По гравийной дорожке, ведущей в дом четы Шелби, шуршал налощенный «Форд»: пришлось отдать двадцатку за то, чтобы машину натерли воском для пущего блеска, дабы не отставать от роскоши гостей, приглашенных на прием.
— Надо было тоже притвориться больной… — вздохнула Сюзи, глядя в окошко и не испытывая и грамма интереса к сливкам Бирмингемского общества.
— Так Белла прикидывается? — через зеркало заднего вида Эллейн обрушила на блондинку упреждающе-вопросительный взгляд.
— Что вы, мисс Браунинг, Сюзи просто шутит, — вмешалась Вивьен, которая уже привыкла сглаживать остроты, выдаваемые коллегой. Рыжая красавица была уверена, что если Эллейн узнает, какие ужасные вещи Сюзи говорит у нее за спиной, то та мигом будет уволена и лишена всех привилегий жизни под боком у Браунингов.
— Мам, — Элли повернулась к Констанции, пытающейся поправить помаду в тусклом отражении зеркала заднего вида. — Завтра отвезешь всех девочек на осмотр и… — девушка потёрла пальцами переносицу в попытке прогнать непонятно откуда взявшуюся головную боль. — И мне нужно будет увидеть все документы, которые выдаст врач. — Она обернулась на девушек, железно уверенных в своей чистоте, а затем перевела особенно строгий взор на блондинку: — Может, из тебя откачают немного желчи? На приеме будьте ангелочками. Чем лучше вы себя ведете, тем более крупные рыбки плещутся в ваших простынях.
Обе девушки покорно закивали. Элли припарковала автомобиль, конечно, проигрывающий по классу местным «Бентли», но всё еще верно служивший всем прихотям ее семьи. «Подарю Джейми Бентли на совершеннолетие…» — с грустью подумала Браунинг о брате, которому снова пришлось остаться в баре, да еще и с этой назойливой глупышкой Беллой. Эллейн верила, что когда-нибудь усердные труды юноши окупятся ему в стократ, и рано или поздно он будет просто по-хозяйски осматривать владения и напрочь забудет влагу вонючей тряпки, которую уже несколько месяцев сжимала его жилистая юная ладонь.
Очередная цепочка мысленного анализа вызвала внутри острое желание закурить, но морозить под октябрьской моросью нарядно одетых девушек, да и родную мать, определенно не стоило. Хотя лишь минута, всего-то парочка глубоких выдохов могла в этот момент помочь снять тонну накопившегося напряжения.
Укутанная в меха Констанция, не дожидаясь одобрения своей дочери, уже вальяжной походкой проследовала в особняк, присматривая для себя потенциальный досуг на ближайшие пару часов. Элли же, не изменяя своим закостенелым привычкам, вновь оделась в костюм несмотря на праздничный повод и на то, что это решение чуть не стоило ей вселенского конфликта с собственной матерью, двигавшейся по жизни под эгидой «женщина ближе всего к наготе, когда она хорошо одета». Хозяин же сего роскошного поместья время от времени встречал у порога гостей, с полуулыбкой интересуясь дежурным «как добрались?»
— Добрый вечер, мистер Шелби, — она на мгновение задумалась о том, чтобы протянуть ладонь для рукопожатия, но вовремя одумалась. — Спасибо за приглашение.
— Добрый вечер, мисс Браунинг, — Томас кинул взгляд за спину Эллейн. — А это?..
— Подарок в честь реконструкции и открытия «Гаррисона», — Элли искренне улыбнулась, неловко пожав плечами, и это был, наверное, первый раз, когда Томми увидел, что та способна выдать какую-то эмоцию на весьма миловидном лице, помимо всепоглощающей скорби.
Браунинг не поскупилась на наряды для своих протеже: красотка Вивьен с глазами цвета невинности и незабудок была одета в золотистую комбинацию с бисерной вышивкой, а роковая блондинка Сюзи с холодным, на грани фригидности, взглядом — в лиловое платье, изо всех сил прячущее в блестящих сиреневых складках ее скверный характер.
После сумбурного, как показалось всегда собранной и готовой к обороне Браунинг, фуршета Томас Шелби привлек внимание гостей, чтобы озвучить приветственную речь для всех собравшихся в центральном зале его неприлично большого дома. Элли приметила, что со стороны его тетушки в нее, словно горячий выстрел в спину, прилетел подозрительный взгляд. Женщина перехватила проходящего мимо Томаса властным движением руки и зашептала что-то на ухо, периодически поглядывая на Эллейн. Браунинг всё это время краем глаза следила за движениями губ цыганки, за каждым взмахом её морщинистых рук и эмоциями, пролетающими во взгляде. Шелби выслушал внезапный шёпот Полли, не изменившись в лице и даже не кивнув в ответ, продолжая свой путь. Девушка проводила взглядом скрывающуюся за спинами людей Полли и, запоздало очнувшись от деловых наблюдений, сама вклинилась в толпу и попыталась изобразить заинтересованность речью, начало которой абсолютно прослушала.
— …благодарю всех, кто почтил нас сегодня своим присутствием, — тем временем вещал глава козырьков, махнув в воздухе неизменным стаканом с ирландским виски. — Какой бы величины контракты нас с вами ни связывали, надеюсь, что наше сотрудничество будет лишь способствовать расширению бизнеса. — Толпа богато одетых господ, внимающих словам Шелби, заликовала, звеня хрусталём бокалов.
Томас же, со свойственным ему взглядом хозяина положения, оглядел присутствующих. Рука сжала стакан до еле слышного в празднующем гуле скрипа в тот момент, когда глаза его выцепили в толпе макушку русых волос, стянутых в строгий пучок. Эллейн почувствовала на себе чужой прожигающий насквозь взгляд, пригвоздивший её к полу, прежде чем решилась посмотреть на гангстера, стоящего на лестнице перед толпой. В голове промелькнули тысячи мыслей, одна хуже другой, но за особенно ужасающую девушка зацепилась обеими руками: «Он всё знает!»
Мигрень обжигающими волнами запульсировала вновь, а полнившиеся неистовующей вьюгой глаза в этот раз не охлаждали воспалённое сознание. Захотелось убежать. Воздуха стало не хватать, от чего грудь вздымалась каждую секунду, безуспешно пытаясь наполнить лёгкие необходимым кислородом. Сжав и разжав ладони, будто проверяя, всё ли еще точен ее кулак, Браунинг глубоко вдохнула, натягивая напряжённую полуулыбку-полуоскал на искажённое внезапным осознанием лицо.
Девушка и не заметила, увлечённая внутренними сомнениями, что Томас уже закончил свою речь, и сейчас толпа вокруг неё медленно расползалась по пышно обставленному залу. Чтобы не привлекать к себе ещё больше внимания, она вошла в помещение вслед за всеми, утопая в белом шуме, доносившемся со всех сторон. Быстро оглядела частично незнакомые лица, выискивая испарившегося Томаса, с которым меньше всего хотелось внезапно столкнуться в узком и затемнённом коридоре, пока она будет пытаться угомонить разлетающиеся мысли в пульсирующей голове.
Краем глаза Эллейн заметила кокетливо болтающую с Соломонсом Констанцию, которая притоптывала ножкой в такт движениям собственной руки, летающей практически перед лицом собеседника, с трудом удерживаясь от того, чтобы провести кончиками пальцев по морщинистой щеке мужчины. На секунду позабылись все пугающие мысли, их затмило удивление и непонимание, которые в тот момент легко можно было прочитать на лице младшей Браунинг. За пеленой внезапно окутавшего страха она и не заметила, как по всему особняку разлилась оркестровая музыка, и шорох платьев вперемешку с глухим отстуком каблуков о ковёр означал лишь то, что некоторые гости беззаботно закружились в танце.
Старательно откладывая застывшую в глазах картинку вальсирующей матери и бандита, Элли искала, в каком углу можно переждать мероприятие, чтобы после, прикрываясь важными делами, покинуть общество богатеев, избежав встречи с кем угодно из Шелби. Обнаружив тупик в очередном из коридоров и уловив пару озабоченных прищуров прислуги, девушка развернулась. Но не сделала и шага, как требовательная ладонь Томаса сжала её запястье.
— Вы так и не представили мне свою матушку, мисс Браунинг, — холодный шепот прогремел над ухом, словно в нескольких метрах разорвалась граната. Шелби завёл гостью в ближайшую дверь. Звякнул замок.
— Что ж, мы можем прямо сейчас исправить это глупое недоразумение… — в игру вступил ангельски-овечий голосок, который должен был скрыть дрожь, но вместо этого лишь обличил её.
— К чему спешка? — он не сбавлял давление на запястье и в голосе. Томми знал, что она едва ли способна выдержать его взгляд, и не прекращал попытку поймать ответный, словно наказывая таким образом за допущенную оплошность. — Красивая музыка… — на мгновение разорвав цепь, натянутую между доньями зрачков, мужчина сделал вид, что вслушивается. — Потанцуем?
Он выбросил в воздух охладевающую от сжатия ладонь, но не позволил увеличить расстояние между ними, повелительно опустив руку на талию Эллейн, которая уже вторила сухими губами молитвы. Мерным движением Томми вытянул из кобуры пистолет и, щелкнув курком, прислонил дуло к животу Браунинг. Испуганно выдохнув куда-то в плечо рэкетира, она всё же попробовала приподнять подбородок, пытаясь себя убедить в том, что это позволит ей умереть достойно.
Ведомая властными шагами Шелби, Элли еле волочила ноги, прокручивая в голове всю свою жизнь, которая, судя по картинкам, почти вся прошла в грязных лужах на войне либо за стопой книг и ворохом электрических схем. Когда же в сознание забралось самое теплое воспоминание о том, как светло-русая челка водила по ее коже, искусанные губы окрапляли щёки поцелуями, а озарённые любовью серые глаза обещали семейное счастье, её снова обдало холодным душем: он не станет стрелять в нее в собственном доме. Не сегодня. Не сейчас.
— Ты можешь не переживать об утечке информации, — сжав челюсть покрепче, Элли двумя руками обвила шею мужчины, сокращая расстояние выстрела, словно они и правда просто танцевали чувственный и полный романтического одухотворения танец. — Всё слушала только я.
— Любопытно… — Томас сжал руку на талии, впиваясь пальцами в костюмную ткань, под которой напряглась каждая мышца, спрятанная нежной кожей девушки. — Как быстро вы раскрыли себя, мисс Браунинг, — имя её, вылетевшее из его рта с заметной презрительностью, осело на плечах тяжёлым грузом, пачкая невидимой глазу грязью дорогой пиджак, сшитый на заказ. — Поджали волчий хвост, выглянувший из-под овечьей шкурки.
— Я делала это ради семьи… — дуло надавило на низ живота сильнее, а в глазах блеснул металл, напомнивший отсвет острого тонкого лезвия, вшитого в козырёк.
— Не стоит прикрываться семьёй, — впервые он позволил себе прервать её, от чего девушка вздрогнула, оборачивая плотнее руки вокруг шеи гангстера, цепляясь за нее, как за спасательный круг.
Промелькнула предательская мысль на грани разумного: «Он сильнее, но я хотя бы попытаюсь задушить его.» Однако, дальше мыслей девушка не двигалась, предпочитая проворно, на грани истерии и сумасшедшего спокойствия, продолжать играть в его смертельную игру: шаг за шагом пара наворачивала медленные круги по слабо освещенной комнате. Можно было разглядеть только друг друга, словно они были чудовищами в привычном месте своего обитания — во тьме. Жуткой, обволакивающей со всех сторон и пытающейся утопить в себе, пресекая любые неумелые попытки выбраться наружу. Издали слышались разномастные голоса, женский смех, но громче всего, конечно, - великолепная музыка, издевающаяся над бедной Эллейн своим роскошеством во время почти безвыходной ситуации. Позови она на помощь, кто-нибудь бы её услышал? А если бы даже и сумел распознать крик, то двинулся бы этот кто-то навстречу опасности? Как много бесполезных вопросов и мало разумных мыслей. Пока Томас молча обводил контур её аристократического профиля, повернутого неизменно в сторону двери, Эллейн непрестанно думала, что делать дальше.
В конце концов Элли решила просто посмотреть в глаза своему страху: авось, в них найдутся ответы на многочисленные вопросы. Кое-как отлепив взор от запертой двери, Браунинг, стараясь не делать резких движений, подняла глаза на мертвецки спокойного Томаса. Он упивался озлобленной властью, отраженной в безжизненных оленьих глазах Эллейн, дразня ее спокойствием перед бурей. В сознании Элли промелькнула картинка танцующих Констанции и Соломонса и мамины слова о приёмах и женщинах, и ключ к призрачной свободе озарил разум. Эллейн подумалось, что если она переживёт этот приём, то расцелует мать за раздражающие обычно советы. Девушка облегченно выдохнула, а затем, не отводя глаза от мужчины, принялась впитывать его справедливое недовольство, разбавляя его щепоткой женской магии, на которую тот удивительно поддавался.
— Думаешь, я согласилась бы танцевать с тобой только при смертельной угрозе? — она вновь спрятала неуверенность в своих действиях за улыбкой, которая вдобавок играла роль средства к минутному очарованию. — Так ты добиваешься своих целей? — с каждым мгновением всё легче было выдерживать его взгляд.
Томми не мог удержаться от азарта: стоило лишь махнуть веером из воображаемых карт у него перед лицом, как сразу нос пытается унюхать запах предвкушения и авантюры — так оправдывала его перемену настроения Элли. Хотя она даже не догадывалась, что это он сейчас меняет правила и ход игры, в том числе ее смену тактики и поведения. Шелби, как всегда, не торопился с ответом. Он остановился и неспешно спрятал револьвер обратно в кобуру, снял ее вместе с пиджаком, а затем вновь без разрешения опустил обе ладони на спину Эллейн. Склонившись над её зардевшейся кромкой уха, мужчина наконец нашелся, что ответить:
— Ты всё равно не уйдешь отсюда, пока я не позволю.
— Уйду, когда закончится музыка, — Браунинг машинально провела ладонью по бритому затылку, а затем вновь усмирила руки покоиться на шее Шелби.
Поняв наконец, что пляски смерти затянулись и сменили темп, она попробовала представить на месте Томаса своего бывшего мужа, выискивая в его призрачно-голубых глазах намёки на сходство. Не успела Элли сделать вывод, как их губы столкнулись в поцелуе. Однако привычной для Браунинг нежности вперемешку с влюблённым волнением в нём не было ни грамма: вместо них разливалась волнообразная жажда с горьким привкусом виски и послевкусием давнего одиночества. Первой мыслью Элли было оттолкнуть мужчину, который всё углублял настойчивый поцелуй, мешая воздуху проникать в лёгкие. Нехватка необходимого пугала, как и ситуация в принципе, но отойти даже на крохотный шажок мешали по-хозяйски сжимающие талию сильные руки. Он был груб. Не церемонился с тем, чтобы получить согласие. Не разменивался на лёгкие касания и невинные поцелуи. Просто брал то, что хотел. Слегка растерявшись под натиском, Элли всё пыталась сбавить обороты невесомыми поцелуями и неуместно ласковыми касаниями пальцев, сменявшимися на царапание ноготков в мгновения, когда настойчивость мужчины затмевала её собственные нежные потуги.
Томас наконец оторвался от раскрасневшихся губ, но только для того, чтобы грубо толкнуть назад. Бёдра ударились о кромку стола; рассыпались идеальные стопки документов, и пошатнулась дорогая лампа, с трудом удержавшись на краю. Создавшийся шум заглушала музыка, звучавшая всё так же громко, но не слышимая больше ни Томасом, ни Элли. Девушка замерла, не в силах отвести взгляд от глаз, ежесекундно сверкающих во тьме, к которой она уже успела привыкнуть, серебристыми молниями. Эллейн бы соврала, если бы сказала, что всё это ощущалось так же гадко, как чувство приближающейся смерти, которую она на своём веку уже не раз встречала на пороге.
Когда же его шершавые ладони смяли выглаженную ткань брюк, потянув на себя, девушка уже не сопротивлялась, приняв правила своеобразной игры на выживание. Загнанная в угол, она покорно делала следующий ход, заменяя стиль игры на более мягкий. Браунинг переняла инициативу, потянувшись за ласковым поцелуем, словно пытаясь доказать, что она не враг. А у Шелби на задворках сознания промелькнула мысль о том, что он соскучился по девушкам, которые не брали за секс деньги. Шлюхи всегда беспрекословно выполняли то, что от них требовалось, легко позволяя любые грубости и извращения, сопротивляясь лишь настоящим чувствам. Ждать мягкого поцелуя тёплых губ от них не приходилось — это против правил. И как же прекрасно было ощущать нежно прикасающиеся к бритым щекам губы, нервно размазывающие поцелуи по лицу, после пачки послушных сучек, готовых на что угодно за лишнюю пару фунтов.
Следуя искушению вновь вместо обезличенной куклы прикоснуться к живой женщине с историей, с ноткой грусти в карих глазах, с желанием быть любимой и жить в безопасности для собственных чувств, Томас потянул Эллейн за собой, на ощупь открывая дверь, ведущую в спальню при кабинете.
Всё так же не включая свет и довольствуясь лунной дорожкой, растянувшейся от окна поперек всей комнаты, он остановился у кровати, а ведомая им Элли, сжимающая чужую ладонь, резко замерла за спиной. Развернувшись, Томми беззвучно, одним только затуманенным сначала яростью, а затем предвкушением взглядом, приказал ей избавиться от маскулинной брони, представив ему свой истинный облик. Прерывисто выдохнув, Элли потянулась задрожавшей рукой к пуговице пиджака, расстегивая её и с завидной лёгкостью стаскивая ткань с плеч. Щёлкнули замочки подтяжек; тонкие пальчики заскользили по эмалированным пуговицам на рубашке; упала на пол заколка — в ложбинку над ключицей опустилась пшенично-русая прядь — изучающий взгляд мужчины цеплял каждую мелочь в неспешных движениях. Как бы она ни храбрилась, Браунинг было до безумия страшно хотя бы потому, что это не тот, кого Элли хотела бы видеть рядом в такой волнующий момент. Ощущая себя лошадкой на демонстрации потенциальному покупателю, Элли боялась сплоховать в показательном раздевании и уже успела пожалеть о том, что затеяла это всё.
Не желая полностью обнажаться перед всё еще одетым Томасом, сидящим напротив и не имеющим достаточно терпения, чтобы так затягивать, Браунинг скользнула на колени Шелби, обхватив его бедрами и увлекая в очередной непозволительно нежный для такого жестокого человека, как он, поцелуй. Проворно стянув рубашку с плеч мужчины, Элли заметила, какие уродливые в своей настоящности шрамы оставила на его теле война. Захотелось прикрыть свой, растянувшийся где-то под ребрами, что Томас наверняка подметил.
Не выдержав промедления, Томми одним движением крепкой руки приподнял и уложил девушку: лопатки легли на прохладный шёлк; нежная кожа тут же покрылась мурашками от сквозняка, гулявшего по комнате из-за приоткрытой форточки; две пары брюк полетели прочь. Теперь хрупкость и мягкость Эллейн была видна в каждом её движении: тонкое молочное кружево всё это время овивало её стан под тяжелыми мужскими костюмами; в сознании Шелби прошмыгнула коварная в своей искренности мысль: «Так гораздо лучше». Именно в этот момент, когда Томас навис над девушкой, она наконец отпустила все мысли и решила раствориться в его руках, медленно выпуская в воздух протяжные звонкие выдохи. Девушка позволила себе получить хоть каплю наслаждения от процесса, который она уже не назвала бы чрезвычайно вынужденным, как и Томас, который с каждой минутой все глубже погружался во взаимно расстеленную вокруг негу, однако не забывая, что послужило причиной происходящего.
— Отныне тебе придется делиться информацией со мной, — сбивчивый ритм дыхания прервал очередной приказ. В пронизывающем взгляде его, несмотря на слова, сорвавшиеся с губ, таилась затуманенная тоска: по прошлому ли, или по настоящему, в котором он добился близости с женщиной, которая ему симпатична, под угрозой смерти.
— Обсудим это потом, — с приобретенной твердостью в голосе ответила удивлённая выбранному для приказов моменту Элли, заткнув Томаса смазанным поцелуем. Заглянув в донья нависающих над ней глаз, она нащупала нечто, назойливо выбивающееся из образа мужчины. Рука его потянулась к растрёпанным волосам, перебирая их между пальцев, а губы подарили мягкое прикосновение к уголку рта.
Он чувствовал, что почему-то не хочет, чтобы Браунинг, накрытая лавиной страха и безысходности, запомнила его как воплощение беспардонной дикости, воспользовавшееся застывшей в глазах влагой переживаний за свою жизнь. Томми ощущал благодарность за то, что она не отвечала взаимным гневом, вместо этого находя в себе силы быть ласковой и обходительной, потому что иначе — просто никогда не умела.
С головой окунувшись в наваждение, Эллейн перехватила игру в свои руки, приоткрывая другую свою сторону: резким движением девушка оттолкнула Томаса, и тот приземлился спиной на разогретые простыни. Сменив позицию, разомлевшая своей призрачной властью, теперь Элли по-хозяйски смотрела на мужчину. Она испытывала его терпение, то ускоряя, то замедляя темп и давая тем самым понять, что она решает, насколько глубоко они оба погружаются в густую истому, при этом продолжая руками оглаживать его торс, щекотать кончиками волос загрубевшую шею, целовать раскрасневшееся ухо.
На новой волне удовольствия Томми почти поймал губами её губы, но Браунинг попыталась отмахнуться, о чем мгновенно успела пожалеть: Шелби цепкими пальцами охватил ее затылок и с силой потянул на себя, сорвав с ее губ поцелуй, заявляющий права на Эллейн Браунинг. Шелби оторвал туловище от простыни, заставив Элли обхватить его ногами и вновь овладев поводьями: прижавшись щекой к тонкой коже на шее девушки, Томас обеими ладонями водил по ложбинке вдоль позвоночника, пересчитывал пальцами ребра и сжимал костлявые плечи.
Отбросив прочь свои целомудренные предрассудки, Браунинг расслабилась, целиком позволив Томасу Шелби созерцать ее уязвимости и потакать ее желаниям, даже не осознавая, насколько он сам упивался окситоциновыми вспышками, внезапно подаренными хитрой девчонкой, безуспешно пытавшейся обмануть его. Гудки отъезжающих от поместья машин, заглохший шелест светских бесед, давно переставшая играть музыка — всё отошло на второй план, смешиваясь дорожками на влажной коже. Сам не понимая, почему, Томми предпочел глупым правилам приёма гостей, пустой болтовне про бизнес и утомительному блужданию по особняку — её. Девушку, с которой он выпускал наружу свои нереализованные эмоции не через гнев. Наоборот, он выбрал растаять в сливочных простынях, доверив ей свою уязвимую сторону, внутри которой он все еще был не против искренней женской ласки.
⊹──⊱✠⊰──⊹
Поёжившись от сумеречного холода, Эллейн обнаружила тёплую ладонь, скользящую по волнистым волосам: Томас мерно сопел над её плечом, во сне перебирая пальцами спутанные прядки. «Чёрт!» — ругнулась про себя девушка, принявшись перематывать в голове, сколько было времени, где мама и девочки, как там Джейми и что теперь будет с контрактом с Шелби Компани Лимитед.
Осознав, что вряд ли она хочет находиться в поместье главы козырьков до утра, потому что наверняка ее не разбудит запах свежеприготовленного завтрака и едва слышимое «доброе утро», Элли выползла из-под одеяла.
«Лучше проснуться в ледяной постели, чем проснуться не с ним», — в сердце закрался образ Александра, навсегда впечатавшийся туда в декорациях безжалостной войны. Собрав с пола хаотично разбросанные ею же вещи и неслышно заперев за собой дверь, девушка вернула себе мужской облик, оставив разве что лениво возлежавшие на воротнике локоны за неимением времени и желания сооружать на голове прическу из непослушных волос.
Она могла бы остаться и хотя бы до утра понаслаждаться призрачной близостью с мужчиной, которой с ней не случалось уже несчетное количество времени. Неповторимое тепло другого тела, мягкость расслабленного под щекой плеча, внезапная нежность перекинутой через спину руки — всё это осталось далеко позади и казалось с некоторых пор недостижимой сказкой, размытой иллюзией, мёртвым воспоминанием. Она не почувствует этого больше ни с кем, кроме того человека, чьё присутствие в жизни теперь подернуто пеленой грёз, за которую Элли раз за разом пыталась удержаться в бессмысленных попытках вернуть прошлое хотя бы во снах.
Выпорхнув в предрассветную морозную дымку, Браунинг наконец поймала момент уединения и покоя, о коем мечтала с самого начала вечера. Пульсирующая боль, задвинутая на второй план вчерашним днём, успокоилась сама собой, оставляя после себя позвякивающую спонтанными мыслями о родных тишину. Констанция наверняка разобралась с девочками и не стала бы поднимать панику до утра, не обнаружив вокруг Эллейн. И, судя по всему, ещё и нашла способ добраться до дома, будучи дамой, выступающей резко против самостоятельного вождения. «Хоть бы не связалась с этим Соломонсом», — пробежала ленивая мысль, пощекотав хвостиком в районе затылка. Закурив зачем-то купленный по дороге в поместье приторно сладкий табак, девушка прислонилась к своему лощёному «форду» и выпустила из лёгких густое облако дыма.
Табачную сладость затмило прогорклое чувство вины, застрявшее в грудной клетке: предательство ли это? Любовь всей ее жизни умерла несколько лет назад, и с тех пор Браунинг упорно никого не подпускала к себе в надежде, что в один день Александр Арчер появится на пороге ее дома и скажет, что это было глупое недоразумение, дурацкая шутка судьбы. Больше всего на свете хотелось вновь ощутить тепло его рук, бережно укрывающих от злых ветров, шорох его шагов, скрип замка, когда он невесомыми движениями запирал дверь, чтобы не потревожить её сон. Мягкость его кудрей между пальцами, блеск тёмно-серых любящих глаз, тяжесть густых каштановых бровей, убаюкивающий голос — она до сих пор помнила каждую мелочь, каждую родинку на его коже.
Докурив, Эллейн в растерянных чувствах, заглушающихся только вселенской тяжестью в груди, завела мотор. Гравий подъездной дорожки захрустел под колёсами, словно чьи-то белоснежные кости, и Элли на секунду подумалось, как ужасающе не вовремя она провела такую ассоциацию: словно сама же откопала из закромов памяти образ возлюбленного, бросила на дорогу и безжалостно переехала. Схватив покрепче руль, Браунинг заглянула в зеркало заднего вида, на грани отчаяния боясь, что мысли материализуются, но это лишь её воображение игралось с не полностью проснувшимся сознанием, принимающим всё за чистую монету.
За кристально прозрачным окном первого этажа за ней наблюдал разбуженный рычанием мотора Томас, в голове которого крутилась до безобразия выводящая из себя мысль, задевающая самолюбие и отдающаяся глухой болью в районе закостенелого сердца: «Неужели она действительно так меня боится?» Ведь она ушла под покровом предрассветных сумерек, молча, настолько тихо, что от каблуков её не раздался цокот, от одежды не слышно было шороха, а двери, повинуясь общему настроению, не хлопнули и не щелкнули замками. Только тонкий шлейф тяжёлого парфюма до сих пор висел в воздухе, забираясь в лёгкие и царапая горло невысказанными словами, застывшими ночью во взглядах двоих. Такое позволительно было ему, но не девушке, что ещё пару часов назад тревожилась за свою жизнь под дулом пистолета, а потом, как показалось Шелби, почувствовала нечто иное, иррациональное, до дрожи в коленях приятное. То, что отдалённо ощутил и он сам, сжимая в руках подрагивающий от страха вперемешку с желанием стан и утопая в её и своих слабостях.
И он мог бы послать за ней кого-нибудь, чтобы те преподали урок, который её благовоспитанная мать преподать забыла: мужчины покидают нагретую телами постель первыми, оставляя после себя остывающие простынь, подушку и сердце привязавшейся девчонки. Но не стал, только провожая задумчивым и блестящим увлечённостью без прежних признаков холодного рассчета взглядом удаляющийся все дальше «форд», размывающийся до размеров детской игрушечной машинки на горизонте.
Ломкая боль уколола внутренности девушки от мысли о том, что Элли вновь вернется в пустую холодную постель. Она вспоминала тот день, когда лечила Шелби: Браунинг пришла утром в комнату Джейми, легла вместо него в его кровать, и мнимое тепло мгновенно укутало ее и проводило в царство Морфея — в сны, где они с Александром все еще держались за руки, смеялись и обещали друг другу никого больше не любить.
Вернувшись домой, Эллейн вытащила из ящичка последнее письмо, которое ей написал Александр:
«Здравствуй, моя любовь.
Я скучаю по тебе невыносимо. Сегодня до глубокой ночи сидели в окопах, но, посмотрев на тёмное небо, усыпанное звёздами, я вспомнил тебя и то, как мы дурачились, вместе выдумывая названия созвездиям, которые назвали задолго до нас. И на душе стало так легко, потому что я понял, что и ты, и наши созвездия ещё ждёте меня. Одна маленькая звёздочка упала, и я загадал увидеть твою улыбку вновь как можно скорее. Я знаю, что делиться желаниями нельзя, иначе они не сбудутся, но уверен, что совсем скоро я сожму тебя в объятиях и больше не отпущу.
Сейчас позади меня разливается нежными красками рассвет, напоминая тебя, моя милая Элли. Твои мягкие губы, ласковые прикосновения и шелковистые волосы, бликующие золотом на солнце. Пушистые облака рисуют на небосклоне твой изящный профиль. Или я просто схожу с ума от разлуки с тобой? Я буду рад, если это так, потому что иначе мне не прожить больше ни дня в суровой реальности оглушающих взрывов и стонов умирающих. А я точно знаю, ради кого я должен идти дальше. Понял это недавно. Так ясно прозвенела мысль в голове, вторя пролетающему мимо снаряду: «Я вернусь, во что бы то ни стало». И я правда скоро вернусь, моя драгоценная, и заберу тебя туда, где по утрам стоит блаженная тишина и где мы будем свободны от страха.
Будь осторожнее и сохрани свою любовь ко мне, так же, как я храню свою под камзолом, в сердце, бьющемся часто даже при мимолётном воспоминании о тебе.
Вечно твой,
Александр»
Скопившиеся на душе слёзы сами собой покатились по щекам, обжигая солью искусанные губы. Бережно отложив письмо на тумбочку, девушка поднялась на ноги с промёрзшего за ночь пола и направилась к двери, щёлкая замком, скрывая себя в предрассветной полутьме одинокой комнаты. Сняв пиджак, бросила его на застеленную кровать. Задвинула тёмные шторы. Скрипя половицами, Эллейн направилась к шкафу и приоткрыла дверцу, впериваясь мутным из-за пелены слёз взглядом в тёмно-зелёный мужской камзол.
Рукой огладила плечо и аккуратно вытащила деревянную вешалку, потяжелевшую под весом одеяния. Стащив с неё вещь, Элли накинула на собственные плечи камзол Александра, заворачиваясь в него и прячась от жестокого мира. Любовно огладила воротник, до сих пор хранивший знакомый древесный запах, преследовавший её во снах, и уткнулась в него носом, вдыхая полной грудью до сих пор разрывающий нутро на куски аромат.
Взглянувшей на себя в зеркало Эллейн на секунду померещилось, будто сам Александр стоит за её спиной, нежно обнимая загрубевшими от оружия руками и шепча о том, как она хорошо справляется без него. Сохранив этот образ в сознании, девушка улеглась на кровати, обернув вокруг себя рукава камзола, в которые не продела руки. Круживший вокруг запах любимого человека, его бережно хранимая вещь и бесконечное чувство вины соединились в давящий на сердце камень, распространяющий по телу боль и заставляющий слёзы разъедать без остатка кожу, а тело — содрогаться в беспомощном тихом плаче. Съёжившись в комок и надеясь, что так боль уменьшится или вовсе уйдёт, но прекрасно понимая, что она её достойна, Эллейн медленно погрузилась в дрёму, обжигаемая теплом камзола.
