=
— Хё-е-ен! — протяжно стонет Чимин, сильнее прогибаясь в спине и выстанывая его имя куда-то между подушкой и острой щекой. — Я же просил, — рычит Хосок, усиливая хватку на тонких запястьях, — не называть меня так, если не хочешь, чтобы я кончил раньше времени. Чимин возбуждённо смеётся и сам придвигается бёдрами ближе к паху Хосока. — Или тебе мой член не нравится? Мечтаешь, чтобы побыстрее закончил? — Раз я так плохо вёл себя, накажи. Заворожённый шёпот Чимина срывает животный рык с губ старшего, и тот входит резко и глубоко, доводя блондина до исступления. Хосок шлёпает его по заднице, и Чимин оборачивается, чтобы тот видел, как он закусывает губу, блаженно прикрывая глаза. Чимину нравится это. Нравится, как плавно и нежно трахающий его Хосок в моменты становится зверем. Ему нравится пробуждать в нём животное. Чимин кайфует от этой смеси романтики и пошлости в их постели. Но большего всего — от того, что им командуют, используя его тело как мягкую, податливую глину. Сейчас он просто задница, готовая и растянутая для члена. Сейчас он просто тело, выгибающееся под действием ласк. В эти моменты не нужно никем командовать, думать, приказывать, не нужно ничего решать, и это его заводит. Хосок, склоняясь над Чимином, распаляет его своим гадким шёпотом на ухо про то, как ему нравится иметь его зад и про то, какой он грязный и непослушный, потому что знает, что вся эта грязь его возбуждает. Чимин выгибается в спине сильнее, двигая бёдрами навстречу члену так, чтобы было удобнее насаживаться, и низко стонет: — Хё-ё-ё-н! И смеётся, прекрасно понимая, к чему это приведёт. Гортанно рыча, Хосок толкается в него последний раз и выходит, успевая поразиться гибкости Чимина, который даже в таком состоянии находит силы перевернуться лицом к нему. Скользя пальцами по члену Хосока, Чимин обирает на них сперму и слизывает её языком, смотря тому прямо в глаза. — Ты... Блять. Его губы тут же обрушиваются на губы Чимина, чтобы разделить этот вкус, чтобы ощутить вкус Чимина вновь. Эти губы такие, по которым успеваешь соскучиться за пару минут. Он нужен ему весь, нужен всегда. — Такой непослушный... — Хосок улыбается между поцелуями. — Ты это любишь, — шепчет Чимин, растворяясь в чужом удовлетворении. Иллюзия отсутствия контроля более опьяняющая, чем половина бутылки виски, который они недавно пили. — Ты такой сладкий, — продолжает Чимин, ложась рядом с Хосоком и утыкаясь носом ему в шею. — Пахнешь, как все мои желания. Хосок улыбается и находит рукой бедро Чимина, начиная выписывать на нём узоры и срывая с пухлых губ стоны, когда пальцы касаются кожи возбуждённого члена. — Ты ещё не... Дай помогу. Хосок оказывается в ногах у Чимина быстрее, чем тот успевает опомниться, и берёт его член в рот, фиксируя свой взгляд на блондине. — Да боже... — Чимин впивается пальцами в ткань простыни, наслаждаясь зрелищем. Очертания его члена под впалыми щеками. Очень хочется сфотографировать, но в этом и прелесть момента — остаётся только помнить. Хосок двигается медленно и плавно, беря глубоко — так, как нравится Чимину больше всего. Он моргает редко, призывая Чимина смотреть на него, как истинный танцор, и Чимин это понимает. Ему нравится это шоу. Двигаясь изо рта Хосока на пределе, Чимин встречается с его недовольным взглядом и останавливается. — Дай слижу... — хрипло шепчет Хосок, и Чимин выгибает шею, кончая и позволяя ему собрать сперму в рот, и Хосок делает это так нежно, словно собирает росу. Дрожа всем телом, Чимин размякает в постели, притягивая Хосока к себе. Тот издаёт тихий, тёплый смешок, раскрашивающий комнату в яркие краски, и Чимин окончательно тает. — А последнему я чем обязан? — спрашивая, он зарывается рукой в рыжеватые пряди. — Имеешь в виду свой член у меня во рту? — стирая пот со лба, Хосок хитро улыбается. — Я всего лишь пытался быть вежливым. Это зарабатывает ему несколько влажных поцелуев в шею. Чимин уже практически забывает свой вопрос, когда Хосок, ненадолго отнимая губы от его шеи, говорит: — Есть один человек, которому нужна твоя помощь. Чимин улыбается уголком губы. — Очень нужна, судя по твоим стараниям. — Очень... — Хосок срывает стон с губ Чимина, прикусывая нежную кожу его шеи. — Но к нему это никак не относится. Я твой и стараюсь только для тебя. Упоённый сладкими словами, Чимин кивает, продолжая ощущать прикосновения губ на своей коже. — Кто он? Назови имя. Хосок довольно закрывает глаза. — Мин Юнги. Чимин кивает, запоминая, и вновь отдаётся сладости этой близости. — Что ж, теперь Мин Юнги — наш общий должник.=
Юнги сидит за рабочим столом, сложив руки в замок и наблюдая за видом просыпающегося Сеула. Это действует почти успокаивающе — осознание, что тебя нет среди общей суматохи. Но чего-то не хватает... — Ваш кофе и утренняя газета. А вот и он. Последний кусочек паззла каждого утра Мин Юнги. В кабинете появляется мужчина в чёрном костюме-тройке с кружкой американо в руке и вальяжной походкой двигается в сторону его стола. — Ваш Чон Чонгук. Склоняясь над Юнги, Чонгук целует того в щёку, разбивая всю серьёзность своего образа. Улыбаясь уголком губы, Юнги ловит Чонгука за запястье и притягивает к себе. Не целует, нет. Просто обнимает. Щёки Чонгука розовеют от вида этих рук с проступающими венами у себя на животе. Юнги прижимается носом к торсу Чонгука и медленно вдыхает его запах. — Не бойся, никто не зайдёт, — говорит Юнги, но Чонгук всё равно отстраняется и отходит. — Напомни мне, почему ты так помешан на газетах? — садясь на краешек столешницы, Чонгук любопытно склоняет голову вбок. — Потому что в наше время, если ты в газетах, значит, ты повсюду, — Юнги смотрит на разворот и улыбается. Их женская группа снова произвела фурор за рубежом. Формула успеха, которую Мин Юнги разрабатывал годами, наконец-то приносит плоды: у них есть популярная женская, мужская группы и солист. Последний сейчас смотрит на него тем самым взглядом влюблённого ребёнка, который не меняется уже десять лет. Юнги знает Чонгука с тех пор, как тому было восемнадцать, и моментами до сих пор чувствует себя неловко, сомневаясь в том, достаточно ли тот взрослый. Юнги никогда не забудет их первую встречу. Старый, провонявший потом тренировочный зал, и парнишка на беговой дорожке, который пытается петь и бежать одновременно. Позже Чонгук объяснил ему, что хотел так добиться стабильности голоса, но самый яркий момент того дня — эти большие, просящие приютить карие глаза. Юнги стоял посреди зала, пытаясь понять, чего задумал этот задыхающийся малец, и вовремя снял Чонгука с тренажёра, когда понял, что задыхался тот вовсе не из-за усталости. Парня хватила паническая атака — Юнги знал, что это такое, слишком хорошо. Он просидел тогда с ним минут пять, прижимая к груди незнакомого пацана в попытке успокоить. Даже дышать заставил в унисон, и именно тогда, Юнги уверен, сформировалось единство их душ. Он отдавал Чонгуку свою любовь, ещё не зная его, и именно это так привязало парня к нему. — Ты по своей воле этой хернёй тут страдаешь? Вспоминая их обоих из прошлого, Юнги улыбается: никаких тебе дорогих костюмов — рваные джинсы и какие-то кислотные кеды, Чонгук — в заношенной футболке и широких шортах. Оба маленькие, глупые, оба ещё не бросили мечтать. — Продюсер сказал, что это поможет… — Вот мудак. Теперь уже оба не понимают, какая тёмная сила заставила их подписать контракт с тем сомнительным агентством, но владелец в итоге проиграл его в казино всего лишь через полгода, освободив обоих от бремени обязательств. Юнги, планировавший побег ровно в тот день, когда их контракты истекут, твёрдо пообещал Чонгуку исполнить обещание, которое дал ещё тогда, в том зале. — Я могу сделать тебя звездой. Он вообще не из тех, кто привязывается к людям, да ещё и так быстро, но это детское рвение, эти совсем по-взрослому напряжённые скулы, эта решительность во взгляде — всё вкупе запустило в нём каскад реакций, который привёл Мин Юнги к выводу о том, что прямо в его руках — настоящее золото. И он должен оберегать его, помогать и всячески поддерживать, чтобы это золото начало сиять каждому. Это была любовь с первого взгляда, которая росла, менялась и в итоге совсем не скоро, но превратилась в чувство, которое Юнги не мог игнорировать. Чонгук же вообще этого скрывать не умел, да то и очевидно: Юнги — его первая подростковая любовь. Он бросил всё и пошёл следом за своим хёном, на двоих основав с ним эту компанию, которая теперь комфортно размещалась в одной из столичных высоток. Чонгук оставил всё и поверил ему, трудясь так усердно, как ни за что не смог бы в прежнем агентстве, а всё ради того, чтобы хён никогда не переставал улыбаться. Юнги же, в свою очередь, не спал ночами, искал связи, возможности, и всё это — ради глаз Чонгука. В этих глазах он нашёл что-то, что искал всю свою жизнь. Обещание любить. Самоотверженно, несмотря на разницу в возрасте, с готовностью ждать столько, сколько потребуется. В последнем Чонгук немного лукавил: за десять лет, что они друг друга знали, было несколько неловких попыток признаний, когда Чонгук, набравшись смелости, пытался пробить между ними эту стену, но Юнги делал шаг назад, напоминая о своём обещании. Чонгук не раз открыто говорил ему, что всё в порядке, что пять лет — не такая уж и большая разница в возрасте, что не позволил бы Юнги сделать с ним что-то, что ему бы не понравилось, но Юнги ждал, пока его слова станут реальностью. Когда Чонгуку было двадцать пять, он потряс не только страну, но и весь мир, своим неожиданно смелым и дерзким сольным альбомом, и чистым, как родниковая вода, голосом. Всю первую неделю после релиза Чонгук был как на иголках, ожидая позиций альбома в чартах, и устроил офисную вечеринку по случаю успеха. Нужно было как-то отвлечь сотрудников, чтобы Юнги в тот вечер принадлежал только ему. — Ты сдержал обещание, хён. Чонгук облокачивался на столешницу точно так же, как сейчас, смотря на Юнги почти так же, как сейчас. Разница лишь в том, что тогда он смотрел на него с предвкушением, с лёгкой боязнью собственного влечения в глазах, а теперь — с полным пониманием глубины собственного чувства. — Ты счастлив, Чонгук-а? Скажи мне, ты счастлив? — Никогда не думал, что вообще могу быть настолько счастливым. Неважно, сколько Чонгуку лет, его улыбка всегда остаётся мальчишечьей. — Ты дал мне всё, что я хотел. — Я дал тебе то, чего ты заслуживал. Взгляд Чонгука — влюблённый, просящий, умоляющий принять — навсегда врезался в память Юнги. Так сильно он его любил. — Скажи мне, Чонгук-а, чего ты хочешь? И он впервые трогал эти руки не с целью успокоить, расслабить, приласкать. Аккуратно касался его лица, проверяя на прочность искренность чонгуковых желаний. — Тебя. В тот момент всё изменилось навсегда. Чонгук оставил короткий поцелуй на щеке Юнги — ещё одно обещание любить. Теперь уже младший брал его дрожащие руки в свои, младший клал ему ладонь на свою грудь, чтобы дышать в унисон. — Посмотри на меня, Юнги. Всё хорошо, уже можно. — Что, если я тебя сломаю? — Если мне суждено быть сломанным, я в любую секунду выбрал бы быть сломанным тобой. Три года спустя Чонгук продолжает носить ему в кабинет кофе и проводить вечера в офисе, каждую поверхность которого его тело знает наизусть. С тех пор, как рухнули последние крупицы терпения, Юнги с трудом удаётся сдерживать себя, когда он находится рядом с Чонгуком. Он как личный маленький демон захватил его душу, разум и тело. Сейчас этот личный маленький демон смотрит на кофе, к которому Юнги так и не притронулся. — Остынет и будет невкусным, — он кивает в сторону маленькой кружки, и Юнги выходит из транса. — Ах, да. — Опять морализаторством занимался? — Чонгук сдавленно смеётся и протягивает руку к шее Юнги, гладя короткие волосы у него на затылке. — Как узнал? — Эта ямочка на лбу, — Чонгук дует губы и подушечкой пальцев касается его лба. — Хэй, у нас всё в порядке. Всё так, как и должно быть. Чонгук жмётся щекой к его лицу совсем как десять лет назад, и у Юнги сводит челюсть от этого ностальгического ощущения. — Мне двадцать восемь лет. Тебе пора перестать винить себя в грехах, которые ты никогда не совершал. — Ты гораздо добрее моего внутреннего голоса. Собираюсь оставить тебя себе, ты в курсе? — Юнги улыбается и целует нижнюю губу Чонгука. — Пожалуйста. Он просит, умоляет, предлагает — всё разом. Чонгук настолько талантлив, что способен вложить в одно слово тысячу эмоций, но так, что свой оттенок будет у каждой. Он не запутывает — вносит ясность. Не подталкивает — утягивает за собой. Чонгук ловит губы Юнги, не успевшего отодвинуться, и целует его плавно, горячо и тягуче, водя языком по его губам и дёснам, вызывая головокружение и жар в груди. Никто никогда не целовал его, как это делает Чонгук. Никто и никогда не целовал Юнги так, будто принадлежит ему. — Остановись, или над столом нагну… — шепчет Юнги, притягивая Чонгука к себе за шею. — Разве я против? — улыбается в поцелуй Чонгук и продолжает пить его, как изголодавшийся скиталец. Что-то кликает в голове у Чонгука через минуту, и тот останавливается, вздыхая. Юнги открывает глаза и смотрит на младшего с опасением, не сделал ли что-то не так, но Чонгук ласково гладит его по щеке и улыбается. — Проверь свою почту. Там что-то, что покажется тебе интересным. — Клянусь, если это не стоит прерванного поцелуя, я тебя… Юнги открывает экран ноутбука и видит письмо, отправителем которого является некто иной как Чон Хосок. Хмурясь, Мин кликает на письмо и шёпотом читает его текст. Хосок приглашает Юнги на презентацию своего нового альбома, и всё это очень мило, но Юнги не понимает, почему это стоило ему прерванного поцелуя… Пока не видит фотографию со схемой стола, за которым он будет сидеть и аккуратно написанное «Пак Чимин» рядом с ним. — Говорил же, — Чонгук смеётся и гладит Юнги по голове. — А меня тоже пригласили, кстати. Ещё бы он его не позвал... — Ну, ты гораздо большая звезда, чем я, — улыбается Мин и садит Чонгука себе на колени, наплевав на то, что он весит больше него самого. — Ты моя звезда, Чон Чонгук. — Хорошее настроение, я смотрю? — Чонгук кончиком носа проводит по носу Юнги и смеётся. — Чон Хосок и правда синоним слова надежда. Мне катастрофически необходимо встретиться с этим человеком. Чонгук массирует затёкшие плечи Юнги и выдыхает ему в рот своё спокойствие. — Эй, Юнги-я. Всё будет хорошо. И Юнги верит, потому что причин не верить у него попросту нет.=
Сокджин носится туда-сюда, забрав добрую половину волнений Хосока на себя, как его менеджер, но Чимин прекрасно видит, что тот суетится и то и дело поглядывает в сторону зала, где уже начали собираться гости. — Да здесь твой Мин Юнги, приехал уже. Сокджин останавливается и хмурит брови. Он озадаченно смотрит сначала на Чимина, а потом — на Хосока. Слово «твой» — наверное, именно это его смутило. Перед Сокджином Чимин и Хосок не притворяются, да и зачем, если Ким ошивается рядом двадцать четыре на семь. Они, в свою очередь, однажды пришли ему на помощь и теперь хранят маленькие секреты друга. — Никакой он не мой, никогда не был и не будет, — твёрдо говорит Хосок. — Уж не знаю, зачем ему там моя помощь понадобилась, но он совершенно точно отчаялся. Иначе ко мне не пришёл бы. — Что доказывает, что у него есть совесть? — Чимин выгибает бровь. — По крайней мере, не очередной кретин... — он хмыкает и подходит к зеркалу, добавляя на губы слой блеска. — Ты действительно им займёшься? — Хосок удивлённо вскидывает брови. — Ты же так старательно... — переводит взгляд на Сокджина, расплываясь в двусмысленной улыбке. —... просил. Не могу тебе отказать. — Шел бы ты уже отсюда, Чимин-а. Тебе еще эффектное появление репетировать, — встревает старший, указывая тому на дверь. Только одному человеку Чимин позволяет так с собой обращаться, хотя и тот не до конца ещё осмелел и время от времени Пака побаивается. Джину немного не по себе, как легко Чимин умеет читать людей, а Чимин же, в свою очередь, дорожит хёном, который выручал и прикрывал их с Хосоком не раз, оказывался в нужное время в нужном Чимину месте, стал главным «жучком», которые Пак расставлял повсюду. Он прожёвывает не такой уж и злобный комментарий и направляется к выходу, где сталкивается с ещё одним дорогим гостем, вежливо ему кивает и удаляется. — Тэхён-а! — визжит Хосок и сгребает друга в охапку под его низкий, мягкий смех. От зоркого глаза Сокджина не укрывается, что Хосок успевает сунуть что-то маленькое и блестящее Тэхёну в задний карман брюк, делая при этом вид, что ничего не произошло. Тэхён даже, кажется, не замечает, что его немного облапали, искренне радуясь встрече с любимым хёном. — Надеюсь, я не сильно опоздал, и не отвлекаю вас... Хотелось хоть секундочку твоего внимания поймать, такой вечер впереди! — Вообще-то, — Хосок убеждается в идеальности укладки и подходит к двери, — ты даже немного рано. Мы начинаем через пятнадцать минут. Ты, — он оборачивается к Джину и улыбается уголком губы, — далеко не уходи. Присвистывая, Хосок покидает собственную гримёрку, оставляя Тэхёна в полнейшем замешательстве, и тот смотрит на Сокджина в надежде, что он ему всё объяснит. Он же, вместо того, чтобы дать комментарий, надевает кожанку и собирается на выход, но Тэхён, набравшись смелости, говорит: — Стой! Джин оборачивается и вскидывает бровь. — Ты куда? Джин усмехается и прислоняется лопатками к двери. — В то место, от которого у тебя в заднем кармане лежат ключи. Тэхён морщит лоб и касается рукой заднего кармана брюк. Достав оттуда ключ-карту, он смотрит на Сокджина и облизывает губы. — Тогда веди.=
Чимин незаметно проскальзывает в зал и ловит на себе удивлённый взгляд Юнги, который чуть ли не промахивается рукой мимо бокала, когда стул рядом с ним неожиданно оказывается занят. Чимин скользит взглядом сначала по Юнги, а затем по Чонгуку, сидящему напротив них, и чуть вскидывает брови. Хотя ему, наверное, не стоит удивляться такой близкой посадке людей, которые вдвоём своими руками создали настоящий бренд, но Чон Чонгук одаривает его каким-то слишком свирепым взглядом, и Чимин даже начинает размышлять, чем он мог так насолить ему? Он останавливает себя, когда вспоминает единственную жизненную мудрость, которая ему действительно помогает двигаться дальше, не утопая в чаще известных ему тайн: чужая душа — потёмки. Но это, определённо, заинтересовывает Чимина. — Чимин-щи, — слышится тихое приветствие слева от него. — Ах, Мин Юнги, верно? — он возвращается к своим заводским настройкам и вежливо кивает головой. — Кажется, мы так и не были друг другу представлены. Он расплывается в дежурной улыбке, и только теперь Юнги понимает, что впервые находится так близко к Чимину. Он бы потерял самообладание, не чувствуя на себе тяжёлого взгляда Чонгука. У этого мужчины сшибающая с ног аура, и его улыбке хочется верить. Чимин, как магнит, притягивает к себе взгляд. Юнги дёргает шеей, пытаясь сконцентрироваться. — Что немного забавно, учитывая, что мы оба не последние люди в жизни Хосока. Тут без шансов. Юнги усмехается: Чимин точно всё знает. Это его работа — всё знать. — И всё же я думаю, мы оба понимаем, что оказались сегодня тут не случайно. Я бы хотел... И на этом месте Чимин резко выставляет руку перед собой. Лицо же его, в противовес, смягчается ещё сильнее. Пак Чимин тащит тебя за собой на эмоциональные американские горки без права отказаться. Вонзается зубами в шею и пьёт эмоции. — Я сегодня здесь только ради того, чтобы послушать альбом своего хорошего друга, — он кладёт руку себе на грудь и кивает взглядом на сцену. Там уже настраивает микрофон Хосок, но он почему-то один, без вышибалы в лице Ким Сокджина. Странно, Хосок же всегда таскает его на мероприятия по типу этих, а тут — целая презентация альбома. — Прошу прощения, — Юнги виновато кашляет. — Конечно. Размечтался. Так и упал Пак Чимин в его объятия с первого раза. В жизни редко всё случается так, как ты хочешь, а, помня о близости Хосока с Чимином, Юнги понимает, что, скорее, действительно перегнул палку. Бесит, что он всё ещё второй по влиятельности человек в этом помещении, но Пак Чимин всё равно пришёл сюда не по его душу, а только ради Хосока. Невероятно бесит. — Кажется, кого-то не хватает, — Чонгук внезапно подаёт голос, смотря на пустое место рядом с собой. — Ким Тэхён, — спокойно поясняет Чимин, будто это очевидная информация. — Вот, кстати, и он... Чимин расправляет плечи и приветствует кивком головы Тэхёна, который вальяжно плюхается на стул рядом с Чонгуком и тут же тянется за бутылкой воды. — Боже, да он и впрямь всех решил здесь собрать... — Юнги впечатлён, мягко говоря. Он наблюдает за тем, как мгновенно напрягается Чонгук при виде Тэхёна, и удивляется, как он мог упустить из вида деталь о том, с кем сегодня сидит за одним столом. У Хосока ахуенное чувство юмора. Их стол собирает больше всего внимания, и Юнги чувствует, как количество взглядов в его сторону растёт, будто бы люди пришли сюда исключительно на них поглазеть. Чимин же, как самый настоящий принц, совершенно не тушуется, умудряясь выглядеть расслабленно и гордо одновременно. Юнги искренне не понимает, как у него это выходит, хотя сам он из тех, кто, не определившись с эмоцией, предпочитает не показывать вообще ничего. Юнги переводит взгляд на Тэхёна — главного соперника Чонгука на поп-сцене. Кажется, он даже не пытается скрывать своё состояние: от мужчины разит сексом, и то ли это его природные феромоны, то ли Ким Тэхён буквально только что кого-то хорошенько отодрал. Второе кажется более реальным, учитывая бесстыдство в глазах певца. Интересно. Юнги замечает и то, насколько Чонгуку рядом с ним некомфортно. Это видно по его надутым губам вперемешку с серьёзным выражением лица, и он бы умилился, но они «почти» на работе, и сейчас выходить за рамки дружеского отношения неуместно. Чонгук изо всех сил делает вид, что ему наплевать на Тэхёна, но вскоре растворяется в музыке Хосока, забывая, где вообще тот находится. Юнги чувствует, что вот-вот заплачет на equal sign. Он шокировано мотает головой на what if. Гул аплодисментов разносится по залу: Чон Хосок вновь создал грёбаное совершенство, и, кажется, с этим согласны все собравшиеся. Даже заклятые враги поднялись с мест и двигаются в такт музыке так синхронно, будто всё это время танцевали в одной группе. Музыка сближает — им ли не знать. Хосок, улыбаясь, кланяется, крайне довольный произведённым эффектом, и гости расходятся по залу: кто-то примыкает к бару, кто-то оккупирует танцпол. Юнги ищет взглядом Чимина и находит его, прильнувшим к уху Хосока, и это выглядело бы довольно интимно, если бы не здешний шум. Юнги переводит взгляд на зал, и, будь он чуть внимательней, увидел бы Чонгука у барной стойки, но в зале темно, и повсюду люди, так что внезапная попойка Чонгука остаётся незамеченной. — Тяжёлый день? — Тэхён опускается на соседний стул и крадёт шот у него с подноса. — Лёгких дней не бывает, — Чонгук пожимает плечами, мысленно радуясь тому, что алкоголь уже начал действовать, и он больше не шарахается от Тэхёна. Никто не должен знать, почему он напивается. Таков план. — Могу помочь расслабиться, — Тэхён резко оказывается в районе его шеи, шепча прямо в ухо, и Чонгук краснеет. — Ну, ты понимаешь... — Что-то мне подсказывает, что ты уже расслабился так, что сил на большее не хватит. Его голос не должен звучать так ревностно, но всё равно звучит, и Чонгук закрывает глаза, ощущая каждое своё слово как новое предательство. Говоря с Тэхёном, он предаёт Юнги. Смотря на Тэхёна, он предаёт Юнги. Думая о Тэхёне, он предаёт Юнги. Чонгук любит Юнги. Точка. Он не должен испытывать этого глупого волнения, смотря на своего визави. На самом деле, он и сам с трудом понимает, что именно это за чувство. Ким Тэхён — олицетворение всего того, чем Чонгук не является. Раскованный и страстный на сцене, такой же — в жизни, чего нельзя сказать о Чонгуке, который за камерами тихий, вежливый и немного робкий. Неуклюжий, но это лишь добавляет ему очарования. Яростный собственник, но это всплывает лишь тогда, когда покушаются на что-то, что принадлежит ему. Он не маленький мальчик, но совершенно не тот мужчина, что сидит сейчас рядом с ним и совершенно не боится собственных желаний. — А ты ревнуешь? — Плевать я на тебя хотел, Ким Тэхён, — Чонгук передёргивает плечами и опустошает очередную стопку. — Ложь. Чонгук слышит это слово и недовольно поворачивается к Тэхёну, чьи глаза блестят похотью и чем-то похожим на ощущение превосходства. — Прошу прощения? Он любит Юнги, и у них всё хорошо. Чонгук повторяет это про себя трижды, пока не успокоится. Этот день выбивает его из колеи по всем фронтам. — Тогда, если это ложь, что ты скажешь, если я открою тебе секрет о том, где пропадал в начале презентации? — Не по адресу ты со своими секретами, Тэхён сонбэним, — отвечает Чонгук, откровенно издеваясь. — Тогда что ты скажешь на то, что я, — Тэхён придвигается к Чонгуку и прикладывает руку ко рту, будто собирается поведать страшную тайну, — трахал в рот Сокджина в гостиничном номере Хосока? Чонгук нервно сглатывает. Ему просто жизненно необходимо найти Юнги и сбежать с ним отсюда, убраться от этого разврата. Как же хуёво, что никто о них не знает... Чонгук впервые жалеет о том, что стал его тайной. — Что ты сделаешь, Чонгук-а? — обжигающее дыхание Тэхёна выбивает почву у него из-под ног. Мысль об этих губах на чужом члене почему-то приносит ему физический дискомфорт, и так тоже не должно быть. Юнги. Он обязан найти Юнги, уехать с ним и стонать под ним до рассвета, принимая своей готовой специально для него задницей каждый порыв его возбуждения. Чонгук хочет этого всего с Юнги и совершенно не хочет с Тэхёном. Человек одним своим присутствием нарушает его гормональный фон. А ещё есть кое-что, о чём никто не должен узнать. Так много поводов напиться у него не было давно. Сегодня Чонгук винит во всём Хосока и его грёбаный экзистенциальный альбом, вызывающий в нём слишком много чувств. — Я уже сказал, что мне на тебя плевать, как ты понять не можешь? — раздражается Чонгук. — Знаешь высотку с аркой на въезде в квартале отсюда? — неожиданно спрашивает его Тэхён, и Чонгук даже кивает. — Приходи, как только разберёшься со своими желаниями. — В отличие от тебя, Ким Тэхён, я чётко знаю, чего хочу. Ты лишь пудришь мозги двум людям, но не получишь в итоге ни одного, — то ли это алкоголь, то ли Чонгука действительно заебала эта ситуация. — Хорошего вечера. Чонгук поправляет пиджак и уходит с единственной целью — найти Юнги и больше от себя не отпускать. Музыка продолжает играть у него в голове, напоминая о том, в каком хрупком мире они все живут. Юнги же, пристально следивший до этого за Чимином, ненадолго отвлекается на переговаривающихся Хосока и Сокджина, который не выпускает из рук бутылку воды. Он знает еще одного человека, которого совсем недавно так же сильно мучила жажда. Вряд ли это совпадение. Опомнившись, Юнги озирается по сторонам и понимает, что Чимин опять разыграл свой коронный ход. И как только этому человеку удаётся исчезать так незаметно? Недовольный очередной неудачей, Юнги вздыхает и собирается встать, но его останавливает подошедший к столику официант. — Ваш напиток. Официант ставит на стол небольшой поднос и удаляется так быстро, что Юнги даже не успевает крикнуть ему вслед, что вообще-то ничего не заказывал. Юнги озадаченно смотрит на напиток и замечает небольшую визитку рядом со стопкой. Адрес. Какой-то жилой комплекс в районе Каннам. И витиеватое Пак Чимин справа. Подождите-ка... Не может быть! У него получилось! Внешне спокойный, Юнги медленно убирает визитку в карман пиджака и именно в этот момент чувствует на себе взгляд родных карих глаз. — Гук-а? — зовёт он, подходя к младшему. — Что случилось? Чего ты хочешь? Чонгук наклоняется к его уху и шепчет: — Хочу поехать к тебе домой, и чтобы ты трахал меня, пока не выбьешься из сил. Хочу заснуть в твоей постели, а не по-блядски смываться в три часа ночи на такси. Хочу проснуться рядом с тобой. — Похоже, сегодня мой день, — даже в темноте видно, как горят глаза Юнги, когда он подхватывает свой чёрный тренч, не заботясь о том, чтобы его надеть. — Мы уходим, Гук-и.=
— Лучше? Юнги гладит оголённую кожу бедра Чонгука и наблюдает за тем, как тот тает от знакомых прикосновений. — Не сильно я перегнул? С этими словами старший нависает над младшим с одной лишь целью — заглянуть ему в глаза. Чонгук и сам попросил не нежничать с ним, а Юнги едва ли контролировал себя, находясь на кураже после успешного дня. — Очень болит, Гук-а? Он целует его шею, растворяясь в остатках терпкого запаха одеколона, которые ещё не успел слизать. — Это не грубый секс, если ты после него извиняешься. Я не хрустальный же, Юнги... Сам попросил. Чонгук едва ли может пошевелиться от того, насколько болит его зад, но он доволен. Юнги трахал его грубо и долго, и уже почти рассвело — всё как Чонгук и хотел. Он доволен, потому что эта боль, этот член и эти губы почти стёрли из памяти похотливые глаза Ким Тэхёна. У Юнги почти получилось. Жаль только извиняться начал. Чонгуку кажется, что у Мина комплекс нежности. Ни с кем он не бывает так чуток, так осторожен и обходителен, и вся нежность достаётся ему. Когда-то Чонгук жадно этим упивался, но подростковый максимализм исчез, и на его место пришло раздражение. Чонгук терпеть не может навязывать свои идеи в постели, потому что уверен, что настоящая близость порождает чтение мыслей. С Юнги же часто приходится просить, и, конечно, он даёт всё и даже больше, но это не значит, что он меняется. Чонгуку нравится его трахать, и он хочет, чтобы Юнги просил об этом чаще, чем пару раз в год. Чонгуку нравится грубый секс больше, чем он может себе в этом признаться, и его бесит, что, разгорячившись однажды, Юнги всегда откатывается назад к прежней нежности и часовым прелюдиям. Он чувствует себя зажравшимся скотом, потому что никто в этой жизни не любил его так, как любит Мин Юнги. Никто не дал ему больше, не стремился дать ему больше, чем этот человек. И уж, совершенно точно, никто не дорожит им больше, чем он. Нужно это признать. Нужно с этим смириться. Его любит самый замечательный человек на планете, и Чонгук ненавидит себя за то, что ему постоянно чего-то недостаточно. — Что не так? Этот голос вечно заботливый — только с ним. Эти глаза, вечно ищущие источник проблемы — только с ним. Эти руки, тянущиеся дать тепло без предостережения — только с ним. Юнги его холит и лелеет. Юнги заставляет Чонгука чувствовать себя окружённым заботой, которой у него в жизни никогда не было. Юнги держит его как птицу в клетке. Чонгук не имеет права жаловаться, потому что клетка его — из золота. — Просто поцелуй меня. Поцелуй — и всё пройдёт. Чонгук откидывается поудобней на подушке, наслаждаясь тем, как касания губ Юнги пьют его мысли. Всё хорошо. Лучше и быть не может.=
Хосок разливает кофе по кружкам и протягивает одну из них Сокджину. Если он полночи кутил, его менеджер помогал в уборке и бегал туда-сюда. Из них двоих кофе нужнее старшему. — Не смотри на меня так, Джинни, — улыбается Хосок. — По крайней мере, тебе вчера хотя бы отсосали, чего не могу сказать о себе. Джин смеётся в кружку и передёргивает плечами. Пак Чимин, как обычно, ушёл сразу после окончания основной части мероприятия, ведь если есть кто-то более занятой, чем айдолы, это он. — Спасибо за это, кстати. Хосок снимает кепку и шутливо кланяется. С тех пор, как Джин однажды по пьяни проговорился о том, как сильно хотел увидеть губы Тэхёна на своём члене, Хосок сделал своей миссией свести этих двоих. — Как давно вы... Ну? — Только три раза, — уверенно отвечает Сокджин, — и я не припомню, чтобы ты хоть когда-то избегал слова «трахаться» в речи. Чимин сделал тебя нежным цветочком? — Ты просто завидуешь, — Хосок закатывает глаза. — Да вы даже не встречаетесь… — А вы? Что между вами двумя происходит? Сокджин переводит взгляд к окну и расправляет вещи. — Сам бы хотел знать. Для меня это только секс, не больше. Думаю, для него — тоже. Тэхён будто на сто процентов состоит из похоти, не уверен, способен ли он на большее. — Не думаешь ли ты, что вам стоит поговорить? — Хосок подходит к зеркалу и педантично оценивает свой внешний вид. — Чтобы не превратиться в вас? — Да какого чёрта ты меряешь всё мной и Чимином! — Потому что вы оба — прекрасный пример идиотских отношений. Вы знаете друг друга сто лет, но вам не хватает искренности. Любите друг друга, но вам не хватает смелости, поэтому вы просто трахаетесь, перенося всю любовь в горизонтальную плоскость... — Джин. Хосок моментально твердеет во взгляде и сжимает руки в кулаки. Любой выпад в сторону Чимина рикошетит в его броню, оставляя в ней бреши. Он хочет защитить, потому что любит. — Нет, ты дослушай! Потому что, блять, ваши эти отношения — такая огромная тайна, что ты при желании ни с кем их обсудить не сможешь, и я устал от вас обоих. Это такая тайна, что вы даже друг от друга их скрывать умудряетесь, будто, назвав это отношениями, вы всё испортите! — Чимин и я... — Как давно, Хосок-а? Пять лет, шесть? Я знаю, что вы вместе начинали и приглядывали друг за другом, но это же не может длиться вечно. Вам обоим пора определиться, чего вы хотите, потому что за твою репутацию отвечаю я. Своей головой. — Так ты боишься, что тебе отрубят твою красивую головку? — прыскает Хосок. — Нет. Я всего лишь хочу, чтобы мой лучший друг был счастлив, и решиться на то, чтобы иметь отношения, которые и так у тебя уже есть, не так-то сложно. Попробуйте хоть раз поговорить, а не лезть друг другу в ширинку. — Ты только делаешь вид, что знаешь, что происходит между нами. Отчасти это правда. Чимин возил его в путешествия на частном самолёте. Чимин делает ему неожиданные приятные подарки. Чимин слушает, когда он говорит. Чимин идеально знает его тело, и он не спит ни с кем, кроме Хосока, уже целых шесть лет. Они больше не измождённые парни в студии звукозаписи, привыкшие держаться друг друга среди волков. Чимин и Хосок — главная привычка друг друга. В них столько любви, что хватило бы на целую планету, просто перемена — это очень страшно. Хосок видит страх этой перемены в глазах Чимина. — Я боюсь потерять его, Джинни. — Сок-а, это же Чимин. Ты никогда его не потеряешь. Хосок улыбается, потому что, наверное, это правда.