Все бесы здесь

— Алексеев, посещение, — немногословная медсестра заходит в комнату отдыха и застает Кира посреди партии в шашки. Слава, поняв, что доиграют они позже, разочарованно скалится, нечаянно капнув слюной на свою пижаму. — Кто там? — Кир уже нашел подобие общего языка с медсестрой — на прямые краткие вопросы та всегда отвечает исправно. — Молодой человек, — да, все равно ничего непонятно. Поначалу Кир очень ждал Антона — ну не может же быть, что он не придет больше никогда — а потом стал терять надежду. Коридор словно белая змея, проползающая через все здание от края до края, тянется бесконечно. Крыло для пациентов так далеко от приемного покоя, как только возможно. Кир, проходя мимо окна, равнодушно смотрит на куцый сад, в котором клумбы после зимы превратились в размякшую грязь. Та же картина повторяется снова. В следующем и следующем окне. Словно это скучнейший фильм, где пролет камеры с пейзажем занимает добрых пять минут. «Моя жизнь — это ебаный артхаус», — думает Кир, потирая выпуклые темно-розовые шрамы на правой руке. Они по-прежнему ему нравятся, он не боится их уродства. Шрамы — символ того, как плохо ему было. И как сильно он заслуживает того, чтобы все наладилось. — Тридцать минут, — говорит медсестра, открывая перед Киром белую дверь со вставленным в нее рифленым полупрозрачным стеклом. Так мало? Тот разговор с Антоном тоже столько длился? Кир снова едва не ловит фиксацию на моменте, который лишил его лучшего друга. Раз за разом на терапии он касался этой темы и никак не мог смириться с собственным проигрышем. Потери, которые он понес, были колоссальными — Антон, Ника, работа, остатки собственного разума… Увидев за дверью Заморина, Кир не удивляется. Тот приходит каждую неделю, иногда чаще. В основном они болтают на отвлеченные темы. Заморин не из тех, с кем можно обсудить творящийся пиздец напрямую. Он просто рядом, и Кир благодарен ему за это. — Здорово, — Кир протягивает Никите руку через стол. Тот пожимает, не меняя выражение лица. — Мне с тобой посоветоваться надо, — в голосе Заморина ни капли тревоги, но кое-что его выдает. Кир видит неуловимые изменения в его образе — гладкий подбородок вместо неаккуратной щетины и новая пара сверкнувших темным блеском сережек в многократно проколотых ушах. — Валяй. Ты влюбился, что ли? — фыркает Кир, вовсе не надеясь, что угадает. Сердце Заморина — черствое, холодное и пустое. Это такая же аксиома как и то, что параллельные линии не пересекаются. — Типа того. По крайней мере я пиздец как хочу его трахнуть, — вдруг заявляет тот, что заставляет Кира приложить усилия, чтобы сохранить невозмутимость. — Его? Не знал, что ты играешь за нашу команду, — хмыкает Кир. Он точно знает, что раньше у Заморина была девушка, и они даже жили вместе. Кир видел ее всего однажды, и та была под кайфом. Запомнил он только красные короткие волосы и ее привычку бесконечно курить на балконе. — Да мне плевать на пол, — жмет плечами Заморин. — И так редко кто-то нравится, еще бы из-за предрассудков заморачиваться. Затронутая тема поднимает в душе Кира бурю эмоций. Сейчас бы он наверное не прятался. С преогромным удовольствием. Шрамы будто давали ему индульгенцию на признание собственной ориентации. — Так и в чем дело тогда? — скучающе спрашивает Кир. — Он тебя не хочет? — Понятия не имею. Мы в основном онлайн общаемся, виделись в реале всего раз, — признается Заморин. Потом коротко смотрит на часы и словно решается: — И это, короче, меньшая из проблем. Пообещай не ржать. — Да когда я ржал-то? — резонно спрашивает Кир. Он действительно уже не помнил, когда в последний раз смеялся. — Выкладывай. — Ему шестнадцать, — чересчур быстро выплевывает Заморин. — Сколько-сколько? — Кир все же не сдерживается от смешка. Восемь лет разницы — определенно перебор. — Мне тоже заходят ролевые игры со школьной формой, но не настолько же. Вот его первому бывшему бы такое понравилось… да и Антону… Кир прикусывает щеку изнутри, сопротивляясь потоку нахлынувших воспоминаний о людях, вычеркнувших его из своих жизней. — Кир, ты специально, что ли? — предположение заставляет Заморина взвыть и схватиться за виски. — Я и без этой ментальной картинки хуево справляюсь! — Да ладно тебе, шестнадцать и секс — это в принципе хорошее сочетание. Я думаю, его не придется долго уламывать, если, конечно, он не гомофоб. — Не гомофоб, — Заморин жует губу. — Он — младший брат Свята, думаю, это о многом говорит. Кир морщится, как и всегда при упоминании этого имени. Соперничество со Святом глубоко сидело у него внутри словно коварная заноза, которую просто так не подцепишь пальцем. Да и как еще относиться к человеку, буквально вытеснившему Кира из круга собственных друзей? Кир не раз ловил себя на том, что моделирует в голове их разговор, ему не терпелось утереть нос Святу, восстановить утраченные позиции. Но как назло в каждом таком споре его ждал неминуемый проигрыш. Кир лишился всех рычагов давления. Чем его задеть? Сыграть на сексуальной неопытности? Вряд ли от нее что-то осталось к этому моменту. Доебаться до интеллекта тоже так просто не выйдет. По крайней мере мозгов удержать Антона у него хватило. А вот благополучие его брата — потенциальное больное место, надо не сбрасывать Заморина и его неожиданные чувства со счетов. — Тебе обязательно было выбирать парня из той же семейки? — А я, думаешь, выбирал? — огрызается Заморин, и Кира пробирает осознанием. Никита пришел к нему, потому что больше не к кому. Антон отпадает по понятным причинам, а Лафер, моралистка чертова, наверняка закатила бы скандал по поводу разницы в возрасте. — Что у вас вообще было? Он же вроде малолетка, живет в глуши… как ты ухитрился на него запасть? — Да по-идиотски… мы вместе отмечали Старый Новый год, Свят позвал их с сестрой. Демьян, — Заморин наконец произносит имя и неведомым образом выделяет его, — обжегся об угли из моего кальяна. Мне стало совестно, и я предложил их подвезти после тусы. Он увидел коллекционную фигурку у меня в машине… — Кир закатывает глаза. Несмотря на то, что он ездил с Замориным бесчисленное количество раз, вспомнить что у него там на приборной панели, не смог бы. Вроде какой-то волшебник? Или собака? А, к черту. Страсти Заморина к приставке он никогда не понимал. — Выяснилось, что он тоже играет. Я, как обычно, ожидал, что он окажется полным нубасом… — Неужели он тебя сделал? — Ну, когда как… Я бы сказал, что мы идем на равных, — неудивительно, что этот пацан покорил Заморина — завоевать его любовь, кажется, можно только видеоиграми. — Просто недавно нам стало скучно, и я предложил ему сыграть на желание. — Потрясающе, Заморин, — Кир театрально хлопает в ладоши. — Ты на правильном пути и скоро стрясешь с него нюдсы. — Да ты с ума сошел? — Заморин обводит взглядом стены психушки и отмахивается. — Ладно, вопрос снимается. В общем, не могу же я прямо о таком его просить. Это странно. Да и на период первого желания я даже о нем не думал в таком ключе. — Так что ты загадал? — Накрасить глаза и сфоткаться так. Думал, будет забавно, да и он прикольно злился. В итоге сговорились на видеосвязь. Я втайне наделал скринов, конечно же… — Заморин немного виновато трет шею. — Дай посмотреть, — хмыкает Кир и с небольшой заминкой получает телефон с открытой фоткой. Рыжий кудрявый и болезненно худой парень на ней исподлобья смотрит в камеру. Весь его вид говорит: «я был против этой хуйни». Пронзительно голубые глаза неаккуратно, но старательно подведены черным карандашом. Кир присвистывает. — Ничего такой школьник. Если представить его с таким же взглядом на коленях… — Заткнись сейчас же! — за мучениями Заморина становится все веселее наблюдать. — Ладно, если серьезно, я вижу три варианта решения проблемы. — Три? Я и одного-то не наблюдаю. — Не все они тебе понравятся, — предупреждает Кир. Он не стал бы советоваться сам с собой в плане отношений, учитывая предыдущие «успехи», но не отказывать же в помощи единственному оставшемуся другу. — Самое простое — выкинь из жизни этого мальчишку. Ни в коем случае не показывай ему, что хоть чуть-чуть заинтересован, не давай собой манипулировать. — Слишком поздно, — качает головой Заморин. — Даже если мы прекратим вместе играть, так или иначе встретимся на тусовках. — Свят там совсем охренел? Тащить какую-то мелочь на общие сборища, — морщится Кир. При нем такой хуйни не было. — Ты не поверишь, но тут бы вы с ним сошлись. Он тоже против, но по другой причине. Думает, что мы испортим мелких. — Да ну глупости, — отмахивается Кир. — Жизнь поимеет всех, что бы там не придумывал этот святоша. Короче, если не хочешь его игнорить, можно заменить. — Вот чего-чего, а этого твоего метода я не понимаю. Я хочу его, начерта мне заменять? — спорит Заморин. Кир все еще помнит, насколько кайфово было спать с Антоном практически под носом у своей девушки. Такое не объяснить. — Потому что этот твой Демьян проблемный. Почему бы не найти кого-то другого пола, твоего возраста и без проблем с психикой? Или хотя бы без агрессивно настроенных братьев, — Кир возводит глаза к потолку на упрямую гримасу Заморина. — Ну нет так нет. Тогда вариант последний и самый энергозатратный. Добейся его и брось. Все равно у вас нет будущего. Рано или поздно ты поймешь, что он просто скучный закомплексованный малолетка, так что не привязывайся, и все будет в порядке. — Время, — медсестра заглядывает в комнату и неумолимо ждет, пока Кир попрощается. Заморин разочарованно вздыхает, видимо, недостаточно убежденный. — Ладно, увидимся, — бросает он, и Кир кивает. Отчасти он рад, что это Заморину придется возвращаться к суматохе реального мира и межчеловеческих отношений, а ему — обратно к умиротворению и таблеткам. В голове Кира все взаимоотношения измерялись интуитивно понятной ему одному системой, главное в которой — никогда не давать больше, чем другой человек. Обратная ситуация приводит только к боли, которой и так достаточно в его жизни. Было бы гораздо легче, если бы он ничего не чувствовал к Антону. Тем более тот как раз любитель пострадать. Кир бы просто оставил его предаваться бессмысленным попыткам построить какие-то там здоровые отношения. Нет ничего здорового в этой жуткой зависимости, бесконечной пытке, уступках и компромиссах, стирающих твои желания и стремления. С другой стороны… Киру казалось странным, как мало всего в нем осталось по отношению к Нике. Казалось, они долго были вместе, должна быть легкая грусть, ностальгия по прошлым хорошим временам. Но по факту он скучал лишь по привилегиям сытой и безбедной жизни. Бывшая девушка быстро вымарывалась из памяти, уступая место… о черт. Правда была в том, что ему нравилось здесь. Стены больницы ограничивали не только его свободу, но и поток неприятностей извне. Давящая ответственность, мучительные мысли и чувство вины растворялись в стакане с новыми и новыми лекарствами. Терапия тоже немного помогала, и наконец-то Кир чувствовал, что вместо бесконечной никуда не ведущей дороги, на которой он сбивал ноги об острые камни, ему позволили присесть на обочину и отдохнуть.

***

Дни в психушке похожи один на другой, а ассортимент занятий строго ограничен. Поэтому Кир развлекает себя сам и с любопытством изучает местных обитателей. Он никогда не считал себя сумасшедшим и привычно занял позицию немного свысока. Даже создал свою классификацию пациентов, условно поделив их на три группы. Первые могут по праву называться безнадежными. Кир понятия не имеет, как такое вообще можно вылечить и на что надеются люди, которые спонсируют пребывание здесь этих бедолаг. Большую часть безнадежных составляют старики, но встречается и несколько мужчин среднего возраста. Один, например, завис в воспоминаниях об одном дне своей жизни около десяти лет назад. Все события, произошедшие после, его память просто не сохраняет, словно бракованный жесткий диск. Вторых можно охарактеризовать как закономерные случаи. Подростки и парни чуть постарше, чрезмерно увлекшиеся наркотой, алкашкой или саможалением. Именно в этой группе было больше всего проколотых частей тела и крашеных волос. Антона бы точно такое замечание возмутило. Эх, еще бы можно было его ему высказать. И третьи — случайные пациенты. Кир не мог определиться: отнести себя ко второй или последней группе. Вроде как это не первый его срок в психушке, но сильно больным он по-прежнему себя не чувствует. А вот Слава Калинаев точно заслуживает место в группе три. С его инвалидностью он вполне мог бы оказаться где угодно еще. Но судьба — а также кое-чье ненавязчивое вмешательство — решили подсунуть Киру очевидца произошедшего с Антоном пиздеца на блюдечке с голубой каемочкой. Поначалу Славу допрашивали как основного свидетеля по делу его брата, но вскоре его состояние начало вызывать опасения, а показания стали слишком путанными. Все это сообщил Киру Эмиль, который с завидной регулярностью проведывал его. Реже чем Заморин, но все равно. Договор между ними предполагал тесное общение. Сейчас они со Славой продолжают прерванную партию в шашки, но мысли Кира витают где-то за пределами доски. В итоге потерявший терпение Слава тыкает его в руку острым концом карандаша, который всегда таскает с собой вместе с блокнотом. Кир вздрагивает и потирает место укола. — Что? Да не сплю я! — он внимательно смотрит на доску, мгновенно поняв, что безбожно проигрывает. — Давай заново. «Кто тебя навещал?» — пишет Слава. Его почерк ужасен, как и внешний вид, но если отбросить первичное отторжение, парень он достаточно умный. Кир прекрасно помнил, как выспрашивал у Славы все обстоятельства произошедшего в том доме. Оказывается, у этого с виду бесполезного инвалида хватило мозгов помочь Антону спастись. И похоже, благодарности за это он не дождется. — Мой друг, — Кир привык отвечать голосом в пустоту, словно общается сам с собой. Слава прекрасно воспринимал речь. Да и говорить по собственному мнению умел, жаль только, что никто его не понимал. Кир при должном старании мог различить самые простые слова, но не более того. — Антон? — да, вроде такого. В исполнении Славы это скорее звучит как «Аон», однако Кир сразу же догадывается и качает головой. — Нет, другой, — «не думаю, что мы с Антоном все еще друзья» вертится на языке, но остается неозвученным. «А ко мне он приходил недавно», — ну похвастайся еще. Кир с мгновение смотрит на неровные буквы, борясь с бурей поднявшихся внутри эмоций. — Наверное ему для суда нужно было, — он все же не сдерживается, хоть и выражается менее грубо, чем хочется. «Нет, он спрашивал, хочу ли я отсюда уйти, и рассказывал, что связался с моими родственниками, которые могут меня забрать» — Прекрасно, — Кир, не в силах сдержать раздражения, отворачивается к окну и несколько секунд успокаивает дыхание, глядя на меланхолично качающиеся снаружи ветки. Антон издевается, что ли? Ни одной блядской весточки, ни одного визита, зато активно помогает непонятно кому. Неужели непонятно, что сейчас Киру просто катастрофически не хватает поддержки? Он-то понесся спасать Антона, даже будучи в полумертвом состоянии. Кир не раз и не два прокручивал ту ситуацию в памяти. Что, если бы все сложилось по-другому? Они со Святом поменялись бы местами, и именно он бы оказался первым, кого Антон увидел после похищения. Почему-то Кир не мог отделаться от ощущения, что тогда они до сих пор остались бы вместе. И как друзья, и как нечто большее. Такое воспоминание — сильное переживание, и теперь Антон подсознательно будет цепляться за Свята, каким бы деревенским занудой тот бы ни был. Кир тяжело вздыхает от несправедливости и даже не знает, кого винить. Наверное, гребаного Калинаева, который ни черта не может следовать собственным планам. Похититель недоделанный. — Алексеев, — медсестра снова возникает в дверном проеме. Ее интонация по-прежнему скучающе-равнодушная. Кир вопросительно поднимает глаза. — Посещение. Слава, которому все никак не удается одержать заслуженную победу в шашках, обиженно сопит и слегка подвывает. — А два раза за день разве можно? — прямо спрашивает Кир, выйдя в коридор. — Любой каприз за ваши деньги, — просто отвечает она. В комнате для посетителей снова не Антон. Эмиль встречает его белозубой улыбкой. На нем черный костюм с иголочки, так что Кир в серовато-белой больничной пижаме выглядит рядом с ним как замухрышка. — Ну, как дела? — с такого обычно не начинаются приятные разговоры, так что Кир лишь пожимает плечами, садясь на привычное место напротив собеседника. — У меня мало времени, так что давай к сути. Твое содержание тут обходится недешево. Разумеется. Кир уж и не рассчитывал, что ему дадут спокойно полечить голову. Он понимающе хмыкает. — Чего ты еще хочешь? Я расспросил Калинаева о чем только возможно. И он на стороне Антона. Это вроде бы тебе и нужно, разве нет? — И да, и нет, — ухмыляется Эмиль. — Видишь ли, ситуация изменилась. За дело Калинаева взялся один адвокат… в общем, у меня с ним личные счеты. И то, что я поддерживаю сторону обвинения, ему отлично известно. — Что-то я не совсем понимаю… — протягивает Кир. — Разве тут все не очевидно? Чел убил двоих, похитил Антона, признал это… — О, этот адвокат из тех, кто может добиться оправдания серийного маньяка с послужным списком куда длиннее, чем у Калинаева, — отмахивается Эмиль. — К тому же Антон там начудил с этой щелочью, так что не исключено, что все переиграют совершенно не в его пользу. — И почему тот адвокат впрягся? — Кир подозрительно осматривает Эмиля. Тот вскидывает обе руки в защитном жесте. — Ну ладно, детектив Алексеев, ты меня раскрыл. Мы с тем типом давние враги, и ему показалось странным, что я встрял в такое рядовое дело. Мне, конечно, интересно было наблюдать с попкорном за вашими страстями, но, похоже, теперь до меня самого добрались. — И ты хочешь слиться? — уточняет Кир. Он сам еще знает, как относиться к этой информации. С одной стороны, это проблемы Антона, который явно показал, что не хочет больше иметь с ним ничего общего. А с другой стороны, ну… это все еще проблемы Антона. — Если пойму, что шансы не на моей стороне, то да. Например, если обнаружатся новые факты того, что Антон мог просто свалить, а не уродовать Калинаева… — Эмиль прозрачно намекает, что хочет помощи Кира в изменении показаний все того же несчастного Славы. Абстрактная расстановка сил немного меняется. Конечно, перевес все еще на стороне Антона и — черт бы его пробрал — Свята, но Эмиль практически напрямую предлагает подбросить пару камешков на чашу весов Кира. Выбрать себя и свое благополучие, а бывшего лучшего друга подставить, причем за символическую цену. К тому же с открывшимися фактами шансы Кира победить в споре со Святом заметно выросли. Нужно конечно подумать, как подать ему информацию, но наверняка способ найдется. Звучит подло, но разве не так поступают рациональные люди? Кир шумно выдыхает. Надо хотя бы подумать об альтернативе. — А просто заткнуть ебальник этому адвокату ты не хочешь? — прямо предлагает Кир. — Или боишься? — Давай без провокаций, Кирюш, — хмыкает Эмиль, и впервые за разговор в его голосе проскальзывают нотки… флирта? — Разумеется, хочу, но это сложно. Понимаешь ли, род моей основной деятельности немного противоречит… — Противоречит твоему порно-бизнесу и дружбе с наркодилером, я понимаю. Так что может повлиять на твое решение? — Честно говоря, я не ожидал от тебя такого благородства. Я думал, ты ухватишься за шанс остаться здесь нахаляву. — Я так похож на слабака, готового сидеть в психушке до конца жизни? — скептически уточняет Кир. — Ты похож на того, кто порядком заебался от жизни, — Эмиль кивает на шрамы Кира. — И разве ты не хочешь отомстить Антону за то, что он выбрал не тебя? Киру кажется, что он стоит у края пропасти, в глубине которой плещется лава. Да, сам Эмиль всегда пробивает себе дорогу любыми способами. У него вроде все хорошо. Внешне. Но вот свой опыт Киру не отменить — извилистый путь, полный интриг и обмана, привел его к трагичному финалу. И повторять все то же с надеждой на другой результат — безумие, как любит повторять Антон. — Возможно потому и не выбрал, что я всю жизнь принимаю такие вот дерьмовые решения, — вздыхает Кир. — Это не окупится, — прикидывает Эмиль. — Если ты ждешь прощения от Антона, то он прекрасно развлекается без тебя со своим парнем и плевать хотел на твои проблемы. Не делай глупостей. Верно. Но тонкий назойливый писк в голове, напоминающий голос Лафер, твердит Киру о том, что в прошлый раз, когда он выбрал эгоистичную позицию, то оказался здесь. Всеми брошенный, покалеченный и во всем кругом виноватый. Иногда Кир терпеть не мог Лафер. Недаром они поссорились даже раньше всех откровений. Лафер очевидно осуждала и продолжает осуждать его за все на свете. Будто человек не имеет права на ошибку. — Дай мне подумать, — Кир морщится от боли в голове. — Пришел тут и докапываешься до бедного сумасшедшего. — Ладно, только времени у нас не много, — Эмиль все же меняет тему. — Тебе тут не скучно? Вопрос, кажется, с подвохом. Мысли, словно мухи над куском тухлятины, кружатся вокруг тактильной депривации. Проще говоря, Кир очень задолбался без чужих прикосновений. Без тепла и всего такого классного, что на протяжении трех лет давал ему Антон. — Довольно одиноко, — признает Кир и демонстративно потягивается, ощущая напряжение в мышцах. В психушке для сброса переизбытка энергии есть турник, да и только. Пациенты под седативными редко нуждались в большем. — К чему ты спрашиваешь? Помочь хочешь? — Плохая идея, — Эмиль, кажется, убеждает скорее самого себя, чем Кира. — Как знаешь, — равнодушие с маленькой ноткой сожаления. В идеальной пропорции. В таких поддразниваниях Кир мастер. Антон велся на подобное только так, и после у них был самый офигенный секс. — Если у тебя все, то я пойду? — Погоди, — Эмиль ловит его ладонь, и от этого первого прикосновения Кир с трудом сдерживает торжествующую усмешку. Недаром он уже несколько встреч подряд так или иначе подначивал Эмиля на активные действия. Ощущение, что он все еще кому-то нужен и вызывает желание, приятно прокатывается по телу. — Полчаса почти истекли, — он аккуратно вынимает ладонь из хватки. — Возможно, в следующий раз. Да и стол этот, кстати, очень неудобный. — С чего ты взял, что я бы стал ебать тебя на столе? — Эмиль играет в ответное равнодушие. Теперь это привычная Киру борьба — кто продемонстрирует, что ему больше похуй, тот и победил. — Вот я и говорю, если хочешь на кровати, то вытащи меня отсюда на денек, — невозмутимо припечатывает Кир. Они с медсестрой, похоже, входят в идеальный симбиоз, потому что она появляется на пороге ровно в эту секунду. — До встречи. Эмиль только закатывает глаза, наверное, чтобы Кир не увидел в них заинтересованного блеска.