Мёртвый анархист

             – Каково это, жить с мёртвым анархистом? – однажды спрашивает Виктор.       И Аверин упускает момент, когда это становится постоянной локальной шуткой…              Пожалуй, началось всё в тот момент, когда он признался Виктору, что по инерции и ради интереса продолжил искать информацию про Николая Дивногорского – не важно, какие чувства показывал Аверин перед другими, но ему хотелось найти следы своего дива и понять его, понять его логику и источник его поступков. Логика настоящего кроется в прошлом – это правило работало на всех без исключения.       В тот день Аверин позвал друга не к себе в гости, а в «Охоту на енота», чего уже некоторое время не происходило – незаметно для самих себя они всё чаще встречались не на нейтральной территории, а друг у друга дома.       Виктор посмотрел внимательно и пристально, а затем поинтересовался причиной синяков под глазами графа, а как правило, они там наблюдались только во время непростых расследований. Аверин помолчал десяток секунд, а затем на Виктора обрушился поток информации – из официального архива, из старых газет почти столетней давности, из уст опрошенной семьи, из архивов Академии…       С чёрно-белой фотографии на Виктора смотрела троица: рядом с Дивногорским по-товарищески расслабленно стоял его одногодка, который обнимал одной рукой за плечи…       – Кузя? – Виктор поражённо поднял взгляд от фото на Аверина.       Дивногорский никогда не работал один – он был магнитом, прирождённым лидером, и к нему тянулись те, кто разделял его взгляды. В его деятельности участвовал его друг по Академии, а у того был младший брат. По словам семьи, парень учился на колдуна, даже вызвал и привязал дива второго ранга начальных уровней, но потом бросил учёбу ради брата и Дивногорского, участвовал в их деятельности и погиб во время одной из полицейских облав в возрасте шестнадцати лет.       – И получается, твой див сожрал этого мальчишку? – Виктор это выдохнул, словно и не веря вовсе в подобное. – Ну и дела… Но потом?       – Не знаю, – Гермес Аркадиевич покрутил в руках лишь пригубленную рюмку и отставил в сторону. – Возможно, Дивногорский его нашёл и подчинил, а возможно, Кузя и сам его поддерживал и пришёл к нему. Развёл же он свою деятельность у нас на Петроградке?       – Ну, или Кузя был очень привязан к мальчику, потому что он его призвал, а потому с помощью Дивногорского отомстил его убийцам.       Эта история всё ставила на свои места: почему Кузя так цеплялся за идеи равенства и анархизма, почему цеплялся за этот облик, словно он был его истинным, почему так старался доказать хозяину свою преданность и полезность, почему-почему-почему…       Между друзьями повисла пауза, а потом Виктор впервые спросил:       – Каково это, жить с мёртвым анархистом?       А Аверин впервые подумал:       «Каково это, целоваться с мёртвым анархистом?».              Время шло, и исчислялось оно сначала часами, потом днями, а затем и…       Аверин не знал, что и в какой момент в его жизни пошло не так: его всегда окружало достаточно много красивых женщин, готовых упасть в его объятия – кто из любви, а кто и за деньги. Но он прижимает к себе красноволосое бунтарское недоразумение и не собирается этого менять.       Кузя жмётся под бок, пытаясь отдышаться от только минувшей страсти, прикасается кончиками пальцев к коже, ведёт по щеке, по шее и груди, смотрит сыто и счастливо разноцветными глазищами, и Аверину хочется смеяться от того, какой же он забавный.       «О Пустошь, что за мальчишка!» – думает он.       Кузя болтает какую-то несусветную чушь, срываясь на чуть хрипловатый шепот, ластится, словно кот, выгибается под прикосновениями, игриво прикусывает линию челюсти графа, целует сладко-сладко…       «Каково это, целоваться с мёртвым анархистом?» – вновь спрашивает себя Аверин.       И мысленно же отвечает…       «Потрясающе».