Тихий скрип дощатого пола время от времени раздавался между тяжелыми вздохами и нервным побрякиванием пальцев о столешницы. Шуршала небрежно перебираемая в шкафах одежда, дверцы тумбочек жалобно потрескивали от напора стремительных рук, тасующих лежащие внутри бумаги и памятные безделушки, не имевшие ценности, а потому остававшиеся на местах. Трудно было разобраться, осталось ли всё как прежде или изменилось так, что пространство стало чужим, и казалось, будто оно выживает гостей спёртым запахом осевшей пыли вперемешку с отголосками сладкого парфюма. Он как будто впитался в каждую щёлочку, во все простыни и одеяла, в ткани дорогих костюмов. Не представлялось больше возможным дышать и не чувствовать желания сбежать от приторно-мучительного аромата беззаботности прошлого, казавшегося теперь издевательской шуткой.
— Только самое необходимое, Джейми, — девушка протянула брату небольшой саквояж, в который в спешке закинула из всего гардероба лишь военный китель Александра, шелковое платье и рамку с лучшим фото Констанции.
Не глядя в глаза сестре, парень выхватил из ее ладони сумку и тяжело опустился на кровать в комнате матери. Прикоснувшись к идеально, если не сказать дотошно, выглаженному пододеяльнику, не тронутому со дня, когда Констанция в последний раз упорхнула из паба, Браунинг окунулся в раздумья, подкравшиеся в суматохе так не вовремя. Не успел он попрощаться с матушкой, как приходится прощаться с домом, да еще и так быстро, словно они с сестрой — крысы, бегущие с тонущего корабля.
С того дня Джейми едва ли проронил пару слов в адрес Элли и даже не попытался понять её поступок на кладбище. Юноша никогда не сомневался в находчивости сестры, но связывать бизнес и месть тогда, когда есть возможность принести единственно необходимое, по крайней мере, ему, праведное возмездие, казалось противоестественным. Впервые на памяти Джейми они настолько сильно разобщились. То, что принесло небывалое единение в остатки семьи Браунинг, явило собой и раздор.
Быть вдвоем одинокими было невыносимо больно: словно под рёбрами надулся ядовитый шарик, норовящий вот-вот лопнуть, вымещая из организма всё доброе и хорошее, что оставила в своих детях Констанция. Смерть всегда приносит облегчение страждущим, но обрекает на муки и необратимые перемены тех, кому еще предстоит жить дальше.
— Джейми, — несмелым полушепотом позвала Эллейн, — смотри.
Не дожидаясь ответа, девушка приземлилась на перину рядом с братом, стараясь сесть как можно ближе. Она знала, что стоит подождать еще совсем чуть-чуть, и всё у них будет хорошо. Продолжала верить несмотря на то, что душа её ещё больше очернилась, а от сердца остался только жалкий обрубок.
— Что это? — забирая штампованный лист бумаги из рук сестры, юноша начал вчитываться в текст. — Лицензия на владение недвижимостью… Ювелирное дело… Откуда это?
— Думаю, что бедняга Соломонс питал к нашей матушке невзаимную симпатию, — слабо улыбнулась девушка, надеясь, что это хотя бы на мгновение приободрит разбитого вдребезги Джейми Браунинга. — А она просто вила из него верёвки. Всё-таки роковая женщина! Да?
Она легонько толкнула брата в плечо. Будто бы и не было сейчас между ними той пропасти, в которую девушка желала нырнуть безвозвратно в мгновения, когда тягостное молчание напоминало, что они давно не детишки и ничего не устаканится, если они протянут друг другу мизинцы в знак мира.
Хотелось наплевать на всё и просто сказать ему: «Прошу тебя, прекрати злиться. Я всё решу. Всё наладится, обещаю». Элли нервно перекручивала золотое кольцо на указательном пальце, которое надела пару минут назад. Джейми так и не ответил на её заданный невпопад вопрос.
— Нам пора, — прежде, чем подняться, девушка легонько чмокнула брата в щеку, как делала каждый раз, когда ее терзала совесть перед высокоморальным и иногда чересчур гордым Джейми.
В коридоре второго этажа, напротив выхода на задний двор, уже стояли девушки, комкая аккуратными пальцами сумки и потерянным взглядом пялясь на Браунингов.
— Сюзи, — Эллейн выудила из внутреннего кармана пиджака приготовленную заранее связку купюр. — Извини, если была излишне строга. Береги себя и старайся держаться подальше от криминала. Может, найдешь себе богатого жениха…
Непривычно смягчившаяся блондинка не метала ледяные молнии из глаз и даже как будто и не собиралась выпускать наружу очередную пачку колкостей. Она спрятала деньги за резинкой чулок, ничуть не стесняясь неуместного движения в присутствии молодого хозяина.
— Я уже поняла, на что способны мужчины. Лучше попробую сама, — девушка с плохо скрываемой грустью в глазах окинула взглядом Элли. — Спасибо, мисс Браунинг, что показали другую жизнь.
— Джейми проводит тебя, — с мягкой улыбкой ответила Эллейн.
Прежде, чем убежать от своей прошлой жизни, Сюзи неловким прощальным движением дотронулась до ладони Вивьен, побудив ту без промедления заключить блондинку в объятия. Их пути на этом навсегда расходились, но, несмотря на довольно неопределенные и иногда даже конфликтные отношения, они были рядом друг с другом достаточно долго для образования тёплой привязанности. Обменявшись краткими, но искренними улыбками, девушки попрощались, мысленно порадовавшись началу чего-то нового. Двое скрылись за дверью, оставив бар Браунингов таким пустым, каким он не был, наверное, никогда со дня своего открытия.
— Вивьен, ты всё помнишь?
Рыжая красавица, одетая на порядок приличнее, чем обычно, покорно кивнула. Выловив за золотую цепочку карманные часы, Эллейн попробовала парой протяжных выдохов успокоить пульс и зашагала вниз по лестнице, устеленной зеленым ковром, заглушающим стук каблуков. До прихода Соломонса оставались мучительные минуты, в которые девушка могла вторить покусанными губами разработанный с Томми план, но вместо этого вспоминала его холодные губы, к которым ее одурманенный алкоголем рассудок заставил прильнуть тем утром.
Резвый разум затуманился затаёнными чувствами именно тогда, когда более всего ей необходима была трезвость ума и ясность взгляда. В который раз Эллейн убеждалась, как губительны бывают даже крохи сердечных склонностей, давно отринутых ею на обочину жизни и растворённых между строк любовных писем.
Когда звякнул колокольчик над барной дверью, сердце пропустило удар в последний раз: пора перестать плакать. Бояться. Сомневаться. Пора обнажить клыки! С этим лозунгом, который словно отскакивал от стенок пустого желудка, девушка сомкнула челюсть и приосанилась, встречая на своей «итальянской» территории еврейских гостей.
Пока люди Сабини обыскивали шестёрок Соломонса, она наблюдала за тем, как старый самогонник себя ведет: ладонь на трости подрагивала болезненным тремором, в застланных морщинами глазах блестели звериные хрусталики, но мимика неустанно транслировала в эфир харизму и уверенность в своих действиях. Он наверняка знал старую религиозную сказку «каждый день годится для того, чтобы быть прожитым и быть последним», но никогда не воспринимал её всерьез. Когда с досмотром было покончено, Эллейн подняла полы пиджака и повернулась к мужчинам спиной в качестве немого доказательства, что она тоже безоружна.
— Нам предстоит приватная беседа, — упрямый привкус свинца осел на кончике языка от решимости в ее голосе.
— Простите, но я вынужден взять мистера Ленса, моего юриста, — пробубнил Соломонс с убеждением.
— Никаких проблем, — снисходительно улыбнулась Элли, указывая ладонью на нужную дверь, чтобы джентльмены прошли внутрь ее личной переговорной.
Как только все участники встречи оказались внутри, девушка сразу предложила приступить к назначенному делу, выразив исключительное нежелание терпеть промедления. Бумаги зашелестели на столе — два экземпляра дарственной накладной на «пекарный» бизнес Соломонса ждали двух росчерков и пару кивков своих старого и нового хозяина. К счастью, такая формальность, как зачитывание условий соглашения вслух, заняла не слишком много времени, и вскоре, после пары неловких ироничных фраз, плавно обтекаемых вокруг главной причины происходящего, бумаги были подписаны. Оставалось заверить сделку традиционным для бизнесменов рукопожатием, ради которого джентльмены продолжали занимать свои места.
Эллейн бережно сложила свой экземпляр накладной вчетверо и медленно заложила его во внутренний карман пиджака, как сразу же в этот момент в кабинет буквально ворвалась слегка растерянная Вивьен:
— Мисс Браунинг, для Вас звонок, очень срочный! — нарочитая глупость в голосе девушки не вызвала удивления у двух мужчин определенно консервативных взглядов.
— Прошу прощения, я скоро вернусь, — почти наигранно-патетически взмахнув ладонями в воздухе, произнесла Эллейн и проследовала вслед за семенящей секретаршей.
Скорый перестук каблуков о меняющуюся с паркета на кафель поверхность пола заполнил бар. Девушки сначала спешно поднялись на второй этаж, и, когда навязчивый звон телефона утихомирился, на носочках спустились вниз, к выходу через задний двор, где ещё не успели остыть следы Джейми и Сюзи.
— Дальше знаешь, что делать, — слишком громко шепнула Браунинг, но, на её счастье, некому было это заметить. Рыжеволосая сотрудница быстренько ретировалась, лавируя меж стиранных панталонов и бесцеремонных собачьих куч, постукивая дешёвыми каблучками по переулкам Бирмингема.
Эллейн выскользнула из-за полуприкрытой двери и на носочках, чтобы издавать как можно меньше шума, направилась к ближайшей телефонной будке. Опустив монетку в скважину, она беглыми пальчиками пролистала нужный номер и приложила трубку красного телефонного аппарата к разгоряченному уху. Спустя несколько гудков, даже больше, чем планировалось, раздался мужской голос:
— Бар Браунингов, с вами разговаривает мистер Ленс, — раздалось по ту сторону провода картинным басом.
— Здравствуйте, — наигранно пропищала Элли, — мне сказали, что здесь можно найти мистера… Прошу прощения… Альфи Соломонса… — неестественная высота произношения из-за шумных помех на телефонной линии ни на миг не показалась преданному юристу подозрительной. Тем лучше. Он протянул трубку своему непосредственному хозяину.
— Альфи Соломонс, я вас слушаю, — с явной настороженностью произнес опытный рэкетир.
— Бессмертие вам не грозит, мистер Соломонс. Вы умрёте так же быстро, как и память о вас, — не став слушать встревоженный хрип по ту сторону, Эллейн повесила трубку с пронзительным скрипом, напоминавшим отголосок чужого безнадёжного отчаяния.
Хлопку дверью будки вторил оглушительный грохот, раздавшийся в паре десятков метров. Тщательно отстраиваемый бизнес четы Браунингов взорвался тысячей осколков стекла, не щядя ничего и никого, кто находился внутри. Спрятавшаяся за углом Элли пошатнулась на каблуках, нащупав пальцами шершавую кирпичную поверхность, бывшую способной удержать её на ногах. В ушах, словно из самых глубин мозга, звучал ужасно тонкий комариный писк, который потревоженное сознание ошибочно связало с тем, что Эллейн снова недавно закопала под толщей кладбищенской земли.
Крупная волна дрожи прошлась по телу от кончиков пальцев ног до вставших дыбом волос на голове, сознание неумолимо вернулось на войну, где из взрывов и перестрелок состоял быт, сокрушительным страхом накрывающий каждый раз, когда в госпитале было чуть более шумно, чем обычно.
Казалось, вот-вот раздастся новый взрыв, ещё ближе, оставит бездонную воронку в земле, в которую девушку безвозвратно утянут призраки прошлого, ею лично проведённые в загробную жизнь. Ещё мгновение, и затрещат, расходясь паутинками, стёкла, а потом и вовсе острыми осколками поцарапают щёки, воткнутся в самое сердце, прокручиваясь в нём.
Но ничего больше не происходило, только лишь слышались издалека взволнованные голоса, перелетающие из одного окна в другое, из переулков прыгающие на широкую улицу — это кто-то из местных бегал по кварталу, разнося тревожную весть и набирая вёдра с холодной водой.
Браунинг прислонилась к стене спиной, делая долгий вдох и успокаивая развороченные травмы. Когда удалось замедлить колотящееся сердце, Элли выглянула из-за угла, со всем неуместным к произошедшему торжеством оглядывая развороченное нечто, окутанное плотным чёрным дымом от повсеместного огня, бывшее несколько минут назад её любимым пабом и родным домом. Во внезапной суматохе сновали туда-сюда люди Дарби, где-то вдалеке раздавалось встревоженное ржание лошадей, а в соседнем доме женщина на грани нервного срыва вопила на своих детей, чтобы те не рвались наружу поглазеть на только что взорванное здание, издающее смертоносный жар.
Теперь тело Альфи Соломонса навсегда похоронено под обломками старого здания, а дух его наверняка уже шел, хромая, по дороге на Верховный суд и оглядываясь по сторонам в поисках всегда игриво-насмешливого лица Констанции.
Погрузившись в сладкую негу эйфории после свершения грандиозного плана, Элли позабыла, что должна была быть в совсем другом месте: тяжело дыша, она прокручивала в мыслях сделанное — непростительную жестокость, жажду мести, неоправданный риск. Стремительный перестук её шагов отскакивал от отсыревших стенок переулка, изредка заглушаясь треском раскуроченных опорных балок и шорохом подъезжающих автомобилей с полицией и пожарными.
В трущобах Бирмингема, помимо всех их очевидных минусов, был ещё один, самый масштабный: огонь обычно перебрасывался с домишка на домишко без всякого промедления, если не находилось силы, способной его остановить. Языки пламени облизывали соседние кровли, выплясывая танец смерти и разрушения, играя в глазах ошеломленных зевак и прохожих, мешающих тушению пожара. С грохотом железные ведра и тазы падали на брусчатку, и без того душный квартал одарил одышкой своих жителей, кашляющих от нехватки кислорода. А Эллейн, наблюдая за этим, думала лишь о том, что это всего лишь начало.
Навстречу растрепавшейся от бега Браунинг выбежала ребятня, которую, по долгу возраста и обстановки взросления, манила опасность, словно мотыльков — огонь. В тонких перепачканных ручках один из них держал почти сдутый мяч, а глаза его мимолётно прошлись по лицу богатой леди с заметной тревогой. Эллейн мало волновали чужие взгляды, куда больше в этой суматохе она желала не заблудиться в каменных лабиринтах, перемежающихся заржавелыми трубами и заставленными пустыми бочками.
Оставался один поворот, прежде, чем ей предстоит играть убитую горем хозяйку паба, взорванного «ненавистными» Шелби. Всего шаг до круто обрубающейся стены и проёма, в котором её предплечья сжали с силой чужие руки, а тело, по инерции, продолжило двигаться, упираясь в надёжную грудь, даже не покачнувшуюся от удара. Кожаные перчатки Томаса Шелби под напором чуть заскрипели, обводя чудовищно истончившийся за пару дней стан девушки на предмет ранений. Пока руки гуляли по костям, вычисляя их целостность, взволнованный взгляд Томми искал в глазах Элли нечто молящее его о поддержке и мимолетном сострадании. Хотелось думать, что это лишь реакция умудрённого войной разума, но, скорее, сердца, которому важно было биться вместе с сердцем Эллейн Браунинг в спокойном ритме, не переживая очередную потерю.
Хотя обрёл ли он её для того, чтобы потерять? В масштабах жизни их связывал лишь контракт и исполняющийся в данный момент план, но вряд ли Томас относился к кому-то из своих коллег с подобным трепетом. Элли врывалась в мысли Шелби каждый раз, когда тот переводил дух за очередной сигаретой в прохладной пустой постели, и даже сейчас он должен был быть совсем в другом месте, но вместо этого решил забраться в приготовленную им же самим мышеловку, чтобы проверить, всё ли с ней в порядке. Сама же Эллейн еле сдерживала себя, чтобы не повиснуть на его плечах и не сдаться прямо сейчас, когда Соломонс мёртв, Джейми в безопасности, а ей уже ничего не нужно было от этого проклятого города, но быстро пришла в себя, в очередной раз представив в голове их с Томасом «гранд финале»!
— Он мёртв, — глядя неотрывно в глаза, осматривающие её слишком чистое для Бирмингемского пожарища лицо, прошептала Элли. А потом улыбнулась, стоило только поймать чужой взгляд. — Он умер, Томас. Мы это сделали.
— Не забудь, ты опечалена, — теперь он упорно пытался не замечать чужие пронзительные глаза, в которых плескались ликование и тяга к запретному. — Запачкай чем-нибудь лицо и костюм, словно была рядом и чудом не пострадала. — Секундную слабость прогнал холодный расчет звонким «кыш-кыш».
Без слов кивнув, Элли оторвалась от до сих пор лежащих на её спине рук. Хотелось и дальше ощущать на себе их тяжесть, вновь сесть на уже знакомое обитое кожей кресло машины, зайти, не пленницей, но гостьей, в чужую спальню и примять мягкие простыни. Но вместо этого пришлось бежать дальше, пачкая руки и лицо в пепле, осевшем на стенах, и изображать убитую горем девушку, чьи мечты покалечили злобные гангстеры.
⊹──⊱✠⊰──⊹
Звон бокала, то и дело с силой соприкасающегося с лакированной поверхностью столика, был единственным, что разрывало установившуюся в обеденном зале напряженную тишину. Экстренная встреча была волнительной для обоих бизнесменов: Браунинг должна была идеально отыграть второй акт плана, выражая крайнее подозрение на Шелби и рисуя из себя оленёнка, попавшего в зловещий охотничий капкан, а Дарби — быстро отреагировать на провокацию и вторжение на его территорию спустя пару часов после взрыва. Сабини впервые на памяти Эллейн отказался от сытного обеда, отставив остывающее ризотто на другой край стола. Вместо этого он без конца прикладывался блестящими от жидкости губами к стакану с выдержанным алкоголем, который официант не успевал подливать из опустошённой уже на треть бутылки.
— Вот же редкостное дерьмо! Он и вся его чертова семейка! Все его шавки! — в очередной раз затеяв всё тот же демонстративно возвышающий его монолог, с которого и началась их с Эллейн экстренная встреча, Сабини откинулся на спинку стула. Она опасно скрипнула под его весом, отчего Браунинг понадеялась, что на этот раз сможет насладиться звуком падения его тела, но осознала, что эти мысли вызывали подозрительную ухмылку на ее лице, на котором жизненно необходимо было разыгрывать горе. — Ну ничего. Я покажу, что обычно делаю с такими, как он!
— Ох, всё это так ужасно, — театрально всхлипнула Эллейн, в который раз благодаря матушку за все преподанные ею уроки женственности. — Как же быть… бедняжка Сюзи погибла, а ведь её жизнь только начиналась. Мы с Вивьен спаслись лишь чудом… — рыжеволосая, кивнув со всем участием и блестящими в глазах слезами, приложила руки к сердцу. — Как Шелби мог так поступить?.. — как по сценарию, Элли чеканила слова из их с Томасом плана под помпезным названием «расширение бизнеса».
Укрыв изящным движением руки глаза, словно в них стояли слёзы, требующие немедленного сокрытия от нежной мужской натуры, нетерпимой к женским эмоциям, Браунинг издала полувсхлип-полувздох. Сабини этот жест был оценён совершенно так, как и планировалось, поскольку предплечья девушки сердечно коснулась ладонь, а усы мужчины подпрыгнули над верхней губой, возвещая о том, что Дарби испытывает притворную и далеко не безвозмездную жалость к Элли, на чью долю выпало так много.
— Он за это заплатит, моя дорогая, — и каждый в зале понимал, что за словами Сабини скрывались лишь бизнесменская обида за потерянный доход и плотоядные желания, но никак не желание помочь отомстить несчастной, сминающей жалостливо в руках поблёскивающее фальшивой печалью тёмно-синее платье.
— Простите… — карикатурно пальчиками стирая подпорченный макияж, промямлила Элли. — Трудно себя сдержать… Я даже не знаю, хватит ли спасенных мною денег на ближайшее время, чтобы заселиться в отель, не говоря уже о прочих расходах…
— Вы можете остаться у меня! — с плохо скрытым триумфом Сабини осушил бокал, облизнувшись на возможность приютить в своем доме молодую по сравнению с ним девушку, убитую горем и обязанную за оказанное добро…
Хлопнув в ладоши, словно только что выдал самую потрясающую мысль, за которую впору было аплодировать, Сабини улыбнулся, не намекая этим жестом ни на что хорошее. На лице его проглядывалась явная охота получить благодарность не только на словах, что уловила даже Вивьен, привыкшая видеть выражение превосходства на лицах подобных Дарби мужчин.
— Благодарю за ваше гостеприимство, мистер Сабини, но мы всё же остановимся в отеле, — Эллейн и правда твёрдо вознамерилась снять парочку комнат, чтобы избежать чрезмерной «заботы» итальянца. Хотя в глубине души надеялась на приглашение в особняк Томаса Шелби, откуда бежала ранним утром, скользя по гравию, и куда теперь так сильно тянуло приехать самой, без предупреждения.
— Отказ не принимается, я сейчас же велю подготовить вам комнаты, — властным движением отправив болтавшегося без дела официанта, Сабини придвинул ближе остывшее ризотто, вознамерившись поесть, поскольку вернулся пропавший ненадолго аппетит.
Обернувшись на стоящую рядом Вивьен, Эллейн одними глазами дала понять девушке, что всё шло по плану. Рыжая красавица со свойственной ею преданностью наощупь шла по стопам Браунинг, доверяя ей свою жизнь уже несчетное количество раз. Границы начальника и подчиненной медленно таяли вместе с угасающим пожаром бара, постепенно родня девушек более непосредственной, приятельской связью. Дарби громко чавкал, довольствуясь трапезой, а Элли держала себя в руках, чтобы не выдохнуть с гигантским облегчением и предвкушением: несмотря на то, что это еще не конец, начало она положила хорошее, и впереди её теперь явно ждал островок счастья. Надо было всего лишь быть смелее и жестче, чтобы продраться через преступную Англию без больших потерь!
⊹──⊱✠⊰──⊹
Старый копщик, шаркая ободранными брюками с оттопыренным от перевязанной пачки купюр карманом, удалялся прочь, скрываясь за облезлыми и поросшими мхом надгробиями. Не особо сговорчивый, при появлении в поле зрения заветных бумажек высокого номинала он с удовольствием отыскал приличное место на бедняцком куске погоста. Деревья здесь не были такими пушисто-ветвистыми, зато землю покрывал ковёр маленьких белоснежных цветочков, словно кто-то порвал нить и разбросал жемчужины с любимого ожерелья Беллы, бывшего единственной дорогой вещью в её крошечной шкатулке.
Прислушиваясь к кладбищенской утренней тишине во второй раз за несколько дней, Джейми отчаянно желал, чтобы это не стало традицией. Сжав ладонь на стеблях букета прекрасных алых роз, ещё пышнее, чем тот, который Карлайл провожала печальным взглядом, Браунинг почувствовал, как острый шип уколол большой палец. Замедленно, так, словно ощущение это добралось до сознания только спустя несколько мгновений, он опустил взгляд.
Перехватив букет, юноша привычным движением повёл руку к брюкам, чтобы стереть выступившую тёмно-бордовую каплю о ткань. Но когда уха коснулся еле слышно недовольный голос Констанции, предупреждающий о том, как трудно отстирать кровь, Джейми замер. Оглянулся, не обнаружив рядом никого, кто смог бы шепнуть ему, обдав кожу фантомным теплом дыхания. Тряхнув головой, вновь напряженно вгляделся в выдавленные на сером камне буквы: ничем не примечательные, ровные, без завитушек и узоров, будто бы запечатавшие навсегда юную и воздушную Беллу в начертаниях на холодном граните.
Присев на корточки, Джейми уложил на свежевскопанную землю букет, остро выделяющийся багрянцем девичьих румян на блёклом и отчего-то размывающимся в глазах фоне.
— Я не должен здесь быть, я знаю. Мы из разных миров, — Браунинг низко склонил голову, одними губами ведя диалог с той, кто не способен был больше ответить. — Меня бы никто не похвалил за это. Но я не мог оставить тебя тут совсем одну.
Колени сами собой подогнулись, но юноша как будто не заметил того, как брюки зарылись в мелкий цветочный ковёр.
— Ты сказала, что никто никогда не дарил тебе цветы. Прости, я опоздал, — сжатым кулаком стерев с щеки застенчивую слезу, ощущавшуюся противоестественной самой природе юноши, Браунинг тяжело вздохнул. — Я снова опоздал…
Лепестки крупных бутонов трепетали от порывов ветра, разносившего их сладкий аромат по кладбищу, пропахшему прелой листвой и безысходностью. Мягкий шелест дополнял размеренную тишину, служившую символом долгожданного спокойствия. Жизнь Беллы Карлайл никогда не была наполнена живой музыкой, яркими красками и запахами дорогих духов.
Сначала до детских ушек доносились грязные ругательства ссорящихся родителей, впитавшиеся в сознание словно кислое молоко в грязную тряпку; потом вонь протухших овощей и мяса тревожило обоняние на вечно суетящемся рынке; и, наконец, стойкие ароматы красного вина и крепких сигарет заглушали тупую боль в сердце, которое по привычке тешило себя слабой надеждой на светлое будущее.
Вдруг Джейми ясно осознал, что хрупкой эта девушка никогда не была: жизнь этого просто не позволяла. Её тело, быть может, и разбилось на тысячу окровавленных осколков, но дух будет жить в каждой пёстрой бабочке, разрезающей крыльями воздух и скрывающейся в пушистых облаках. И дорогу до этой сказочной жизни, свободной от цепей грязного бытия, будут устилать лепестки алых роз, выбранных чуткой рукой Джейми Браунинга.
Не спеша уходить с кладбища, как и просила его сестра, он всё продолжал стоять на коленях у свежей могилки. Громкий хлопок раздался ещё тогда, когда юноша провожал необычно молчаливую Сюзи на вокзал. Он почти ощутимо сотряс суматошный город, разрушив покой, который успел всего на мгновение поселиться в душе занятого привычными делами Джейми. Сердце в тот момент ёкнуло, возрождая волнение за предприимчивую в любой ситуации сестру, поскольку взрыв мог бы оказаться частью неизвестного ему полностью плана. Задрав голову к небу, Браунинг следил за уходящими вдаль клубами чёрного дыма, а на задворках сознания усердно молился, чтобы всё прошло удачно и без
лишних потерь. Что бы ни произошло между братом и сестрой, их связь всё ещё моталась между ними порезанным лезвиями канатом.
