Absurdité et persévérance

      Роди очнулся на чём-то скользком, но твёрдом. Словно бы он поскользнулся в ванной Винсента и грохнулся на дорогую, до блеска отполированную плитку. Даже блестит также... Но плитки не бывают настолько большими и изогнутыми...       Ламори догадывается осмотреться: вокруг ничего, буквально. Только алая пустота. Лишь с одной стороны была белая стена, но она как-то странно размывалась в помещении, где он находился. Даже не пробуя подняться, Роди поднимает голову... и понимает, насколько же ошибался насчёт своего окружения.       Над ним нависал Винсент. Или его гигантский, искажённый сознанием образ. Да, до Роди дошло, что он сейчас во сне. Каким-то образом, лучик самосознания смог пробиться сквозь лиминальное окружение... Но даже так, власти над собственным сновидением у официанта не было.       Пока Ламори покрывался холодным потом от сковывающего тело ужаса, Винсент лишь молча разглядывал диковинное блюдо перед собой. Роди, благодаря той тонкой нити осознанности, припоминал похожий сон, где его предполагалось употребить в пищу. Неужели ему предстоит пройти через весь этот кошмар опять? В третий раз!? Не похоже, что здесь у него есть шансы как-то избежать незавидной участи.       А Шарбонно всё продолжал смотреть, локтями оперевшись о стол и положив голову на сцепленные в замок ладони. И пусть за бортиками тарелки не было видно столовых приборов, Роди знал точно, что они там есть. Просто лежат и ждут своего часа...       Сердце Ламори, распластанного на тарелке, пропустило несколько ударов, когда изящные руки Винса-гиганта потянулись к нему. Роди ждал чего угодно: что его размажут по этой тарелке, разорвут пополам, изомнут в комок, словно тесто... Но его лишь взяли за запястья двумя пальцами и подняли на уровень глаз, пристально вглядываясь. Страх сковал всё тело Роди с головы до пят, он не мог пошевелить ни одним мускулом. Даже закричать для него было сейчас проблематично. Но был и один плюс в его положении – он не мог чувствовать, как ноют суставы рук, за которые его подняли высоко над тарелкой. Наверное, для Роди это была бы высота нескольких многоквартирных домов, по типу того, где он живёт сейчас. Но висеть долго его не заставили: Винс аккуратно устроил его на ладони и поднёс ближе к глазам, что уставились на лилипута изучающим взглядом.       Шеф не говорил ни слова и враждебным не выглядел. Скорее, он испытывал любопытство, когда опустил большой палец, зажимая своего официанта между подушечкой и внутренней стороной ладони аккуратно проводя им вверх-вниз, словно разминая. Внешнее давление Роди ощущал вполне ярко и чётко, несмотря на осознание, что он находится во сне. Но опасности он не чувствовал... Хотя, учитывая разницу в размерах, Шарбонно было достаточно лишь сжать кулак со всей силы, чтобы превратить его в истекающий кровью комок плоти и переломанных костей, как то было в прошлое их «рандеву на/над тарелкой». Но нет: неспешные движения пальцев Винса были, напротив, осторожными. Словно бы гигант сам боялся сломать внезапно найденную, к своему удовольствию, игрушку...       Пока молодой человек из последних сил пытался понять, что именно с ним пытаются делать, Винсент продолжал перебирать пальцами своего подчинённого, увлечённо наблюдая за его реакцией. Когда взгляд Роди метнулся к внезапно резко дёрнувшемуся пальцу, Шарбонно успокаивающе огладил его непослушную рыжую шевелюру указательным пальцем свободной руки. Это почти выглядело как извинение. Но шеф Шарбонно никогда не извиняется, не так ли?       Тревога и липкий страх всё же начали отступать под всей абсурдностью и странностью происходящего. И хотя теперь Роди постепенно возвращал контроль над собственным телом, он не спешил что-либо делать или говорить. Разве что время от времени ухватывался за чужие пальцы в попытках не потерять равновесие и не соскользнуть с гладкой кожи рук вниз. Со стыдом для самого себя, ему приходится признать, что в подобном положении ему вполне комфортно. Ламори не хотел думать о том, насколько ему приятно чужое тепло, даримое нежно мявшими его пальцами.       Здесь Роди вздрогнул, заставив тем самым остановиться и Винсента. Ламори осознал, что от всех этих манипуляций со стороны своего начальства, его посетило давно забытое чувство напряжения, скопившегося в средней-нижней части тела. От этого факта становилось невыносимо стыдно, неговоря уже о снисходительно-насмешливой ухмылочке напротив.       А Винсу словно это было и надо. Он продолжил разминать мелкое тельце в своей ладони, уже не стесняясь изучать рельеф и фактуру своей игрушки. Благо что не стал переодевать как куклу, ей-богу.       Но вот он случайно (или нет?) проходится по какому-то месту на теле официанта с особо сильным давлением. Ни Винс, ни Роди не заметили где именно гуляли в тот момент пальцы шеф-повара, но оба они услышали вырвавшийся вскрик, резко перетёкший в стон. Причём, если верить внутренним ощущениям Роди, этот постыдный звук точно вырвался за пределы сна. В мгновение ока к парню вновь вернулся страх. Опасясь не пойми чего, он зажал рот ладонями и с ужасом посмотрел в громадные глаза напротив. Винсент выглядел обескураженным, может быть даже слегка разочарованным... Но чем Роди мог расстроить его? Это шеф тут устроил ему мануальную терапию! Да и к тому же, это всего лишь сон, правда? Правда же??       Следующая секунда длилась невероятно долго, но закончилась резко и неожиданно: темнота застила взор Роди, стоило Винсенту сжать ладонь, на которой лежал официант, в кулак. Ламори уже не мог услышать ни тяжёлого дыхания напротив, ни сокрушённо-встревоженное «блять...», сказанное шёпотом, ни уж тем более отвратительный хруст собственных костей и чавканье плоти.

***

      — Что опять у тебя.       Роди не ожидал проснуться в чужой спальне, тем более в кольце чужих рук. Как и не ожидал услышать знакомый голос прямо над ухом. Сон не до конца отпустил парня, потому Ламори попытался вырваться из неожиданных объятий. Но его не особо-то и держали, так что через секунду Винсент снова взирал на него с высоты, но уже без ужасающей разницы в габаритах. Роди просто грохнулся на пол, что, в целом, неплохо сказалось на, обычно, хмуром настроении Винсента.       Отшибленная память официанта потихоньку возвращала бережно изъятые на хранение воспоминания. Они с шефом, как у них стало заведено, в единственный выходной встретились за бокалом очередного вина, явно не дешёвого, судя по вкусу и этикетке. Роди никогда не осмелится спросить, зачем Винс берёт на себя такие расходы, если сам не чувствует вкуса. Конечно, немного грело душу предположение, что всё это для самого Ламори, но даже если официант и поинтересовался бы, то наверняка получил в ответ что-то вроде «не обольщайся, я не собираюсь опускаться до дешёвого пойла».       В любом случае, поскольку за окном во власть уже как месяц вступила зима, Винсент просто напросто отказался выпускать Роди из своих апартаментов. «Заболеешь ещё, а мне за тебя корячиться», причитал он, снимая со своего подчинённого наспех натянутую на голову шапку и не слушая никаких аргументов в пользу крепкого и здорового иммунитета. Ламори старался не вчитываться в этот и многие другие жесты, которыми пестрил Шарбонно рядом с ним. Как, например, тот, что сегодня его заставили устроиться на кровати в спальне. Причём заставили едва ли не шантажом и угрозами: «Мало ли, что может случиться. А если у меня в доме увидят дрыхнущего бомжа, то это сильно ударит по моему имиджу. А значит и твоей работе, Роди!»       По правде говоря, была у Шарбонно ещё и теория по поводу кошмаров своего подчинённого, о которых тот ему рассказал ещё в первый раз: если уж Винсенту отведена в них главная роль, то, может быть, если он будет рядом, когда Роди заснёт, кошмаров не будет?       Очевидно, что гипотеза не подтвердилась, и ушибленный встречей с полом официант – яркое тому подтверждение.       — Мне снилось, будто я уменьшился в размерах... лежу на тарелке... перед тобой. — на этом моменте Роди остановился. Расскажи он Винсу о том, что ему на самом деле сейчас приснилось, весь этот разврат... Он мог бы потерять обретённого друга. Одиночество для его натуры оставалось крайне враждебной средой. Ламори решает соврать, вспомнив предыдущий раз, когда он оказался на тарелке перед Шарбонно. — А у тебя в руках приборы. И ты...       — Чшш... — Винсент прервал его, протягивая руку. С напускной неохотой. А в глазах – тень грусти и беспокойства. Вряд ли за разнервничавшегося официанта. — Это всего лишь кошмар. Никто никого не ест. Всё в порядке.       Роди забрался на кровать обратно. Сна не было ни в одном глазу, а в голову лезли всякие глупости, навеянные старыми дурацкими кошмарами. Одна из них, неожиданно, вырвалась наружу.       — Скажи, ты никогда меня не съешь?       В ответ на это Винс лишь посмеялся.       — Глупость какая. Конечно нет. Ты же знаешь, как я ненавижу есть.       — Но вдруг именно мой вкус ты сможешь почувствовать! — вспомнился Роди другой плохой сон.       Винсент думал об этом. Не так чтобы давно, лишь пару месяцев назад... Тогда одна невинная и любящая душа лишилась жизни. К сожалению, напрасно. Хотя, учитывая, что Роди вернулся, и сейчас лежит напротив него самого, то, вполне может быть, что смерть Манон была Винсенту просто необходима.       — Всё равно нет. — не став развивать мрачные размышления, ответил Шарбонно. — Ты слишком ценен мне в живом, нетронутом виде.       В этот раз усмехнулся уже Ламори.       — Да-да, кому-то нужно здесь работать и обслуживать посетителей.       — Не только. — многозначительно ответил Винс, и, не желая больше говорить об этом, закрыл веки, пытаясь сделать вид, что засыпает. Роди только фыркает, глядя на это, и делает то же самое. В конце концов, впереди у него очередной рабочий день...       Так они и засыпают. В обнимку.       И только Винсент, перед тем, как окончательно провалиться в пучины собственного сознания, подмечает, что снилось ему что-то похожее, что говорил Роди. По крайней мере, пока Ламори не разбудил его пронзительным стоном. Однако в своём сне шеф не ел официанта, а делал с ним что-то непозволительное, непростительное... И до дрожи в ногах увлекательное.