За гранью

Первое, о чём Кэрол думает, когда приходит в себя, что, в общем-то, цель достигнута — она в плену, и, по всей видимости, в бункере. Если, конечно, жилище младшего Сида не оборудовано какими-то особо интересными подвалами. Правда, это, скорее, случай, когда достигнутая цель не приносит удовольствие. Кэрол сидит на стуле со связанными сзади руками. Наверное, это очень полезно для осанки, но очень неприятно для плеч. Помещение, в котором она открывает глаза, выглядит на удивление обыденно, безо всяких зловещих спецэффектов в виде горы трупов или столика с набором мясника, к примеру. Разве что очень уж тёмное. Те лампочки, что горят, дают неприятный красноватый свет, который скорее усиливает сумрак. То ли экономия на электричестве, то ли, всё же, для устрашения. Стол, к слову сказать, тоже имеется. Внушает некоторый оптимизм то, что на нём нет никаких приветливо поблёскивающих лезвиями и гранями инструментов, кровавых разводов и ещё каких-либо настораживающих признаков недавних развлечений в духе младшенького Сида. Впрочем, нельзя сказать, что помощник прям внимательно всё изучает, потому что первое, на что она наталкивается, как только приходит в себя, это неподвижный и очень внимательный взгляд ярко-голубых глаз за жёлтыми стёклами авиаторов у мужчины напротив. Джозеф, к некоторому неудовольствию и смущению девушки, где-то, по всей видимости, потерял свою рубашку с жилетом, и не раздобыл новых. И сейчас Кэрол вынуждена созерцать этих чёртовых олдскульных ласточек у него под ключицами и сектантский крест на груди, чтобы просто не встречаться с лидером секты глазами. — Мне жаль, дитя, если условия, в которых мы встречаемся, тебе некомфортны и причиняют боль, — начинает Сид голосом участливым настолько, что Кэролин вскидывает на него глаза, чтобы проверить, не издевается ли он. Но Джозеф предельно серьёзен. — Это всё — всего лишь часть испытания, которое нам посылает Господь, и быть сильными перед лицом боли — это наш удел. Быть сильным и быть готовым, так ведь ты говоришь, брат мой? Девушка слышит шаги, и из сумрака выступает Джейкоб, наклоняет голову в согласии со словами Джозефа. А затем смотрит на Кэрол. Она чувствует двойную дозу жгучего стыда и досады на саму себя, и поспешно отводит взгляд. Подумать только, сперва, как курица жалостливая, вытаскивала его. Потом, как курица тупая, ещё и пыталась поцеловать. Девушка вздыхает. Девушке всё это не нравится. Особенно ей, конечно, не нравятся слова о боли и испытаниях. Потому как пока, не считая тянущего неприятного чувства в плечах и шею, столкнувшуюся с хваткой старшего Сида, всё не так уж плохо. А значит грядёт нечто такое, к чему она может быть совсем не готова. Она утверждается в этих своих неясных подозрениях, когда слышит звук открывающейся сзади двери и шаги. — Там всё готово, — с энтузиазмом сообщает Джон, подходя к столу и присоединяясь к братьям. Если бы не плачевная для неё, как подозревает помощник, ситуация, она бы даже восхитилась некоторой картинностью расположения братьев позади Джозефа — как ангелы мщения за плечами. Сейчас эти ангелы поджарят тебе мозги и пустят на корм волкам. Или подвесят на крюках, впихнув букетик из блажи в грудную клетку. Поздравляю, Кэрол, с удачными жизненными решениями. 10 из 10. Все эти мысли мелькают в голове у Кэрол за какие-то жалкие доли секунды, пока Джозеф вновь не обращает свое излишнее, как девушке кажется, внимание на неё. — Дитя моё, — уперевшись предплечьями в стол наклоняется к ней ближе Сид. Его глаза гипнотизирующе блестят за жёлтыми стёклами авиаторов. Зачем ему вообще очки с жёлтыми стёклами в такой темнотище. — …ты использовала свой шанс на выбор верно, не по знанию, но по велению сердца. «Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его», — обманчиво мягким и каким-то гипнотическим голосом продолжает Джозеф. Наверное на паству это действует безотказно, но помощник отлично помнит видосик, где Отец, практически не переставая сыпать цитатами из библии, выдавливает глаза у этого незадачливого блоггера, или кем он там по итогу был. Ну и, разумеется, ещё даже более мерзкая история про его, Джозефа, дочь, вполне себе свежа в памяти девушки. Кэрол молчит, хотя на языке у неё вертится сразу несколько вариантов вопросов, но она прекрасно понимает, что все они безобразно глупы. Ну в самом деле, все эти «Что вы со мной собираетесь сделать?» и «Что вам от меня надо?» вряд ли наладят общение с предводителем религиозной секты. — Наша милость велика, и ты готова принять её, но до этого надо ещё немного приложить усилий, — заключает Сид. Это звучит зловеще и очень и очень неприятно. Помощнику не хочется прикладывать никаких усилий для обретения «милости» — что бы это ни значило в понимании эдемщиков. Ей хочется научиться трансгрессии, к примеру, или превратиться в невидимое облачко и просочиться сквозь щель в двери. — Все мои усилия, вообще-то, направлены на освобождение округа от вас, — тихо, но решительно замечает помощник, гадая, не выпотрошат ли её прямо здесь и сейчас за непочтительные речи, — других усилий, я лично, не планирую. Вопреки ожиданиям, Отец не спешит изрекать ещё какую-либо библейскую цитату, он молчит, направив свой неестественно неподвижный взгляд на девушку. Кэролин кажется, что в этом его взгляде содержится вполне конкретный намёк, что те, кто хочет освободить округ от Сидов, не сохраняют жизнь одному из них, и не скрывают этот факт от своих же. — О, тебе и не придётся ничего делать, дитя моё, всё уже свершилось, нам остаётся лишь наблюдать, — отмирает, наконец, Джозеф и поднимается со своего места. *** Кэролин ведут по коридорам бункера, и она может только гадать, куда, да ещё в таком почётном сопровождении из всего семейства. Руки ей оставляют связанными. Но, признаться, без оружия, в бункере, нашпигованном эдемщиками, и с тяжёлой ладонью старшего Сида на плече — это меньшее из её проблем. В какой- то момент жёсткие пальцы вестника так сильно сдавливают плечо Кэрол, что той хочется абсолютно по-девчачьи сморщить нос и пролепетать что-то вроде: «Нельзя ли поаккуратнее?». Разумеется, ничего такого она не делает. Они оказываются в очередном гулком помещении неясного назначения. Здесь, помимо бесконечных ящиков с неизвестно чем и типов с оружием, растворяющихся во мраке, стоит несколько ламп по типу тех, что используются в фотостудиях. Они, эти лампы, создают прилично освещенный пятачок на полу аккурат перед черным флагом с крестом секты. Джозеф уверенно следует к освещённому пространству, в то время как Джейкоб придерживает девушку за плечо, притягивая её ближе. — Кэ-рол, — губы вестника оказываются так некомфортно близко, что помощник автоматически смотрит на них. — Ты же помнишь, что наш общий знакомый сейчас на территории тюрьмы, рядом с шерифом и его людьми? Хотела бы узнать, как действует шкатулка, даже если её звук передается по рации? — Что? — не вполне понимает девушка. Она начинает чувствовать, что событий для неё одной как-то слишком много. — Пратту нужен совсем небольшой импульс… Сколько там твоих знакомых может оказаться рядом с ним в этот момент? Козлина. Тварь психанутая. Вестник, похоже, читает нелестное мнение о себе в медовых глазах девушки, довольно усмехается. Его губы скользят в мимолётном касании по скуле помощника, когда он наклоняет голову и шепчет ей на ухо: — Они все будут на твоей совести, Кэ-рол, если что. Все до единого. Посмотрим, кто из них добыча, да, помощник? — Заткнись, — не выдерживает девушка, осознавая своё бессилие, — просто нахуй заткнись уже. Она уверена, что это самая частая её фраза в общении с вестником. — Ну-ну, разве это не весело, — с непрошибаемым спокойствием и лёгкой насмешкой в голосе замечает Джейкоб. — Сейчас, Кэ-рол, ты уже можешь сдаться, иного выхода всё равно нет. Помощник вздрагивает, когда ощущает прикосновение лезвия к своим запястьям, но вестник всего лишь перерезает веревку. И подталкивает её в сторону младшего Сида. Сам идёт за Джозефом, но остаётся за пределами освещённого круга. — Меня будет слышно? — тем временем деловито осведомляется Джозеф у кого-то, скрытого от Кэролин высокими рядами ящиков. — Да, Отец, — доносится мужской голос из-за ящиков, — можно начинать. Сид замирает на пару секунд, а затем вскидывает голову, глядя прямо перед собой. Братья и сёстры, — с умеренным трагизмом начинает он, — вы все знаете, что к нам, в нашу Семью, нагрянули чужаки. Чужаки, которые не в состоянии понять всю красоту замысла Божьего… Кэрол, слушая этот обличительный спич, не может избавиться от мысли, что все позы и жесты Сида многократно репетировались перед зеркалом. Для человека, который болтал что-то о том, как все слишком много хвастаются своими телами, он слишком много красуется. — …они забрали мою Веру, — голос Сида обрывается, как если бы он пытался сдержать эмоции, — и они почти забрали моего брата, Джейкоба. С лёгким опозданием до помощника доходит, что, вероятно, как раз за этими ящиками скрывается оператор с камерой, ну или кто там в этой глуши вместо оператора, и сейчас идёт запись очередного агитационного ролика в стиле Сидов. Она ощущает, как от невнятного и неоформившегося предчувствия чего-то неизбежного и не особо приятного, холодок тревоги ворочается у нее у солнечного сплетения и начинает разбегаться по всему телу. — …но Господь следит, Господь смотрит на всех нас и даже на грешников! Господь явил свою милость и озарил своим светом ту, что блуждала во мраке. И грешница прозрела! И не позволила чужакам забрать моего брата! — Джозеф делает драматичную паузу, во время которой из полумрака за пределами освещённого круга появляется старший Сид. Он неспешно подходит к брату и склоняет голову. Яркий свет ламп замысловато бликует в его рыжих волосах, создавая подобие эффектного золотистого свечения вокруг головы. Они бы ещё крылья ему нацепили. Лицедеи хреновы. — Бог, богатый милостью, привёл в нашу Семью новую сестру, ту, что сделала свой выбор, ту, что спасла моего брата, — Джозеф разворачивается и безошибочно отыскивает глазами помощника. Умом она понимает, что, вообще-то, во мраке помещения из света её невозможно разглядеть. Но вот Сид картинно простирает к ней руки, с болтающимися вокруг левого запястья чётками: — Иди ко мне, дитя моё, время выйти из сумрака. «Да хрен тебе», — думает девушка. А потом встречается взглядом с рысьими глазами Джейкоба. И в них она видит обещание того, что шкатулка может сотворить. В том числе и с ней. И нехотя идёт в освещённый круг. Свет слепит глаза девушки, когда Джозеф притягивает её к себе, придерживая за запястья. Его прохладные губы касаются лба Кэролин в целомудренном поцелуе, от которого помощника передёргивает. Ей кажется, это как если бы громадный тарантул пощекотал её своей мохнатой лапкой. Кэрол почти рада, когда чувствует тяжелую руку Джейкоба на плече. Вестник притягивает девушку к себе спиной, оставляет ладонь ближе к шее. Когда помощник из чистого упрямства передёргивает плечами, словно намекая, чтобы Сид убрал свою руку, она чувствует, как ладонь Джейкоба скользит, пока ещё лёгкими движениями вдоль шеи вверх, к затылку. Большой палец проходится в шершавом касании по боковой линии шеи, остальные пальцы мягко касаются затылка, словно запутываясь в волосах девушки, а затем рука сжимается, сдавливая шею чуть сильнее. Словно намекая, что может быть очень и очень неприятно. Кэролин не понимает, как это возможно, но даже при таком минимуме прикосновений, она остро ощущает, как близость мощного тела старшего Сида, давит на нее, словно посылает волну жара вдоль позвоночника. Ей кажется, что от запаха хвои и туманного леса, исходящего от вестника начинает кружиться голова. Хотя, вероятнее всего, это от голода, всего лишь. — … и каждый грешник может стать частью нашей Семьи, и вместе мы придём к вратам Эдема! — завершает Джозеф, эффектно вскидывая руки. И тут до помощника, опять же с опозданием, доходит, что вот только что, в прямом эфире или нет — она без понятия — открылось то, что она всеми силами скрывала. Каждый житель округа, волей или неволей будет в курсе, что она, Кэрол, мерзкая безвольная врушка — это раз, а ещё, благодаря тому, как это всё преподносит Джозеф, мерзкая перебежчица — это два. И если на всё это наложить ещё и слухи о ней, гуляющие с чьей-то очень своевременной и лёгкой подачи, то вырисовывается прекрасная картина. Картина того, что ожидает Кэрол, если этот эфир посмотрит хоть кто-то за пределами округа. Тюремная психушка, например. Это при условии, что никто из местных не доберётся до меня раньше. А шкатулка не выжжет мне мозги. Я бы предпочла шкатулку. Кэролин вскидывает голову, глядя на идущего к ней Джозефа. — Тварь ёбаная, — едва слышно произносит она. Ничто не бьёт так сильно, как осознание, что «как раньше» уже вряд ли будет. Сильно вряд ли. — Дитя, не позволяй греху застилать глаза, борись с ним, — качает головой Сид, его спокойный сильный голос звучит для девушки издёвкой. Она резко бьёт головой по подбородку Джейкоба, с силой впечатывает локоть куда-то назад (по ощущениям — в бетонную стену, хотя должен быть живот), ребром стопы заезжает по голени. Она, конечно, не ждёт, что это всё нанесёт хоть какой-то ощутимый урон, но всё же буквально хочет заорать от ярости, когда вестник делает ей подсечку, и она с размаху валится на пол. Джозеф безучастно смотрит, как Джейкоб рывком вздёргивает помощника на ноги, надёжно фиксируя её шею в треугольник между плечом и предплечьем. Кэролин уже и сама не понимает, кружится ли у нее голова от ярости, от нехватки дыхания, от бессилия или ещё от чего. — Слабачка, — слышит она насмешливый шёпот Джейкоба. — Убью, — почти спокойно удается выговорить ей, — доберусь до каждого. По изменившемуся дыханию у своего виска, помощник догадывается, что вестник беззвучно усмехается. Джозеф всё так же спокойно наблюдает. Вероятно для него подобные эпизоды не в новинку. Как и для эдемщиков вокруг. — Это мы вырежем, разумеется, — бесстрастно произносит он в пространство. И Кэрол почти уверена, что это он про видео, а не про её сердце, к примеру. Почти.