***
Пальцы совершали неспешные движения, застёгивая пуговицы на дорогом кафтане, а неприязненный взгляд был устремлён в отражение. Каждый раз это ощущалось пыткой, но он специально заставлял себя, чтобы остро помнить истину. Его лицо украшала непрошеная история, рассказывающая о прошлом, но не предсказывающая будущего. Шрамы, словно невидимые стражи, постоянно напоминали Ибрагиму о боли, о том, что он никогда не сможет насладиться полноценной любовью к себе. Они стали отчетными точками катаклизмов, которые навсегда врезались в память и оставили глубокий след в душе. Уверенность и любовь к себе – это то, чего грек никогда не имел. Визирь боролся с этой неудовлетворенностью, притворяясь, что все равно, играя роль в социуме, где все представляют свою наилучшую версию. Но глубоко внутри него бушевала буря ненависти, не только к самому себе, но и ко всему миру вокруг. Ему случалось задаваться вопросом: как люди видят меня? Ведь Паргалы видел только отражение в зеркале, которое постоянно навязывало идею о том, что он никогда не сможет быть принят таким, какой есть. Ибрагим видел разрушение, горечь и несправедливость повсюду. Отношения, которые казались на первый взгляд совершенными, распадались под воздействием тихих трещин. Слова, которые утверждали, что все хорошо, звучали ложно и пусто. А его внутренний мир отражал этот хаос и разочарование. Он ненавидел мир, потому что тот лишал веры в себя. Ненавидел людей, потому что они видят только оболочку его несовершенной физической формы, бездушно судят и осуждают. Ненавидел себя. Ибрагим тяжело вздохнул и, мазнув напоследок по отражению взглядом, скривился, после чего вышел из покоев, оказавшись вдруг в суматохе. Хатидже гоняла слуг туда-сюда, то и дело отдавая приказы. — Как это закончились овощи?! А голова тебе на что? Давно бы на базар сходил, тупица! Отправляйся живо! Поварам готовить ещё! О, Аллах, хоть бы успели... — Госпожа, что происходит? — Паргалы искренне недоумевал, ведь супруга никогда не была такой встревоженной и активной с утра пораньше. — А непонятно разве? Если не забыл, сегодня у нас званый ужин! За этими глаз да глаз нужен, чтобы всё было идеально и не опозориться! — скрестив руки на груди, госпожа злобно зыркнула в сторону служанки, что несла бельё на стирку, но замешкалась на несколько секунд. Паргалы ухмыльнулся, поняв, что Хатидже просто хотела выделиться перед сестрой... Раньше ведь, когда проходили подобные встречи, она не была так озабочена, потому что не было Хюррем Султан. Рыжеволосая встряхнула своим приездом их относительно спокойную жизнь, и визирь ощущал смешанные чувства по этому поводу. — Ладно, Ибрагим, иди, не мешайся, — Хатидже даже не взглянула на него, махнула рукой, как надоедливой мухе и отвернулась, обратив всё свое внимание на джарийе и не подозревала, что муж за спиной сжал кулаки от горечи разлившейся по сердцу. Когда-то он был центром её Вселенной, только до тех пор, пока не испортили красивую оболочку... И то было ещё одним пунктом в списке того, что грек ненавидел.***
Огромные зеленые деревья, раскинувшись тенью над цветущими клумбами, создавали уютное и прохладное пространство в саду, скрывая от солнца, что лучами омывало пейзаж вокруг. Цветочные клумбы – настоящее поле битвы за внимание. Розы с их благоухающими бутонами, астильбы со своими округлыми соцветиями, ирисы с лепестками, словно окрашенными кистью художника. Все эти цветы невероятное зрелище, словно ожившие картины из самых ярких красок. Прохладный фонтан, расположенный посреди сада, словно оазис среди экзотических растений. Здесь звенела мелодия струй, создавая атмосферу спокойствия и релаксации. Сад должен был стать убежищем для души, местом, где время останавливается и можно наслаждаться сладостью жизни, но не в этот час, когда на Хюррем вдруг нахлынули всевозможные мысли. Госпожи остановились и взглянули на блестящую воду, будто хрустальное зеркало. Отражение покрывалось рябью, только не могло скрыть потухшего взгляда. От Махидевран, конечно, не укрылась внезапная перемена в настроении сестры Султана. — Хюррем, всё хорошо? — черкешенка мягко коснулась плеча девушки, всякий раз забывая про формальности. Они были так близки и столько хранили, что это было вовсе не нужно. А рыжеволосая и не поняла, как внезапно стёрлась былая безмятежность. Смотря на дворец, шагая по тропам, девушка думала об отце. Она знала, что многие находят свою опору в семье, в заботе и любви родителей. Но она не имела такой возможности, что ранило сердце. Ее душа голодала от любви, которую не могла получить от родных. Девушка была лишена ощущения безопасности и принадлежности, что приводило к постоянному чувству одиночества и оставляло ее в бесконечном поиске тепла и принятия. Рыжеволосая пыталась насытить этот голод через отношения с Рустемом и вроде бы поначалу они шли навстречу друг другу, только мост вскоре рухнул под их шагами... — Д-да... — уклончиво соврала Хюррем, в этот раз не желая изливать душу и Махидевран её прекрасно поняла, не требуя ответа. Не говоря больше ни слова, госпожи побрели дальше, снова каждая в своём внутреннем мире, однако вскоре вышли на небольшое поле, где мечами орудовали наследники под присмотром старшего брата. Завидев мать и тётю, Мустафа тепло улыбнулся и мотнул в их сторону головой, чтобы близнецы обернулись. — Кажется, время познакомиться с племянниками, — не особо охотно прокомментировала ситуацию Махидевран. На самом деле и Хюррем не очень то хотела знакомиться именно сейчас, но её уже заметили и направлялись, поэтому деваться было некуда. Рыжеволосая натянула приветливую улыбку. — Ну здравствуйте, мои дорогие, — девушка неловко протянула руки для объятий, слегка ужаснувшись, как станет отличать мальчиков. Похожи как две капли воды! Златовласые с голубыми глазами, как у отца. Шехзаде смущённо переглянулись, но всё-таки обняли тётю. — Это честь для нас, познакомиться с вами, госпожа, — звенящим голосом сказал один из мальчиков, чуть нахмурившись, выражая серьёзность своих слов. — Вы такая... красивая! — томно проговорил второй, смотря с неким обожанием и восхищением, в частности, на волосы госпожи. Для Хюррем комплимент стал неожиданным и вогнал в краску, что смущённый взгляд заскользил туда-сюда в поисках поддержки, как реагировать, а Махидевран и Мустафа, видя её реакцию, тихо посмеялись. — Эм... спасибо... Вы тоже... прекрасны. Наверно, уже девушки в гареме засматриваются? — ответила сестра Султана быстрее, чем успела подумать, из-за чего почувствовала укол стыда, но мимолётно порадовалась, что тоже заставила племянников покраснеть. — Может продемонстрируете тётушке свои навыки? — наконец-то вмешался Мустафа, видя, что обстановка становится более неловкой и следует разрядить. — Конечно! — в два голоса согласились Махмуд и Мурад. А тем временем за этой «прекрасной» картиной с балкона наблюдала Валиде Султан с не слишком довольным видом. Она упирала на Хюррем взгляд сквозь расстояние, сквозь толстый слой недоверия и презрения. Каждый день она испытывала мучительные эмоции, которые причиняла себе сама без сил сказать всему этому «стоп». Хафса делала всё возможное, чтобы навсегда лишить девушку возможности вторгнуться в их размеренную жизнь, только усилия не окупились. Рыжеволосая здесь. Под одними сводами дворца. Отравляет своим присутствием, напоминает о прошлом и заставляет побаиваться... Если начнёт совать нос куда не следовало?... Ох, как же женщина теперь жалела, что однажды не отдала второй приказ... — Дайе, приставь к ней кого-нибудь. Я хочу знать о каждом шаге девчонки, — приказала Валиде стоящей рядом хазнедар. — Будет исполнено.***
Солнце медленно садилось за горизонт, а на улице затихали шум и суета. Из Топкапы выдвинулась процессия, держа путь во дворец на Ипподроме. Хюррем ехала в одной карете с Махидевран и Мустафой, а Рустем верхом, что немного обеспокоило госпожу. Отчего-то ей казалось, что мужчина специально не хотел находиться в одном с ней пространстве, хотя казалось бы, если оглядываться на последние года их совместной жизни, то ничего удивительного. Холод стал родным... Весь оставшийся путь Хюррем терзалась мыслями в этом направлении и более-менее успокоилась, когда экипаж остановился. Дворец визиря и сестры, конечно, впечатлил не так сильно как Топкапы, больше удивили сад, где стояли мраморные статуи и внутренний вид в европейском стиле. Не составило труда понять под чей вкус всё было обустроено. Хатидже весь день пребывала в томительном ожидании и сейчас заметно нервничала, покусывая губы, а Ибрагим рядом оставался совершенно спокоен и непоколебим. Когда в зал прошёл Сулейман, а за ним остальная вереница, то визирь сам по себе нашёл взглядом Хюррем Султан. Гордо приподняв подбородок, госпожа взирала на окружающую обстановку, тая в лазурных глазах загадочность и никому не виданное волнение. Платье, облегающее ее изящные формы, раскрывало их прелести, но при этом не переступало грань элегантности и деликатности, а изумрудный оттенок вызывал иллюзию сверкающего морского прилива. Волосы были собраны в низкий пучок, лишь две прядки спадали по бокам, пленительно обрамляя лицо и идеально сочетались с образом, создавая гармонию. На шее сверкало колье, а ладони спрятаны в перчатках под цвет наряда, что добавляло шарма и таинственности. Покончив с приветливыми формальностями, все уселись за стол. Хюррем старалась оставаться бесстрастной, будто всё в порядке вещей, однако внутри ощущала себя катастрофически некомфортно, да ещё каждый норовил вцепиться в неё взглядом. Сначала Султан завёл непринуждённо беседу, явно не спеша переходить к главной причине, почему все здесь собрались. Это нервировало лишь больше и заставляло Хюррем чувствовать себя отчуждённой. В большей степени её окружали родственники, люди, которые по идее должны быть близкими, но их общим было только генетическая черта и кровная связь, на этом всё. Разговор насыщен иронией и непониманием. Рыжеволосая слушала, только её участие ограничивалось лишь улыбкой и вежливостью. Она чужая, казалось бы, среди своих... Вдруг госпожа уловила на себе проницательный, тёмный взгляд. Ибрагим даже не понял, в какой момент перестал существовать в реальности, погрузившись в себя, а потом, словно чем-то ведомый, заострил внимание на рыжеволосой. Наверно, пытался понять, что скрыто за этой толщей тайн и предугадать дальнейшие шаги. Их тандем с Рустемом напрягал и визирь был вполне себе уверен, что Хюррем знала о каждом грязном деле муженька, а может даже сама принимала участие... Эта мысль вызывала в нём волну гнева, из-за чего Паргалы сжал ложку сильнее, а её ответный взгляд с тенью испуга только подпитал его. Она боялась уродства... Но не отводила глаз... Почему продолжает смотреть? Теперь мужчину бесил её взгляд. А Хюррем на самом деле, смотря на него, просто вспомнила давние события, когда услышала истинное отношение грека к себе... Но сначала да. Немного испугалась. Потому что выглядел Ибрагим так, будто в любой момент набросится. Вдобавок жути нагоняли шрамы и тусклый свет. — Хюррем, ты в порядке? — вдруг елейно спросила Хатидже, чем акцентировала непрошенное внимание всех на сестру. — А?... — рыжеволосая на миг растерялась, не понимая, в чём дело, а потом осознала, что не притронулась к еде от слова совсем. — Да. Не стоит беспокоиться. — и для виду зачерпнула ложку. — Сынок, так зачем ты нас всех собрал? Может пора сказать? — до этого не особо сговорчивая Валиде, обратилась к Султану, потому что не могла больше терпеть гнетущей обстановки из-за присутствия Хюррем. — Да, мама, вы правы, — Сулейман выдержал паузу. — Я не зря собрал сегодня всех близких мне людей, — он обвёл взглядом каждого и особо тепло улыбнулся рыжеволосой, чем смутил её. Ей это казалось лицемерием, ведь несколько лет о ней не вспоминали и оказалась в столице девушка только потому что муж должен был занять освободившееся место в совете. Понимание горечью осело на языке. — Вы знаете, я уже несколько лет безмерно счастлив с моей прекрасной Турной и имею от неё двух наследников... А тут уже стало обидно за Махидевран и Мустафу. Хюррем поджала губы, кое-как сдерживая порыв кинуть в брата тарелку. — Поэтому, я решил совершить никях... Новость пришибла почти всех. Воцарилась гробовая тишина...