are you even sorry?

После реставрации «Гаррисон» обрёл еще более выразительный лоск, припорошенный роскошью: куда ни глянь, упрёшься взглядом либо в сияние хрусталя, либо в дорогущее красное дерево. Гостей, соответствующих дерзкому для Бирмингема великолепию, тоже прибавилось, хоть иногда всё ещё забредали после смены потные работяги, привыкшие к тому, что в «Гаррисоне» им и их деньгам всегда были рады. Но чаще всего купюр хватало только на один-два стаканчика самого дешёвого пойла, оставшегося от прошлой жизни паба. В личной комнатке для переговоров семьи Шелби Эллейн Браунинг беседовала с разодетым в новый костюм Джоном, договариваясь об одной нехитрой сделке. Казалось нечестным поручать подобное тому, кто меньше всего напоминал жестокого и беспринципного гангстера, но Браунинг не знала в этом городе никого другого, кому могла бы довериться и кто не вызывал в ней одним лишь видом отвращение и страх. Чувствуя себя на удивление спокойно и легко, Элли покачивала ногой под столом, время от времени перекидываясь сверкающими улыбками с младшим из цыган, который неустанно перебрасывал зубочистку из одного уголка рта в другой. Без Томаса Шелби в этих стенах дышалось более свободно и легко, хоть о его присутствии напоминало всё вокруг, вплоть до самого существования «Гаррисона». Эллейн везде чудился дух присутствия Томаса: в дорогих стаканах для виски, начищенных до блеска, в чертах Джона, когда он переставал лучезарно улыбаться, вместо этого чуть хмурясь на манер старшего брата, даже в пустующем кресле, наверняка занимаемом лидером «козырьков». Стряхнув пепел в неизменно хрустальную граненую пепельницу, Элли вернула рассеянный взгляд на Джона. Всё это время он продолжал говорить, а Эллейн — слушать, однако, достаточно невнимательно для того, чтобы невпопад вклиниться в поток чужой речи, словно бы она опаздывала по делам, и времени на пустые разговоры не оставалось. — Эдмунд-стрит, — уточнила девушка и встала с обитого кожей сидения. Пройдя к вешалке с её пальто, Эллейн нырнула ладонью в глубокий карман и вытащила оттуда пачку купюр. Даже если младший Шелби и расстроился тем, что диалог их неизбежно подходил к концу, виду не подал, сверкая глазами на ощутимую прибыль. — Почти центр, — удивился Джон, потянув вниз уголки губ. — Видно, неплохая девка, а? — колкости последовал легкий смешок на выдохе. — Брось, — Элли махнула рукой, опустив на лакированную столешницу пачку денег рядом с всё еще полным стаканом виски. — Непроходимая дура, не знаю, что он в ней нашел. — Даже если бы знала, то не поняла бы, — сделав большой глоток виски, Джон цокнул языком. Мол, ты, баба, не разберешь, что нас привлекает в женщине. — Если интересно, могу предложить вариант получше, — накинув на плечи тяжелое пальто, девушка с облегчением выдохнула. — Только осторожно: она у меня иногда кусается. — Хах, — Джон заинтересованно почесал подбородок и поднялся из-за стола, чтобы открыть Элли дверь на выход. — Тогда завтра в полдень. Договорились? Еле заметно кивнув, Браунинг вернула на свое вечно грустное лицо похолодевший взгляд и оглянулась в поисках зеркала: на смену тугому пучку пришла легкая прическа со спадающими на плечи локонами, оставляющая былую строгость только в собранной челке у лица. На выходе из паба Эллейн нос к носу столкнулась с Томасом, вздрогнув от пронзившего непониманием и секундной растерянностью взгляда. Замешкавшись, она впилась ладонью в холодную ручку двери, не понимая, почему не прошмыгнула мимо ещё мгновение назад. В горле застыл комок из невыразимых слов, а в голове разбухала мысль: «Он потребует объяснений». Взглянув уверенно в глаза молчащего мужчины, Элли открыла дверь и взмахнула скользкой полой оливкового пальто, оставив в воздухе витать тяжелый аромат виски и шоколада. Нахмурившись, Томас вдохнул знакомый запах, который впитался в подкорку, как и в его постельное бельё, и почему-то вспомнил подрагивающий контур её губ: как бы он ни пытался до конца понять, испытывает ли она к нему только страх или желанный трепет, ничего не выходило. Поблёскивающие влагой оленьи глаза не выходили у него из головы. Томми шагнул следом за неуловимо изменившейся в его сознании — виновата была ночь в поместье или распущенные локоны? — девушкой. Поймал закрывающуюся дверь и, не повышая голоса, повелительно произнес: — Стой, — Эллейн инстинктивно повиновалась, сглотнув и деловито обернувшись на закономерно холодный тон. — Слушаю, — оставшись на месте, девушка, напоминавшая этим матушку, позволила мужчине подойти к себе, чтобы подольше поломать голову над приемлемым ответом: как бы Браунинг младшая ни брыкалась впитыванию маминых женских штучек, она не могла отрицать, что порой они были сверхполезны. Томми, только что зажавший между зубами сигарету, протянул жестяную коробочку девушке, но та лишь медленно покачала головой. «Мне от тебя ничего не нужно. Ни твоя постель, ни твой славный бизнес, ни даже твои сигареты», — кричало за нее это ранящее молчание. — Что ты здесь делаешь? — после паузы осознания мгновенного поражения ответил мужчина. Она может кокетничать сколько угодно, но к своему делу и своей семье Шелби не подпустит ни одну мошку — Элли должна была понять это уже на приёме в его поместье. — Спроси у своего брата. А у меня дела, — Элли мазнула потерянным и уставшим взглядом по растрепавшимся под козырьком волосы Томаса, испытав мгновенное желание прикоснуться к ним и привести в порядок выбившиеся пряди. Казалось, генетика прямо уколола в самые инстинкты, хотя могло ли найтись иное объяснение такому внезапному желанию… прикоснуться? — Разрешите откланяться. Оборвав очередной нежелательный поток мысли, девушка со свистом захлопнула дверь авто и завела мотор, оставляя Шелби наедине со своими вопросами и ликуя внутри от того, что он ничего не успел упомянуть про информацию. Томас же одними глазами проследил за тем, как непримечательный чёрный «форд» медленно отъехал от его паба, мысленно возвратившись в то утро, когда русоволосая сбегала из его постели. Бросив наземь окурок, словно отказываясь от воспоминаний, мужчина дёрнул ручку двери бара. Зайдя в приёмную, он буквально набросился на брата с немым вопросом в глазах, пытаясь выяснить, какие дела Эллейн вновь пыталась провернуть у него за спиной, но беззаботный и довольный Джон ответил полным непониманием на веснушчатом лице. Поняв, что напор оказался бесполезным, Томми одними глазами приказал брату опуститься на сидение, а сам сел на деревянный широкий стул, тут же потянувшись за открытой бутылкой виски. По пути Шелби обратил внимание на полный стакан, небрежно оставленный Элли как еще одно напоминание о том, как категорично она не принимала всё, что тянулось к ней из его рук, наверняка выжидая, когда появится возможность подцепить рыбку покрупнее. Терпеливо, молча и покорно. Но при этом настолько сконцентрировано, что даже малейший шелох поплавка тут же попал бы в поле ее зрения, и тогда Браунинг со всех сил потянула бы добычу на себя. Но что это за рыба? Она и сама не знала. Явно крупнее той, что Элли смогла бы вытянуть. — Что у тебя за дела с Браунингами? — богато обставленную резной мебелью и узорчатыми ставнями переговорную вновь заполнил табачный дым, однако оставляющий чистыми серо-голубые глаза Томаса Шелби. — Да ничего особого, — расслабленный Джон повертел в руке стакан, откинувшись на обитую бархатом спинку. — Избавляется от конкуренток, — парень глухо рассмеялся, сверкнув брату ровным рядом зубов, но тот не оценил юмор. — Конкуренток? — наслаждаясь горьким послевкусием ирландского виски, Томас водил в дремучем воздухе гладко выбритым подбородком, блуждая по закоулкам собственных мыслей. — Не напрягайся, ничего серьезного, — Джон беспардонно закинул обе ноги на столешницу, принимая еще более расхлябанную, даже полупьяную, позицию. — Хочет, чтобы я убил одну из ее шлюх. Или ты уже напрягся, а? А, Томми? Уж не связано ли это с тем, что вы оба быстренько пропали в начале приёма и больше не появлялись? — Не сядь они так далеко друг от друга, младший непременно хлопнул бы вечно напряженного брата по плечу. Но это не проняло главу козырьков. Первой мыслью было отмахнуться, мол, она просто попалась под руку, но этот удаляющийся по гравийной дорожке автомобиль, бликуя лучами солнца на заднем стекле, въелся в сетчатку ярким пятном. Хотелось, чтобы он сорвался с проклятого серпантина и пропал в иглистом каньоне, лишь бы не думать о шелке ее волнистых волос, рисующих окружности на его татуированной солнцем груди. — Я б с ней тоже позажигал… — вновь разорвал тишину перебравший с утра Джон, мечтательно выпускающий косые колечки дыма в сводчатый потолок. — Зачем ей смерть какой-то шлюхи? — брат явно испытывал терпение Томаса, но тому приходилось глотать неприязнь и раздражение по сотне раз на дню, раз за разом запивая его глотком крепкого алкоголя. — Больной кобыле лучше пустить пулю в лоб, чтоб не мучилась, — отчитался Джон, стаскивая со стола ноги, чтобы обновить жидкость в стакане. — Так она сказала. Томми одобрительно кивнул собственным мыслям, поражаясь жизненной иронии, настигшей его в виде этой начинающей бизнесменши, словно отзеркалившей его собственные мысли. Опрокинув пустой стакан вверх дном, Шелби поднялся и застегнул пуговицу пиджака. «Она всё ещё недостаточно хороша, но если хочет добиться успеха, то идёт в правильном направлении: по головам и на запах крови», — хмыкнул Томас своим мыслям, отправившись в кабинет старшего брата, чтобы задать несколько вопросов по счетам паба.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Заслышав шум мотора под окном, Констанция лениво поправила поблёскивающие чёрными камушками на солнце серьги и припудрила носик, вынуждая водителя привычно подождать, барабаня пальцами о руль. Прежде чем дама скрылась за дверью паба под внимательным взглядом работающего в баре Джейми, она подошла к нему, даря поцелуй в щёку, оставивший ярко-красный устойчивый к попыткам стереть себя след. — Ты у меня уже такой взрослый, сынок. — Констанция и сама не поняла, что именно подбило её на такие нежности: игривое настроение, что всегда настигало её перед встречей с Соломонсом, или же безусловная любовь к своим детям, которую в один момент скрыть за маской состоятельной важной мадам стало невозможно. — Спасибо, что следишь за баром. Джейми пробубнил что-то неразборчивое за смущением, алеющим на щеках вместе с матушкиной помадой, но отпираться не стал, позволив себе даже чуть улыбнуться, стоило только Констанции отвернуться. Женщина закурила сладкий табак, предвкушая новый день с обаятельным джентльменом, который на этот раз обещал прогулку вдоль моря, рядом с которым располагался роскошный, неприлично огромный особняк Соломонса. Шагнув за порог, Констанция кокетливо приподняла уголки губ в лёгкой улыбке: водитель уже ждал её рядом с открытой специально для неё дверью автомобиля. — Доброе утро, — выпустив дым в лицо хмурого мужчины, державшего руки в карманах пиджака, произнесла миссис Браунинг. Но вместо принятого в светском обществе бандитов и гангстеров ответного приветствия, женщина услышала короткий угрожающий выдох над правым ухом, больше похожий на рычание. Морщинистая грязная ладонь плотно прижалась к умасленным ароматной эссенцией губам, а к уложенным гелем волосам на голове прислонилось дуло револьвера. Констанция едва ли успела вскрикнуть, найдя себя в заложниках вместо кожаного, слегка скрипучего новизной, салона авто, в котором ближайшее время она планировала созерцать бирмингемское утро, освещенное лишь блеском камней в ее тяжелом колье и редкими лучами солнца, скользящего по водной глади у еврейского дома. Спина ее уткнулась в крепкую грудь мужчины, перевернувшего её в одно мгновение, да так быстро, что дама запуталась в ногах и чуть не рухнула на землю из-за подкосившихся коленей. — Зови свою хитрую дочурку, — пробасил водитель, заставив кожу покрыться мурашками отвращения. Дорогая сигарета обожгла пальцы Констанции, продолжающей сжимать её, будто та до сих пор надеялась, что это всё глупая и неудачная шутка, после которой всё встанет на свои места. — Будем демонтировать всю ту красоту, что она установила на провода, — пепел вместе с сигаретным фильтром угодил на лакированные туфельки, безнадёжно портя выделанную кожу. — Не понимаю, о чём вы, — пытаясь применить женское обаяние и сыграть в дурочку, миссис Браунинг захлопала глазами и попыталась сглотнуть подступившие к горлу слёзы, заставляющие голос дрожать. — Неубедительно, — бандит надавил пистолетом сильнее, напоминая, что зря Констанция снова зашла в эти мутные воды и не остановила дочь, ступившую на скользкую и опасную дорожку криминала вслед за своим мертвым и глупым папашей. Прежде чем даме удалось отыскать в заполненной сладким дымом и липким страхом голове нужные слова, с глухим скрипом открылась дверь паба. Джейми, между пальцев которого аккуратно свисал шелковый лавандовый платок, оставленный матерью, оглядел представшую перед ним картину, сжимая до боли челюсть: застывшая, словно фарфоровая кукла, которую сломать можно одним движением руки, матушка, сверкнувший металлом револьвер и водитель, неожиданно превратившийся в кровожадного монстра. — Что тут происходит? — в попытке звучать взрослее, младший Браунинг понизил голос, мелкими шагами продвигаясь ближе к умоляюще смотрящим глазам матери. При виде сына сердце женщины сжалось еще сильнее. Страх за свою жизнь полностью заслонил собой страх того, что Джейми бездумно полезет грудью на амбразуру и непременно пострадает, если… не умрет? По прореженной морщинками щеке скатилась горячая слезинка. «Уходи, пожалуйста», — одними губами шептала Констанция, смаргивая влагу, теперь уже беспрестанно сбегавшую вниз по всему её лицу, скапливаясь на ладони бандита и смешиваясь с пылью, осевшей на его коже и пудрой, только что нежно прибитой мягкой кистью. — Лучше не лезь, сопляк, — заметив приближение Джейми, мужчина направил дуло револьвера на юношу, заставив того патетически поднять руки ладонями вверх. — Дважды повторять не буду. — Я и в первый раз всё понял, — надеясь отвлечь разговором напряжённого донельзя бандита, Джейми продолжал делать мелкие шажки робеющими ногами: несмотря на очевидный испуг, он не мог стоять на месте, когда его родной матери угрожала опасность, застывшая бликующими искорками в уголках глаз. Ведомый незнакомым наитием, юноша не сводил глаз со зрачков еврейского посланника, словно пытаясь заворожить его, как хищник, который сейчас набросится на невинно пасущуюся зебру и беспощадно вспорет ей глотку. — Я сказал стоять! — дуло снова упёрлось в висок с всхлипом вздрогнувшей дамы. Веки её опустились, и из-под них выскользнули бриллиантики слёз. Несмотря на крепко вцепившийся в бандита взгляд, мысли юноши метались из угла в угол, судорожно перебирая способы вернуть матушке былую безмятежность: как назло, отцовский револьвер был под сиденьем машины, а его собственный, приобретённый на случай пьяного погрома в пабе, остался под барной стойкой. — Вы же не хотите стрелять днём… на улице… при свидетелях, — Браунинг кивнул куда-то вбок и указал поднятыми руками на соседские дома. Бандит, скосив глаза на зашторенные окна, на мгновение стушевался, вдруг вспомнив о том, что в случае, если люди Сабини, под протекцией которых находился бизнес Браунингов, услышат стрельбу, то живым ему оттуда уже не выбраться. Удачно уловив этот момент в помутневшем взгляде мужчины, Джейми выбил пистолет, ухватившись одной ладонью за дуло, а второй — за запястье посланника Соломонса, а затем резко толкнул незнакомца ногой в живот так сильно, что тот навзничь упал. Констанция же успела вынырнуть из его рук, и Джейми инстинктивно завёл женщину за свою спину, будучи готовым принять потенциальную пулю, угрожавшую изначально ей, на себя. Пространство на мгновение словно замедлилось. Неизменный бирмингемский гул улиц вдруг затих. Ветер, время от времени гуляющий между кварталов, обратился в штиль. До ушей Джейми донёсся глухим эхом странный звук, будто оборвалась тонкая нить, заставив нечто вроде целого мира рухнуть поблизости, разбиваясь на тысячи осколков. Вслед за этим послышался отдаленный гул мотора, который приближался откуда-то издалека, и итальянский говор заполнил эфир пинками в спину нападавшего, который лишь сдавленно посмеивался и расширенными в страхе глазами посматривал за спину юноши, мысленно прощаясь со своей никчемной жизнью. Словно ведомый невидимой божьей ладонью, Джейми обернулся на Констанцию, глаза которой стеклянно застыли в одном положении. Спустя миг женщина рухнула в руки своего сына, который никак не мог осознать, что случилось. Ноги подогнулись, а колени, не ощущая боли, разбились о твёрдую землю, поднимая скопище раздражающей глаза пыли. Юношеское тело часовенным колоколом пробила крупная дрожь, а замыленный взгляд пытался донести до спутанного волнением сознания то, что видел: держась обеими руками за живот, старшая из Браунингов продолжала беззвучно шевелить губами, снова и снова повторяя одно только: «уходи». — Мам?! МАМ! — прогремел на всю улицу сорвавшийся голос, словно амбарная дверь слетела с петель под натиском злого урагана, звякнув замком о бетонный пол. Джейми ладонями обхватил ее лицо, поочередно заглядывая в глаза, из которых медленно утекала жизнь, сменяясь ледяным бездушием. — МАМ, ЧТО С ТОБОЙ? МАМ! — взгляд заскользил ниже, мимо корсетных стяжек ее как всегда шикарного платья, шёлк которого спешно напитывался густой тёмной кровью. Миниатюрные ладони женщины побагровели и в момент ослабли; голова упала на часто вздымающуюся грудь юноши, и холодная земля исчезла под согнутыми коленями, словно фокусник выдернул со стола скатерть, оставив на нём все до единого прибора. Трясущаяся рука потянулась к кончику гонимого поднявшимся ветром лавандового платочка, сердечно любимого Констанцией, и растерянно прижала тот к пульсирующей кровью ране. — Ты забыла, мам, — горячие слёзы, стекающие по сухим губам, шепчущим всякую ерунду, скрывались в складках как обычно мятой рубашки, за которую она еще даже не успела отчитать сына, и безнадежно испорченного платья. Пятна на нём уже было не выстирать ни одной мастерице. — Как же так… ты совсем испачкала платье, мам… Мамочка, пожалуйста… Мир, казалось, и вовсе не почувствовал смерти Констанции Браунинг, даже не шелохнулся, продолжая естественный ход. Но внутри Джейми прогулялся нещадный смерч, разрушивший всё, чего сумел коснуться. Рухнули все стержни, поддерживаемые собственными устоями и принципами, матерью и сестрой. Юноша медленно покачивал стремительно холодеющее тело матушки в обессиленных руках, на которых корочкой застыла родная кровь, и, воздев к небу глаза цвета северного океана, словно спрашивал небеса, сколько еще горя должна пережить их семья, чтобы Господь наконец подарил им беззаботный мирской покой заурядной жизни. Люди Сабини, подорвавшиеся на звуки выстрела и уже выпустившие душок из убийцы, молча наблюдали издалека, не зная, нужна ли ещё их помощь. Из-за поворота, ведущего к соседнему кварталу, на новеньком навощёном до блеска «бентли» жемчужного цвета вывернула Эллейн, постукивающая большими пальцами по рулю в предвкушении, как сильно обрадуется Джейми ее подарку и представляющая, с каким царственно-невозмутимым лицом матушка предложит прокатиться на семейный пикник и как она подберет наряд, идеально подходящий к молочному переливу кузова авто, а прическу — такую, чтобы кудряшки развевались попутным ветром благодаря откидной крыше. Наконец-то спустя невероятное количество тяжелых трудовых будней впереди был долгожданный выходной, чтобы провести его втроем, как в детстве, когда отец долго пропадал на работе, а Констанция собирала вокруг себя детишек для уроков этикета и речи, которые частенько заканчивались дружным баловством, в коем она никогда не отказывала ни себе, ни любимым детям. На вечно скорбно-опечаленном лице Элли сияла улыбка при мысли о том, как будут блестеть глаза ее любимых мамы и брата, излучая неповторимое тепло и источая любовь и заботу, давно выветрившуюся из стен бара.