Гадюка

      Темнейший лэрт Стах прекрасно знал правила и, что гораздо важнее, имел склонность им следовать. Может быть, именно поэтому, нарушив одно из них, он сразу начал ощущать последствия. С чужими лалами многое разрешено. Не обязательно вступать во владение, чтобы поразвлечься с приглянувшимся нижним, особенно если он не под личным ошейником. Лалами и лали угощают на вечерах, оргиях, играх в любом гостеприимном доме, в лунных домах и лупанариях. Каждый патриарх, не важно какой касты из четырех, держит целый выводок семейных в домашнем гареме, подкармливая повзрослевших сыновей. Секс не повод принимать ответственность. Их запах можно пробовать на вкус, пристально разглядывать хоть часами, это вообще комплимент для собственника.       Главное не кормить.       Чопорный, холодный Стах чужих даже пальцем не трогал, пока оставалась в вопросах владения хоть какая-то недосказанность. Вот Шелли его с первых нот аромата приманил, но и его он не коснулся, пока не вступил в полные права. Зачем же он поддался жалости своего нижнего и накормил бездомного? Теперь на сознание волнами накатывала смутная тревога, никак не успокоиться, в груди сам собой формируется и клокочет недовольный рык. Конечно, Стах притворился, что кормит не он, разрешил Шелли насытить бродяжку. Его нижний принимал других лалов, и угощал едой. Однако они всегда были в его доме при хозяевах, и он лично распоряжений не давал. Почти ничем не отличается. Но как так солгать самому себе, чтобы поверить?       Темный зверь под его кожей, сросшийся с ним полностью, являющийся им самим, ворочался и бил толстым ментальным хвостом, щерился, не давал забыть. Стах неслышно прокрался в собственную спальню, подошел к кровати. Сегодня у Шелли не самый удачный день, мальчик сильно утомился и крепко спит. Он лежит на левом боку, привычно оставляя центр постели своему хозяину, косы переплетены на ночь птицами более свободно, чем он носил в течение дня и вечера, чтобы не стягивали голову. Он сплошное очарование и единственный, о ком из нижних ему нужно думать и беспокоиться.       Надолго в спальне черный не остался, он не привык подбирать феромон, особенно находясь на своей территории и значит рисковал разбудить своего чуткого наложника. Они вернулись с званого ужина под утро, ему нужно отдохнуть. Так и не коснувшись привлекательного мальчика, он переместился в кабинет, оставив его под надежным и постоянным присмотром птиц.       Стах выдержал еще целые сутки, прежде чем бросил все свои дела и вернулся к ресторану. Яхта зависла почти над тем же участком асфальта, что считанные часы назад. Парковочная площадка прекрасно просматривалась от дверей в ресторан. Рабы-прислужники зашевелились, до него донесся легкий ментальный флер страха. Совсем недавно он убил одного из них за слишком наглые взгляды в сторону его наложника, неудивительно, что они его боятся.       Впрочем, ни ресторан, ни обслуга его совершенно не интересовали. Идти по следу бездомного не составило никакого труда, но как же отвратительно, след форнира, пусть в ничтожном количестве, нещадно раздражал обоняние.       Столица Кашары великолепный город, казалось сплошь состоявший из дворцов, площадей, богатых торговых заведений, небоскребов и счетных палат, там регистрировались все значимые акты гражданского состояния раксашев. Здесь же располагался подиум центрального аукциона. Крытый амфитеатр кастового суда. Колизей, где проводились игры, раз в семь лет под патронажем правителей, в остальное время разные семьи и кланы арендовали его у царской семьи за совершенно астрономические суммы, полностью окупая свои затраты за счет зрителей и ставок. Роскошь, умопомрачительное богатство, службы в идеальном состоянии, никакого мусора, полотна дорог без единой щербинки. Таков самый крупный город великой раксашской империи.       Можно предположить, что здесь нет места грязным подворотням, узким норам, подвалам, притонам и другим грязным местам. Нет никакой причины, чтобы в столице завелись бездомные. Как бы не так. Их мало, но они есть, обитают и прячутся на самом дне, в щелях и тускло освещенных схронах, как паразитирующие насекомые. В подавляющем большинстве случаев, все же, нижние бездомными не становились. Бывало, лалов и лали выгоняли из дома, но их сразу же подбирали другие хищники, присваивали брошенных, игрались, оставляли себе или за небольшую плату сдавали в лунные дома. Право собственности на таких оформить нетрудно, зато влетало в копеечку, обычно никто не желал заморачиваться. Основную часть бездомных составляли разумные из рабов. У некоторых засбоил, слетел алгоритм, оставленный без должного надзора с сопутствующей коррекцией, и они сбежали, не очень размышляя куда бегут. Других нерадивые хозяева побросали при переезде, продав недвижимое имущество и не озаботившись судьбой рабов.       Выдворение из дома нижних, в качестве предельного наказания, жестокая, но давняя традиция, возразить против нее нечего. Рабы же бесхозными оставаться вовсе не должны, их следует продавать или утилизировать. Стах склонялся ко второму варианту, отдавать домашних рабов в сторонние руки не самый обдуманный поступок. Кто знает у кого они окажутся и что сумеют поведать о его доме новому владельцу? Диагностировал алгоритмы на своих он тоже регулярно, тут таланта не нужно, может любой представитель расы, к какой касте бы ни принадлежал.       За более чем приличным заведением, вполне достойным принимать черных, оказался целый рассадник всякого отребья. Они натащили коробок по углам, покрыли их тряпьем, свили жалкие гнезда. Почему именно здесь понять немудрено, дело в том, что у бездомного лала, обезображенного форниром, остался при себе маленький наладонник, он заряжался при помощи встроенной солнечной батареи и не был слишком сложным в обращении. Лал подсмотрел, какой код набирает раб, выкидывающий съестные отходы в специальный бак у задних дверей ресторана, чтобы отпереть автоматический замок на ящике. Стоило лалу приблизиться к нему поближе, на его наладоннике выскакивало поле для ввода, и он получал доступ к еде. Сначала шло хорошо, но постепенно сюда же стеклись неприкаянные рабы со всех окрестностей. Они отнимали у лала практически все. Однажды вожак отнял и наладонник, тот реагировал только на лала и пришлось вернуть, иначе скудную пищу не заполучить.       Стах шел к эпицентру смрада, которым был для него форнир на коже нижнего, словно голодный тигр, спрыгнувший прямо в середину овечьей отары. Он убивал налево и направо, уверенный, что занимается правильным делом, чистит город от паразитов. Руками к рабам не прикасался, в основном пользовался обломками алгоритмов, умирающие рабы видели перед глазами обжигающую зрительные нервы вспышку и падали замертво. Несчастные метались по узкому переулку, пытаясь сохранить свою покалеченную жизнь. Единственный выход скользнуть мимо раксаша, большинство не осмеливались, в итоге неспешно загнанные в тупик, там и полегли, ушли считанные единицы, только потому что Стах не ставил себе цели истребить их до единого.       Черный лэрт не так уж медленно соскальзывал в особое состояние ярости, навязанной многочисленными агониями, скоро он будет убивать без разбора, пока не насытится до тошноты. Стах терпеть не мог приступы жажды до крови, боролся с ними, у него мало что получалось, но теперь у него есть Шелли, и он гораздо более стабилен, чем за всю свою предыдущую длинную жизнь. Ему удалось приструнить разохотившегося зверя.       В отличие от рабов, лал от него не бежал. Остался сидеть у стены, все больше вжимаясь в нее спиной и плечами, по мере приближения черного раксаша. Пледа, пищи и даже судков из-под нее при нем уже не было, отняли другие бездомные, как только он сошел с освещенной стоянки в ближайшую подворотню, по счастью большую часть еды он успел съесть, не отходя от яхты, вынужденный покинуть ее невидимый, но ощутимый охранный контур лишь приближающимся взлетом.       Ничего хорошего от Стаха он не ожидал. Кора форнира лишила его всяческой надежды. Общеизвестно, что лалы удерживали запах раксашев, с которыми делили ложе. Но это не сам феромон, оставшийся на их коже, их дополнительные железы воспринимали его и повторяли, вырабатывая наравне с собственным уникальным ароматом в малом количестве. Его можно удалить разными способами, если омега не помечена. Настоящим чудом являлось то, что запах верхнего истаивал с нижних, после смерти хозяев. Лиловая каста ученых связывала феномен с общим ментальным полем на планете. Действительно расстояние имело значение, ведь пока о гибели раксаша за ее пределами не становилось достоверно известно, запах сохранялся. Кора форнира имела похожий эффект, железы натертого ею омеги воспринимали запах и исправно воспроизводили потом, отмыть невозможно. Несовершеннолетние раксаши использовали кору в качестве жестокой шутки между собой, терли ею поверженного противника из сородичей. Неудачливому раксашу приходилось проводить взаперти несколько дней, практически сдирая кожу скребком, избавляясь от ужасного запаха. Сильное унижение, достойное мести.       Стах встал над маленькой фигуркой лала, сжавшегося у его ног, полностью покрыв его своей тенью и давящим физическим присутствием. Тень верхнего для нижнего милость, и Стах чувствовал неудовольствие, невольно выказывая ее. Он не кинулся сюда на помощь, как можно было подумать. Обычаи и инстинкты не требовали от него защищать накормленного по недоразумению лала, нет, он желал лишь распорядиться им, как должно поступать, взяв ответственность, случайно ли намеренно, не так важно.       - За что тебя наказали? – решил с самого начала выяснить темный лэрт, в тайне надеясь, что солжет, на чем их общение и собственно жизнь бездомного завершится.       За что его наказали?       Состояние Лиана оставляло желать лучшего, он много месяцев недоедал, плохо спал, крепкий сон на улице не способствует выживанию. Он сильно устал, истощился почти до предела. Его реальность отделяло от выдуманного тонкая завесь, прореженная многочисленными прорехами. Временами он начал видеть галлюцинации наяву. Прямо обращенный вопрос без труда столкнул его в воспоминания, вставшие перед ним, будто только сейчас происходило.       Карьера лала, достаточно хорошего собой, талантливого и обладающего нужными качествами, чтобы в питомнике его включили в каталог, предназначенный высшей касте, строилась совершенно одинаково, то есть по нисходящей. Меченные не в счет. Другие же переживали фавор или обходились вовсе без него и перемещались к раксашу положением пониже, более молодому, менее богатому и влиятельному. Касты тоже менялись, черная, лиловая, зеленая, желтая, у последней лалы оставались навсегда. Конечно, до перемен в судьбе нужно еще суметь дожить.       С Лианом случилось иначе, он покидал своих хозяев, являясь их абсолютным фаворитом, меняя их на хозяина получше. Имеется ввиду, поднимался по социальной лестнице, пресыщенные аристократы хорошим обращением не баловали. Наверное, самым ласковым Лиан все же считал первого. Так он оказался в доме своего четвертого хозяина Тафара, патриарха небольшой, но влиятельной семьи. Лиан нравился Тафару, как красивая, безупречно послушная игрушка, чистая и изящная. Питомник Лиана поставлял на рынок особые штучки. Получалось не у всех воспитанников, брак безжалостно отправляли в питомники, где растили мясо желтым. Даже клеймо в его школе нужно было заслужить и налагали его после совершеннолетия, непосредственно перед продажей.       Бесконечное покорение вершин затмило Лиану глаза, иначе ничем нельзя оправдать его глупую ошибку. В гареме завидовали ему, сильнее всех меченный Тафара. Но что он мог сделать? Только смотреть на его новые наряды, подаренные ему драгоценности, оплатный браслет на его руке, кусать губы и сдерживать слезы. Отравленный победами Лиан забыл, насколько тонкими и незаметными могут быть иглы чужих недоброжелательности и злости. Раб приказал ему идти в парадную гостиную. У его хозяина отдыхали двое друзей, щедрый Тафар поделился с ними своим новым приобретением. Вот уже три вечера подряд Лиан развлекал сразу троих. Рабы распахнули перед ним двери, он вступил в гостиную не колеблясь, не поднимая глаз дошел до центра и преклонил колени перед кушетками, на которых расположились господа. Надолго в коленопреклонённой позе его не оставили. Господа жадны и никак не могли им насытиться.       Лиан обладал приятной внешностью, привлекательными чертами лица, ладной фигурой, но невероятной красотой не поражал. Феромон его свежий и ясный, оставлял ощущение чистоты, словно слышащий его раксаш провел утром рукой по траве, собирая малое количество росы и смочил влагой лицо. Его мнимая невинность полностью опровергалась им на ложе, его питомник растил исключительно лалов и лали, преуспевших в любовной науке. Лиан хороший ученик, лучший в своем выпуске, один из самых успешных за все время существования питомника.       К одной из кушеток его отнесли на руках, схватились за него одновременно в четыре руки, ни один раксаш не желал уступать другому, пусть в самой малости.       Положили его на спину на ближайшую кушетку о двух изголовьях, сами поместились по обе стороны от него. Лиан выгнулся на жесткой подушке, составляющей сиденье, откинул голову, специально рассыпав не слишком длинные волосы по паху одного и чуть раздвинул согнутые в коленях ноги под взором другого. На него рычали, будто что-то ему приказывая. Лиан не смотрел на господ, дразнил их отсутствием прямого и однозначного приглашения. Наложник никогда не поднимал взгляда, поэтому их лица оставались ему неизвестны. Он словно занимался не совсем добровольным сексом, по крайней мере согласия у него никто не спрашивал, с двумя абсолютными незнакомцами.       Его легкие, практически прозрачные одежки, состоящие из короткого топа и шальвар, сдернули с него, словно их сильным порывом ветра унесло. Сначала снизу вломился один. Лиан подолгу растягивался перед вечерами, носил пробку довольно внушительных размеров, травмы ему не нужны. Однако специально сжался, чтобы доставить удовольствие черному господину, создать у него полную иллюзию насильственного проникновения.       - Ах, - зажмурился и выгнулся в держащих его руках сильнее, больше вообще не касаясь кушетки, опираясь только на хваткие руки господ и их колени.       Из-под век выкатились две точно отмеренные слезинки, слегка смочив ресницы. Друзья его хозяина грубоваты, им по вкусу причинять боль. Лал не забывал, что он под менталистами, в школе он научился переживать любое свое физическое ощущение по полной, эмоционально окрашивая его по-настоящему, без малейшей фальши. Здесь и сейчас он сосредоточился на слабом, на самом деле, дискомфорте и болезненных ощущениях, балуя терзающих его раксашев. Вернее, они думали, что терзают, даже близко к настоящим страданиям не подошли. Второй, что сидел возле его головы, силой повернул его к себе лицом и насильно вставил член в рот, загоняя поглубже. Лал умело всхлипывал, давился и сглатывал.       Согласно незыблемому закону физики, любой хаос стремится к порядку и вскоре рваные, неритмичные движение двух его любовников синхронизировались. Они старательно погружались в него одновременно в разных концах, пусть с разных сторон, словно мечтая соединиться между собой внутри него. Лиан послушно мучался. Сознание его оставалось полностью светлым и отделенным от происходящего. Его попытки сместиться, избежать слишком суровых толчков, трепыхания, мокрые дорожки слез на щеках, не более, чем искусная игра. Ему не плохо и не хорошо. Лиан не имел сексуальных предпочтений и не мог честно ответить, как бы сам хотел. Секс для него никогда не являлся таинством, высшим проявлением близких отношений, любви, чего-то такого. Он профессионал.       Нынешнему его хозяину, как, впрочем, раксашам в целом, нравилось, чтобы у него стояло и он кончал, желательно вопреки тому, что с ним происходило, словно против его воли и ощущений. Тоже не проблема. Эрекция Лиана - дрессированная зверушка, она могла быть или не быть, оставаться неразрешенной, пропадать и появляться, оставаться неуверенной, едва намеченной, смотря по обстоятельствам, его маленький член, казалось, почти разрывался от спермы. Как говорится, по запросу. Из оргазма Лиан делал маленькое представление. Более молодой раксаш, сношающий его в рот, не выдержал первым и излился, буквально затапливая глотку до безвоздушности терпким, соленым семенем. Надо потрафить хоть другому, нижние должны кончать первыми, коль скоро им позволено.       Вскрики Лиана участились, он извивался под почти бесконтрольно навалившейся на него тушей, отрицательно мотал головой, лицо напряжено и искажено от, якобы, невыносимой боли. Еще один вскрик и он совсем обмяк, позволяя властвовать над собой победителю. Довольный раксаш зарычал, наполняя спермой раздраженный анус.       Кончившему раксашу вторил еще один рык, куда более грозный. Тафару нравилось наблюдать, он обычно присоединялся в самом конце, иногда после остальных, заставляя еще потрудиться усталого лала. Почему он изначально не убедился, что хозяин в комнате? Лиан много раз задавал себе этот вопрос, уже оказавшись на улице. Обоняние ему с порога забил феромон раздразненных гостей, кроме того, запах хозяина в той или иной степени есть во всех комнатах его дома. Что стоило повести взглядом, в поисках владельца, не задирая глаза высоко, буквально по ногам? Оказалось, Тафар вовсе не смотрел на сцену, пришел в самом конце. Лиана придавило к полу осознание надвигающейся и неостановимой катастрофы. Он соскользнул с кушетки, прижался к ничем не покрытой каменной плите коленями и лбом плотно, как только мог, в попытке вымолить прощение. Хозяин не обращал на него внимания.       - Вы у меня загостились, дорогие родичи, - скалился Тафар на своих желанных до недавнего часа гостей.       - Брось, нет повода злиться, мальчик отлично нам услужил, - насмешливо поддел его более старший, оба господина принадлежали к главной ветви рода, от которого отделился Тафар, он вынужден искать их расположения. – Мы и не заметили твоего опоздания на ужин. Кстати, не следует ли подавать мясо? Уже поздно.       Тафар вынужден согласиться, спрятать ярость под маской вежливости, пригнуть голову, пусть лишь в метафорическом смысле. Двое пришлых черных просидели долго, изощряясь в остроумии, поглядывая на коленопреклонённого лала с избытком покрытого их подсыхающими жидкостями. Тафар тоже смотрел и стискивал зубы раз от раза крепче.       Гостеприимный Тафар пошел провождать гостей до самого порога и даже дальше, пока не сели в семейную яхту. Оставшись в гостиной один, Лиан надел свои прозрачные штаны и топ, в надежде скромностью сгладить проступок. В его одежде нет места карманам, крой не позволял, но в поясе шальвар есть небольшое отделение, куда Лиан привычно совал наладонник. Иногда ему приходилось ждать у гостиной, и он играл на электронном устройстве в простенькую игру. На нем ни драгоценностей, ни оплатного браслета, боялся, что господа случайным движением повредят безделки. Лиан не знал, чем кончится для него день. Раб обманул, его не звали в гостиную. Скорее всего раба обманули тоже, сами они слишком глупы от грубого заводского алгоритма. Тафар не мог себе позволить более дорогих рабов, он продвигался к успеху и состоянию постепенно, предпочитая не размениваться на пустяки.       Лиан не верил в божественное, тем не менее твердил про себя, чтобы отослал, на утро наказание, может быть, станет более продуманным и не таким чудовищным, как назначенное в гневе. Лиан осознавал свою ценность, он стоит очень дорого. Тафар подначил предыдущего владельца поставить наложника в качестве ставки на боях раксов и выиграл, иначе парня ему было не заполучить. Не сбылось. Хозяин вернулся в комнату, когда тело снова принявшего позу покорности Лиана полностью онемело от холода и неудобства. Бросил на кушетку, где случилось грехопадение, щепку, залитую толстым слоем воска со всех сторон.       - Поднимайся, шлюха, - рыкнул черный господин, пиная его в плечо.       Он просто в ослепляющей ярости, понял Лиан, изо всех сил стараясь выбраться из ямы, в которую сам себя загнал, уставился хозяину прямо в глаза. Не помогло, только больше разозлил. Ему улыбались, скаля белые, острые клыки. Как же сильно и жестоко он его бил. Не пользовался плетью. Наносил удары руками и ногами, не разбирая куда попадал, чудом кости остались целы.       - Задницу всем желающим подставляешь? – бесился черный. – Ничего, я тебя избавлю от такой возможности.       Напоследок в ход пошла та самая щепка, когда раксаш сорвал слой воска, она оказалась небольшим куском коры. Лиан почувствовал ее запах, но не нашел его неприятным - резковатый, терпкий, древесный аромат. Он прожил на Кашаре долго, почти пятнадцать лет, и еще не изучил досконально тонкости наказаний. Поэтому избитый парень не сопротивлялся, когда хозяин начал тереть корой его затылок, шею вкруговую, спустился чуть ниже на меточное место, прошелся по плечам. Сильно тер, до кровавых ссадин. Если бы Лиан знал достоверно, что хозяин делал, умолял бы и цеплялся за ноги. В самом конце экзекуции, на лице Тафара ярость сменило отвращение, на миг между двумя этими сильными чувствами в зрачках мелькнуло слабое сожаление. Все равно поделать ничего больше нельзя, лишь завершить наказание.       - Ты свободен, - словно проклял Тафар на прощанье.       Вот тут Лиан взвыл и пополз к нему, протягивая руки. Коснуться не успел, его подхватили рабы, спустились с ним в грязном лифте и вышвырнули на улицу, перед небоскребом, где у Тафара были апартаменты.       Страшно оказаться одному без защиты, к вызывающе одетому Лиану сразу направилась первая же повстречавшаяся ему группа молодых раксашев. Между ними оставалось метра два, молодняк зажал носы и шатнулся назад. Изнасилование Лиану не угрожало.       Оказавшись перед другим черным властителем, настолько милостивым, что позволил ему поесть горячего, отвлечённо Лиан понимал, что нужно как-то приукрасить свою историю, постараться вызвать жалость. Прямо лгать раксашам плохая затея. Подумал и отбросил глупые мысли, он хотел жить, но настолько устал, что отчаялся. Пусть будет, как будет.       - Я изменил своему господину, отдавшись его друзьям на домашней оргии без его ведома, - прямо сказал, ничего не добавляя от себя, хотя ему было что. Ровно так посчитал Тафар и наказал его по заслугам.       - Ты виноват, - холодно и бесстрастно приговорили сверху.       - Вы правы, повелитель, - согласился Лиан, закрывая глаза и надеясь, что его не бросят в очередной раз, лишат жизни, желательно не слишком больно.