***
- У юного принца коммоция. Ничего страшного. Придется, конечно, полежать недельку-другую, и будет как новенький! Считается, что после такого улучшается работа мозга… - Неделю?! - распахнув глаза, Рейнор резко вскочил с постели. Точнее попытался резко вскочить. Еще на половине действа дурная голова перепутала низ с верхом, глаза, похоже, возжелали покинуть орбиты и покатиться подальше от яркого закатного солнца, залившего красными лучами треть комнаты, тошнота скрутила горло, не давая вдохнуть, и принц осел обратно, опершись на руки и склонив голову. Желание удержать в себе то, что еще было возможно, победило. С усилием сглотнув обильную слюну, юноша сдавленно простонал. - Мой хороший… - от встревоженного голоса матери тошно стало опять. - Да что же это? Я же запретила... Боги! Очень плохо, да? Плохо было очень, и Рейнор бы не рискнул сказать от чего больше: от раскалывающей череп боли, от проигрыша на долбанном турнире, от позора перед отцом или от этих жутких слов мейстера Ланса. «Полежать недельку» равнялось навсегда потерять Анну. Ковер под ногами вздувался пузырями точно кипящий томатный суп. А голубой подол материнского платья окончательно выжег глаза, заставив лечь обратно, зажмурившись до боли. - Задерните шторы… - стараясь глубже дышать через нос, взмолился Рейнор. - Мда… Неделю минимум! Слышите, молодой человек? Ваши мозги взболтались точно сырое яйцо, и теперь им нужно время, чтобы восстановиться! - увещевал мейстер, пока Люцерис подкладывала сыну подушки поудобнее. - Иначе они киселем вытекут через уши! По ощущениям было похоже, что все и без того уже вытекло, а череп превратился в чан, до краев заполненный болью. Еще немного укоризненно покачав головой, мейстер Ланс удалился, всем своим видом демонстрируя недовольство выходкой ученика. Удаляющиеся шаги мейстера били по ушам. Вот бы еще и мать оставила его в покое. После вчерашнего смотреть на нее было неприятно будто она была… нечистой. Странное чувство. - Все в порядке? Ты можешь меня выслушать? - голос матери заставил Рейнора сморщиться, но, подавив желание заставить ее уйти, принц кивнул. - То, что ты вчера видел… - Не мое дело. Я - идиот. - тяжело сглотнув, нетерпеливо бросил юноша. - Это все? - Нет… - Люцерис неуверенно опустилась подле него на постель, и Рейнору пришлось открыть глаза. - Отец зол и хочет наказать тебя. Она замолчала, очевидно, ожидая встречного вопроса, но того не последовало. Сын неподвижно лежал, вперив больной взгляд в полог постели. Такой бледный! Бедный мальчик! За свои шестнадцать лет Рейнор болел всего несколько раз, и то не сильно. Люк полагала это приятным бонусом от драконьей крови мужа. Что подтверждали и младшие сыновья, отличающиеся отменным здоровьем. Чего нельзя было сказать об Эйгоне, который по малолетству цеплял, похоже, все существующие и несуществующие болячки. Сейчас, хвала богам, перерос. - Большего я не знаю… - расстроенно сказала она, чутко присматриваясь к сыну. Это всегда было тяжело - узнавать мужа в чертах Рейнора. Люцерис отлично помнила каким был тот мальчик, которого она лишила глаза, а когда сын вошел в тот же возраст, сходство стало мучительным. При каждом взгляде на сына в груди тянуло тоскливое тяжелое чувство, будто боги решили поиздеваться над ней, показав, каким мог бы быть Эймонд, не схвати она в тот вечер нож. Хвала небесам, Рейнор довольно быстро возмужал, изменился, но теперь опять стал юной копией короля, выводя Люцерис из равновесия. Иногда мать ловила себя на иррациональном страхе, иной раз и вовсе перерастающим в панику: вот он сейчас обернется, а вместо глаза - сапфир. Это было жутко, и она даже несколько раз предлагала Рейнору остричь волосы, надеясь, что так это ужасное сходство уменьшится. Тогда, давно, будучи беременной и сходя с ума от непрерывной изматывающей тошноты, Люк надеялась, что если назовет дитя в честь Рейниры, то обзаведется живым напоминанием о любимой матушке. Не вышло! Ни разу при виде Рейнора образ матери не всколыхнулся в душе. Толь Эймонд. Всегда. Везде. - Что вы хотите от меня? – отрешенно прошептал сын, чувствуя, что теряет терпение. - Прошу, дорогой мой… - горячо заговорила мать, схватив его за руку. - Сделай все, что он захочет! Не зли короля! И выпей снотворное… Тебе надо как следует отдохнуть.***
Горькая терпкая субстанция обожгла язык почти так же чувствительно, как слова престарелого мейстера. Из всех свалившихся на хрупкие юношеские плечи проблем угроза потерять Анну ранила больше прочих. Беспокойный колючий комок шевелился в груди, норовя подняться в горло, а может то была просто навязчивая тошнота от сотрясения мозга. Какое ему дело до девчонки? Отребье… Слово-то какое гадкое! Только отец и мог сказать такое… За стенами замка его зовут бессердечным, и ни капли не ошибаются! Рейнор вяло моргал, надолго закрывая глаза, и в очередной раз открыв их, увидел Эйгона, бесцельно перебиравшего бумаги, мирно дремавшие на тумбе, как и их владелец. Кровь бросилась в голову, ослепив юношу резкой болью. На днях от переизбытка чувств он допоздна выводил причудливыми вензелями заветные четыре буквы, такие же очаровательные, как и их обладательница. Нежность стекала чернильной вязью с пера, принося временное облегчение пылающему сердцу. Это было почти также приятно, как целовать ее. Глупая детская выходка, совершенно не нуждавшаяся в свидетелях. - Иди к жене… Я пока не собираюсь откидываться. - выдавил Рейнор, отвлекая брата от опасного занятия. Голова кружилась уже не так сильно, и принц зашевелился на спине, как жук, пытаясь подняться повыше. Эйгон поспешно подскочил, пытаясь поправить подушки, но брат больно ударил его по руке. - Говорю же: я в порядке! - фыркнул он, стараясь не кривиться от головной боли. - Пару часов назад ты валялся в собственной блевотине, а теперь уже в порядке… - озабоченно пробурчал Эйгон, укладываясь под бок Рейнора одним гибким движением, как делал в детстве, когда младший братишка не мог уснуть, напуганный грозой, болел или грустил из-за родительского наказания. Хотелось обнять этого дурака, совершенно не осознавшего, насколько сильно напугал их всех, но взрослые мальчики не обнимаются, и Эйгон просто похлопал брата по бедру в знак поддержки. Рейнор притих, наслаждаясь теплым чувством, заполнившим до отказа грудь. Все же Эйгон был самым близким ему человеком. Даже ближе, чем мать. Они всегда были вдвоем, прикрывая друг друга, делили невзгоды и ответственность. Засиживались до рассвета, болтая обо всем на свете - от стройных ножек леди Элизабет, юной жены лорда Касвелла, неосмотрительно оправлявшей чулки на виду у стремительно взрослеющих принцев, до сравнения трудов валирийских философов с современными религиозными учениями. Зачастую переход от одного к другому был стремителен, и каждая из тем была важна и желанна для развивающихся умов. Было здорово знать, что рядом есть тот, на кого можно опереться в любой беде. Да что уж там! Даже сегодня Эйгон попрал все нормы приличия, спустившись к нему на арену! Где это видано, чтобы поверженный привлекал больше внимания, чем победитель?! - Так значит ее зовут Анна. - слегка поддел брата локтем Эйгон, разрушая целебную тишину. Рейнор шумно выдохнул. Глупо было подумать, что Эгг не обнаружит его слабость. Пекло! Он не обмолвился о девчонке ни единым словом, а брат все равно все понял, прочитав его словно открытую книгу. Отрицать что бы то ни было сил не нашлось, и, помолчав немного, Рейнор с придыханием прошептал: - Да… Анна… - Какая она? Про себя Эйгон улыбнулся непривычным нежным интонациям, пропитавших голос брата. Похоже, принцесса и правда влюбилась. Хвала небесам! А то он уж было решил, что брат так и останется бессердечным циником, отвергающим саму возможность открыть сердце навстречу чистому чувству. И все же… Простолюдинка. Если узнают, позора не оберешься. При дворе сотни девиц одна другой краше, а этот болван очаровался одной из крыс Блошиного конца. - Она… Болтливая! - с улыбкой хмыкнул Рейнор, вспоминая, как Анна часами могла восхищаться любой удивившей ее мелочи блестя глазками от возбуждения. - У нее темные вьющиеся волосы и фиалковые глаза, а ресницы… Ммм… Гуще розовых дебрей в саду матушки… - прикрыв мутные глаза, юноша видел ее более реальной, чем брат, лежащий под боком. Анна смеялась этим своим переливчатым смехом, через плечо оглядываясь на него. Ни дать, ни взять музыка! - И пальцы тонкие длинные… Всегда теплые… А губы… - Да ты ж меня описал! - заржал Эйгон к недовольству брата, чьи иллюзии разбились о неуместную фразу. - Смотри, какие у меня длинные пальцы! Длиннее твоих будут! И они тут же увлеклись сравнением рук, которые, в общем-то, были одинаковы, а все отличия заключались в едва приметных узорах на кончиках пальцев да в длине линии жизни.***
Впереди тихо шурша платьем скользила служанка с лучиной в руках. Дорис, вроде бы. Эйгон никогда не запоминал имена людей такого сорта. Тут не упомнишь тех, кого должно! Он уже порядком потерялся в бесконечном потоке лордов и леди, спешащих поздравить юную чету с бракосочетанием. Принц знал цвета, гербы, девизы каждого, даже самого захудалого дома от Драконьего камня до Стены, но с лицами это пока никак не ассоциировалось. И крайне утомляло! Подняться на носочки, поднять крышечку светильника, убедиться, что масла хватит до утра, если нет, залить из массивной глиняной лейки с узким длинным носиком, поджечь. Тень девушки живописно танцевала на стенах галереи, и Эйгон, падкий до женской да вообще любой другой красоты, залюбовался. Глазами. Не сердцем. Не умом. Ум обдумывал просьбу брата. Еще чего не хватало! Похоже, пика вышибала остатки мозгов из дурной головы, если он вообразил, что Эйгон опустится до того, чтобы искать в норах Блошиного конца одноразовую девицу. Принц даже брезгливо поморщился. Разве можно всерьез воспринимать подобную привязанность? Да женщины подобного сорта не годятся даже в любовницы таким, как они. А если будут дети? Бастарды! С кровью настолько грязной, что тошнота подкатывает горлу только от одной мысли. Тьма неотвратимо отступала перед девушкой с лучиной, отдавая власть дрожащим золотистым лучам, высвечивающим несовершенства его дома. Выщерблены на кроваво-красном камне, потеки на полу и стенах, оставшиеся после случайного весеннего дождя. Трещинки на фасаде, вскрытом цепкими побегами розовой лозы. Никто не говорил, но Эйгон знал, что его собственная мать незаконнорожденная. Времени прошло столько, что никого уже не интересовало с кем спала покойная принцесса Рейнира. Война забылась, а ее участники превратились в тени истории. Но думать о том, что и в его венах бежит нечистая кровь, было неприятно. Если бы не вольности его бабки, возможно, у Эйгона были бы серебряные волосы отца, а не темные локоны Харвина Стронга. Красивым здесь все кажется только снаружи, а стоит углубиться подальше, присмотреться внимательнее и тут же поймешь, что замок хорош только издалека. А тайные ходы подобны невидимым сосудам, скрывающим тайны и грязные делишки обитателей замка. - … пять сотен! Надо было ставить больше! - доносился из смежного коридора нетрезвый голос. Вернувшись в замок, разогретый зрелищами, вином и солнцем люд, продолжил отмечать. Откуда-то доносилась приятная музыка и гомон веселой толпы. Наверное, следовало бы к ним присоединиться, иначе, его поведение сочтут неприемлемым, но отчего-то не хотелось. Ясно прозвучавшие нежные нотки в голосе брата, когда тот болтал о немытой простолюдинке, застряли в груди рыбьей косточкой и неприятно кололи сердце. Почему он не может также говорить о жене? Она красива, чувственна и вообще ночью превзошла все ожидания, но не родилось внутри вот этой трепетной нежности. А он так надеялся! Неужели все так и останется на уровне долга? - Ой! - писк вырывает Эйгона из неприятных раздумий, отвлекая от созерцания изящных и ни разу не благородных пальчиков, несущих свет на его пути. - Леди Элейна. - констатирует факт юноша, учтиво склоняя голову, перед вынырнувшей из темноты фигуркой. - Спешите? - Да, немного. - немного смутившись внезапной встрече, Элейна отводит взгляд. Все же она едва с разбегу не врезалась в грудь принца. - Мне подумалось, что принцу Рейнору будет приятно, если я немного почитаю ему на ночь. Когда нездоровится, приятно знать, что о тебе заботятся. Служанка свернула за угол, и они остались одни в галерее. Принц внимательно разглядывал миловидное лицо девушки, думая о том, что она такая же заложница ситуации, как и он. - Королева надоумила вас? - хмыкнул Эйгон, неосознанно складывая за спиной руки в излюбленном жесте отца. - Нет, я сама. - выдала девица слишком поспешно, подтвердив догадку принца. Матушка не привыкла сдаваться так просто. Решив породниться с лордом Анвином, Люцерис не собиралась отступать. Рейнор оценит ее выбор, кувыркаясь в постели с миленькой девчонкой, или позже, когда ощутит поддержку ее отца и рода. Да с такой опорой можно достичь невероятных высот! Удивительное дело эти коридоры! Эйгон отчетливо слышал нетрезвые голоса праздношатающихся гостей совсем близко, оставаясь в то же время в странном уединении от чужих глаз. Там по-прежнему обсуждали турнир, восхищались Рейнором, сетуя на его поражение, опустошившее разом превеликое множество кошельков. - И что вы хотите почитать жениху? Учтите: мой брат любит веселые истории. Длинные пальцы Эйгона вцепились в толстенный том, прочно прижатый к груди девушки, и мгновенно выдернули из цепких девичьих ручек, заставив Элейну вздрогнуть. Робкая от природы, она неосознанно пыталась прикрыться книгой и теперь чувствовала себя уязвимой. Еще и от того, что сам наследник оценивал ее выбор. - Хммм… - понятул принц. – «Пророческие видения и вещие сны» мейстера Оррума. Занятное чтиво! Особенно, в валирийских сказаниях и исторических ретроспективах. Интересуетесь историей, Элейна? - Немного. – в отсутствии книги девчонка пыталась отгородиться от чужого любопытного взгляда скрещенными руками. Конечно, это неучтиво. Все же надо соблюдать этикет. Тем более с принцем крови. Но от чего-то мальчишка сильно смущал ее. Может вопросами, а может тем, как убрал за спину руки знакомым жестом. – До Рока. Да это ж самое интересное, что есть в библиотеке! Читали «Расцвет Валирии»»? Такая мощь… Может, ваше правление станет расцветом и для Семи королевств. Я бы хотела когда-нибудь отправиться в Эсос и увидеть то, что уцелело. В Малом зале есть макет города. Удивительно подробный. Вот бы там оказалось хотя бы наполовину так же грандиозно! Она даже немного порозовела, подзабыв, что надо стесняться. Голубые глаза засияли ярче, потеряв тупое покорное выражение, и Эйгон залюбовался, находя девицу весьма приятной. Все же брату грех жаловаться! Да и вообще, как можно предпочесть дочери десницы какую-то необразованную нищенку? Да Рейнор сам о ней забудет через неделю, максимум полторы!***
- Я прикажу снести стену, если найду еще раз эту дверь закрытой. - Эймонд подпирает плечом косяк, ухмыляясь растерянности жены. - Пойдем в постель. Слишком быстро. Это легко читается в темном испуганном взгляде, в немного зажатой позе, сковавшей тело Люцерис при первых словах, в нервном движении, которым жена инстинктивно свернула волосы, желая спрятать их. Похоже, ждёт подвоха. Удара в спину или под ребра. Резкого и сильного. Способного уничтожить ее до конца. И Эймонд с легкостью назвал бы пару способов сделать эти страхи реальностью, если бы захотел. Но он не хотел. Одиночество - странная вещь. В нем одновременно комфортно и ужасно тоскливо. А тоскливо правителю было уже давно. Он мог взять любое тело да, при желании, отыскать и отзывчивую душу, но кто, кроме нее, сумел бы полностью принять то, кем он был? Она - его кровь, его боль. Она сделала его таким, какой он есть, и не испугалась. В ее глазах он никогда не был монстром. Потому что Люцерис Велларион знала почему он такой искалеченный. Внутри не меньше, чем снаружи. Только она могла усмирить огненный нрав дракона, убаюкав его колыбельной. - Ты стал похож на него. - задумчиво замечает Люцерис, пристально изучая отражение мужа через зеркало. Укороченные волосы и великое множество морщинок на лбу действительно сделали из Эймонда некое подобие отца. Это тоже делало ее особенной. Во всех Семи королевствах осталось крайне мало людей, помнивших то, что было до войны. А тех, кто помнил его самого без короны, не было вообще. Только жена. Опять она… - Знаю. - кривится Эймонд, отлепляясь от двери. Неприятно. Он и без того каждый день видит в зеркале отражение Деймона Таргариена, весьма существенное напоминание о грехе его матери. Они с Люцерис могут поспорить, чья кровь грязнее. Рейнира не особенно скрывала собственные грешки. Каждый в Королевской гавани знал, кто греет постель старшей дочери короля Визериса. Длинные пальцы заползают в густые локоны жены, в меру жестко массируя кожу головы, утомленную сложной стягивающей прической. Приятно. Люцерис блаженно жмурится, откладывая гребень. Знает. Что он может знать? Это на ее глазах любимые люди превратились в чудовищ. Трон сожрал всех. Жажда власти залила глаза, заставив убивать даже детей. Милый дядюшка Деймон, учивший ее изящным па драконьего танца, надежно подхватывавший, когда она теряла равновесие, и заливисто хохотавший над неуклюжестью племянницы, превратился в ожесточенного войной человека, будто снял маску, под которой скрывался долгие годы. И Эймонд повторил его путь. Полтора десятилетия мирной жизни будто бы и не отразились на нем вовсе. Муж все также отчаянно напоминал оружие, томящееся в бездействии. Иногда он исчезал где-то на просторах Вестероса, а на все вопросы королевы лорд десница отвечал стыдливым молчанием. О подобном не говорят. И Люцерис оставалось только догадываться какими способами Эймонд утоляет голод зверя, прочно обосновавшегося под кожей. - Ты не ходил к нему. – выдохнула Люк, не открывая глаз. - Мне все доложили. Пальцы разделяли пряди, играли ими, собирая в простенькие тонкие косы и тут же разделяя обратно. И Эймонд задумчиво закусил губу, любуясь золотистыми бликами, нашедших прибежище в волосах жены. - Поклянись мне! – внезапно обернувшись, жена до боли вцепилась в его предплечья, заставив немного склониться. В черных глазах мерцала незнакомая исступленность, смешанная с угрозой. - Поклянись, что никогда не причинишь вреда моим детям! Клянись! Эймонд оторопело моргал единственным глазом, изумленный внезапной горячностью, а еще больше сутью просьбы. Неужели она и правда думает, что он способен на подобное? Но вспомнив, как совсем недавно издевался над ней с особой изысканной изощренностью, проглотил готовое сорваться с языка возмущение. - Клянусь, милая. – сглотнув, выдохнул он, обхватив ладонями пылающие точно в лихорадке щеки.***
… Глупец!.. - Ваше высочество, куда же вы? О, Семеро! Меня накажут, если вы уйдете… Мейстер запретил вам вставать… - служанка семенит следом, едва поспевая за широкими шагами Рейнора. - Закрой рот и займись делом! - пылая гневом больше от дурного самочувствия нежели он нытья прислуги, рыкает юноша. Как же надо было долбануться башкой, чтобы довериться Эйгону?! Боги! Да по одному его снисходительному взгляду все было понятно! Не будет он ему помогать. Да, крайне занимательно, что младший брат поддался слабости, но долг превыше всего. Пришибленный Рейнор сразу не понял, что значит странная эмоция, мелькнувшая в глазах Эгга, когда тот покидал покои брата. Но ледяной ночной воздух, струйкой втекавший через приоткрытое окно, прояснил больные мозги, принеся неприятное узнавание. Брезгливость. Ну, еще бы! Это же Эйгон, первый сын Королевства, наследник престола, благопристойный до тошноты. Не замаравший руки ни в одной шалости, отдавая все на откуп брату. Снисходительно поглядывающий на товарищей во время шумных гулянок и попоек. Выбирающий самые дорогие бордели и лучших шлюх Гавани, чтобы никто не посмел сказать, что он порочит честь рода. Предпочитающий ристалищу и звону стали тишь библиотеки и занудство мейстера. Мда… Эйгон скорее сердце вырежет собственными руками, чем допустит оплошность, случившуюся с Рейнором. Он мог сколько угодно восхищаться прекрасными леди, петь дифирамбы красоте очередной миленькой дочки лорда, но никогда бы не посмотрел в сторону недостойной девицы. Рейнор постарался припомнить разом всех дам, входивших когда-либо в сферу интересов брата и, подумав, решил, что в женщинах того привлекает не столько, а точнее не только, красота, но еще ум, определенный уровень эрудиции и родословная. Пресловутая чистая кровь. А он ему душу раскрыл, говоря о той, что чище любой из этих напыщенных девиц, от чьих напудренных лиц тошнит похлеще, чем от копья, влетевшего в голову. Скрипнув в темноте зубами, Рейнор понял, что поддержки ждать не от кого, а значит придется разбираться самому, если он не хочет упустить Анну. Самое сложное было не отключиться посреди улицы, сполна вкусив ярость светила, посылавшего на грешную землю, похоже, излишне много золотых лучей. Стараясь выбирать узкие затененные улочки, Рейнор на удивление быстро добрался до постоялого двора, где в столь ранний час почти все еще спали. В растерянности стоял он, обдумывая, что делать дальше, как вдруг дверь распахнулась, и к ногам принца выплеснулась лохань грязной воды. Томми, недовольно кряхтя, только что закончил мыть полы. - Где Анна? - спросил Рейнор, боясь услышать ответ. - А, Джонни… Объявился? Плохо выглядишь. - приблизившись, Томми панибратски хлопнул его по плечу мокрой ладонью, как-то недобро улыбаясь. - Уехали они. Вчера еще. Она все ждала тебя. Совсем грустная ходила. Ну, да ничего. Следующей весной может будет… Если замуж не выдадут. В груди дыра. Каким-то седьмым чувством Рейнор знал, что опоздал, но надежда умирает последней. Вот и трепыхалась она робкой бабочкой за грудиной. Идиот! Боги! Какой же конченный идиот! Любой скажет, подобного болвана еще поискать! Где это видано, чтобы принц таскался за простолюдинкой, торгующей какой-то дрянью на рынке? Из дыры, похуже Блошиного конца! Потратить столько сил, стараясь произвести впечатление на ту, что должна радоваться одному его взгляду. А теперь ее нет… И мир будто потерял краски. Да не может быть, чтобы из-за нее было так тошно! Это все больная голова да проблемы с семьей, что встали уже поперек горла. Что ж… Если отец желает того, он обручится с Элейной. Теперь уж все равно… Поникнув плечами и усиленно сдерживая подступающую тошноту, Рейнор обдумывал будущее, сегодня казавшееся черной бездонной ямой, желающей заполучить его побыстрей в свои цепкие когтистые лапы. - Эй! Постой! - глуповатое лицо Томми просунулось в приоткрытое оконце. - Анна передать тебе просила… Если заявишься. Вот! На окне возникла глиняная плошка, из которой торчал маленький кустик, сплошь усеянный бутончиками. Пара цветков распустилась и смотрела на мир желтым нутром, впитывая теплые солнечные лучи белыми лепестками. - Ромашка! - подтвердил мальчишка, передавая неказистое растение Рейнору в руки. - Она сказала, ты знаешь, что с этим делать. Что делать? Выкинуть к хе*ам! Растоптать! Что угодно, только не прижимать к груди убогий цветок! Обозленный на весь мир, расстроенный Рейнор Таргариен чувствовал себя последним идиотом стоят посреди кривого переулка, казавшимся грязнее обычного, с цветком у сердца и разрывающейся на части головой.***
- Постой! - многократным эхом отдается от коричневых стен, до боли вгрызаясь в уши. Рейнор закатывает глаза. Сил нет даже стоять. Последние его покинули примерно, когда в руки скользнула дурацкая плошка с цветком. Приходится силой воли подавить желание опереться о стену. - Смотрю, ты достаточно оправился, чтобы покидать стены замка. - поравнявшись, Эймонд строго оглядывает простой наряд сына, ясно свидетельствующий о том, где именно тот шлялся. - А значит сможешь послушать отца несколько минут. Пожалуй, сможет. Сжав покрепче зубы, юноша тащился по лабиринту дворцовых переходов, рассматривая напряженную спину отца. Вопреки ожиданием, тот был спокоен, и Рейнор чувствовал лишь недовольство вместо ожидаемого гнева или, может даже, ярости. У чайного столика, накрытого к завтраку, мать в одной только ночной рубашке и собранными в некое неопрятное подобие хвоста волосами совершенно не благопристойно возится пальцем в пиале, до краев полной апельсинового джема. - Ты же не любишь сладкое. - хмыкает она, не поворачиваясь. - Да, но его любишь ты. Накинь что-нибудь. Сейчас придет Пик. - на ходу бросает Эймонд, направляясь к письменному столу, устланному ворохом бумаг. - Пик? Тогда нам нужна еще кружка… - хмыкает Люцерис, задумчиво посасывая палец, обмазанный изысканной сладостью. - Матушка. - подавив желание сложить руки за спиной, Рейнор скрестил их на груди, в попытке прикрыться от грядущих неприятностей. Проходить в спальню не хотелось, и он застыл у двери. Даже с отбитой головой мальчишка весьма быстро смекнул, для чего именно отец притащил его к себе - огласить какого наказания заслуживает сын. - Рейнор?! Ты… Что здесь делаешь?! - от неожиданности подпрыгнув, как молодая лань, Люцерис молнией рванула к богато украшенному золотой вышивкой тяжелому халату плотной зеленой ткани, мирно распластавшемуся возле постели. Это ж подумать только! Притащить мальчишку, зная, что она не одета! Этот позор будет побольше, чем вчерашнее открытое платье! Раскрасневшись, точно бочок спелого персика, Люк быстро завернулась в зеленую ткань, чтобы еще быстрее подскочить к сыну. - Тебе надо лежать! Присядь скорее… - воскликнула она, сраженная его нездоровым видом. Очередная болезненная волна узнавания больно жгла в груди. Таким же бледный, с мутным взглядом и глубокими тенями под глазами был муж, когда на кой-то черт заявился к ней с красной лентой в руках. Тогда его мучили приступы головной боли - еще одного неприятного подарка, доставшегося ему от племянницы в дополнение к дыре на месте глаза. Поджав губы в брезгливой гримасе, Эймонд искоса наблюдал за ними. На языке так и вертелись колкости насчет того, что пора уже перестать скакать вокруг взрослого мужчины. Может она и сопли намерена ему подтирать?! Да в этом возрасте, ну, или там чуть старше, сам Эймонд уже стоял во главе армии, а сын не имеет ни малейшего представления о долге и ответственности. Вот где он, спрашивается, шлялся в полуобморочном состоянии? - Оставь это. - все же не стерпев, гневно выдохнул отец. - Ты же видишь, у принца Рейнора были неотложные дела в городе. Должно быть, очередные шлюхи или долги. Сколько ты должен за вчерашний позор? Идеально отразив недовольное выражение лица Эймонда, юноша тоже поджал губы. Признаться, был за ним и такой грешок. Время от времени он делал крупные ставки в преддверии турниров или иных соревнований и чаще всего проигрывал, плодя то тут, то там задолженности. К чести юного принца занятие это не тянуло его так уж сильно, как полагал отец, и занимался он им исключительно по наущению Альберта. - Да присядь же! - точно наседка кудахтала мать, вцепившись в окаменевшие плечи сына, который из последних сил старался стоять ровно и не показывать насколько ему нехорошо. Обстановка стремительно накалялась, и все облегченно вздохнули, когда в дверь постучали. Лорд Анвин спас своим проявлением беспокойное семейство от стычки, даже не поняв того. Прослужив верой и правдой короне более десяти лет на должности настолько почетной, насколько и опасной, он привык не обращать много внимания на разборки внутри семьи. Если его участие будет необходимо, ее величество сама позовет. - Ваша милость! Королева! Мой принц! - почтительно, но не чрезмерно унижаясь, склонил голову в знак приветствия десница, которому приходилось не только участвовать в празднествах, но и держать руку на пульсе у всех Семи королевств разом. Все это ужасно утомляло, и даже приятная перспектива породниться с монаршей семьей не казалась нынче столь привлекательной. Слишком уж переменчива драконья кровь! Слишком опасна! - Входи Пик. - кивнул ему Эймонд. свободно опершись на край стола, он держал в руках свиток. Очевидно, проект приказа, коих тут водилось больше, чем сельди в Узком море. Вместе с движением десницы по комнате, хранящей приятный полумрак из-за плотно задернутых штор, прошла волна движения. Рейнор также подался ближе к центру, не желая стоять в стороне, когда будет решаться его судьба. Следуя за ним, Люцерис пришлось развернуться, и, оказавшись за плечом сына, она вцепилась в его локоть, больше переживая о самочувствии юноши, чем о причинах этого сборища. - Хммм… - протянул Эймонд, по-прежнему недовольный поведением жены. - Что ж… Лорд Пик, для вас есть несколько поручений. По окончании всей этой суеты мы с королевой на несколько недель уединимся в охотничьем домике на юге Королевского леса. На это время мое место в Совете займет принц Эйгон. Ваше дело - поддержать его, но дать ощутить ответственность, лежащую на плечах монарха. Лорд Анвин, покорно сложив руки на животе, кивнул. - Дальше. Как только принц Рейнор достаточно оправится от травмы, состоится помолвка. Предупредите леди Элейну и подготовьте все необходимое. Рейнор недовольно вздохнул, привлекая тяжелый взгляд отца. - Хочешь что-то сказать? - в голосе Эймонда звучала весьма явственная угроза, а у юноши не было ни малейших сил бороться за свою свободу. - Нет, ваша милость. - недовольно выдавил он, ощущая давление материнских пальчиков. - Вот и хорошо. Потому что это не все. - криво ухмыльнулся отец, протягивая лорду деснице туго свернутый свиток. - Здесь приказ о назначении принца Рейнора лордом Харренхолла и моим полноправным представителем в Речных землях. Даже если бы в этот самый момент посреди спальни разорвался снаряд позавчерашнего разноцветного салюта, эффект был бы менее оглушающ. Рейнор дернулся, резко отвернув голову, словно отец отвесил ему пощечину. Выкинул. Эгг будет сидеть во главе Малого совета, а его сошлют на обочину жизни в гнилую дыру, давно уж превратившуюся в прибежище разного сброда и откровенных разбойников. Движение обошлось дорого. Мир дернулся в противоположную сторону, и юноша покачнулся под беспомощное восклицание матери. «Не хочу слышать твои недовольства, когда я выкину мальчишку из столицы» Так он сказал? Растерявшись, Люцерис не знала, что делать. Что вообще уместно сказать, не сделав хуже, чем есть? Открыв было рот, мать медленно закрыла его, так и не рискнув возмутиться. Тем более, Эймонд смотрел так, будто собирается отгрызть головы обоим, и Люк смекнула, что это не только наказание, но еще и проверка. Для нее не меньше, чем для сына. Мужа интересовало осмелится ли она вновь перечить его королевским решениям. И всего пару дней назад Люцерис не преминула бы вцепиться ему в лицо с яростью дикой кошки, которую пытаются лишить котенка. А теперь всего ее мужества хватило только, чтобы гневно упереться взглядом в тускло мерцающий маслянисто-черным сапфир. Уничтожить нежные побеги взаимопонимания, только-только проглянувшие на руинах стены, что разделяла их так долго, Люк не посмела. В объятиях мужа одиночество и тоскливые думы отступали, и назад в прошлое совсем не хотелось. Рейнор развернулся на пятках, гневно шевеля крыльями носа. - Я не договорил. - рыкнул ему в спину Эймонд, но принца уже было не остановить. Многострадальная дверь в очередной раз едва не слетела с петель, и Люцерис заломила руки, разрываясь между желанием успокоить сына и необходимостью поговорить с мужем.***
Выкинул. Взял и выкинул. Да подальше! Где вообще этот Харренхолл? Прибежище призраков, беспокойных душ и черных сердец. После войны отец усиленно делал вид, что замка Черного Харрена не существует вовсе. Кажется, за ним приглядывал кто-то из мелких лордов, обитающих по соседству. Но в самом замке жизнь едва теплилась, разграбленный и опустошенный, Харренхолл стоял немым напоминанием о беспощадности драконьих всадников. И хоть Эймонд Таргариен не плавил драконьим пламенем каменных стен, но славу оставил по себе не менее жуткую, чем его прародитель. До войны со званием лорда Харренхолла могли посоревноваться лишь титулы равные королю Севера да наследника Драконьего камня. А теперь от былого величия осталась только груда пустующих руин посреди континента. По крайней мере, так мнилось Рейнору, пылающему от гнева. На глаза давило изнутри, в ушах гудело, желудок сжимался в такт горьким мыслям, бьющихся о своды черепа черными летучими тварями. И завалившись в постель, впервые за последние года четыре юноша почувствовал, как в уголках глаз выступают злые слезы. Если в кривом переулке он внезапно стал пустым, то дома его разбили на части. Да что уж там! Искрошили в пыль! Принц изо всех сил пытался сдержать слезы, давясь и придушенно всхлипывая, но соленые ручейки сами собой стекали в уши, неприятно щекоча. И от этого становилось еще гаже. Отца неприятности делали сильнее. Закаляли. Он сам выковывал себя оружием в кровавом горниле войны, и Рейнор казался себе слишком слабым и беспомощным перед его волей. Юноша не заметил, как мысли сами собой превратились в тягучий кошмар. … у темных коридоров, кажется, не было потолка… и он наощупь блуждал, натыкаясь на неожиданные выступы…тело нестерпимо чесалось и зудело… но сколько бы ногти не царапали воспаленную кожу легче не становилось… хотелось сорвать ее полностью… всю… до последнего дюйма… и упав на ледяной камень принц вгрызся зубами в ладони, зудевшие больше всего, едва не захлебнувшись от хлынувшей в горло крови с омерзительным привкусом серы… грыз, рвал, выплевывал… катался по полу… и рычал… рычал… пока не обнаружил себя бессильно распластавшимся на животе…в голове вяло блуждала мысль, что ему здесь не место… хочется вдохнуть чистый воздух… подставить лицо горячим солнечным лучам…видеть… хоть что-то видеть… неуклюже приподнявшись, он пополз вперед, опираясь на ладони, что позвякивали о камень когтями… по бокам шуршали будто бы необъятные полотнища ткани, а тело не заканчивалось где положено, продолжаясь далеко назад длинным извивающимся отростком… Плевать! Все не важно! Только бы выбраться отсюда. Обезумев, он ломанулся вперед точно слепое животное. Из стен, похоже, росли лезвия, жаждущие свежей дымящейся крови, и Рейнор делился ей в избытке, на бегу покрываясь глубокими ранами… чтобы на полной скорости влететь мордой в стену. Не было. Выхода не было. И входа не было тоже. Каменный ящик сковал его, кромсая невидимыми копьями. Кинувшись на стену в последний раз, он закричал.***
Как и говорил мейстер, болтаться по городу и уж тем более нервничать после травмы не стоило. И вместо семи дней Рейнор провалялся в постели почти две недели, пара дней из которых прошли в лекарственном забытьи. Дни эти запомнились обрывочно. Вроде бы матушка плакала, а может пела колыбельную. Всхлипывала и пела. Отец тоже приходил и даже выглядел встревоженным. И Эйгон тоже приходил. И младшие, опасливо косящиеся на него словно на покойника. И Денейра, совершенно не понимающая, как теперь вести себя с милым принцем, и от того просто томно вздыхающая, прикусив пухлую губку. И Элейна, увидев которую принц притворился спящим. Потом, правда, она все равно приходила, притаскивала толстенный нудный том про какие-то видения и бубнила монотонным голосом, создававшим подходящий фон для размышлений. Город гудел в бесконечном празднике, позабыв про привычную суету. Гости уже не могли есть, пить и до невозможности пресытились всеми существующими развлечениями, а значит подходило время большой Королевской охоты, после которой все наконец-то расползутся по домам, запасшись сплетнями на ближайшую пару лет. Хотя нет… Всего на каких-нибудь полгода. До их с Элейной свадьбы. Вот и теперь, практически полностью оправившись, Рейнор предпочитал имитировать недомогание, чтобы избавиться от необходимости вращаться в обществе, натянув приторную улыбочку. Валялся в постели, принимая вереницы посетителей, порядком набивших оскомину сочувствующими минами. Сегодня Элейна читала особенно монотонно, а может так только казалось заметно порозовевшему и даже немного поправившемуся принцу. История про видения принцессы Дейнис стали поперек горла, и юноша, прикрыв глаза притворился спящим, надеясь, что девчонка свалит. Но та не ушла. Замолкнув, пялилась на него этими своими воловьими глазами, и Рейнор физически ощущал ее мысли. Сравнивает. Никогда еще ему не было настолько тошно от сходства с отцом, как под этим кротким взглядом будущей жены. Наблюдая за ней сквозь неплотно сомкнутые веки, принц находил просьбу матушки остричь волосы вполне себе уместной. В Пекло таргариеновские патлы! Его все равно никто и не воспринимает должным образом. Бескрылое подобие дракона… На секунду застыв в дверях, Элейна обернулась и быстро, будто боясь передумать, вернулась и легонько чмокнула его в щеку, шепнув «Спокойного сна, мой принц.» Бля*ство! Этого еще не хватало! В Пекло свадьбу! В Пекло девчонку! В Пекло Харренхолл! Все! Все в Пекло! Никто не заставит его унижаться! Гнев ударил в голову, и, подорвавшись, Рейнор молнией метнулся к залу Малого совета, где по его расчётам как раз должно было завершиться одно из редких из-за праздника сборищ.***
Пока сын не мог сбежать от нравоучений, Эймонд дважды приходил к нему, дабы обосновать свое решение. Сняв с лица привычную высокомерную гримасу, он объяснял, что Рейнору пора взрослеть, а дома под юбкой королевы-матери это невозможно. Говорил, что дарует ему высочайший титул, отдает богатейшие земли и ставит перед ним задачу, справиться с которой под силу только тому, в чьих жилах течет чистая кровь дракона - навести порядок в Речных землях любым способом. Хоть казнив всех от мала до велика. А Элейна? Да она отличная девушка! Умная, благородная, уступчивая, симпатичная! Чего еще желать? Может, если сын со всем справится, то сможет рассчитывать на должность десницы при брате. Сжав покрепче зубы, Рейнор молчал, как и велела мать. К чему вся эта болтовня? И без слов все ясно! Отец мечтает избавиться от него, как от назойливой мухи. Потому что… Да потому что не любит! У него есть Эгг и достаточно. Отца сменяла мать, ласково уговаривая подчиниться. На время. Пока она что-нибудь не придумает! Рейнор обязательно вернется к ней в Красный замок. И совсем растерялась, когда сын ехидно попросил пояснить каково это спать с нелюбимым, ему де пригодятся такие познания. Смущенно уперев взгляд в колени, Люцерис едва слышно шепнула «Не знаю…» Знала. Еще как знала. В памяти разом всплыли чужие прикосновения, в которых радость можно было найти только упившись до беспамятства. Чем больше они говорили, тем сильнее Рейнора накрывало. А сухие губы осмелевшей Элейны стали последней каплей, после которой оставалось только одно - поставить наконец точку во всем этом фарсе. Несколько мучительно долгих ударов сердца Рейнор думал, что это Анна. Обыкновенное темно-синее платье и простая толстая коса до самой талии. Влажные звуки поцелуев заставили руки сами собой сжаться в кулаки. Иллюзия рухнула мгновенно, когда отец, немного отстранившись, ласково вымолвил: - Люк… Я так сильно скучал за этим… Пекло! Да как можно было не узнать собственную мать! Должно быть, он слишком много думал об Анне, что она стала мерещиться на каждом углу. Волосы, конечно, похожи… И только! Внутри родилось противоречивое мерзкое чувство. Это точно не для его глаз. И все же... Притягательно. Врываться и качать права мигом перехотелось. Жестом изгнав гвардейцев, Рейнор приткнулся у приоткрытых дверей в надежде, что родители скоро угомонятся и можно будет заявить о своем негодовании. Главное - не смотреть, чтобы опять чего не вышло. И Рейнор не смотрел. Пусть делают, что хотят. Больше он на эту удочку не попадется! Но уши-то не заткнешь… И хоть родители разговаривали тихо, огромное пустое помещение эхом усиливало каждый шорох. - Вы, ваша милость, кажется, так и не извинились… за свои мальчишеские выходки. - улыбалась Люцерис, пока отец аккуратно выцеловывал линию ее челюсти, неумолимо приближаясь к ушку. - Хммм… - нечленораздельно промычал он в белую кожу. - Мне казалось, что я уже несколько ночей только и делаю, что безостановочно приношу извинения. И моя королева принимает их. Очень горячо принимает… - Этого мало. Я хочу слышать. - Может мне стать на колени? - Да. - холодно обронила Люцерис, резко оттолкнув его уже порядком разогревшееся тело. - Как в септе. - Издеваешься? - взгляд Эймонда стал темным, глубоким. Указательный палец скользнут от переносицы вниз, оттянул нижнюю губу, плавно огладил шею, чтобы замереть в ямке между ключицами. - Хочешь, чтобы меня увидели… таким… - На колени. - приказала она, и Эймонд непроизвольно дернул головой. Губы расступились, выпустив шумный выдох. Рейнор обернулся. Какого хе*а здесь творится? Отец точно ее сейчас придушит. Невероятное унижение. Понурив голову, Эймонд медленно опустился на пол у ее ног, обхватив бедра, чтобы тяжело дыша, уткнуться лбом под грудь жены. - Если хочешь, я проползу на коленях до самой Стены, только бы ты не вспоминала больше те слова… Я знаю... - Не стоит. - закусила губы Люцерис. Это же игра! Зачем вспоминать все это? Ни к чему и больно. - Стоит. Ты подарила мне шестерых детей, и то, что я… Я никогда не… Пекло! Не ради детей. Каждый раз я хотел только тебя. Ты могла бы не рожать вовсе. Может только одного. Для трона, не для меня. И наша дочь… - Хватит! - Люк уперлась ладонями ему в плечи, силясь оттолкнуть. Больно. Снова больно! - Ты не виновата. Слышишь? Так распорядились Боги. Нам… Мне достаточно мальчишек. - Пока я не знала ее, мне казалось эти черты не украсят девичьего лица… А Рейнис была идеальна. - губы все же задрожали, пока Люк задумчиво очерчивала острые скулы и безупречно ровный нос мужа. - Это наказание, Эймонд. Мы слишком много грешили. - Только я… - горько хмыкнул он. - Если кто и должен платить, то только я. Не ты и не дети. В посмертии меня ждет Пекло. - Меня, должно быть, тоже, милый… - пальцы зарылись в мягкую платину, крепче прижимая к животу, опустевшему навеки. - Зато мы будем вместе… Они так и замерли, прижавшись друг к другу, пытаясь заново пережить болезненные потери, чтобы наконец смириться с ними. А сын, сглотнув подступивший к горлу ком, так и не решился тревожить их.***
Помолвка прошла тихо. В последний день перед отъездом двора в Королевский лес на ежевечернем застолье объявили о намечающемся союзе. После стольких изнурительных дней гулянья новость восприняли вяло. Пить за здоровье еще и этой пары не было уже ни малейшей возможности. Рейнор сухо прижался к губам невесты, оторопело таращившейся на него весь вечер. О, Семеро! Как же бесит эта покорность! Принц готов был дать руку на отсечение, что прояви он хоть толику заинтересованности, девчонка бы уже висела у него на шее, с притворной болтовней о любви. Так уж принято: лицемерно болтать о чувствах, зная, что союз не принесет никому радости. А леди Элейна знала все о правилах этикета. От ее правильности тошнило почти также, как от копья, шарахнувшего по голове. Наверняка, она и в постели будет ровненько лежать и терпеть, как велит мать наша, церковь. Тьфу! Тем не менее, все условности были соблюдены. Строптивый юнец убавил пыл, чувствуя себя не в своей тарелке подле родителей, о которых узнал за последнее время больше, чем желал. Запутавшись, будто овод в паутине, Рейнор не видел ни малейшего выхода. Даже мать не могла ничего сделать. Или не хотела. Поглядывая на ее румяное посвежевшее личико, сын ощущал себя позабытым и брошенным на произвол судьбы. У всех! У всех есть толика счастья. Отец с матерью, примирившись в постели, заново притирались друг к другу душами, порядком обросшими за время разлада шипами гнева и дерзости. Было видно, что каждый обдумывает последствия своих слов перед тем, как открыть рот, беспокойно оглядываясь на партнера в поисках одобрения. Очевидно, все между ними было настолько хрупко, что любого неловкого движения было достаточно, чтобы все рухнуло вновь уже навсегда. С тоской ловил Рейнор отголоски беспокойства, непрестанно мелькавшие на лице матери при виде него. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять - мать видит в нем угрозу их внезапному счастью. С неприкрытым нетерпением родители ждали окончания всей этой кутерьмы, чтобы уединиться в непролазной глуши на краю света. Эйгон тоже выглядел вполне довольным. Еще бы! Даже без любви трахать такую девку одно удовольствие! И отец проявил невиданную благосклонность, уступив сыну место во главе Совета на добрых две, а может и три, недели. Хоть Эгг и полагал власть бременем, но не возгордиться таким всеобъемлющим доверием было просто невозможно. Даже у малышни было счастье! От них отстали с нудными занятиями, все вокруг кипело весельем и радостью, и можно было смело веселиться и шалить, пока мать и отец увлечены друг другом. А ведь впереди маячили еще чудесные недели без материнского надзора! Чудо как хорошо! Эйнис даже успел втихую нахлебаться вина, оставшись незамеченным. Ну, почти… Рейнор все видел, но промолчал. Ведь и сам начал путь во взрослую жизнь с раскалывающейся с бодуна башки примерно в этом возрасте. Всем было хорошо. И только Рейнор спешил поскорее скрыться в тиши покоев и предаться безрадостным думам, совершенно несвойственным его бедовому характеру. Все виделось в черном цвете так четко, что даже пить в компании закадычных дружков не хотелось. И отец его не любит, и мать отвернулась, и брат вон возвысился до небес, а его запихнули в дыру на краю света, и дракона у него нет… И ее… Вечером перед отбытием, тоскливо вздыхая, принц мерил широкими шагами комнату, поглядывая на ромашку, нелепо приткнувшуюся на подоконнике. Нежный полевой цветок выглядел противоестественно простым на фоне роскоши юношеской опочивальни. Тяжелые портьеры, ковры, огромная постель, мебель бесценных пород дерева и прочие изыски, давно приевшиеся взгляду, меркли рядом с живым свидетельством другой, более свободной счастливой жизни. Сдавшись, Рейнор отщипнул симпатичную цветочную головку и долго всматривался в пушистую середину, поглаживая кончиком неимоверно длинного пальца нежные почти прозрачные лепестки. Густые, как ресницы Анны. Едва уловимый аромат дразнил ноздри сладостью горьких воспоминаний. «Ты знаешь, что с ней делать…» Боги! Какая глупость! Полнейшая! Первый лепесток, кружась по изящной спирали, опустился на пол. … Да… Он - полный абсолютный конченый идиот, заигравшийся с симпатичной простолюдинкой. Отребьем. Рот опалила едкая горечь. … Нет… Рейнор с усилием сглотнул. Как было глупо поддаться слабости! Поверить, что хоть с кем-то можно быть собой. Обычным мальчишкой, который до безумия хочет касаться понравившейся девчонки. Первой понравившейся по-настоящему. До сердечного приступа и онемевших подушечек на пальцах. … Да… На что он рассчитывал? Что она станет его… Кем? Кем, черт возьми?! Сердце знало кем… Но оно ж глупое! Безрассудное! … Нет… Едва оклемавшись, он приказал вытащить из дыры, где тот предпочитал пить до потери человеческого облика, знакомого взводного и принудил его, где угрозами, где лестью, а где монетами, прошерстить Тракт в поисках Анны. Впустую. Как в воду канула! … Да… А когда смог покидать замок без истерики Люцерис, приехал к постоялому двору. Не как проходяга Джон, портовый разнорабочий, сын шлюхи и моряка, а как тот, кто он есть - принц Таргариен в окружении отряда Золотых плащей, которые мигом выволокли к копытам вороного жеребца тупоголового Томми, испуганно вращавшего белесыми жабьими бельмами. Тот помнил только, что в названии деревушки, где обитает Анна, есть окончание - сайд. Что-то типа Хайсайд или Холлсайд, а может Хотсайд… На шум выбежала мамаша пацана и едва не лишилась чувств, узнав кто перед ней. Принц крови! Таргариен! Все это было бы смешно, если бы сердце не кровоточило от глупой потери. … Нет… На рассвете перед турниром Рейнор, не спавши, притащился под ее окно и бросал в мутное стекло мелкие камушки, в надежде хотя бы мельком увидеть милое личико. Но увидел только ишака, воззрившегося на него мудрым пристальным взором пророка или ясновидца, знающего все наперед. … Да… Идеальная. Восхитительная. Умная и глупая одновременно. Смешливая. Яркая. Вкусная. Желанная до дрожи в коленях. Единственная, вскрывшая броню его сердца… Исчезла. Будто и не было никогда. … Нет… А-Н-Н-А Дорогое имя пульсом билось под кожей, текло в венах, растворившись в багряных реках, став самой его сутью. … Да… «Пожалуйста… Ну, пожалуйста… Ты же можешь! Она говорила, ты все можешь…» … Нет… Да… Нет… Да……. Увижу ли я ее?