— Сяньшен, неужели Вы и сегодня будете меня наказывать и не пророните ни слова?
Чайльд смотрел на эти губы, скупые на улыбку, которые после вчерашнего ужина сомкнулись и с тех самых пор не произнесли ни звука. Так Чжун Ли наказывал Тарталью за всё безобразие, что тот учудил в ресторане. И поделом ему.
Но не слишком ли жесток был Моракс по отношению к человеку, души не чаявшего в его бархатном голосе, звучавшем в голове Тартальи как музыка? В хрипотце, моментами переходившей в шепот? Этот голос был способен убаюкать Чайльда и, наоборот, взбудоражить. Он гипнотизировал, волновал и, вместе с тем, дарил покой. И вот оно наказание — лишить юношу возможности услышать его.
— Когда Вы говорили о том, как жесток был Гео Архонт, я и представить не мог, что настолько.
Молодой предвестник надул губы и опустил большие голубые глаза. Чжун Ли ведь знал об этой слабости Предвестника. Иначе зачем ему вести себя так по-детски? И слабость Предвестника к любым эмоциям Моракса, которые тот ему демонстрировал, была так велика из-за их необычайной редкости! Как дети, поднявшие в ночное небо головы в надежде, что только что закончившийся салют вот-вот продолжится, так и Чайльд пристально смотрел в обворожительные глаза цвета кор ляписа в ожидании, когда они обретут медовый отлив и солнечный блеск.
И этот момент настал.
Чжун Ли посмотрел на Чайльда, как на нетерпеливого ребенка. Мужчина приложил кулак к губам и издал тихий звук, очень похожий на неуверенный смешок. Тарталья ахнул и встал перед мужчиной.
— Вы только что засмеялись?
Чжун Ли нахмурился. Он убрал руки за спину, выпячивая грудь колесом, и прикрыл глаза.
— Разве была произнесена какая-то шутка? Причин для смеха не было.
— Нет же, — Уголки губ юноши поползли вверх. — Вы только что засмеялись. Я Вас поймал за этим.
Вдруг парень замер с открытым ртом и даже шагнул назад.
— Это я. Я Вас рассмешил.
Чжун Ли испуганно уставился на Чайльда, наблюдая за тем, как парень схватился за голову и пригнулся. Мужчина двинулся в его сторону, переживая за то, что происходило с Тартальей прямо сейчас. Как вдруг тот подскочил, прыгая в высоту и выкрикивая что-то бессвязное на всю главную улицу. Консультант заоборачивался, чувствуя, что внимание людей было успешно привлечено к ним двоим. Чжун Ли положил ладонь на плечо Чайльда, но парень, не замечая никого и ничего вокруг, вскинул руки вверх и издал победный клич. Сумасбродный юнец присел и резко прыгнул, делая сальто назад. Чжун Ли потерял дар речи, уставившись на Чайльда.
— Это я! Я рассмешил! — юноша ударил себя в грудь.
Чжун Ли хотел наругать мальчишку за шум, который он навёл, но не смог этого сказать, увидев, каким по-детски счастливым был прямо сейчас парень. Мужчина лишь склонил голову набок, продолжив наблюдать за этим неконтролируемым океаном чувств, которые выплескивались через край.
Тарталья, тяжело дыша, подошёл к Чжун Ли и потянулся неуверенно к ладони консультанта. Он кивнул в ее сторону, глядя на Чжун Ли, как бы прося разрешения. Чжун Ли, как большой кот, уставился на этого неутомимого парня, готовясь ударить лапой в любой момент, если ему вдруг что-то не понравится в поведении невоспитанного рыжего проказника.
И когда Моракс уже хотел отвести ладонь назад, Тарталья взял ее самым деликатным образом двумя руками, заставив мужчину насторожиться, но отложить принятие мер.
— Чайльд. Ты усвоил вчерашний урок? — строго спросил Чжун Ли, ловя после этих слов на себе обиженный, но смиренный взгляд.
Предвестник разглядывал ладонь в черной перчатке несколько секунд и после медленно приложил ее к своему лбу.
— Спасибо, — прошептал Тарталья, продолжая держать пальцы Чжун Ли прижатыми к своему лбу. Он слегка опустил ладонь ниже, едва касаясь ее губами, но сразу отстранил, не дав повода себя поругать.
Неожиданно для самого себя Чайльду стало стыдно за эту маленькую шалость, которую он только что себе позволил. Но часть его ликовала от заполученного мига блаженства. Ведь осознание того, что наступит момент, когда даже возможность урвать этот миг будет недоступна, настигло Тарталью сегодня утром вместе с объявлением Синьоры о скором возвращении в Снежную. Корабль с Дамой покинул порт Ли Юэ и уже был на полпути к его Родине. Тарталья же оставил за собой право задержаться, найдя для этого правдоподобную причину. Но он знал, что оттягивание отъезда на долгий срок привлечет слишком большое внимание и приведет к необоснованным слухам и домыслам.
— Сяньшен, давайте спустимся к пристани.
Моракс убрал руки за спину, расправил плечи и перевел взгляд на море.
— Я подумал, что мы никогда не спускались к морским судам. Не считая дня нашей первой встречи, — парень расплылся в улыбке. — А ведь это гордость Ли Юэ как торговой столицы Тейвата.
— Бесспорно так оно и есть, — кивнул мужчина. — Здесь отражено лишь мое собственное нежелание.
Тарталья наклонил голову и уставился своими голубыми глазами на явно не желавшего чего-то договаривать консультанта. Увидев эту мордочку, Чжун Ли сразу отвел глаза. Он чувствовал себя нехорошо, когда задерживал взгляд на парне, особенно когда он испытывал его таким взглядом.
— Я не терплю морскую живность, которую вытаскивают из сетей каждое утро рыбаки и продают на прибрежных прилавках. Этот тошнотворный запах и вид слизи, которой они покрыты, — Чжун Ли сморщился, вспомнив, какая на вид только что выброшенная на берег рыба: ее круглый безобразный глаз, раскрытый рот, блестящие плавники и склизкая чешуя. Лицо мужчины ещё больше перекосилось. От этого несчастного вида Гео Архонта Тарталья заулыбался.
Нет, он не был тем психом, которому доставляли удовольствие страдания Чжун Ли. Скорее он был тем психом, который, охотясь за эмоциями Чжун Ли, пожелал бы невзначай привести консультанта на рынок и лицезреть самолично, сколь разнообразные выражения на лице способны эти бездыханные рыбешки выбить из такого хладнокровного и равнодушного Моракса. Самому же Тарталье этот бог поддавался с большим трудом, скупясь на открытое выражение эмоций.
— Неужели Вы отказались бы от моего супа с морепродуктами? А ведь я его таким аппетитным готовлю. Краб с его клешнями и фалангами, а ещё щупальца осьминога, креветки, морской гребешок...
На этом моменте Тарталья замолчал, поймав на себе леденящий душу взгляд, которым мужчина его смерил. Юноша сомкнул губы и отвел глаза, испугавшись безобидных янтарных глаз, прятавших за собой что-то, что не хотелось без острой необходимости тревожить. Пока что оно не пробуждалось, будучи сдерживаемым самим Чжун Ли, а лишь посылало предупреждения.
— Давайте тогда останемся здесь и не пойдем ближе, — предложил Чайльд, останавливаясь у изгороди и облокачиваясь на неё. — Этот вид напоминает мне Морепесок. Город, откуда я родом.
Тарталья закрыл глаза, наслаждаясь теплым морским ветерком. Он представил порт, гигантских окуней, выставленных на продажу, и услышал детские голоса, зовущие его. Звонкий смех Тони, напевающий себе под нос Антон и громкие восклицания Тюсера, завидевшего янтарного цвета петушков на палочках.
Улыбка сошла с губ Тартальи, когда он открыл глаза и посмотрел на молчаливо осматривавшего порт консультанта. Он хотел запомнить каждую деталь на идеальном лице мужчины, остававшимся всегда серьезным в присутствии Чайльда. Чего нельзя было сказать про самого Чайльда. Появление таинственного консультанта ритуального бюро сумело разделить его жизнь на «до» и «после». Тарталья не был совсем болваном (хотя становился им в присутствии Чжун Ли) и видел, как преображалась его прыткость в покладистость благодаря мужчине, что пресекал очередную неуместную шутку или выскочившую фамильярность одним лишь взглядом. Было достаточно посмотреть в эти полные неодобрения глаза всего секунду, чтобы Тарталья послушно смолк и присмирел, прижав ушки.
И вчера Чайльд был наказан по полной за несдержанность. Сколько бы Предвестник ни вымаливал прощения, консультант оставался непреклонным в своем решении не разговаривать с Тартальей. И каким бы абсурдным этот поступок не казался, но он возымел нужный эффект на парня, запрыгавшего вокруг Моракса, нуждаясь даже в мимолетном взгляде янтарных глаз в его сторону.
Тарталья посмотрел вдаль и поднял руку, указывая на корабль в порту.
— Такие белые паруса. Как засыпанные снегом поля на Родине.
Чжун Ли перевел свой взгляд на шлюп с белыми парусами.
— Длина почти 19 саженей
[1], ширина – чуть больше 14 аршинов
[2]. Эти гигантские снежные полотна позволяют разогнать скорость корабля до 10 узлов. Я лично именовал его.
[1] 19 саженей ≈ 40 метров.
[2] 14 аршинов ≈ 10 метров.
Консультант повернулся к Тарталье, постепенно улавливая, к чему был заведен этот разговор.
— «Восток». Так я назвал его перед прибытием сюда. Как самонадеянно – мечтая покорить эти земли, был покорен их владыкой.
Чжун Ли оторопел от изумления. Он не имел представления, как ему следовало в такой ситуации реагировать и что следовало говорить. Этот парень удивлял его каждый раз, и готовиться к его очередной выходке не имело никакого смысла. Чжун Ли думал, сколько ещё этот бессовестный мальчишка собирается нести чепуху и как скоро начнет думать, прежде чем бездумно открывать рот. Но он не сумел произнести ни слова. Увидев, как низко опустил голову Предвестник, спрятавший за упавшими рыжими прядями свое лицо, Моракс склонился над изгородью, чтобы взглянуть на парня.
— Завтра утром на нем я покину Ли Юэ и вернусь в Снежную. Мне удалось заполучить ещё один день подле Вас, и при таком раскладе я счастлив и не смею проявлять жадность.
Руки юноши сжали верхний брус изгороди.
— Сначала я хотел просить Вас проводить меня завтра к кораблю. Я хотел проститься с Вами перед долгой разлукой. Мне неизвестно, как скоро я смогу вернуться в этот край... — Тарталья поднял глаза на волнующееся море, и его сердцебиение заплескалось ему в такт. — Но сейчас я понял, что не справлюсь с самим собой и наворочу дел, чего Вы мне точно никогда не простите. Поэтому...
Тарталья повернулся к Чжун Ли, смотря в пол, и от того вида, который предстал перед мужчиной, у консультанта защемило в груди. Необъяснимое жжение в лёгких, обжигаемых раскаленным камнем, помещенным между ними.
— Я не хочу, чтобы Вы меня завтра провожали. Хочу пройтись сегодня по этой улице и разойтись так, будто нас ждёт ещё не одна такая прогулка завтра и послезавтра. Будто ещё всю следующую неделю мы планируем ужинать в «Глазурном павильоне» и провожать солнце на его заходе. Будто бы времени не существует вовсе и торопиться совершенно некуда... Позвольте обмануться этим моментом.
Тарталья поднял свои пустые, лишенные бликов глаза, и широко улыбнулся.
— Идёмте же! — Чайльд заложил руки за голову, закрыл глаза и плавной походкой двинулся вглубь, выходя на главную улицу.
Чжун Ли растерянно посмотрел ему вслед и пошел той же траекторией, огибая неспешно идущих в его направлении и следующих ему на встречу жителей.
— Помните, сяньшен, — заговорил Тарталья, приоткрыв один глаз, когда Чжун Ли удалось догнать юношу, — как Вы спасли на моих глазах птенца в том пруду? До того дня я и не знал, что Вы способны вообще на какие-либо чувства. Что бы я ни говорил, ни делал, вспомните. Вы не удостаивали порой меня и взгляда. Все мои попытки Вас удивить историей или поразить преподнесенным подарком. На всё это Вы отвечали своей историей, превосходивший все мои вместе взятые. Или как Вы заткнули меня за пояс, подарив на первый наш обед палочки с рисунком дракона и феникса? Не один наш последующий ужин, оплаченный уже мной, не мог сравниться с Вашей изящной щедростью.
Чжун Ли, который впервые был так тих, сохраняя молчание и внимая каждому слову парня, нахмурился. Ему не нравился полный печали голос человека, всегда отличавшегося задорностью и положительным настроем.
— Так вот. Птенец. Я вспомнил об этом случае на днях и уже не мог забыть. Будучи Одиннадцатым Предвестником, я думал, что вот, я наконец-то оценён по достоинству. Моей силе было найдено применение, а в моих руках есть власть... Но порой, закрывая глаза, я снова ощущаю себя ребенком. Двенадцатилетним мальчишкой, борющимся за свое существование. А затем я открываю глаза и вижу злые или испуганные глаза, смотрящие на меня. Вот она моя реальность. Вот те единственные эмоции, которые я способен вызвать, – ужас от силы, которую во мне видят.
Тарталья подошёл к пруду и посмотрел на свое отражение. Когда консультант показался в воде рядом с ним, парень сказал:
— А затем я встретил Вас. Такого невозмутимого, — Тарталья усмехнулся. — Не видевшего во мне соперника. Я по своей глупости поначалу думал, что это из-за Вашей неосведомлённости о Фатуи. Но очень скоро я понял. Вы прямо-таки источали уверенность в том, что я не способен Вам навредить. Будто бы Вы знали меня лучше, чем я себя сам. В Ваших глазах я был безобиден. Слабый человечишка, не знающий поражений и цепляющийся за свое жалкое существование.
Чжун Ли, желая прервать безобразные речи юноши, подался вперёд, но Тарталья резко повернулся к нему, не дав ничего сказать.
— И пусть, — сказал очень тихо Чайльд. Он прохрипел: — В Ваших руках я готов быть кем угодно, если только Вы будете на меня смотреть так же.
Чжун Ли непонимающе взглянул на Предвестника, нахмурившись:
— Как?
Тарталья улыбнулся. Но это была самая печальная улыбка, которую он когда-либо позволял себе показать. Он поднял голову на закатное солнце, медленно скрывавшееся за крышами.
— Я думаю, лучше разойтись сейчас. Дальше будет значительно тяжелее.
Чайльд ухватился за ладонь консультанта, как за спасательный круг, и, смотря только на нее, произнес:
— Позвольте мне Вам хотя бы писать. Не прошу читать эти письма, даже вскрывать их не прошу... Позвольте лишь писать их Вам.
Нервная улыбка скользнула по лицу юноши.
— Мне так понравилось писать их Тоне. Боюсь, разучусь даже ручку держать в руке, пока буду пребывать в Снежной. Вы окажете услугу, если поможете мне не утратить этот навык.
Парень украдкой взглянул на Чжун Ли, проверяя его реакцию. Так он понял, что врал никудышно. Но, скорее всего, всему виной один единственный человек, которого он провести никогда не мог.
На лице бывшего Архонта отразилось беспокойство – последнее, что Тарталья думал увидеть. И вместо радости за то, что он был способен добиться от Моракса таких эмоций в свою сторону, он испытал унижение и стыд.
Чайльд опустил руку консультанта и встал в пол оборота.
— До встречи, — сказал он перед тем, как уйти.
Чжун Ли застыл с приподнятой рукой, направленной в сторону, где стоял ранее Предвестник. Улица Ли Юэ была все такой же. Патрулировали Миллелиты, скакали дети, играя друг с другом в салки, а за ними спешили взрослые, возвращаясь домой. Все было таким же, как вчера, как месяц назад, как год назад. Но чувства консультанта, стоявшего здесь теперь в полном одиночестве, прежними быть не могли.
Такое знакомое ощущение потери, к которому чёрствое Сердце Бога потеряло чувствительность, появилось вновь, напомнив о всей той неизбежности, которая несла за собой боль от утраты.
Бывший Архонт думал, что уже никогда не испытает эти чувства, что это уже пережиток давно прошедших времен. Утраченного было столько, что мужчина не успевал замечать присутствие чего-то в своей жизни, как оно уже ее покидало. И вот ещё один человек, на миг появившийся в его вечности.
С ним только что попрощались.
Всегда без умолку болтавший консультант, наверное, впервые не нашел слов и ничего не произнес. И уже в который раз за последние дни мужчина не знал, что это за выжигающая боль внутри него доставляла дискомфорт. Она была слабо ощутимой, плохо распознаваемой. Был неизвестен очаг ее возгорания и были неизвестны способы избавления от нее. Она, как опухоль, поселилась в теле бывшего бога и только сейчас заявила о своем существовании. И в данной ситуации Чжун Ли принял худшее решение – проигнорировать.
Это что-то, что пройдет. Мне показалось. Это побочный эффект из-за отказа от Сердца Бога.
Мужчина растерянно сморгнул. Он простоял та́к долго, что солнце уже успело сесть, небо – почернеть, а фонари – зажечься. Чжун Ли огляделся ещё раз, задаваясь вопросом, всегда ли в Ли Юэ вечерами было так тихо.
***
Ранним утром, стоя в порту, Чайльд смотрел на мачту «Востока», не решаясь взойти на его борт. Мимо проходили работники Фатуи, занося заколоченные ящики – результат хорошо завершенной сделки с торговцами.
Тарталья прищурился, увидев малогабаритный предмет в руках пиро-агента, и свистнул в его сторону. Фатуец вздрогнул, оборачиваясь к своему прямому начальнику, и боязливо двинулся в его сторону, увидев, как его поманили пальцем.
— Что это? — спросил Предвестник. — Разве это продукция из одной партии? — парень кивнул на коробку, а затем на ящики, что заносили на корабль.
— Никак нет, господин, — отвечает скорее пиро-агент, сжимая в руках крепче бордовую коробку.
— Открой, — говорит Чайльд, сложив руки на груди.
Мужчина огорчённо вздохнул, оглядываясь по сторонам, и поддел край крышки, поднимая ее.
Хмурый вид Тартальи смягчился, когда он заглянул внутрь. Нефритового цвета сервиз из чашек, блюдец и пузатого чайника был аккуратно уложен с шелковицей для безопасной перевозки хрупкого товара.
— Кому подарок? — тише спросил юноша, потянулся рукой, чтобы дотронуться до фарфора, но передумал.
— Жене. Она давно мечтала о таком, — честно признался мужчина.
Тарталья позволил себе маленькую улыбку, от вида которой пиро-агент даже смутился и опустил голову, сделав вид, что ему показалось.
— К тому же поставки из Ли Юэ могут скоро прекратиться. А если запретят даже въезд, то, получается, это последняя возможность исполнить желание жены.
— Хватит пустых речей! Ещё ничего не решено! — прервал его Чайльд, рассердившись, и принял строгий вид. — Материал особо хрупкий. Найди лучшее место для его транспортировки, чтобы довезти в целости и сохранности.
Пиро-агент низко поклонился, закрыл коробку крышкой и ушел.
— Мой господин! — закричала помощница, будучи ещё на большом расстоянии от Чайльда и, тем самым, привлекая к себе всеобщее внимание.
Добежав, запыхавшаяся девушка остановилась напротив Предвестника.
— Мое поручение выполнила?
— Всё сделала в точности, как Вы и велели. Что-то ещё прикажете купить?
— Не нужно. Подарки семье уже отнесли в мою каюту, — сказал Чайльд, оглядывая палубу, по которой сновали Фатуйцы, занося последние ящики.
Несколько дней в пути, и они прибудут в родную Снежную. Все ужасно устали и хотят вернуться к себе домой. Но что такое «дом» для Фатуйца, у которого его никогда не было, как и семьи?
«Семья» и
«дом» могут значить одно и то же, хотя и порознь существовать. Ведь может быть дом, но не быть семьи, а значит,
«дома» на самом деле нет. Но если дома нет, но есть семья,
«семья» всегда рядом и никуда не девается. Там, где она, и будет
«дом». И
«семья» тоже бывает разной. У кого-то это жена, у кого-то друзья, у кого-то такие же Снежневичи и Снежневны, как и он сам.
И Тарталья, смотря на своих подчинённых, прекрасно знал, что все они без исключения спешат на Родину к своей
«семье», и думал, есть ли у него та самая
«семья» или лишь семья в лице мамы с папой, братьев и сестры Тони...
— Вы чего-то ждёте? — спросила помощница.
Чайльд посмотрел на девушку, будто бы видел ее впервые, забыв, что она никуда не уходила, оставаясь здесь всё время его пребывания в своих мыслях.
— Что?
— До отплытия осталось не так много времени, а Вы не поднимаетесь на борт, — объяснила девушка то, что она имела в виду под своим вопросом, но Тарталья не растерялся. Он привычным образом улыбнулся, сощурившись, и ответил как всегда беспечно:
— Ещё не скоро под ногами будет земля, — парень постучал сапогом по дощатому причалу. — Хотелось бы насладиться тем, что тебя не качает из стороны в сторону, пока есть такая возможность.
Помощница замерла, глядя на своего начальника. Слабая улыбка коснулась ее лица, раскрасневшегося от бега.
— Ли Юэ Вас изменило, господин.
Тарталья нахмурился, не понимая, правильно ли он расслышал девушку.
— И хотя на Вашем лице я не раз видела улыбку, но я впервые вижу, как Вы улыбаетесь искренне. Она у Вас определенно очень красивая.
Поняв, что сболтнула лишнего, помощница заоглядывалась по сторонам в поисках причины для скорейшего ретирования из поля зрения Предвестника.
— Я пойду, проверю, доставили ли Вашу одежду.
Оставшись один, Чайльд поднял голову к небу. Он вдохнул полной грудью, закрывая глаза, и простоял так какое-то время беззвучно и недвижимо.
— Господин Тарталья, — позвали его.
Одиннадцатый Предвестник тяжело выдохнул, дошел до сходни, слегка повернув голову, но обернуться себе не позволил. Опомнившись, что преградил дорогу другим Фатуйцам, парень поспешил подняться на корабль.
***
Утро Чжун Ли сегодня оказалось особенно тяжёлым. Он впервые в своей жизни ощутил на собственной шкуре недосып. Из-за бессонницы, мучившей его до глубокой ночи, ему удалось поспать от силы пару часов. Проснулся мужчина от яркого света, пробившегося через тюль и рассеявшегося во всей комнате, и от пения птиц, доносившегося из открытого окна.
Одевшись напротив зеркала, не забыв спрятать руки за черными перчатками, Чжун Ли отправился в Ритуальное бюро «Ваншэн». По дороге он улыбался прохожим, здороваясь с каждым, но был остановлен своим любопытством – приметная вывеска стояла на входе в шатёр «Синьюэ».
«Скидка на «Жареную лапшу с рыбой» – 50%».
Мужчина сменил маршрут, подходя к Юэ Шу – работнице шатра, приветствовавшей гостей.
— Господин Чжун Ли! Доброе утро! — девушка радостно приветствует мужчину. — Вы к нам за лапшой по скидке? — поинтересовалась девушка, заметив, что мужчина неотрывно разглядывал яркие буквы надписи с щедрым предложением.
— Доброе утро, Юэ Шу. Скажи, пожалуйста, почему эта лапша продается с такой большой скидкой?
Девушка расстроенно объяснила.
— Вчера у нас были поздние гости, из-за которых нашему шеф-повару пришлось готовить до рассвета. Это они заказали тридцать порций жареной лапши. Вот только за ними пришла какая-то их знакомая и выволокла их из шатра, отчитывая как школьников. Она сильно на них ругалась из-за их беспечности и заплатила нам с лихвой. И только блюдо было приготовлено, а гостей и след простыл. Одних только чаевых хватает, чтобы покрыть расходы не то, что на заказ тридцати порций, – на всю выручку вчерашнего дня. Вот только выбросить еду шеф-повар отказывается. Поэтому такая скидка.
Мужчина внимательно выслушал рассказ Юэ Шу, приложив руку к подбородку, потирая его большим пальцем, и через некоторое время спросил:
— Скажите мне, Юэ Шу. В этом блюде используется львиный зев, я прав?
Девушка нахмурилась, пока не понимая смысла заданного вопроса, и неуверенно кивнула.
Чжун Ли убрал руки за спину и осмотрел листву деревьев.
— Осень пересекла свой экватор, а это значит, что цветение львиного зева подходит к своему завершению. Если в качестве приправы, то роли не играет, цветок был свежим, когда его добавили во время готовки, или нет. Но если же львиный зев – один из основных ингредиентов блюда, то сухоцвет исключен. Цветок должен быть только что сорванным. Максимум два часа без почвы или хотя бы воды. Когда я еще не знал рецепта «Жареной лапши с рыбой», я подумал, что сладость рыбе придает добавление закатника. Но, как оказалось, о чем мне рассказал шеф-повар шатра позже, это был вовсе не закатник, а свежие цветы львиного зева, добавляющиеся в рыбу в самом конце, чтобы дать больше сока, а не испариться, зажарившись на огне.
— Я не совсем Вас понимаю, господин, — прервала его долгую речь девушка, лишившись терпения.
Чжун ли снова скосил взгляд на вывеску.
— Что, если я скажу, что эти тридцать порций раскупят еще в первой половине дня, стоит Вам только сменить надпись на вывеске?
— Правда? И что это за надпись там должна быть? — девушка обрадовалась и стала слушать внимательнее.
—
«Последняя возможность в этом году. «Жареная лапша с рыбой». Осталось 30 порций». Эти слова заинтересуют прохожих и заставят их задаться вопросом, а почему последняя возможность в этом году. Тогда они подойдут к Вам, чтобы задать этот вопрос. И здесь Вам пригодятся недавно сказанные мною слова.
Девушка было открыла рот, но задумалась, сказав:
— Господин Чжун Ли, а Вам несложно повторить все еще раз?
***
Консультант поздоровался с Паромщицей и вошел в ритуальное бюро, увидев за своим рабочим столом Дядюшку Мэна. Мужчина поднял глаза на Чжун Ли, чтобы поприветствовать его, но он так и не произнес эти слова, оглядев лицо мужчины.
— Господин Мэн, Вы меня не узнали? — заметив смятение на лице коллеги, спросил консультант.
— Здравствуйте, господин Чжун Ли, — скорее исправился гробовщик и даже встал из-за стола. — Вы уж простите меня за столь дерзкий вопрос в стенах «Ваншэн», но я не могу не обеспокоиться Вашим не здоровым цветом лица. Я впервые вижу, чтобы Вы были так бледны. Хорошо ли Вы спали?
Вопрос обескуражил консультанта. Он посмотрел в дальний угол комнаты, где стояло длинное зеркало во весь рост, и увидел в отражении впалые глаза, под которыми будто бы падала их собственная тень, сильно выделявшаяся на серого цвета коже.
— Кто же знал, что без сна человеческий организм так скоро начнет сдавать позиции? — сказал мужчина и направился к своему кабинету, оставив в растерянности Дядюшку Мэна стоять у своего стола. — Зеленый чай лучше всего воздействует на организм, даря чувство бодрости и прибавления сил, — сказал консультант, уже открывая дверь, и замер, глядя на гробовщика.
Тот секунду стоял, а потом заволновался, закивал.
— Я сейчас же заварю Вам его, господин Чжун Ли. Дайте мне время, я принесу его Вам в кабинет, как только он будет готов.
— Вы очень добры, господин Мэн, — с добавлением улыбки ответил благодарно консультант и зашел, закрывая за собой дверь.
Сняв в себя пиджак и повесив его на стул, мужчина отодвинул его и сел, выкладывая перед собой бумаги, работу над которыми он прервал на середине в прошлый раз. Тяжесть в мышцах спины вынудила мужчину облокотиться на спинку стула. Тело расслабилось, принеся мужчине неизвестное некогда ему удовольствие от состояния покоя. Глаза закрылись сами собой. Так бы мужчина, может быть, и уснул на своем рабочем месте, если бы не услышал сквозь сонную негу щебет. Такой же назойливый щебет разбудил его сегодня утром, будто все птицы Тейвата нарочно собрались под окном его дома в это утро. Это так сильно возмутило Моракса, то он встал со своего места и закрыл оба окна. Звуков с улицы больше не было слышно – ни гула со стороны лавки, ни шарканья Миллелитов, патрулировавших город. Вот только в полном недоумении мужчина обнаружил, что щебет не прекратился. Отчетливо слышалось пение одной единственной пташки. Самые разные мысли посетили голову. Что это от недосыпа Чжун Ли терял рассудок и слышал наяву звучавшее в голове птичье пение, это была первая мысль бывшего бога. Вот каково это быть человеком? Но прежде, чем эта теория закрепилась в его сознании как единственное верное предположение причины происходящего, мужчина прислушался и обнаружил, что щебет отчетливо слышался в левом ухе, а в правом намного тише. Тогда Чжун ли отвернулся от окна и оглядел комнату, наконец-то заметив предмет, которого в нем еще вчера не было. Длинная белая шелковая ткань висела высоко в воздухе, накрывая какой-то предмет под собой. Мужчина настороженно пошел вперед. Первый шаг, второй шаг, третий шаг. Рука в перчатке ухватилась за самый краешек тонкой материи и потянула ее за собой вверх, срывая ее, как маску, и выпуская из рук, позволяя той опасть на пол к ногам. Большая клетка с частыми позолоченными прутьями была предназначена для маленького птенца, забившегося в ней от страха, когда кулисы были сорваны и явили крохотному созданию мир, ограниченный комнатой в ритуальном бюро «Ваншэн».
Пораженный увиденным, Чжун Ли наблюдал за неспокойной птицей все то время, пока она металась по клетке. И только когда пташка успокоилась и уселась на прежнее место – на жердочку, мужчина очнулся от транса, в котором он пребывал и потянулся рукой к прутьям. Он коснулся их, проверяя на то, явь перед ним или вымысел. Вот каково это быть человеком? От недосыпа Чжун Ли терял рассудок и видел наяву те вещи, которых нет в действительности, и даже мог их осязать. Птичку привлекли янтарные глаза, неотрывно смотревшие на нее, и она повернул голову под таким углом, чтобы тоже хорошенько разглядеть фигуру, нависшую над ней. Пока что они оба были одинаково удивлены и взволнованы.
Мужчина опустил глаза к основанию клетки и увидел подложенный под него конверт. Осторожно, чтобы не побеспокоить птенца, мужчина лишь слегка наклонил позолоченную конструкцию и вынул конверт, цвет которого был ему больше, чем просто знаком.
