба, мужчина, почти не открывая газ, махнул рукой и размяк на стуле, симулируя предобморочное состояние.              Почти открыв входную дверь, Чжун Ли замешкался. Он тяжело выдохнул, сжимая ладонь на ручке двери, резко развернулся и пошел обратно в свой кабинет. Положив письмо обратно в конверт, он спрятал его во внутренний карман пиджака и только после покинул Ритуальное бюро «Ваншэн».              Около входа в шатёр «Синьюэ» стояла вывеска «Последняя возможность в этом году. «Жареная лапша с рыбой». Осталось 30 порций», где «30» было зачеркнуто, и над ним было приписано число «16». Рядом с работницей Юэ Шу выстроились трое, и самый первый в очереди показывал девушке именно на вывеску. Цветущая от счастья Юэ Шу что-то рассказывала и кивала, а, когда заметила неподалеку наблюдавшего за ней Чжун Ли, расплылась в улыбке еще больше и помахала ему рукой. Консультант кивнул и пошел по дорожке, останавливаясь на деревянном мостике. Достав из конверта письмо, он продолжил читать.              «Надеюсь, человеческая жизнь Вам не будет в тягость и Вы не пожалеете о принятом решении. Сердце Бога я Вам уже никак не верну, уж простите».              Чжун Ли поймал себя на том, что снова фыркнул при прочтении письма Тартальи.              «На самом деле, в жизни людей есть много прекрасного. В основном это какие-то мелочи, но именно они делают нас счастливыми. Надеюсь, они способны сделать счастливым и Вас. Даже эта птичка. Я более чем уверен, что Вам она абсолютно не интересна и Вам не понятно, почему я принял решение ее подарить. Но хочу верить, что однажды Вы поймете…»              Чжун Ли перевел взгляд на парапет моста, на котором сидели две смелые птички, не сумевшие поделить территорию. Одна за другой они прыгали друг на друга, сгоняя с места, но по итогу вспорхнули и улетели. Консультант убрал свободную руку за спину и пошел по улице дальше, держа чуть ниже лица письмо.              «Меня переполняет гнетущее чувство от мысли, что теперь Вы будете гулять по городу без меня. Зная Вас, скорее всего Вы будете совершать пешие прогулки в полном одиночестве. Но я ни за что не дам Вам совет предложить кому-то составить Вам компанию. А даже если Вы так сделаете, дайте слово, что я об этом никогда не узнаю.»              Чжун Ли нахмурился, немного наклонив голову.              — Господин Чжун Ли! — звонкий голос привлек внимание торговцев и мимо проходивших людей к ресторану «Народный выбор». Из него впопыхах выбежала юная синеволосая девушка. — Вы помните про мясные рулетики? Я Вам обещала их приготовить. Вчера папа отправлял меня за заоблачным перчиком. Я вернулась за полночь, но это того стоило. Я принесла две полные корзины. Хотите покажу?              Только к этому моменту Чжун Ли окончательно понял, что с ним разговаривали и о чем велся разговор. Это была Сян Лин – дочь хозяина ресторана «Народный выбор» шеф-повара Мао. Чжун Ли нравилось то, как уважительно и вместе с тем беззастенчиво общался с посетителями и с ним в том числе этот юный поварёнок.              — Сян Лин, доброе утро! Если сегодня готовишь ты, то я обязательно посещу «Народный выбор» в обед.              — Ну, скажете тоже! Мой отец готовит в разы лучше меня. Мне еще расти и расти до его мастерства, — засмущавшись, ответила Сян Лин и махнула только что прибывшему посетителю: — Я сейчас приму Ваш заказ!              — Думаю, такой скромный, но отдающийся делу ребенок, как ты, награжден не менее достойным талантом в кулинарии. Твои труды были вознаграждены по достоинству.              — Вы наговорили уже на две порции мясных рулетиков, — засмеялась Сян Лин. — Передайте Господину Тарталье, что они будут за счёт заведения. И я больше его «можно без сдачи» не приму.              Девушка убежала принимать заказ, не обратив внимание, что ясного лица Чжун Ли коснулась тень. Мужчина продолжил идти дальше. Письмо в его ладони слегка помялось. Он разжал кулак.              «Мне Вас будет очень не хватать. Мне уже Вас не хватает.       Только познакомившись с Вами, я осознал, как был одинок в этой Гавани Ли Юэ все эти месяцы. Приручив меня, Вы даже и не подозревали, как много я думал о Вас днями и ночами, томясь в ожидании следующей нашей встречи.       Я юн и неопытен, и столь сильные волнения пугают даже меня. Достаточно лишь услышать Ваш приглушенный и глубокий голос или увидеть мягкие черты Вашего лица и миндалевидные глаза. Я терял голову и вел себя при Вас еще безрассуднее, чем я мог до нашей встречи, думая, что то мои пределы.       Вы оказались очень коварны. Пленили мою душу, оставив ее себе, как трофей, и так легко отпустили меня, ни о чем не жалея. Ведь это несвойственное Вам, как бывшему Богу, чувство. А, может, это я не достоин этого чувства, направленного в мою сторону. Мне бы не хотелось знать, прав я в своих бредовых мыслях или нет.       Но я нахальный. Вы это уже и так поняли. И то, что меня больше нет в Ли Юэ, не значит, что я позволю Вам забыть меня. Я покидаю Вас, но сделаю все возможное, чтобы поскорее вернуться. А пока томитесь в ожидании этого дня, как и я.       Вами покоренный, вверивший Вам свои сердце и душу Чайльд Тарталья».              Задул сильный ветер, и Чжун Ли, наконец, оторвал глаза от письма. Консультант стоял в порту у крайней пристани. Низко пролетели чайки, дерясь за пойманную рыбу. А вдалеке в сторону Драконьего Хребта плыл корабль с белыми парусами.              Соленый запах моря вперемешку с запахом выловленной рыбы и других морепродуктов плотно осели в порту с самого утра, но привыкшие к ним моряки их уже давно не ощущали. Не ощущал их и консультант Ритуального бюро «Ваншэн».              

***

             Длинный коридор сопровождал эхом всяк сюда входившего. Высокие потолки и такие же высокие окна, пропускавшие холодный свет и искажавшие мраморный пол и стены с белоснежной лепниной. Длинный алый ковер с узорами, выполненными золотыми нитями, тянулся по всему коридору и упирался в величественные двустворчатые резные двери.              Этот ковёр был подарком Ледяной Императрице от сумерского торговца, завышавшего цены на бесценок, привезённый якобы со всех уголков Тейвата. Обманщик, каких ещё поискать надо, осмелившийся явиться во дворец к Ее Величеству, воспользовавшись для этого всеми своими связями, рискнул обвести вокруг пальца самого́ Архонта. Не принимавшая никогда посетителей Ледяная Императрица неожиданно согласилась принять у себя доселе никому неизвестного в Снежной торгаша и приказала выйти из зала всю стражу. Предотвратить аудиенцию, переубедив Крио Архонта, не смогли. Тарталье, вернувшемуся из дальней поездки, позже рассказали, как, услышав шум, стража ворвалась в тронный зал с намерением задержать мужчину. Но перед ними предстала иная сцена: сумерский торговец пал ниц у ног Царицы и лежал так до тех пор, пока стража не подняла его.              — Ваше Императорское Величество. Примите в дар! Прошу Вас! Сжальтесь над рабом Вашим!              Высокие и крепко сложенные мужчины тянули его изо всех, пока тот, будто заполучив всю силу этого мира, продолжал отпираться, успевая говорить.              — Простите за прегрешения! За обман людей простых! Отныне я ни за что не стану продавать безделки за большие деньги. Только позвольте рабу Вашему преподнести дары Ее Величеству! Позвольте!              Прошло две недели с того времени, как торговец сразу после аудиенции с Царицей, покинул Снежную. О нем бы успели забыть, если бы не его неожиданное возвращение. Привезенный им ковер вносили сразу шестеро слуг. Они развернули перед троном лишь самый краешек, демонстрируя алый ворс с цветочными узорами. Ледяной взгляд скользнул по изделию ручной работы. Рука с вытянутым указательным пальцем взмыла, как крыло лебедя, в воздухе.              — Я принимаю твой дар, дитя.              Торговец было хотел снова пасть ей в ноги, давно забыв о достоинстве, но движением ладони Царица его остановила, а потом движением этой же руки велела уйти. До самого выхода он бормотал, как умалишённый, слова благодарности, пытаясь разглядеть лицо Крио Архонта, спрятанного за белоснежной вуалью. И лишь тонкую линию девичьих губ удалось запечатлеть в своей памяти.              Были слухи, что тот торгаш впал в беспамятство и его из дворца отправили прямиком в палату госпиталя, в которой он пребывает до сих пор. Кто-то рассказывал, что его якобы депортировали из страны, запретив въезд в Снежную навсегда. Какие небылицы придуманы не были бы, одно было правдой: его никто больше и никогда не видел ни в одном уголке Тейвата. И все, кто был с ним знаком, были убеждены, что не видели торговца с тех самых пор. И ничего в мире не поменялось, стало лишь на одного бездомного в приюте Сумеру больше...              И многие, проходя по длинному коридору, ненароком вспоминали эту историю, ошибочно считая ее историей о сумерском торговце или историей о подаренном ковре. Но Тарталья, дошедший уже до дверей, прекрасно знал, о ком она была на самом деле.              — Сообщите Ее Величеству обо мне.              — Ее Величество осведомлена о Вашем визите и уже ожидает Вас, — сообщил один из стражников, стоявших по стойке смирно.              Оба стражника потянули каждый за свою створку двери, пропуская Одиннадцатого Предвестника и с хлопком закрывая их за его спиной.              Приёмный зал Крио Архонта выглядел под стать ей самой. Купольный свод уводил взгляд вверх и заставлял чувствовать себя меньше, чем ты был на самом деле. Панорамные окна открывали вид на три стороны света, где холмы сглаживал серебряный снег. Ее владения. Ее собственное заточение.              На хрустальном столе лежали стопками бумаги, а рядом стояла малахитовая чернильница – подарок Пульчинеллы. Подумав о градоначальнике, Тарталья решил, что зайдет к нему перед отъездом домой и поблагодарит за уделенное внимание его семье в его отсутствие. Напольным покрытием служил паркет, изготовленный из пелтогина, который с наступлением ночи отливал малиновым цветом, от чего разыгрывалось воображение, рисовавшее залитый кровью пол.              — С возвращением! — глубокий и волнующий голос донесся эхом в просторной комнате, в конце которой лицом к панорамному окну стояла она.              В отражении Тарталья увидел очертания носа и губ и тут же склонил голову, не позволяя себе долго смотреть на божество. А сердце в предвкушении бешено забилось. Шорох платья дал понять, что женщина обернулась и двинулась в его сторону. И с каждым ее шагом Тарталья все явнее ощущал окутывавший его холод. Когда после выдоха из его рта повалил пар, он понял, что Царица была уже близко. Холод пробрал до костей.              — Вот ты и дома, дорогой Аякс, — бархатным голосом сказала женщина, обдавая лицо юноши ледяным дыханием.              Тарталья сел на одно колено, смотря на усыпанные синими бриллиантами носы туфель своего Архонта.              — Подними же голову, дитя моё. Я так давно не видела твоего ясного лика.              Несмело парень поднял лицо, но глазам долго не позволял посмотреть наверх. Его встретила пара безжизненных серых глаз, спрятанных за белоснежной вуалью. Голос был нежен, но кукольное лицо, лишенное эмоций, пугало даже такого воинственного бойца как Чайльд.              — Ты так возмужал. Помню, будто это было вчера, когда в тронном зале я вручила тебе Глаз Порчи. Этого ребенка, что обрадовался моему подарку, как радуются дети в канун Нового года. Неужели его больше нет?              — Для Вас я всегда был, есть и буду тот покорный Аякс, что нижайше склоняется перед Ее Императорским Величеством и перед судьбой своей, уготованной Крио Архонтом.              Крыло белого лебедя рассекло воздух, и ледяная ладонь прижалась к щеке парня. Белые, как ватное облако, волосы. Мёртвенно-белая кожа. Мерцающая под светом солнца корона. Подбитая горностаем длинная мантия. И саван, в котором она неизменно представала в собственном кабинете, где проводила большую часть своего времени, перед Предвестниками, теми единственными, кому давала одобрение в аудиенциях Государыня. Тарталья опустил глаза, когда осознал, что забылся, засмотревшись на Царицу.              Зимняя звезда, что сияла в глазах своего народа ярче мириады звезд, на самом деле, степенно угасала. Сие чистое божество, обесценившее свое существование и доживавшее свой век во имя лучшего будущего не только для своего народа, но и для всех людей, населявших Тейват. И Тарталья смиренно преклонял колени перед этой самоотверженностью и поклялся положить и свою жизнь, но выполнить предназначение. Он коснулся края мантии и поднес его к губам, вдыхая аромат рябины.              Белая рука опустилась, и Царица направилась к столу.              — Ты можешь подняться.              — Я прибыл с отчетом о завершенной миссии, но, кажется, госпожа Синьора уже поставила Вас в известность об ее успехе и передала Вам сердце Бога.              На этих его словах Ледяная Императрица вытянула руку и взяла в нее шахматную фигурку, которую Тарталья не заметил за стопками бумаг. Женщина обернулась, переводя взгляд на Предвестника, но тот опустил голову, успев спрятать эмоции, хотя его явно застали врасплох.              — Тебе ведь так и не удалось подержать в руках этот гнозис. Я знаю, ты обижен на меня за то, что я не дала тебе исполнить свое желание.              Полетом снежинки на ветру Царица, словно призрак, невесомо паривший над землей, в одно мгновенье оказалась снова около Тартальи.              — Не дала возможности вынуть сердце из груди Бога контрактов, — прошептала Царица. Внимательно следя за переменами в лице Чайльда, и не догадывавшегося, что уже бы пойман, сам того не ведая.              — Я рад быть полезен Ее Величеству, какая роль мне ни была бы отведена Вами, — ответил юноша.              Одиннадцатый Предвестник солгал, если бы сказал, что его не опечалил тот факт, что он был нарочно введен в заблуждение и нагло обманут. Но он был искренне счастлив, что сослужил службу Снежной Королеве во имя общего дела, во имя общей цели.              — Есть в тебе то, что я ценю больше необъятной силы и тяги к самосовершенствованию, — она сложила две ладони, держа в них гнозис, как живое существо, и ласково оглядела фигурку ладьи. — Это преданность. Кто, если не она привела это дело к успеху? Могла ли я в ней сомневаться? — лишенные красок, блеска и глубины глаза посмотрели Чайльду в самую душу, покрывая льдом каждый участок тела, на который пал взор божества. — Пусть весь мир нас ненавидит и боится. И невежественным Архонтам не понять. Ведь несмотря на жуткий холод…              — В нас буйствует желание жечь, — закончил за нее Тарталья, как завороженный глядя в печальные глаза своего Архонта.              Мягкая улыбка тронула бледные девичьи губы.              — Тогда сожгите же для меня этот старый мир.              Юноша приложил ладонь к своей груди сжимая мундир. Оглядев одежду Чайльда, женщина покачала головой.              — Давно ты не был на Родине. Уже успел позабыть о страшном холоде.              Чайльд осмотрел себя, понимая, о чем говорила Государыня.              — Я так спешил к Вам, что и не подумал о шубе.              Бархатный смех раздался по комнате, отогревая сердце Предвестника.              — А ты всё такой же. С тобой и я молодею, — сказала вполголоса Царица, нежно касаясь щеки парня, покрывая ее инеем. — Ты мне еще нужен, Аякс. Поэтому не забывай, зачем однажды вступил в ряды Предвестников. — Как только рука опустилась, снежные узоры пропали, оставляя лишь красный след. — Можешь идти, дитя моё. Возвращайся к родным и отдохни. Ты заслужил это. И не забудь одеться потеплее.              Низко поклонившись Ледяной Императрице, Тарталья, не поворачиваясь к ней спиной, попятился к дверям, постучал костяшками пальцев по дереву. Стража с той стороны отварила двери и выпустила юношу.