Знамена в дыму

Джонни не знал, почему вызвался добровольцем в штурмовую группу: может быть из-за Майка, может из-за бедняги Ли с его отрубленной головой, а может и из-за самого себя. Он хотел закончить всё это! Да! Закончить прямо сейчас и своими руками! Их было ровно сто человек — сводная ударная группа 2-й бригады. Отделение сапёров, каждый из которых нёс сигнальные ракеты, радиомаячки и два килограмма взрывчатки. Отделение огнемётчиков. Остальные были вооружены штурмовыми винтовками и ручными пулемётами, кроме того, у каждого имелось по пять гранат, включая чудом нашедшиеся полицейские свето-шумовые. Плюс дюжина бронежилетов на всех. Часть Гластонских рыцарей должна была стремительным налётом справа отвлечь внимание противника и позволить штурмовой группе слева под прикрытием огня артиллерии и остальных пехотных сил ворваться на вражескую позицию и закрепиться там, чтобы после, действуя с этого плацдарма, начать методичную зачистку… Да, именно так, красиво и правильно всё звучало в приказе полковника Картрайта. Но в реальности по ним начали бить сразу же, когда они оказались на исходной позиции для атаки. Нельзя сказать, чтобы найтмеры сплоховали, а удар артиллерии, должно быть, покончил с существенной частью тех, кто вёл обстрел. Однако в тот момент, когда, спотыкаясь о горелые куски камня, дерева и плоти, крича во всё горло самые грязные ругательства, какие были ему известны, Джон Чиверс бежал вперёд, на ходу, будто метатель ядра, или копья, швыряя во врага первую гранату, ему показалось, что случилось нечто катастрофическое. Буквально на его глазах вражеский пулемёт скосил троих сапёров и четверых стрелков. Ухнула огромной рассерженной совой мина, а следом ещё одна. Его сосед справа — суровый и высокий солдат с квадратной челюстью и могучей мускулатурой, оцарапав ногу о штык зажавшего в окоченелых руках оружие мёртвого японца, не удержал равновесия, упал — и тут же был убит сразу тремя меткими попаданиями. Джону было страшно… Когда смерть столь быстра и казнит даже за такую нелепость, какой шанс у него уцелеть? Но они добежали. Джонни метнул ещё одну гранату – на этот раз метко – точно в окно небольшого двухэтажного домика, бывшего, вероятно, каким-то кафе, а огнемётчик одной длинной и, кажется, живой и твёрдой струёй сжёг четверых вражеских солдат, попытавшихся выскочить наружу. Никогда в жизни Джон Чиверс не подумал бы, что будет радоваться тому, что в пятнадцати метрах от него горят заживо люди… Взрыв отколол кусок от стены, на которой стоял вражеский пулемётный расчёт. Она осыпалась вниз, едва не придавив зазевавшегося Джонни. Ему пришлось откатиться на несколько шагов в сторону, где он оказался рядом с залёгшим снайпером, который чистил крышу в паре сотен метров от них, напевая при этом под нос детскую считалку. Джон прикрыл пускавшего в небо красную ракету сапёра от выскочившего из-за безумным чудом остававшейся абсолютно целой — ни единый трещины на стёклах — телефонной будки одиннадцатого с револьвером в руке. Тот с птичьим клёкотом отскочил назад, где его тут же достала струя огнемёта. Потом был желтоватый дом с балконами и львиными головам. По ним стреляли из его подвала, а одного солдата даже дёрнули за ногу и чуть не утащили к себе вниз, пока прямо туда не накидали почти десяток гранат и для верности дали две огненные вспышки. Со следующим домом обошлись изящнее и суровее – сапёры под прикрытием снайперов и пулемётов с двух сторон подобрались к нему и заложили свой смертоносный груз. Они убрались обратно так же, как и пришли, но один упал у самого угла с простреленным коленом. Он лежал и кричал, размахивая руками. Его лицо стало белым от ужаса. Но, кажется, в последний момент, смирившись с судьбой, он даже улыбнулся их общей хорошо проделанной работе. От дома не осталось ничего – даже тех жиденьких каменных коряг, которые торчали здесь и там, как результаты обстрелов. Только кратер. Они двигались вперёд и вперёд, а полковник торопил их по рации: «Нужно немедленно покончить с врагом, иначе придётся перенацеливать часть авиации, которая летит сюда и уже очень скоро будет на месте. Второго шанса и времени на корректировку у неё не будет, а потому всего вернее, что она сотрёт в порошок весь квадрат, не делая с небесных высот различий для своих и чужих». Центральная площадь, а вернее площадка выжженного дотла сквера, почему-то носящего гордое имя Уильяма Шекспира, должна была стать их целью – именно там стояли вражеские миномёты, и именно оттуда должна была взлететь зелёная ракета, сигнализируя самоходным орудиям, что они могут подъехать к кварталу на прямую наводку. Джонни уже не понимал, где фронт, а где тыл. Противник был везде. Враг сомкнулся в стену у них за спиной. Упорный, беспощадный, начинающий отчаиваться — и пока в основном лишь ожесточающийся от этого. На каждый десяток одиннадцатых примерно двое бежали, или поднимали кверху руки, но двое, напротив, приобретали свойства бешеной собаки, кидаясь с самым натуральным рычанием, а один из огнемётчиков был вынужден передать своё орудие другому бойцу после того, как ему в рукопашной прокусили руку. Они двигались. Ещё чуть-чуть! Они были у цели, когда… не может быть – найтмер! К счастью, вражеская машина оказалась тяжело повреждена и обездвижена, покалечена, как и всё здесь, но всё равно опасна. Заряженных гранатомётов оставалось только три, но ещё хуже было другое – скорострельный пулемёт бронированной машины не давал поднять головы, заставил их залечь, а время шло неумолимо. Джон лежал тогда рядом с пропылённым раненным в левую руку сержантом, когда услышал доносившиеся из его рации слова: - Как меня слышите? Как слышно!? Говорит полковник Картрайт, 2-я бригада 3-й дивизии Британской Японской армии. Информация особой важности! Вражеская диверсионная группа во главе лично с Зеро в тщетной попытке избежать поражения совершила скрытный рейд на временный штаб сил обороны и правительственный квартал Одиннадцатой колониальной зоны. Белый рыцарь, майор Куруруги сообщает: в резиденции генерал-губернатора состоялся поединок Её Высочества Корнелии Британской и Зеро. Враг был побеждён! Принцесса жива и продолжает руководить сражением, а Зеро в настоящий момент по информации Куруруги бежал с поля боя! Ведётся преследование! – и тут даже стоик-Картрайт расчувствовался, - ...Господи Иисусе, неужели я это говорю? Поединок! Больше похоже на что-то из легенд о короле Артуре, чем на нынешние военные сводки! Солдаты! Ура Британской Львице! Уж это должна быть победа! Сержант закричал ура первым. Джонни подхватил, не жалея горла. Уррааааа!!! Ура! Уррааааа!!! Что есть мочи! Всего себя вкладывая! Так, чтобы эхо крика изгнало последние остатки проклятого дыма из города. Чтобы слышали в каждой щели! На том конце квартала! На Кюсю! На небесах! В его груди будто цветок распустился – огромный золотой шар о множестве лепестков. И, раскрываясь всё шире, он вытеснял вон из сердца поломанные волей остатки страхов, сырость сомнений и тянущую тоску. Джон налился не силой даже, а чем-то таким, особенным, что, кажется, попади в него пуля сейчас – отскочит со звоном. Всё кругом виделось как бы особенно правильным. Таким, как надо. Месяц, показавшийся в маленьком чистом оконце меж облаков: серебристое в едва заметную голубизну и чёрно-фиолетовое обрамление. Воинская медаль с чеканным профилем Его Величества, блестевшая на груди сержанта. Фонтанчик с фигуркой тёмного металла, изображавшей, должно быть, маленького Пака – не зря же площадь Шекспировская. Они вправили совместными усилиями мир на место, как вывихнутое плечо. Кто был прав, тот и одолел, хотя, казалось бы, всё было против них. Джонни любил в эту минуту Британскую львицу – очень, горячо, до слёз. Любил Майка, Саймона, Филиппа, Эдмунда – весь свой взвод. Любил капитана Поупа, Картрайта и седого генерала из штаба, имя которого Джон позабыл. Любил живых и павших – всех, кто хоть как-нибудь да приложил руку к тому, что вот сейчас свершилось чудо… изумительное, восхитительное чудо! Давид? Голиаф? Спартанцы царя Леонида? Ха-ха-ха! А вот выкусите-ка, древние! Тридцать тысяч против миллионов! Ахиллы, Гераклы… бог с ними, тоже хороши! Всех бы обнял! Сплясал бы джигу! Полетел бы к солнцу и принёс оттуда обратно самого чистого света! Потому что победа! Да, мать вашу! Победа!!! Джон выдохся минуты через две или три. А затем… новость как бы сама собой распространилась, разлетелась над сражающимися, причём по обе стороны фронта. В этом было нечто почти волшебное. Только крики «Ура» гремели над развалинами – ни подробностей, ни пояснений. Джонни совершенно случайно, просто находясь рядом, слышал сообщение полковника. Стоило первому порыву утихнуть… Никто больше не кричал и вообще не говорил громко, но какой-то особенный тайный, надеждой пропитанный шёпот, который сильнее всякого крика, тёплым и ласковым ветром прошелестел между всеми бойцами. Умолкла артиллерия – и своя, и вражеские миномёты, внезапно перестал стрелять неприятельский найтмер, после чего был немедленно подбит из гранатомёта в упор… Это скорее всего было лишь совпадением, но Джонни Чиверсу показалось, будто две огромные армии, каждый боец-клетка в двух исполинских организмах решили: стоит дать шанс тишине, прислушаться - и отчётливее разобрать то, определяющее, поворотное, которым полнится радиоэфир… Они пустили зелёную ракету. Враг стрелял, но уже как-то вяло, Джон убил у полуразрушенной белой беседки одиннадцатого, который истошно кричал что-то в рацию, так поглощённый своим вопросом, что даже не повернул в его сторону головы. Артиллерия стала бить с феноменальной точностью, ориентируясь на ракету, а ещё более - на расставленные сапёрами радиомаяки. Два или три дома осыпались в пыль на глазах рядового Чиверса, остатки одиннадцатых бежали, штурмовая группа тоже быстро уходила из района. Быстрее! Быстрее! До чего обидно будет теперь умереть… Они приблизились к противоположному краю квартала, откуда вновь исполинской и объёмной чёрной кляксой на теле города виднелся Провал. Джонни поднял голову вверх – их ракета хвостатой кометой поднималась всё дальше ввысь, но к её зелени примешивался какой-то густой красный отсвет. Он повернул голову. Медленно. Внутренне догадываясь и предвкушая. Медленно – и он мог уже теперь позволить себе эту неспешность. Да! Всё верно. Не взрыв и не пожар. Огромное облако на востоке алело и как бы пропитывалось красным – занимался рассвет. Джон смотрел на это обыденное, каждодневное и в то же время самое величественное действо в театре природы и думал: неужели он всё-таки до него дожил - а вместе с ним и до следующего, и до того, который будет после!? Чиверс мысленно обещал себе: теперь не пропустит ни одного. Понимал, что не сдержит слова. Но, глядя в рдеющие небеса, не обещать не мог. Внезапно облако, как отрез пурпурной ткани, проткнули сразу десятки крохотных серебряных игл! Самолёты! Ну надо же! Самолёты добрались! Они были ещё далеко, они даже почти не росли пока зрительно, но уже создавали ощущение стремительности и неудержимого движения. Настал новый момент странной тишины – штурмовая группа окончательно покинула квартал, они всё реже стреляли и стали брать первых пленных, что до того было бы непозволительной и очень опасной роскошью. Найтмеры показались из-за ровно наполовину разрушенного дома справа. И тут Джонни услышал… пение. Это было удивительно, нереально до того, что всерьёз заставило его усомниться в сохранности собственного рассудка. Кто-то пел негромким и мягким голосом, кажется женским, на излёте самой чудовищной схватки, какую только можно вообразить. Джон вслушивался. Ему казалось, что он контужен, что он сошёл с ума, что он бредит. Или он всё же погиб, и это пение ангелов? Что за чушь! Это… Нет. Это был не один голос, а целый хор, который пел… гимн Британии! Но только странно, на манер и тон молитвы. Джонни заметил, что метрах в трёх от него застыл сержант Снодграсс из роты «A» в позе, похожей на ту, в которую становится, почуяв дичь, охотничья собака. Он тоже слышал! Одновременно и не сговариваясь они определили направление к источнику звука и, ускоряясь с каждым шагом, пошли на него. Сержант махал руками, но молчал, как бы боясь спугнуть грёзу. А потом всё утонуло в рокоте и рёве моторов. Самолёты за те немногие минуты, что Джон потратил прислушиваясь, выросли из игл, из сияющих заострённых точек в могучих металлических драконов. Они шли звеньями над всем полем битвы на удивительно коротком расстоянии друг от друга. Огромные! И так низко, что можно было рассмотреть опознавательные знаки у них на крыльях. Они освобождались от смертоносного груза, словно воздушные шары от балласта, потому что после этого тут же резко взмывали ввысь. Земля и воздух завибрировали разом, а Джонни подумал: да, так и должно быть – они идут! Победители! И весь свет дрожит перед ними! Он видел: дома ложатся, будто сделанные из игральных карт, почти как тогда, когда Зеро обрушил город. Видел, как в вихре обломков гибнут остатки побеждённой ими орды. Видел, как целая улица со множеством строений осыпалась и осела в пропасть Провала. Видел, как один взрыв соударяется с другим и будто бы мешает ему – так густо падали бомбы. Наверное, в этом уже не было военной необходимости, но теперь любой человек с той и другой стороны, вплоть до самого последнего солдата, мог уверенно сказать, что всё кончено – громыхало фантастической силы крещендо. Последний аккорд драмы. Этот грохот поглотил всё - и, конечно, Джон Чиверс не слышал больше пения, но он продолжал идти по раз установленному направлению. Не приходилось уже даже стрелять, большая часть фузилёров-виргинцев собирала и сводила в колонны пленных, а он, сержант Снодграсс и где то ещё полтора десятка бойцов двигались впереди всех, ускоряя шаг. Грохот стих – первая волна крылатых машин ушла, чтобы вот-вот уступить место второй, когда в наступившем затишье Джонни и его сослуживцы вновь услышали… Да, они продвигались в правильном направлении, хотя, кажется, не только в этом дело – голос, теперь уже совершенно ясно принадлежащий не одному лицу, но целой толпе, усилился и окреп. Они там: мимо трёх разрушенных домов, потом за поворот. И к самому краю пропасти. Что там происходит? Джонни перешёл на бег, как и остальные. Найтмеры настигли их сзади, чтобы в мгновение ока перегнать. Ещё немного…еще…чуть-чуть! Вот!!! Джон выскочил из-за поворота, уже не задумываясь о том, что стал тем самым идеальной мишенью. И действительно никто не стрелял по рядовому Чиверсу в этот первый момент, хотя он явственно слышал лай пистолетов-пулемётов. Несколько отрядов бойцов в чёрном, суетясь и крича, бегали вокруг толпы, которую, будто стадо баранов, пытались куда-то гнать. Впрочем, без всякого успеха. Толпе было не до них. И даже жестокая пальба – Джонни видел, как десяток или того больше людей рухнуло на землю, застреленными - не способна была её отвлечь. Толпа пела. Самозабвенно, на разные голоса, сходившиеся, однако в общий могучий поток. Кого там только ни было! Пожилая дама с зонтиком в руках. Группа детишек, где мальчик лет восьми в клетчатой кепочке и в штанах на подтяжках закрывал собою двух девчонок и почему-то, похоже, старшего брата. Джентльмен в очках с квадратными стёклами, в зелёной куртке, но без брюк. Рослый усач в поварском фартуке. Молодые и старые, оборванные и целые, состоятельные и самые простые, с ужасом в глазах или с твёрдой решимостью. Но пели все… Прогрохотал взрыв! Джонни подумалось, что это там, у них, посреди толпы – он едва не вскрикнул от ужаса вперемешку с жалостью. Тут же понял – нет, это должно быть свой найтмер выстрелил из орудия прямо из-за его плеча. Поневоле оглянувшись, чтобы удостовериться наверняка, Джон увидел сержанта и остальных, увидел, как снова приближаются самолёты – вероятно уже следующая группа, а когда он развернул голову назад, вся многотысячная толпа гражданских бежала к нему навстречу. По его телу целыми батальонами принялись маршировать мурашки. Это было величественно. Похоже на то, как японцы в начале битвы атаковали их всем скопом. И нет. Конечно, совсем непохоже на это. Джонни смотрел на протягиваемые руки, на горящие надеждой глаза, на слёзы, слышал приветственные возгласы - и ему хотелось обнять их, всех и каждого. Подумать только! Он, Джон Чиверс, совершенно обычный сельский парень с фермы, на пару с ватагой других таких же простых, как пенни, ребят, приволок, дотащил через истерзанный город такие большие, тяжелые, исполинские штуки - на них, как на опорных плитах, можно целые страны строить: победу и свободу! Да так, что на всю неоглядную ораву хватит! Обязательно! …Ну, выше головы! Все сюда! Никого не обделим! Они сходились как две волны, не оставляя места для мятущейся чёрной прослойки. Раздавливая её, превращая в ничто. Чёрные ещё огрызались, стреляли, причём в основном по толпе. Этих он не будет брать в плен – так Джон решил. Даже если станут умолять. Таких брать в плен неправильно. Он бежал. Кричал людям что-то ободряющее… вроде бы. А может и просто орал. Он стрелял, прикончив двоих врагов. А потом вдруг прямо в него грузно ударился седой мужчина с животом, похожим на бочку. Джонни чуть не упал, ему пришлось опереться на левую руку, чтобы остаться на ногах, а когда он выпрямился, прямо перед ним стояла девушка. Она была смешной, нескладной и похожей на кузнечика: высокая, с двумя чёрными косицами и близко посаженными карими глазами, под одним из которых красовался кровоподтёк. Белое платье в оранжевый горошек – закопчённое, с оторванным рукавом, но в паре или тройке мест оно невообразимым образом сохранило первоначальную снежную белизну. Рядом с ней стоял японец с пистолетом в руках – он кричал что-то ей, похоже по-английски, выпучив глаза, а она, напротив, закрыла их. Сейчас раздастся выстрел – Джон понял это отчётливо. И… он успел первым! Враг упал, Джонни шагнул вперёд, а она сделала глубокий судорожный вдох и потом сказала вдруг очень серьёзным голосом, глядя куда-то поверх голов: - Солнце взошло! - Да! – ответил Джон и улыбнулся. И правда! Солнце взошло. Окончательно. Бесповоротно взошло, завладело всем небосклоном. Новый день настал - а он жив, и она жива. Они улыбаются друг другу. Они все живы… Это свет так падает ей на лицо, или она краснеет? - Тьма ушла. Скажи мне… Ты ведь понимаешь... Она произносила это так робко, как если бы впервые признавалась в любви. И он понял её, догадался каким-то наитием - хотя, может быть, наоборот это было очевидно. О чём ещё можно говорить сейчас? Про что спрашивать? - Мы победили, мэм! Да! Мы победили! И именно в этот момент, когда он впервые не побоялся произнести заветную фразу вслух, Джонни сам окончательно поверил и почувствовал. Да! Они победили!!! После первоначального похожего на бегство отступления! Вопреки панике, страху, дыму, хитрости, ярости, численности! Победили! Джон почти задыхался от счастья, в ушах звенело, гремели литаврами и барабанами взрывы последних авиабомб, солдаты и граждане единым порывом качали с весёлыми криками сержанта Снодграсса, а потому Джонни не сразу услышал, как его собеседница одновременно горячо и жалобно просит его о чём-то: - … и он упал туда. Понимаете, сэр? Он сейчас на дне. - Кто? - Мой др… муж! И я умоляю вас, сэр, мы должны спасти его! Он настоящий герой! Я даже и не знала, что настолько. Он… он не должен погибнуть! Вы… Это непросто, но туда же можно спуститься… - Постойте. Вы хотите, чтобы я полез в эту пропасть!? Простите, но нет. Я ещё в своём уме. Она резко замолкла, а лицо её выглядело так, будто она получила пощечину: - Но… как же… так? – она выдавливала слова сквозь душившие её слёзы - Он… Каждая минута дорога. Он умрёт. Понимаете? Он умирает там прямо сейчас. - Если уже не умер, мэм. Высота там такая, что… - Но неужели нельзя надеяться!? - она окончательно увяла прямо на его глазах, слёзы потекли тоненькими ручейками по её щекам, - Неужели нельзя… Джону стало неловко, даже стыдно, как вдруг выражение лица его собеседницы разительно изменилось – она молниеносно перестала плакать, выдвинула вперёд подбородок, сжала маленькие кулачки: - Ну уж нет! Только не теперь! – с этими словами она схватила Джона за руку и с поразившей его силой потащила за собой к пропасти. Джонни в первый момент просто опешил – он смог произнести нечто внятное только тогда, когда до края осталось метра три или четыре: - Постойте, мэм, и что же вы теперь собираетесь делать? Сбросить меня туда? - Нет! Я… Или вы поможете мне, или я сама, чёрт подери, полезу вниз, путаясь в этих проклятых юбках! Но прежде… О, перед этим я скажу всем, что вы – трус, который отказывается… - Отказывается добровольно свернуть себе шею в попытке спасти дорогого вам человека? - Да! Ой! То есть я хотела сказать… Вы не знаете его! - Это верно, - Джонни даже хохотнул, впрочем, тут же укорив себя за эту безжалостную бестактность. - Он – герой! Все, кто здесь был, это подтвердят. Он… А Джон смотрел на неё и думал о том, что властен одной фразой сделать эту девушку счастливой, или заставить тайно проклинать его всю оставшуюся жизнь, несмотря на то, что он ей эту жизнь спас. Джонни… жалел её. А ещё чувствовал к ней большую симпатию и словно бы даже своеобразную ответственность за её судьбу, которую он успел выхватить своим метким выстрелом из лап смерти. Солнце взошло уже достаточно высоко – всё вокруг приобрело резкость и отчётливость линий, характерную для наполненного светом ясного дня. …А почему бы и нет!? Разве не победитель он сегодня? И не сделал вместе со всеми то, что, казалось невозможным? Тебя не остановил Зеро с тысячами подручных – отчего бы теперь пасовать перед ямой, хотя бы и здоровенной? Джон осознал вдруг, что перспектива спуска совершенно не вызывает в нём страха – только здравый смысл осторожно выступал против по старой памяти… - Что ж, мэм, позвольте хотя бы узнать ваше имя, чтобы знать, кого благодарить в последнем крике, когда я сорвусь с какого-нибудь уступа? - Лиза. То есть Лиза Смит. А вы, сэр? - Рядовой Джон Чиверс. И вот что – нужно поискать прочную верёвку, чтобы я, обвязавшись ею… - Время! Время, сэр! Он, наверное, истекает кровью… - Чёрт… Хорошо, я начну спуск, а вы разыщите крепкую верёвку, которую потом кинут мне сверху, и… Вон, видите офицеров, - сказал Джонни, указывая рукой на капитана Поупа и… неужели самого полковника Картрайта? До чего быстро он добрался до передовой, - Объясните им, в чём дело - они поймут, что нужно. Где ваш суженный? - Вот – он упал здесь. А я… Хорошо! Я сейчас! Джонни увидел, как платье в жёлтый горошек замелькало в радостно клубящейся толпе, а потом присел на корточки, присмотрелся и сделал первый шаг в бездну. Признаться, издалека она казалась ему глубже – эдакая воронка Дантовского ада, уходящая к центру Земли. В реальности кроличья нора оказалась не так уж глубока – метров пятнадцать или около того. Впрочем, вполне достаточно, чтобы отправиться в случае падения на тот свет. Хуже всего было то, что склон оказался почти отвесным. Мда… Остороооожно… Отсюда была хорошо видна линия колонн внизу, которые под действием неизвестной Джону силы сложились одна за другой, сохранив одни лишь остовы, напоминающие развалины античного храма, торчащие из груд угловатых и острых обломков. Другой ряд опор все ещё стоял и находился прямо под ним. Уклон был почти вертикальным. К счастью здесь и там торчали обрывки кабелей, труб, арматуры – всё это выглядело как превосходные ступени… на первый взгляд, в чём Джонни очень скоро убедился! Нельзя было сказать сразу, насколько хорошо тот или иной обломок держится в массиве: он наступил на широкую толстую трубу, казавшую очень основательной, когда она с жутким скрежетом медленно наклонилась, а затем с грохотом улетела вниз прямо из-под его ноги. Удержался он чудом. Больше того, сделав ещё шаг, Джон с ужасом заметил, что сильно погнулась и вторая труба. Тогда он решился и… взялся за оборванный провод. Тока не было! Впрочем, неудивительно – всё, что могло генерировать его в городе, давно в руинах. Провода стали отличными канатами – он обматывал их вокруг рук для большей надежности и медленно спускался вниз с этой страховкой. Но где же, наконец, цель? Джонни увидел его случайно - и едва не сорвался вниз от ужаса. На самом деле несчастному ещё повезло – он пролетел лишь около половины высоты Провала, чтобы зависнуть в промежутке между двумя трубами и обрывками арматуры. Его лицо походило на одну огромную ссадину, торс был засыпан каким-то мусором, а прямо на левой кисти красовался большой кирпич, густо измазанный кровью. Но хуже всего была нога – даже отсюда Джон видел торчащий конец кости. Неужели это ещё можно спасти!? Как бы там ни было, дело нужно довести до конца. Солнце из союзника становилось предателем, начиная слепить беззащитные глаза. В определённый момент сверху осыпалась какая-то мелкая крошка, от которой неудержимо захотелось чихать и тереть нос рукой. Но… вот он уже в метре сверху и примерно трёх слева от тела. Вот ещё ближе. Вот… - Я нашёл!!! Слышите!!? Я держу его!!! Верёвку сюда!!! Ответа не было. Он прокричал это ещё раз и ещё – никаких перемен. Дьявол! Что там могло произойти наверху? Вдруг Джонни подумал: а вдруг полковник с капитаном просто не пожелали слушать экзальтированную девицу, несущую какой-то вздор, и приказали кому-нибудь из крепких парней вежливо, но без лишних слов её увести!? А Джон – он тогда останется здесь один, и единственным шансом выбраться будет повторить весь путь обратно!? …Нет. Он просто не сумеет этого сделать – даже сам по себе, не говоря о том, чтобы кого-то ещё спасать: уже сейчас обмотанная кабелем левая рука затекла так, что Джонни с трудом мог шевелить пальцами, а в ослеплённых глазах плясали зелёные круги. - Вы здесь!!? - ДА!!! - Мы не сразу смогли вас найти – вы сильно сместились от места, где начали. Сейчас кинем верёвку! - Она точно надёжная!!? - Не сомневайся, сынок, не подведёт! – голос полковника Картрайта он мог бы узнать из тысячи. - Кидайте!!! Он поймал её, впрочем, не без труда. И что теперь? Обвязать самого себя он мог легко, мог бы, наверное, даже взобраться по ней просто так, как по канату. Но что делать с ним? Джонни тронул тело за плечо – реакции предсказуемо не было. Что ж… Он связал их вместе – как ему казалось, в обнимку с трупом. Подёргал, проверяя трос на прочность. - Готовы!!? Он крепко держал раненого, сам мысленно молясь, чтобы верёвка выдержала и не перетёрлась в процессе. - Готов!!! - Нас тут пятнадцать человек, так что всё должно… - договорить его новая знакомая (Лиза, кажется) не успела – Джонни почувствовал, как резко взмывает вверх. Оох! Может быть даже излишне резко. Он больно ударился о выступ и увидел, что приближается на полной скорости к острой арматуре. - СТОЙ!!! - Что такое, в чём дело!!? - Вы меня насадите на остриё, как на штык! - И что же делать!!? - Попробуйте переместиться вправо! - Хорошо!!! Он качался над пропастью, как в детстве на тарзанке над берегом пруда. Глаза его спутника смотрели остекленело и холодно – неужели весь этот риск напрасно? Амплитуда всё больше увеличивалась, и к Джонни вернулось как бы забытое за последний час липкое ощущение страха, но вот… Он замедлился. Новые рывки вверх. И сразу за кромкой, гранью, как бы отделяющей друг от друга два мира – разрушения и победы, взволнованное лицо с двумя косичками. - Спасибо! О! Спасибо, Джон! Вы – настоящий герой и… АЛАН!!! Боже… господи, господи Боже… Их распутывали, развязывали сильные руки. Он видел полковника, смотрящего на него с удивительной смесью неодобрения и восхищения, перешептывающихся сослуживцев, но… какой все же итог? Кость из тела теперь выпирала совсем уже страшно, лицо извлечённого из прожорливого нутра Провала было маской – бледной, но с резко прочерченным красными бороздами царапин. Двое санитаров бежали с одной стороны, а с другой – пузатый седой мужчина – уж не тот ли, который давеча столкнулся с Чиверсом, крича на бегу, что он врач и может быть полезен. - Алан! Нет. Не уходи! Нет! Бедная Лиза заламывала руки и вдруг подалась всем телом вперёд, чтобы с неистовым и безумным усилием поцеловать лежащего в губы. Она укусила их до крови. Хотя, возможно, они уже были разбиты… Лиза Смит оторвалась от тела любимого с выражением полного отчаяния на лице, начала было отворачивать голову, когда все услышали сдавленный, болезненный, но явственный выдох-хрип! Что тут началось! А Джон… Он только кивнул неизвестно кому. Наверное, самому себе, поняв, что всё было не зря. Не напрасно. И потом, почти не слыша возгласов радости и изумления, обессиленный, откинулся на спину. Да, вот так. Хорошо… Не шевелясь, с улыбкой на лице, Джонни Чиверс, рядовой роты «D» 2-й бригады Её Величества королевского Виргинского фузилёрного полка, лежал и смотрел, как всё выше и выше, гордо, тоже окончательно торжествуя свою победу в извечной борьбе света и тьмы, взбирается солнце по ярко синему небосводу. Счастливый…